Чужой выбор

Клеманс чувствовала, что слезы жгут ей глаза, но постаралась совладать со своими эмоциями. Сейчас нужно было думать не о себе, а о Филиппине, которой требовались помощь и утешение, пока не приехала «скорая».

Два часа спустя Виржил совещался с рентгенологом, разглядывая снимки на негатоскопе.

– Перелом локтевого отростка со смещением; придется делать остеосинтез с использованием ремня безопасности.

– Это не страшно, но ошибка тут недопустима, – заметил рентгенолог. – Ты хочешь оперировать сам?

– Конечно.

– А тебе известно, что хирург, оперируя своих близких, чувствует двойную ответственность и поэтому больше волнуется?

– Ничего, справлюсь.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– Ага, понимаю, – усмехнулся его коллега, – ты просто не хочешь доверять свою подружку кому-то другому. Не очень-то это лестно для твоих собратьев по скальпелю.

– Они сделали бы операцию не хуже меня, просто Филиппина никогда мне этого не простит, – солгал Виржил.

На самом деле он был гораздо опытнее своих коллег в этом виде хитроумных операций.

– Я попрошу кого-нибудь из них ассистировать мне, – добавил он. – На всякий случай.

И, бросив последний взгляд на снимки, показывающие перелом с разных позиций, заключил:

– Наверняка она оперлась на эту руку, чтобы смягчить падение, и локтевой отросток треснул, как всегда бывает в таких случаях. Надеюсь, у нас есть свободная операционная, я не хочу терять время.

Выходя из рентгеновского кабинета, Виржил связался с Себастьеном, который, к счастью, еще не уехал из больницы и мог обеспечить надежную анестезию, а затем – с дежурным хирургом, попросив его ассистировать во время операции. Вернувшись к себе в кабинет, он послал эсэмэску Клеманс, чтобы успокоить ее насчет состояния Филиппины.

Подняв глаза к окну, он увидел за стеклом крупные белые хлопья – значит, снова начался снегопад. В другой ситуации это могло бы его порадовать: на воскресенье у них с Люком была назначена лыжная прогулка. Горный массив между Жу-де-Лу и склоном Супердеволюи насчитывал более пятидесяти лыжных трасс на какой-нибудь сотне километров, – истинная роскошь для любителей скоростного спуска. Но теперь Люк уж точно не оставит Клеманс, а она побоится доверить двойняшек его пожилым родителям. Бедняжка наверняка запугана окончательно и ждет только одного: чтобы жандармы занялись Этьеном, которому на сей раз реально грозила тюрьма.

В кабинет заглянул Себастьен и объявил, что к операции все готово.

– Я осмотрел даму, то есть твою подружку, и думаю, что предварительное болеутоляющее не требуется. Иначе это затянет ход операции. Поскольку она держится спокойно, я дам ей наркоз прямо на столе. Если, конечно, ты согласен.

– Я всегда согласен с тем, что ты делаешь. У нее не слишком сильные боли?

– Ну… скажем так: она стойко их переносит.

Виржил осмотрел Филиппину, как только ее доставили в больницу. Взволнованный ее страданиями, он утешал ее так нежно, как только мог. Тем не менее Виржил понимал, что уже не питает к ней прежней пылкой любви, и это сознание одновременно печалило его и внушало чувство вины. Ему было тем тяжелее, что он уже решился поговорить с ней откровенно и затронуть вопрос о расставании. Однако нынешние обстоятельства вынуждали его молчать. Филиппина, потрясенная сценой с Этьеном, тяжело травмированная, была слишком слаба, и теперь придется ждать, когда она оправится. Перед Виржилом мелькнул образ Хлои, но он постарался отогнать его: в эти минуты нужно было думать не о ней, а сосредоточиться на предстоящей операции, на Филиппине.

– Ну, пошли! – объявил он, вставая.

Себастьен молча последовал за ним и заговорил только тогда, когда они подошли к лифту:

– Виржил, ты уверен, что с тобой все в порядке? Вид у тебя какой-то… странный. Только не говори мне, что волнуешься за свою жену.

– Мы не женаты, и если честно, то это вряд ли произойдет.

Себастьен разинул рот, изумленно глядя на Виржила. Он уже собрался задать ему вопрос, как подошел лифт. Дверцы разошлись: в кабине стояли два санитара, что исключало всякую возможность доверительной беседы. Виржил приветствовал их улыбкой, довольный тем, что ему больше ничего не придется объяснять. Он не мог понять, почему так легко признался Себастьену, что у них с Филиппиной уже нет общего будущего, но теперь это решение, высказанное вслух, стало для него реальностью.

