скачать книгу бесплатно
Девичья гора. Роман
Булат Диваев
Топорнины, Грибушины, Стреляевы – что может общего в этих фамилиях? Село! Село, которое основали Топорнины, возвеличили Грибушины, прославили Стреляевы.
Девичья гора
Роман
Булат Диваев
© Булат Диваев, 2017
ISBN 978-5-4483-8744-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
Часть первая
Весело шурша колёсами по недавно присыпанной гравием дороге, упряжка лошадей уносила подполковника Топорнина Андрея Степановича в их родовое гнездо, деревню Степановку, которую три десятка лет назад основал его отец, капитан Степан Егорович. Деревенька располагалась в семидесяти верстах от Уфы, столицы края, на берегу реки Белой. Степан Егорович 1790 году получил часть этих земель за верную службу императрице Екатерине и за доблесть, проявленную в войнах с турками. Некоторое время спустя Степан Егорович к землям, жалованным императрицей, прикупил у башкир-канлинцев и прилежащие территории. Поначалу на пригорке, возвышающейся над всей округой, был возведен дом, срубленный из дубов урочища, расположенного на северном склоне пригорка. А затем он, Андрей, вступив в права наследника после смерти отца, выписал из Петербурга архитектора, который и построил настоящий дворец, с фонтаном, с конюшнями для рысаков и высоченной крепостной стеной. Издали дворец казался замком, главенствующим над всеми землями, поддающимися взору с его стен. Их матушка, Афимия Алексеевна, из рода касимовских татар – дворян Кашаевых, пережившая мужа на добрый десяток лет, не могла нарадоваться этому архитектурному шедевру, ставшему украшением этих диких мест.
Андрей Степанович был в превосходном расположении духа. Его, потомка казанских мурз, а ныне русского дворянина, участника войны с французами, избрали распорядителем бала в честь императора Александра I, который путешествуя по России, ехал в Уфу. Император уже посетил Оренбург. А вскоре должен был прибыть в Стерлитамак. Заблаговременно оповестив дворян края, а также иных важных персон о предстоящем бале, подполковник мчался в свое имение, чтобы забрать супругу, Анну Петровну, выехавшую на летний отдых, с собой в город. Кроме этого, ему было необходимо лично проинспектировать ход строительства дороги, по которой император должен был ехать из Уфы в Бирск, уездный город, к которому относилась и Степановка. К тому же, дорога проходила вдоль их границ, поэтому Андрей Степанович счёл необходимым выставить свои владения в выгодном свете и крестьяне должны были облагородить участок дороги вдоль его земель. Для этого были приготовлены саженцы молодых берёз и елей, которые ждали своего часа в Степановке. Вдобавок надо было строго настрого предупредить старосту, чтобы не вздумали подавать жалобы или того хуже выкрикивать крамольные словечки. И потому, следовало отобрать доверенных людей, которым будет дозволено стоять у дороги и выкрикивать заздравные призывы. Всё должно было быть благочинно.
Въехав в село, Андрей Степанович перекрестился, глядя на Покровскую церковь, которую он построил в честь победы над французами после возвращения с войны. Церковь располагалась недалеко от имения, являясь как бы продолжением архитектурного ансамбля, украшающего пригорок. Не успела карета остановиться, как к ней подбежали несколько человек из числа дворовых, которые подхватили барина под руки и помогли выйти.
– С прибытием, Ваше превосходительство! – проорал под ухо подполковнику рослый крестьянин, который был сельским старостой. Андрей Степанович сельских старост старался назначать из отставных солдат, которым посчастливилось вернуться после службы государю в родные края. Они были обучены порядку и грамоте, да к тому же знали, что такое верность присяге. Вот и этот был из их числа. Андрей Степанович вновь перекрестился, повернувшись в сторону церкви, и проговорил:
– А почему непорядок в имении? – и недовольно посмотрел на старосту.
– Как непорядок, Ваше превосходительство? – староста аж вытянулся в струнку. – Как непорядок, ась?
– А так непорядок, что дети малые бегают по улице. Али много их у нас наплодилось? Давно не торговали? Проследи, чтоб более такого не случалось! – Андрей Степанович погрозил старосте пальцем, выражая тем самым свое крайнее недовольство. Но его угроза была больше связана действительно с беспокойством за детишек, которые выскочив перед каретой, махали руками и приветствовали барина, при этом совершенно позабыв об осторожности. Какой-нибудь малец, зазевавшись, мог легко попасть под колеса.
