скачать книгу бесплатно
Поколебавшись между наркотиками и выпивкой, комиссия вынесла вердикт: тяжелое алкогольное опьянение.
Не согласившись с мнением форума и в знак протеста, Витя, сорвав с себя трусы, бросил их в лица обидчиков.
Нас затолкнули в камеру, плотно закрыв за спиной металлическую дверь. Оглядевшись, мы увидели до краев наполненную парашу, решетки на окнах и ряд коек, покрытых клеенкой и для надежности привинченных к полу. На одной койке валялся полуживой человек.
Разбуженный алкоголик сообщил нам, что не помнит, давно ли он здесь, и не ведает, когда выйдет.
Наутро нам выдали одежду, предварительно заставив вынести омерзительную парашу.
Сказав, что документы мы получим в отделении милиции в понедельник, отпустили с Богом.
Оказавшись на свободе и сев в такси, мы в отличном настроении покатили по весеннему цветущему Крыму домой в Гурзуф.
Прозорливо сделав обрезание
Прибыв в Гурзуф, Попков почувствовал небывалое творческое вдохновение.
Он тотчас принялся за дело. Соорудил подрамник, натянул холст размером 3 ? 2 метра.
Продолжая беспробудно пить, Витя не покладая рук писал картину на тему «Художники в вытрезвителе», время от времени безуспешно пытаясь призвать меня на помощь.
В воскресенье к концу дня шедевр был готов.
На картине предстали два артиста – Прометея в момент вытрезвиловского осмотра.
Себе Витя не забыл вернуть трусы, меня же их лишил, прозорливо сделав обрезание.
Товарищ начальник, будьте гуманны!
В понедельник с утра мы направились в отделение милиции за паспортами.
Начальник сообщил, что на нас заводится уголовное дело по части второй (особо отягчающие обстоятельства) статьи Уголовного кодекса за оскорбление и оказание сопротивления правоохранительным органам и что из отделения мы должны проследовать прямиком в суд.
Вскоре нас под конвоем милиционера через весь город повели в здание суда. Путь лежал мимо кафе «Ветерок».
Поравнявшись с пивнушкой и желая «отметиться», Витя обратился к конвоиру:
– Товарищ начальник, будьте гуманны. В горле пересохло. Позвольте выпить стакан воды.
Милиционер разрешил, и Витя мгновенно исчез в «Ветерке».
Придя в ужас и быстренько отпросившись у мента, я погнался за Витей в кафе.
Было поздно: прикончив стакан водки, Попков уже закусывал соленым огурчиком.
Приговор
Судья нам вынес на редкость мягкий приговор: денежный штраф, высылка с Южного берега Крыма и сообщение по месту работы (Союз художников) с приложением материалов и карикатуры, изображающей художников-алкоголиков в зеленой водочной бутылке.
Оказалось, что судья был хорошим приятелем нашего руководителя Леши Соколова. Леша перед судом самоотверженно с ним выпивал, уговаривая не передавать дело из гражданского суда в уголовный.
Судья по дружбе согласился, потребовав в подтверждение оной ящик коньяка.
Мы были спасены.
Выстрел в упор
Вскоре в Москве на улице Горького в девять часов вечера Витя пытался остановить такси, желая добраться до дома.
Ему попалась инкассаторская машина. Пьяный инкассатор открыл стекло автомобиля и, приставив пистолет к Витиному горлу, выстрелил в упор, убив художника наповал.
Об этом тоже следует подумать
Первые работы, которые я считаю «своими», я начал делать в конце 60-х годов, сразу после окончания института.
К 1975 году у меня скопилось достаточное количество картин, чтобы сделать выставку.
Выставку организовали на один вечер в рамках Клуба живописцев в Доме художника на Кузнецком мосту. Инициатором мероприятия был член совета Клуба, мой друг – немолодой художник Жора Сатель.
Экспозиция предназначалась для профессиональных работников искусства. Вход был по пригласительным билетам, которые рассылались по специальному списку, утвержденному советом Клуба.
Ответственной назначили пожилую художницу-коммунистку Любовь Семеновну Рабинович.
Я написал фамилии людей, которых хотел бы видеть в зале.
Накануне вечера Рабинович, одетая по моде военного времени 20-х годов, с полевой сумкой на ремне, вручила мне утвержденный список гостей.
К своему изумлению, я увидел, что все еврейские фамилии аккуратно вычеркнуты из состава приглашенных Любиной рукой.
Пытаясь понять, что это означает, я обратился к ней за разъяснениями.
Любовь Семеновна, приблизившись, посмотрела мне прямо в глаза, как бы заглядывая в недалекое светлое будущее, и громким шепотом, призывая меня в сообщники, сказала:
– Нам с Вами, Гриша, об этом также следует подумать.
За… твою мать
Выставка должна была быть утверждена партийными органами.
Органы в течение дня несколько раз ее запрещали и разрешали. Наконец, в четыре часа под натиском Жоры Сателя партийцы сдались и разрешили.