Выходя из лифта на операционном этаже, они обсуждали только предстоящую операцию.

5

Чтобы доставить удовольствие медсестре, Филиппина все-таки взяла шоколадку из огромной коробки, которую Виржил прислал ей в палату.

– И вы угощайтесь, прошу вас, – вежливо сказала она.

Весь персонал отделения заботливо ухаживал за Филиппиной, зная, что это подруга «главного», но сама она хотела одного – как можно скорее покинуть больницу.

Взглянув на свой перевязанный локоть, она печально вздохнула. Слава богу, в этом несчастье ей повезло хотя бы в одном: она повредила левую руку, а не правую. И значит, во время полуторамесячной реабилитации сможет писать.

– Меня сегодня отпустят, да?

– Доктор Декарпантри придет осмотреть вас, – это он решает вопрос о выписке. Но сейчас он занят в операционной.

Почтительный тон медсестры позабавил Филиппину. Было видно, что персонал относится к Виржилу с величайшим уважением. Накануне, когда она очнулась после наркоза, анестезиолог заверил ее, что операция прошла очень успешно. Он тоже отозвался о хирурге с восхищением, и Филиппина успокоилась. С тех пор она почти все время спала или дремала под действием болеутоляющих.

– А сейчас спокойно позавтракайте и отдохните, – с ободряющей улыбкой посоветовала сестра и вышла из палаты. Филиппина мрачно взглянула на чашку жидкого кофе и пару коржиков в целлофане. Почему Виржил не зашел поцеловать ее, приехав в больницу? Почему ограничился тем, что передал через санитарку эту коробку шоколада, а не принес ее сам? Неужели он так торопился, был так уж безумно занят? Она не видела его с того момента, как оказалась на операционном столе, и он несколько секунд держал ее за руку. А потом ей дали наркоз, и она погрузилась в сон. Единственное, что осталось в памяти Филиппины, – это напряженный взгляд Виржила поверх маски. Он показался ей очень импозантным в своем хирургическом облачении, даже несмотря на смешную шапочку.

Филиппина села на кровати и отпила из чашки остывший, безвкусный кофе. Рано утром к ней явились жандармы, чтобы снять показания. Они были вежливы, внимательны и записали все, что она говорила, никак это не комментируя. Тем не менее, когда беседа закончилась, Филиппина поняла, что они довольны ее ответами, видимо слово в слово совпавшими с показаниями Клеманс. Может, теперь они арестуют этого ненормального, если, конечно, он не сбежал? Как ни печально, все их предосторожности не помогли: Этьен все-таки улучил момент, когда женщины оказались одни, беззащитные, у крыльца шале. Филиппине, конечно, следовало заехать в подземный гараж, но удобнее было остановиться у входа в дом, чтобы не таскать тяжелые пакеты с продуктами из гаража, вверх по лестнице. Дорого же ей обошлось это удобство! Теперь ее ждали долгие недели вынужденного бездействия и реабилитации. Слава богу, хотя бы Клеманс осталась невредимой – что ж, тем лучше для нее…

– Эта история слишком затянулась, – пробормотала Филиппина.

Она ясно сознавала, что несправедлива к Клеманс, но все же не могла не осуждать ее. И как это ее угораздило выйти замуж за такого мерзавца?! Конечно, она была тогда совсем молоденькой и наивной, но влюбиться в этого скота могла только совсем уж безмозглая простушка!

Филиппина зевнула, улеглась, закрыла глаза и… проснулась лишь через некоторое время, когда кто-то открыл дверь.

– Ну, как самочувствие? – спросил Виржил, войдя в палату.

Он с улыбкой подошел к Филиппине, наклонился и легко, почти не касаясь губами, поцеловал ее в висок.

– Еще не очень… – со вздохом ответила она. – Спасибо за шоколад.

Виржил поискал взглядом коробку и, увидев ее, удовлетворенно кивнул.

– Я попросил санитарку купить это, потому что сам приехал в больницу еще до открытия магазинов.

– Он арестован?

– Этьен? Понятия не имею, но его наверняка разыскивают.

– Я надеюсь, все это ускорит продажу шале? Честно говоря, я была бы рада, если бы удалось найти уютное жилье на двоих, только для нас с тобой.