– Слушаюсь, Ваше превосходительство!
А из дома уже выбежали дети самого Андрея Степановича и выстроились как на парад у входной двери под предводительством гувернантки. А за ними по лестнице спускалась и супруга подполковника, Анна Петровна.
– Здравствуйте, душа моя, матушка Анна Петровна! – поприветствовал Андрей Степанович супругу.
– С приездом, батюшка Андрей Степанович! – Анна Петровна раскрыв объятья, пошла вперед и обняла мужа. А за ней и дети, дочери Мавра с Катериной, кинулись к отцу.
– А я к вам с доброй вестью! – Андрей Степанович повернулся и громогласно объявил – Едет государь наш, император Александр Павлович в Уфу. Да будет бал, на котором буду я предводительствовать!
– Хвала господу, Андрей Степанович! – Анна Петровна перекрестилась, прижавшись к супругу, вскинула голову и глянув ему в глаза, продолжила, – За верность твою да за заслуги перед государем удостоился ты чести великой! Неужели самого императора суждено будет увидеть да привечать?!
– В точности так, матушка, – Андрей Степанович приосанился, – на балу и ты с доченьками присутствовать обязаны. А потому надобно нам вскоре выехать в Уфу, чтоб не ударить лицом в грязь перед самим императором. Мастерские в Уфе уже извещены и наряды пошьют не хуже чем в Петербурге! – Андрей Степанович важно глянул на дворовых и повернулся к дому. – Идемте в дом, там договорим. А ты, – обратился подполковник к старосте, – собери-ка недоимки. Да глянь, нет ли бездельников, от коих избавиться бы пора. Бал дело не шуточное. А ввечеру прибудь ко мне, дам тебе поручения.
*
На бал в честь приезда императора съехалось всё дворянство уфимского края. Офицерские мундиры и мундиры гражданских чинов многоцветным пятном мельтешили в ослепительной белизне дамских платьев. Сверкание брильянтов ожерелий и перстней, рубинов и сапфиров на орденах бесконечной каруселью кружило в танце под светом тысяч свечей. Веера барышень, порхая, словно крылья бабочек, вели свой бессловесный разговор, а юноши терялись в попытках разгадать их тайный смысл. Доброе расположение государя, которому определенно понравилось в Уфе, источало вдохновение для юных кавалеров и провинциальных красавиц, впервые попавших на столь знаменательное торжество, которое могло случиться лишь раз в жизни. И то не всегда и не для всех.
Император стоял в окружении высшего слоя уфимской аристократии и местных сановников. Князья и графы, генералы и тайные советники смешавшись с прекрасными женщинами, плотным кольцом обступили Александра Павловича. В светло-сером мундире полковника Уфимского полка государь выделялся своим богатырским телосложением. Будучи на голову выше обступивших его персон, Александр I с интересом наблюдал за танцующими парами и одновременно вел беседу с несколькими собеседниками. Не прерываясь от лицезрения бала, он ловко вворачивал остроты в разговор, ненавязчиво делал комплименты дамам. При этом император был одет весьма скромно, без множества орденов и украшений. Лишь орден Св. Георгия, который он всегда одевал, болтался на шее, да лента ордена Андрея Первозванного украшали мундир. Поверх перчатки на указательном пальце правой руки сверкал перстень с брильянтом.
