скачать книгу бесплатно
Инвалид на костылях, с одной ногой, мой тесть осуществлял контакты с внешним миром, включая издательства, исключительно посредством телефона.
Позвонив от соседей в районный телефонный узел и не получив вразумительного ответа, он на всякий случай проклял в очередной раз советскую власть, у которой ничего не работает.
Мы с женой отправились к начальнику московского телефонного узла качать права.
Войдя в кабинет, мы поинтересовались у телефонного босса, что случилось с нашим аппаратом, не забыв упомянуть отца-инвалида, участника Великой Отечественной войны.
Справившись с удивлением, что у антисоветского отродья бывают отцы, он сообщил:
– Телефон отключен. На шесть месяцев. В соответствии с законом, предусматривающим применение подобной меры за ведение телефонных разговоров, носящих антисоветский или антиобщественный характер.
Например, вы толкнули кого-нибудь на улице
– Вы что, незаконно подслушиваете телефонные разговоры граждан? – спросили мы.
– Ничего подобного, – парировал начальник. – О характере телефонных разговоров можно судить по социальному поведению человека. Например, вы толкнули кого-нибудь на улице или вышли отсюда и встретились с иностранными журналистами, чтобы рассказать о содержании нашей беседы. Учтите, это всего лишь превентивная мера.
Ровно через шесть месяцев к нам пришел мастер с телефонной станции и сказал:
– Народ жалуется, что не может к вам дозвониться.
Развинтил аппарат, для вида подергал какие-то провода, и телефон зазвонил.
Жена врага СССР
Отчаявшись после нескольких лет борьбы и угроз КГБ вроде: «Татьяна Ивановна, мы вас отпустим лишь тогда, когда вы состаритесь и никому не будете нужны», Таня решилась на бессрочную голодовку.
Смерть или свобода!
Имея опыт длительного голодания, я старался помочь советом и подбросить соответствующую литературу.
На 25-й день Татьяне стало худо. Нужно было найти врача. Мой приятель, диссидент Володя Тольц, посоветовал Елену Боннэр, врача по образованию. В квартире Елену Боннэр встретила пришедшая навестить захворавшую дочь обеспокоенная Танина мама, Маргарита Ивановна. Милая, знающая врач очень понравилась ей.
Генеральша не могла предположить, что перед ней жена внутреннего врага СССР номер один.
Боевое сердце генерала
На 33-й день генералу доложили, что в результате пропагандистского антисоветского трюка, организованного враждебными силами, он может лишиться дочери.
Боевое сердце генерала-отца дрогнуло.
Он послал своего проверенного доктора, по всей видимости члена КПСС, который подтвердил, что чадо вот-вот умрет.
Пожертвовав своим продвижением по службе, покоритель Праги совершил гуманный поступок и отпустил Таню с ребенком к мужу.
Когда в России наступили новые времена, генерал организовал совместное коммерческое предприятие с фирмой «Кольт». Он также ездил в Прагу торжественно просить прощения у Дубчека. «Би-би-си» снимало трогательную сцену.
Генерал получил гонорар.
«Они»
Оказавшись в Америке, я приехал в Вашингтон и остановился у Тани с Эдиком.
В это время у них гостила Маргарита Ивановна.
Она поинтересовалась, получил ли я деньги от продажи картин на московском аукционе Sotheby’s. Услышав отрицательный ответ, генеральша возмутилась:
– Как! «Они» вам не заплатили? Вы должны с «ними» бороться! Вы должны подать на «них» в суд!
Я оторопел. Для меня генералы в СССР и были всегда теми самыми «они».
Голова за раму зашла
Нам нужны были книжные полки.
Пришел мастер Алексей Иванович. Увидев на стене подаренный офорт Эрнста Неизвестного, спросил:
– Это что? Картина?
– А вы посмотрите, – сказала жена.
– Точно, картина. Вроде женщина. А голова за раму зашла.
Алексей Иванович и очки
Однажды Алексей Иванович пожаловался, что плохо видит.
– Вам нужны очки, – посоветовал я.
– А у меня есть. Купил у племяша за горсть мелочи. Не помогают, – сказал рабочий, по всей видимости, не читавший Крылова.