– Ну, посмотрим… Все зависит от того, как поступят с Этьеном.

– О, ты же знаешь наше правосудие! Как с ним поступят? Назначат какое-нибудь пустячное наказание, да еще с отсрочкой. Или штраф, который он даже не подумает уплатить. Но для начала его нужно найти и арестовать. Ты, наверно, сочтешь меня трусихой, но теперь я постараюсь держаться как можно дальше от Клеманс.

– Ты не очень-то ей сочувствуешь, – полушутливо заметил Виржил.

– У каждого свои проблемы. Мне, конечно, жаль, что этот тип преследует ее, но я больше не хочу расплачиваться за чужие грехи.

Виржил сидел с непроницаемым лицом, и Филиппина испугалась: не зашла ли она слишком далеко?

– Скажи, ты сегодня отпустишь меня домой? В конце концов, у меня там есть свой врач, он за мной проследит…

– Я уже подписал все нужные бумаги. Вероника приедет за тобой в полдень.

– Почему она? – недовольно спросила Филиппина.

– Кристоф занимается девочками, Клеманс работает в парикмахерской, Люк у себя в салоне. А я занят в больнице до самого вечера.

На сей раз Виржил ответил довольно сухо. Он очень любил родителей Люка – Филиппине следовало бы об этом помнить.

– Ну, что ж, очень мило с ее стороны, – нехотя признала она. – Хотя ты же знаешь, Вероника не очень-то сильна в вождении по обледенелым дорогам.

– Люк дал ей самую надежную машину, так что все будет хорошо. Она обещала приготовить нам шикарный ужин в честь твоего возвращения.

И Виржил торопливо покинул палату, послав Филиппине вымученную улыбку и оставив ее в горестном недоумении. Какая муха его укусила, почему он так холоден и обидчив? Даже не присел к ней на кровать, не поговорил и пяти минут. И вообще, начиная с того памятного уикенда в Париже, а точнее, со времени визита этой Хлои, он очень изменился. Стал уже не таким нежным, выглядел озабоченным. И смеялся теперь, только разговаривая с Люком или Кристофом. Разумеется, он был потрясен, когда ее доставили в больницу, и сделал все возможное, чтобы немедленно прооперировать ее в наилучших условиях. Но он поступил бы точно так же, если бы дело касалось Клеманс или двойняшек. Ох уж эти двойняшки… Вот для них у него всегда находилось время! Неужели он отдалился от нее из-за ее нежелания иметь собственных детей? И неужели ей скоро придется, чтобы удержать его при себе, родить ребенка, о котором он так мечтает? Нет, она ни за что не допустит такой крутой перемены в своей жизни! Ей хотелось свободно располагать собой, сохранять независимость. До сих пор она жила как хотела, могла всецело посвящать себя научным изысканиям, получать диплом за дипломом, которыми очень гордилась, полностью распоряжаться своим временем. И продолжать вместе с Виржилом их прекрасную историю любви без всяких досадных помех. Они были счастливы именно потому, что не замыкались в скучных привычках, в домашних заботах. Филиппина ясно представляла себе, во что превратится ее жизнь с орущим младенцем на руках и мужем, пропадающим на работе с утра до вечера. К тому же она вообще не хотела выходить замуж. Как не хотела и продлевать совместное существование с другой семьей, которое уже начало ее тяготить. А если Виржил хочет остаться в горах, если ему дóроги эти пейзажи, всегда можно подыскать себе шале где-нибудь здесь, поменьше, но такое же комфортабельное. И тогда она действительно почувствует себя дома.