Жора мне потом рассказывал, что, придя домой, чтобы поесть и переодеться перед вернисажем, он прежде всего налил себе рюмку водки.
Будучи в приподнятых чувствах и находясь один в комнате, он захотел произнести тост. Неожиданно для себя он сказал:
– За меня. За Гришу. За… твою мать!
Мастер – золотые руки
В 70-х в помещении Московского отделения Союза художников на Беговой я встретил художника Виталия Комара с картиной под мышкой.
– Хочу вступить в Союз художников, – сообщил Виталий – Специально для этого по-ехал на завод «Серп и Молот» написать портрет старого рабочего Иванова. Картину назвал «Мастер – золотые руки». Но почему-то меня только что завернули. Не понимаю, в чем дело. Может, посмотришь?
Комар показал тщательно, реалистически выписанный портрет отмеченного честной трудовой жизнью человека.
Руки рабочего были аккуратно покрашены густой золотой краской.
Жены приходят и уходят
У меня был друг – Михаил Семенович Мацковский, крупный специалист по браку и семье в московском Институте социологии.
Личная жизнь специалиста категорически не удавалась: одни нерадивые жены сменяли других.
Изучив ситуацию, социолог пришел к научному выводу: жены приходят и уходят, а друзья остаются.
Браку – нет! Жизни степного волка – да!
Мацковский отмечал день рождения.
Я как раз развелся со своей первой женой и пребывал в связи с этим в состоянии небесной эйфории, наслаждаясь холостяцкой жизнью.
Сказав браку – «нет» и жизни степного волка – «да», я явился к другу.
Мне сразу бросилась в глаза стройная, красивая девушка – моя будущая жена Алеся.
На языке Стендаля
Не первый месяц празднуя желанную свободу, я здорово нализался.
Узнав от очередной хозяйки дома, что интересующая меня незнакомка знает французский язык, я решил нагло поухаживать за ней на языке Стендаля.
Имея отца художника-пьяницу, Алеся, в свою очередь, не испытывала никакого желания заводить знакомства как среди художников, так и среди пьяниц. В конце вечера тем не менее я заполучил заветный номер телефона.
Михаил Семенович попросил после его смерти выгравировать на могильном камне эпитафию:
«Здесь покоится человек, познакомивший Гришу с Алесей».
Удивительное сочетание красного с золотым
Алесин отец, Юрий Георгиевич, иллюстрировал книги.
Будучи учеником Исаака Бродского, художник работал в реалистической манере.
Всех положительных героев он изображал блондинами с голубыми глазами, отрицательных – брюнетами с тоненькими усиками в клетчатых пиджаках.
Свое время Алесин отец делил между работой и выпивкой.
Однажды спьяну Юрий Георгиевич сел в автобус и укатил в Калининскую область.
Оттуда моя теща получила телеграмму:
«Дорогая Сафочка! Здесь удивительное сочетание красного с золотым. Иллюстрирую Стругагацких (именно так в оригинале). Срочно вышли три-пять рублей».
Неправдоподобная история
Тестя вызвали в партийные органы.
Референт сообщил, что партия приняла мудрое решение выпустить краткий курс истории Ком-мунистической партии для юношества, и предложил художнику проиллюстрировать издание.
Юрий Георгиевич люто ненавидел советскую власть.
Подыскивая благовидный предлог для отказа, он сказал:
– Я всю жизнь иллюстрирую научную фантастику – Казанцева, братьев Стругацких…
– Вам и карты в руки, – живо подхватил референт.
Кофе и чай
От моей тещи Сафо Владимировны я узнал, что с приятельницами пьют кофе, а с подругами – чай.
Ася Федоровна и ее неограниченные возможности
Юрий Георгиевич дружил с эстрадным конферансье по имени Глебочка.
Приходя в дом, конферансье по привычке приветствовал всех:
– Добрый вечер, здрасьте!
Жена Глебочки, Ася Федоровна, была большим человеком – режиссером в Росконцерте. Знаменитости советской эстрады приходили к ней на поклон.
Глебочка говорил:
– Ася Федоровна и ее окружности. Ася Федоровна и ее окрестности. Ася Федоровна и ее неограниченные возможности.
«Ее неограниченные возможности», формируя эстрадные концерты, в дни зарплаты посылала Глебочку в дальние уголки необъятной родины, боясь, что сильно поддающий муж пропьет семейные деньги.
Чиполлино – старая больная женщина
Подхалтуривая на детских новогодних елках, Глебочка, переодевшись стариком Хоттабычем, взял пятилетнюю Алесю на спектакль.
В антракте Хоттабыч повел девочку за кулисы.
Разинув рот, в восторге Алеся взирала на раскрывшиеся перед ее взором театральные тайны.
Когда прозвенел звонок к началу второго действия, помощник режиссера прокричал:
– Буратино, на сцену!