Императору действительно понравилось в Уфе и он был прекрасном расположении духа. Он с легкостью открыл бал, пройдя вдоль выстроившихся гостей и грациозно пригласив жену председателя уголовной палаты Екатерину Юрьеву на полонез. Юрьев же со своей дочерью встал за парой императора. За ними пошли пары губернатора, градоначальника, предводителя уфимского дворянства. Андрей Степанович вместе с другими распорядителями бала, Федором Дмитриевым и Николаем Левашовым, зорко следили за тем, чтобы пары шли строго по расписанному заранее порядку, не сбивая такта величественного шествия. Андрей Степанович выдохнул с облегчением, когда с последней нотой полонеза, как по писаному, завершилась и последняя фигура танца, а император с учтивостью, достойной лишь Его Величество, снял с указательного пальца бриллиантовый перстень и вручил его своей партнерше. Зал разразился возгласами ликования. Этим жестом император одарил своей благосклонностью не только Екатерину Юрьеву, а всех присутствующих. Стало быть, император оценил своих подданных. Стало быть, башкирская земля не зря содрогалась от его шагов. Стало быть, не зря он проехал тысячи вёрст…
…С легкостью юнца, подпрыгивая и постукивая каблуками сапогов, император танцевал мазурку. Он демонстративно одел сапоги вместо бальных башмаков, чтобы внести в бал дух озорства и свободы. Ему в определенной степени наскучил жесткий дворцовый этикет. Может и оттого пустился он в этот долгий путь, чреватый дорожными опасностями, чтобы рассеять единожды положенный распорядок его жизни. Да и разговоры, доносившиеся до дворца о бродящих по России всплесках недовольства самодержавным правлением, проявили в нём желание лично убедиться о состоянии дел государстве. Ему докладывали, что даже среди офицерства зреет заговор. И из-за этого же заговора пытались отговорить от столь долгой поездки. Но император лишь вскидывал голову и отвечал: «Как смею я, Государь российский, прятаться во дворце, когда говорят мне, что народу моему живется худо? Должен я сам всё видеть. И не в столицах. Здесь горожане избалованны. А заговорщики… Что ж, коль они и есть, то пусть проявятся. А я же посмотрю, с кем народ. Ежели со мной, то честь мне и хвала и люду российскому. А коли с изменщиками, то значит и не государь я им вовсе. Как могу я править народом, который не делит со мной мои помыслы? Я же не тиран ему…». И сейчас, он, танцуя, припоминал подробности прибытия в этот провинциальный городишко, в коем народу-то едва насчитывалось полтора десятка тысяч душ.
*
Кавалькада из карет и конных всадников, сопровождавших императора сановников, подъехала к палаточному городку, возведенному на левом берегу Белой, перед плашкоутным мостом, ведущим в город. Встречавшие выстроились в некое подобие армейского строя, и по приближении высочайшего гостя, вытолкали вперед одетого в национальный костюм башкирского старшину, вручив ему хлеб с солью.
Александр Павлович ехавший верхом на белом коне, остановил коня напротив башкира, и не слезая с коня принял в руки кусок хлеба.
– Трапезничать будем в городе! – воскликнул он, и пришпорил коня.
Из толпы встречавших выскочил офицер и крикнул:
– Ваше Величество! Спештесь! Мост шаток! Вам, Ваше Величество, лодка приготовлена!
Не пристало государю российскому пешим в города вступать! – зычным голосом крикнул император, грозно глянув на наглеца, посмевшего остановить его, и, вновь шпоры вонзились в конский бок.
Мост и в правду был шатким. Лодки, на которые были настланы доски, плавно покачивались на речной волне. Однако при резких ударах волн, мост ходил ходуном и конь мог понести неумелого наездника. Но государю было не впервой переправляться по таким мостам. И в столице кое-где ещё сохранились подобные мосты. К тому же Александр Павлович был искусным наездником, не одну войну проведший в седле.
Успешно переправившись, Александр Павлович не стал дожидаться, когда остальные нагонят его, а направил коня к первому понравившемуся ему дому. Толпа зевак, собравшихся по случаю приезда государя не признала в одиноком всаднике императора, потому как ждали они богато украшенную лодку, на котором должны были перевезти императора через Белую. Благодаря этому случаю, Александр Павлович без задержки проехал к дому, стоявшему между двумя возвышенностями. Деревянные дома и дворовые постройки, выстроенные в змейки улиц, уходили от этой низменности в гору, где виднелась двуглавая каменная церковь. А поодаль от этого, в два этажа дома с балконом, рубленного из сосновых бревен, стояла небольшая деревянная церквушка, на подворье которой собрались, одетые в военные и гражданские мундиры, люди. Александр Павлович, спешившись, перекрестился, повернувшись лицом к церкви, а затем постучал в ворота дома.
– Кто там? – послышался мужской голос из-за ворот.
– Император – кратко ответил Александр Павлович.
– Пошуткуйте, пошуткуйте! Их благородия любят шутников пороти! – проговорил тот же голос и ворота распахнулись.
Увидев человека в армейском мундире, стоявшего перед их воротами, открывавший ворота мужичок испуганно стал вглядываться в его лицо, и признав императора с ужасом на лице бухнулся на колени.
– Простите великодушно, Ваше императорское Величество! Не со зла я… – тихо приговаривал мужичок, не смея поднять голову.