Филиппина какое-то время тешила себя этой перспективой. Жизнь бок о бок с Люком и Клеманс довольно долго казалась ей необременительной. Она без труда привыкла к этому, тем более что Виржил не оставил ей выбора. Однако с течением времени некоторые вещи, вроде бы неопасные, стали превращаться в потенциальную угрозу ее спокойствию. Девочки были очаровательны, но, честно говоря,слишком очаровательны – в глазах Виржила, восторгавшегося ими и грустившего из-за отсутствия собственных детей. Кавардак, который они устраивали в доме, часто нервировал Филиппину. Как нервировал ее умильный тон Клеманс, когда она говорила о Люке. В этой идеальной семье было нечто, раздражавшее Филиппину. Вдобавок ее не связывала с Клеманс настоящая, искренняя дружба, их добрые отношения оставались поверхностными. И хотя Филиппина упрекала себя в излишней амбициозности, она все-таки относилась к ее профессии парикмахерши с некоторым высокомерием. В интеллектуальном отношении она ставила себя неизмеримо выше Клеманс, – разве можно сравнить работу в парикмахерской с долгими исследованиями и научной средой, к которой принадлежала Филиппина?! Один-единственный раз она призналась в этом Виржилу, и тот отреагировал очень резко. Сам он обожал и Клеманс, и Люка, и его родителей за их человеческие качества; кроме того, он с уважением относился к любым специальностям. И не понимал предубеждений Филиппины, которые считал оскорбительным чванством. Больше она никогда не заводила с Виржилом разговоров на эту тему: ее уязвило его желание отгородиться от собственной, в высшей степени почтенной семьи, пренебрежение к социальным барьерам.

Вздохнув, Филиппина заворочалась в постели. Ей нужна была помощь санитарки, чтобы одеться. В ближайшие дни, пока она не владеет больной рукой, будет даже лучше, что она в шале не одна. Взаимопомощь – одно из редких преимуществ совместной жизни, и Филиппина рассчитывала воспользоваться им сполна. За ней наверняка будут заботливо ухаживать, – в конце концов, она пострадала из-за Клеманс.

Люк подошел чуть ближе и убедился, что «ренджровер» расположен в самой выгодной позиции, посреди демонстрационного зала. Хромированные части машины ярко блестели в лучах прожекторов, краска с металлическим отливом, казалось, играет блестками. От этого роскошного красно-черного автомобиля трудно было отвести глаза.

Снегопад все еще продолжался; на тротуарах и перед автосалоном выросли новые сугробы. При каждом повышении температуры белые хлопья засыпали улицы, но стоило ей понизиться, как все это превращалось в лед. Похоже, нынешняя суровая зима внушала людям желание приобретать внедорожники, чтобы безбоязненно ездить по дорогам: запросы на информацию об этих машинах и заказы на пробные поездки шли потоком. Все подержанные автомобили моментально находили покупателей; правда, новые «ренджроверы» стоили слишком дорого, и их не торопились приобретать.

Раздраженный отсутствием новостей из жандармерии, Люк прошелся по мастерской, поболтал с механиками и заглянул в тесный кабинетик секретарши, где стояла кофемашина.

– Элиза, вы не сделаете мне эспрессо?

Та улыбнулась и знаком разрешила ему действовать самому, сказав:

– Мне еще нужно выписать два счета за ремонт. А пока вы двигали туда-сюда этот «эвок», позвонил клиент, – хочет встретиться с вами. По-моему, он созрел для покупки и готов сделать заказ. Завтра в десять утра – вас устроит?

– Прекрасно!

– Вы положили слишком много сахара в кофе, его невозможно будет пить.

Люк удивленно взглянул на стаканчик, в котором рассеянно мешал сахар пластмассовой ложечкой.

– Я смотрю, вы прямо места себе не находите.

– Да… Мне нужно убедиться, что этот тип больше не сможет нам вредить. И пока он еще на свободе и подстерегает мою жену, я не успокоюсь.

Элиза сочувственно закивала. Она была знакома с Клеманс, стриглась у нее в салоне, и эта история с бывшим мужем казалась ей страшной сказкой.

– Вот увидите, жандармы его обязательно разыщут, – заверила она Люка и углубилась в счета.

Люк выпил приторный кофе, поморщился и вышел в демонстрационный зал. Он знал, что мать поехала за Филиппиной в больницу; к обеду они уже были дома, под бдительной охраной его отца. Клеманс забрала девочек из школы, и в данный момент они играли в подвальном помещении парикмахерской. Люк должен был отвезти их домой после закрытия своего салона. Но как долго еще будет длиться эта тягостная ситуация?

Стук в стекло витрины заставил его поднять голову. Там стоял Виржил, который дружески улыбнулся ему перед тем, как открыть дверь.

– Я привел к тебе свою машину для регулировки: камера заднего вида не выводит изображение на экран бортового компьютера. Твой механик сказал, что это пустячное дело, он этим займется.

– А я и не заметил, как ты подошел.

– Наверное, сильно задумался.

– С Филиппиной все в порядке?

– Да… насколько это возможно.

Виржил обошел зал, разглядывая выставленные машины, и восхищенно присвистнул, увидев «эвок»:

– Шикарно!