Напился и валялся как палка
Алеся спросила:
– Как же вы могли не прийти? Мы вас ждали целый день.
– Да я напился и валялся как палка, – поведал мастер.
Иностранное имя
Алексей Иванович рассуждал:
– Я что-то не пойму. Ты, Алеськ, русская, Григорь Иваныч – русский. Темка – русский. А у матери твоя имя иностранная.
У моей тещи действительно «иностранная имя» – Сафо.
Дай конфетку
Закончив работу под Новый год, Алексей Иванович пришел за расчетом.
Увидев на елке среди игрушек шоколадные конфеты, он сказал:
– Дай конфетку.
Алеся протянула вазочку.
– Нет, ты мне с елки дай, – попросил он.
Уж так хорошо…
Игоряшка работал с Алесей в редакционном отделе.
Двухметрового роста, смуглый, с маленькой головой, украшенной клобуком, с фаюмскими глазами, иссиня-черными волосами и бородой, он походил на персидского князя и выделялся ярким пятном в северной московской толпе.
Редактируя атеистические тексты, Игоряшка, вопреки советским правилам, аккуратно переписывал слово Бог с заглавной буквы.
Обещал Алесе мгновенное исцеление от всех недугов, если примет православную веру.
Бывало, присаживался рядом и говорил:
– Ой, благостно мне на тебя смотреть-то: сидишь вяжешь. Сама тоненькая, головка гладкая. Уж так покойно мне. Уж так тихо. Уж так хорошо…
Небезуспешно
У Игоряшки умерла жена, и он, осуществив давнюю мечту, постригся в монахи.
Однако, живя в монастыре, умудрился «распустить плотя» и тайно жениться.
Обман раскрылся. Разразился скандал. Игоряшку с позором выгнали из монахов.
Ничтоже сумняшеся, он стал сниматься в кино.
Говорят, небезуспешно.
Нам будет очень удобно
Зимой 85-го года я поехал на творческую дачу в Тарусу.
В Тарусе нас встретил директор, назначенный только что на этот пост отставной полковник. Привычным макаром он велел художникам построиться в алфавитном порядке для переклички.
Раздался дружный хохот.
Через несколько дней моя жена приехала из Москвы меня навестить.
Увидав нас на прогулке, бывший воин, указывая пальцем на Алесю, строго спросил:
– Кто такая?
Я ответил, что это моя жена.
– Где будете ночевать? – поинтересовался полковник.
– В отведенной мне комнате, – сказал я.
– Но у вас там всего одна койка. Вам будет неудобно, – не унимался блюститель солдатских нравов.
– Нам будет очень удобно, – хором ответили мы.
Кому служите? На кого работаете?
Другим неприятным типом на даче был руководитель группы, старый художник Моторин.
Всю свою жизнь он писал один и тот же вялый натюрморт с окороком и рюмкой.
Моторин время от времени наведывался в мастерские художников осуществлять руководство. Я увиливал сколько мог.
Наконец, он зашел ко мне в мастерскую.
Взглянув на работы, старик обернулся и, прищурившись, как при стрельбе из пистолета, пролаял высоким фальцетом:
– Кому служите? На кого работаете?
– Служу искусству. Работаю на вечность, – не задумываясь отрапортовал я.
Это так благородно
Мать моей приятельницы, хорошо зарабатывающая женщина, узнав, что у меня нет денег купить рулон холста, воскликнула:
– Бедность, Гриша, – это так благородно!
Как грязный носок
Мой учитель иврита Сеня крестился.
Через некоторое время понял, что сделал неверный шаг. Решил перейти в иудаизм и обрезаться.
Договорился со знакомым хирургом.
Операцию делали тайно. На кухне учителя.
Пациенту дали для храбрости выпить. После чего он водрузился на освобожденный кухонный стол. Сенина жена Ася мужественно ассистировала: подавала скальпель, пинцет, вату, йод…
После операции Сеня сильно страдал.
Промучившись пару дней, позвонил доктору:
– Старик, распухло, швы ужасны, все болит. Я могу умереть! Что делать?