– Встань! – повелительно произнёс Александр Павлович. – И изволь доложить, кто таков?
Мужичок проворно вскочил на ноги, надеясь на государево прощение.
– Холоп, ваше Величество. Холоп полкового атамана Патронина – скороговоркой произнёс он и на миг задумавшись добавил, – И Ваш покорный слуга.
– Хорошо! Тогда услужи государю российскому и сопроводи меня в дом, да доложи хозяевам о моем визите.
– Ваше Величество, их благородие атаман государь-императора, встречать изволят. Вон там, возле церковки.
– Так сам спроводи меня в дом, а кого-нибудь из дворовых направь известить хозяев о моём прибытии. – сказал император, улыбнувшись лишь краешком губ от того, что ему удалось ловко ускользнуть от попечения местных властителей. Он обрадовался случаю поговорить с людьми без посторонних глаз, открыто и непринуждённо.
*
Атаман Патронин, гнавший французов под императорскими знаменами в Уфимском полку, живо вёл беседу с государем, красочно описывая местное житие.
– А по весне, Ваше императорское Величество, река разливается так, что с крыльца можно рыбу удить, ей-богу. Да жаль, водица больно мутная по весне, рыба наживку не углядит. Благо, дом наш на возвышении стоит, а то при хорошем разливе-то можно и до матушки – Волги уплыть, как на баркасе, а там и до Дона недалече.
– Неужель так близко вода подходит? До реки с версту будет, а то и больше – промолвил император, подойдя к окну.
– Истинный крест, Ваше Величество! – атаман тоже подошёл к окну и встал рядом с государем. – Вон, видите колышки? Это мы отметку поставили, до куда в этом году вода дошла. А в прошлом году вода поближе стояла, шагов на двадцать к дому.
– А скажи, атаман, что это народ у твоего дома собрался? – император кивнул в сторону толпы людей, собравшейся на улице.
– Народ желает изъявить благодарность за оказанную честь нашему городу, Ваше Величество! Ваш приезд знаменует новую веху в нашей жизни. Никогда ещё монаршья поступь не содрогала наши улицы. Окажите милость, Ваше Величество, подайте знаки Вашего внимания народу уфимскому.
– А выйдем-ка к народу, атаман. Что ж я как затворник буду ручкой из-за окна махать. Извольте, сударь, сопроводить меня во двор.
– Ваше Величество, балкон! – торопливо произнёс градоначальник, – Вам с него удобней будет разговор вести. И весь народ, собравшийся лицезреть, Вас, Ваше Величество, будет иметь тому возможность.
Идём, атаман, на балкон – приняв предложение градоначальника, произнёс Государь и решительно направился за атаманом, который уже открывал дверь в следующую комнату, ведущую на лестницу.
Народ, собравшийся у дома атамана, увидев Александр Павловича, вышедшего к ним, хлынул ближе, смяв жиденькую цепь полицейского кордона.
«Государю Александру многие лета!» – послышался чей-то возглас. Толпа мгновенно подхватил этот выкрик, и разноголосый хор взревел на всю придворовую площадь: «Государю Александру многие лета!».
Император же, дождавшись, когда возгласы стихнут, почтительно поклонился собравшимся. Не ожидавшие такого великодушия, люди как один упали на колени. Удивительная тишина стала над площадью. И как гром прозвучал голос императора среди этой тишины:
– Встань, народ уфимский! – по щеке императора незаметно стекла слеза. Не выдав своего волнения от нахлынувшего чувства искренней благодарности этим простым людям за веру в него, император чуть тише повторил, – Встань!
И встали люди, не смея произнести слова при виде того, кто мог одним мановением руки решить судьбу не только их, но и целых стран, а то и всей Европы. А император, в молчании дождавшись, когда люди встанут и успокоятся, произнёс:
– И вам многие лета, люд уфимский! – и Александр Павлович приветственно вскинул руку.
Народ же стоявший внизу разразился воплями ликования. Многотысячный хор воскликнул: «Ура!» Их, простолюдинов, приветствовал сам император, прогнавший французов и покоривший европейские столицы своим благородством. Александр Благословенный, так его прозвали в народе. И он сейчас внимал им, уфимцам.
– Любо ли жить вам при моем царствовании? – внезапно спросил государь.
Люди не ожидавшие подобного обращения к ним на миг, краткий миг, ошарашенно притих, но затем разноголосица разнеслась по улице: «Любо!», «Любо, Ваше Величество!», «Государю-императору слава!».