Однако, увидев табличку с ценой, висевшую на зеркале заднего вида «ренджровера», со вздохом добавил:

– Но цена сумасшедшая!

– Ты что – решил поменять машину?

– Может быть… весной…

– А «лендровер» оставишь?

– Конечно! Я ведь твой самый верный клиент, разве нет?

Они прошли в глубь зала и расположились у письменного стола Люка.

– Знаешь, у меня проблема, – внезапно сказал Виржил и умолк.

Люк выждал несколько секунд, потом жестом попросил друга продолжать.

– Эта проблема не имеет отношения к тому, что случилось в шале.

– Ага, значит, есть еще какая-то?

– Да. Но на сей раз сугубо личная.

– Говори, я слушаю.

Виржил набрал побольше воздуха в грудь и выпалил:

– Я думаю, что наш роман с Филиппиной пришел к концу. Нам пора расстаться, по крайней мере, мне пора. Мы уже перестали понимать друг друга, нас ничто не объединяет. Мне кажется, она тоскует по Парижу, а в горах ей хватило бы коротких каникул. Как только она закончит свою диссертацию, то сейчас же возьмется за следующую. Ей ничуть не хочется создать настоящую семью – слишком уж независимый у нее характер. И это разъединяет нас все больше и больше. Я даже не осознавал, что мало-помалу охладеваю к ней. И понял это, только когда влюбился в другую женщину. Вот что со мной случилось.

– О господи, – прошептал Люк. – И что ж ты собираешься делать? Нет, скажи сначала, кто она?

– Хлоя.

– Какая Хлоя?

– Та молодая женщина, которая осматривала наше шале. Тебя тогда не было дома.

– Она работает в риелторском агентстве?

– Нет, в тот день она просто замещала своего брата. А до этого служила в армии комиссаром, но ушла, как только истек срок ее контракта.

– И часто ты с ней видишься?

– Да нет, один раз пообедали вместе, вот и все.

– А потом?

– Потом ничего. Она меня отфутболила, зная, что я живу с подругой.

– Так, значит, из-за этого ты решил бросить Филиппину? Да ты рехнулся!

– Пойми, Хлоя просто помогла мне уяснить ситуацию. Я уже и без того созрел для разрыва с Филиппиной, только не осознавал этого. А теперь чувствую себя влюбленным мальчишкой, вспоминаю ее по десять раз на дню, в общем, прямо с ума схожу по ней… и мне это нравится.

– А что, если она еще хуже Филиппины, еще более независима и точно так же терпеть не может детей? Ты же ничего о ней не знаешь! Да и как можно узнать человека после одного-единственного обеда?!

– Ты прав, никак.

– Тогда зачем же ты подвергаешь опасности…

– Подвергаю опасности – что? У нашей пары – Филиппины и меня – больше нет будущего, я же тебе все объяснил.

– Господи, Виржил, да опомнись ты!

И Люк обескураженно покачал головой, не находя нужных аргументов.

– Тебе не кажется, что ты неудачно выбрал момент для расставания? – спросил он наконец.

– Очень неудачно! Теперь мне придется подождать. Филиппина пережила слишком сильное потрясение от встречи с Этьеном.

– Еще бы, конечно, и я ее понимаю!

– Но это всего лишь отсрочит наш разрыв. Я больше не смогу ей лгать.

– И не нужно, ты просто молчи.

– Нет, Филиппина ведь неглупа. Я думаю, что она уже заметила перемены в моем отношении к ней и скоро начнет допытываться о причинах. Мне очень тяжело причинять ей боль. Мы долго были счастливы вместе, но теперь наши пути разошлись. Я не сразу это понял – или не захотел понять.

– Ты с утра до вечера торчишь в своей больнице. Вечера мы проводим вчетвером, а выходные даже вшестером, потому что ты много возишься с девчонками. Так, может, это и мешало вашему уединению с Филиппиной?

– Скорее, наоборот, – мы слишком много общались наедине. И у нее было сколько угодно возможностей объяснить мне, что она не хочет иметь детей. А вот я считаю, что идеальная пара – это такие супруги, как вы с Клеманс. Вы создали настоящую семью, вам хорошо вместе, вы во всем согласны друг с другом. Я мечтаю именно об этом, Люк. Я завидую твоей судьбе.

Виржил говорил предельно искренне, и Люку было больно за него. Он не только не соперничал с другом – он беспредельно восхищался им. Их отношения никогда не омрачались завистью или другими нечистыми помыслами. Тот факт, что Виржил владел более почетной профессией, что он больше зарабатывал, что принадлежал к высоким слоям общества, никак не влиял на преданность и доверие Люка. И слова друга о том, что онзавидует его судьбе, вызвали у него улыбку.

– Да ладно тебе… Ты еще не знаешь, что такое конец месяца, когда нужно вкалывать круглые сутки, бессонные ночи, когда у детишек режутся зубки, бухгалтерские отчеты, налоговые органы и придирчивые клиенты. Но даже это меркнет перед нежданным возвращением бывшего психованного супруга! Вот уж кто испортил нам жизнь, а заодно и вашу с Филиппиной. Кстати, ты никогда и не встретил бы эту Хлою, если бы безумие Этьена не вынудило нас продавать шале. Вот как все взаимосвязано.

– Не смеши меня, Люк. Я пришел рассказать тебе о предстоящем разрыве с Филиппиной, но то, что я разочаровался в ней, вовсе не касается Клеманс или тебя.

Люк впервые видел растерянного Виржила, в кои-то веки нуждавшегося в поддержке. Это напомнило ему былые времена, когда тот, еще студентом, появлялся у них в Леваллуа, в родительской квартире, нуждаясь в семейном тепле, которого не находил в собственном доме.

– Ладно, старина, говори… Что я могу для тебя сделать?

– Поднять настроение – если ты сам не слишком угнетен.

– А ну-ка, расскажи мне о предмете своих чувств. Она хорошенькая?

– Конечно, не такая красивая, как Филиппина, зато в ней бездна обаяния! Брюнетка, маленького роста, с большими черными глазами и прелестными зубками. С заразительным смехом. И с твердым характером. Сразу чувствуется решительная женщина, реально смотрящая на жизнь и способная идти прямо к цели.

– И все это ты установил за одним-единственным обедом? – скептически спросил Люк.

– Да я и сам не понимаю, как это произошло, такого со мной никогда не случалось.

– Ну, а если из этого ничего не получится? Если ты станешь свободным, а она тебя не захочет?

– Вполне возможно. Но остального это все равно не изменит.

– Хорошенькое дело! – заключил Люк.

И друзья молча посидели несколько минут, пока их не окликнула секретарша, подошедшая с другого конца салона:

– Ваша машина готова, доктор! Главный механик сначала думал, что это неполадка от холода, но потом перезагрузил бортовой компьютер, и все сразу наладилось.

– Вы мне выписали счет, Элиза?

– Да что вы, за такие пустяки… – воскликнула та и, ослепительно улыбнувшись Виржилу, вернулась на свое место.

Люк прыснул со смеху:

– С тобой все женщины кокетничают.

– Увы, все, кроме Хлои! Соблазнить ее будет трудно, а может, и вовсе невозможно – для меня.

– Ладно, на сегодня хватит о ней. Давай-ка поедем домой, мне хочется взглянуть на Филиппину, посмотреть на ее загипсованную руку.

– Да не в гипсе ее рука, а всего лишь в лубке. Ты на меня не сердишься за то, что я посвятил тебя в свои дела?

– Конечно, нет. Ты же мой лучший друг – кому же тебе доверять свои тайны, как не мне?! А потом, у тебя нечасто возникают проблемы!

И Люк снова рассмеялся, да так заразительно, что Виржил и сам невольно улыбнулся.

– Может, выйдем в воскресенье на лыжах? – предложил Люк. – Несколько трудных спусков наверняка приведут нас в чувство. Авось забудем – я про Этьена, а ты – про Хлою.

– Я все-таки надеюсь, что жандармы сообщат нам что-нибудь новенькое. Филиппина, конечно, подаст жалобу.

– И Клеманс тоже. Как думаешь, этого будет достаточно, чтобы упрятать его за решетку, да понадежнее?

– Вряд ли он признается в злом умысле. Заявит, чтопросто оттолкнул Филиппину, и поклянется, что даже не притронулся к Клеманс.

– Ну, я думаю, ему не очень-то поверят.

– Не факт. Теоретически, его просто могут обязать больше не приближаться к Клеманс и к шале.

– А ты веришь, что он отступится и бросит свои попытки?

– Нет, Люк, не верю. Он же больной на голову.

– Ну, в таком случае, – медленно произнес Люк, – боюсь, что ему действительно удастся выжить нас из дому.