– Не притесняют ли вас, нет ли обиды, вражды и недовольства меж вами и моими сановниками?
«Нет, батюшка – государь!», «Любо нам жить под Вашей десницей!» – разнеслось вновь.
– Вот и славно! – император довольно улыбнулся и продолжил – А у кого есть какие обиды, извольте обратиться к моему адъютанту. Не утаите от меня никаких помыслов своих. Лишь благодарность мою получите, да помощь, ежели кто из вас доведет до меня непотребства какие, чинимые моими недоброжелателями.
Часть вторая
Андрей Степанович был на самой вершине своего счастья. Бал, данный в императорскую честь, превзошёл все его ожидания. Удостоившись чести получить слова благодарности от Его Величества, Андрей Степанович, одряхлевший было за дни и недели, проведенные в хлопотах по случаю посещения государем Уфы, после слов императора вновь повеселел. Он словно помолодевший, стал посещать балы и приемы, где все разговоры стояли о столь величественном происшествии в жизни города.
Однако время нещадно шло, не помышляя и замедлить свой ход. Стали стираться с памяти и подробности посещения монархом Уфы. Заложенное императором строительство собора Александра Невского приостановилось по причине отсутствия денег. Да и зима была столь суровой, что все потуги хоть какими либо работами доложиться в столицу об успешной стройке, разбивались о трескучие морозы. Но, всё же на дворянском собрании было принято решение, дабы увековечить случай монаршего визита, собрать с мира деньги и достроить собор.
С наступлением весны Андрей Степанович со своим семейством выехал в имение, где собирался провести всё лето и осень. Летней порой он хотел закончить постройку небольшой пристани лодочных прогулок. Берег Белой за барским домом был очень крут, в вот в низине, в месте слияния к Белой небольшой речушки Кудушлы, берег образовывал небольшой песчаный пляж, с полверсты в длину. Вот там-то и наметил постройку Андрей Степанович.
Однако ж, лето в том году выдалось холодным и дождливым. Вода в Белой не спадала и волны омывали берег намного ближе к суше от намеченного места строительства. Приняв это за знак, Андрей Степанович смекнул, что нужно сделать насыпь, укрепить берег валом и только после этого вбивать сваи. Года бывают разные, когда засушливые, а когда и дождливые и для того чтобы не зависеть от прихотей природы, нужно было строить основательно. Всё лето крестьяне, освобожденные от барщины свозили на запряженных в телеги волах, речной песок. А дабы волной не смыло песок в реку, поверх укладывали бутовый камень, которого в округе было множество. И лишь поздней осенью, когда земля начала промерзать, а с неба посыпались искринки снежинок, пристань была готова.
– Слава Богу, управились! – произнёс Антон Степанович, глядя на то как крестьяне забивали последние гвозди в поручни пристани. – Жаль, погодка испортилась, ветерок поднялся. Можно было бы и сейчас рискнуть, прокатится на лодочке.
– А что, Ваше превосходительство, может рискнуть, да нам с мужиками на лодочке-то прокатиться? – спросил барина староста. – Ветерок-то крепчает, да мы справимся, небось.
– Нет, уж, уволь. Я сам первый должен на воду лодку спустить и на ней прокатиться. – Андрей Степанович как бывалый моряк засунул указательный палец в рот, и послюнявив его, вытянул руку наверх. – Ан, нет, ветер в самый раз. Кликни-ка мужикам, пусть лодку тащат.
Андрей Степанович прошел по ступеням вниз и стал дожидаться, когда лодка будет доставлена к пристани. Он нагнулся и поплескал руку в воде. Вода была ледяной и он одернул руку, как обжогшись.
– Несут, Ваше превосходительство, – донесся сверху голос Степана.
Андрей Степанович посмотрел наверх и одобрительно кивнул головой.
Спускайся, Степан. Совершим приключение, погуляем по воде.
– Есть, Ваше превосходительство, – отчеканил старый солдат и стал спускаться по лестнице. При этом он ловко управлялся одной рукой, так как вторая его рука осталась на полях смоленщины, в битвах при отражении иноземнного посягательства на Россию. Его, своего солдата и крепостного крестьянина, Андрей Степанович вылечил и отправил домой на свои деньги. А сам барин долго ещё служил в армии, вернувшись домой лишь после французской компании в восемьсот пятнадцатом году, при погонах подполковника и звездой Св. Владимира на груди, который стал вторым боевым орденом после Св. Георгия, полученным ещё за персидский поход при императрице Екатерине в семьсот девяносто пятом году.
– Да поторопи этих бездельников. Замерз уже, их ожидаючи. – Андрей Степанович уже пожалел, что легко оделся. На нём была лишь тоненькая офицерская шинелька, а в пору было одевать тулуп. Да и на голове, была лишь фуражка.
Наконец донеслось кряхтение мужиков, которые несли посудину, на которой легко могли разместиться пять взрослых человек. Обвязав лодку веревкой, мужики стали осторожно её спускать на воду, боясь ненароком выронить её и окатить барина ледяной водой. Когда лодка опустилась на воду, мужики натянув верёвку, подтащили её к пристани.
– С Богом! – произнёс Андрей Степанович и ступил на борт посудины. За ним следом взошёл Степан и ещё двое мужиков, которые взялись за вёсла. Андрей Степанович сел ближе к носу лодки, а Степан уселся на корме, за правилом.
Оттолкнувшись от берега веслом, мужики стали грести. Лодка качалась на волнах, поднятых ветром, и кружила от того, что мужики не были приучены грести вровень. Один из них, широкоплечий, коренастый Ванька загребал в полную силу, опуская вёсла глубоко в воду. А мужичок помельче, но по-шустрее, Сёмка, грёб часто, но поверху воды.
– Стоять, – заорал Андрей Степанович. – Вы сейчас меня туточки и утопите! А ну-ка Степан, как в полку, на «Ать-Два», задай им шаг. На «Ать» веслами взмахивайте, а на «Два» гребите. Степан, команду «Два» по-протяжней давай, по-протяжней.
– Слушаюсь, Ваше превосходительство! – Степан приосанился и как командир начал чеканить – Ать, два-а, ать, два-а.
Лодка от равномерного гребка пошла, встав носом по течению, более менее плавным ходом.
– Заварачивай, Степан, заворачивай! – Снова закричал Андрей Степанович. – Против течения надобно их обучить, а по течению на скорости, с лихостью, к пристани подойдём!
Степан же услышав команду, резко повернул правил, отчего лодка накренилась, мужики на веслах повалились на левый борт и лодка зачерпнула воду. Вскочив на ноги, побоявшись промочить ноги в ледяной воде, мужики ещё больше расшатали лодку. Она накренилась на правый борт, затем на левый, и когда она пошла на правый борт, все повалились в ту сторону. Лодка от такого груза накренилась ещё сильней и через миг перевернулась.
Андрей Степанович забарахтался в воде, пытаясь поплыть, но промокшая шинель и сапоги тянули вниз. «Погиб! Как есть, погиб! Погиб как самоубивец! Хуже! Утоп!» – успел подумать Андрей Степанович в тот миг, когда вспенившая волна накрыла его с головой.
*
– Слава Богу, очнулись, батюшка наш родимый, Андрей Степанович! – послышался глухой, как в тумане, голос. Он попытался поднять голову, чтобы разглядеть говорящего, но это ему не удалось. Вместо этого он закашлялся и упал на подушку.
– Лежи, лежи, Андрей Степанович. Слаб ты ещё. Да слава господу, жив остался! – вновь запричитал кто-то и Андрей Степанович больше понял, чем распознал по голосу, что это Анна Петровна говорит с ним.
– Голубушка, Анна Петровна, – едва различимым голосом произнёс Андрей Степанович. – Жив ли я? Али это мороки мне привиделись, будто утоп я?
– Жив, жив! – проговорила Анна Петровна и упала головой на грудь мужа. Она провела рукой по его гладко выбритой щеке рукой, боясь что Андрей Степанович вновь уйдет в беспамятство. Слёзы потекли по её лицу, когда Андрей Степанович шелохнувшись, приподнял руку и прижал её ладонь к своему лицу. – Миленький мой, Андрей Степанович, не покидай ты нас, батюшка. Доктор уже прибыл из города и вот-вот осмотрит тебя. Ты только терпи… – Она снова прильнула к груди супруга…
…Доктор осмотрел Андрея Степановича, то поднимая и опуская его руки, как у куклы, то прикладывая свою серебренную трубочку к груди и спине, без почтения переворачивая его. Осмотрев больного доктор поднялся, развел руки в стороны и сказал:
