|
Борис Барабаш.
Последний еврей из КГБскачать книгу бесплатно
ГЛАВА I
Море неспешно покачивало лодку. Осколки солнца блестели на волнах. Мы с отцом держали удочки в руках. Клёва не было. – Рыба ушла на обед, – сказал папа. – Так вот, здесь обед, – ответил я. – Пусть приплывают. – То не то, – сказал папа, и мы замолчали. Как гидроакустики с подводной лодки, мы вслушивались в глубину. Рыбалка на море – это не рыбалка на реке. Здесь поплавки неуместны. Забросил удочку, грузило достало дна, натянул леску, и жди, пока бычки, глосса или даже скумбрия не обратят на тебя внимание. Если это случится, ты об этом узнаешь. Они, каждый по-своему, начнут обгладывать наживку. Вот тогда держись! Надо умело выбрать момент, подсечь рыбку и тащить. Но пока этого не произошло, мы с отцом сидели в лодке, и каждый думал о своем. Мне, 12-летнему пацану, жизнь нравилась. Лето, каникулы! Еще столько впереди! Вся жизнь! Когда становилось жарко, я прыгал из лодки в море. Там я плавал среди медуз, подводных скал и водорослей. Вокруг – ни души. Не считая рыб и чаек. Одни – в воде, другие – в небе. Но судьбы их пересекались. Чайки с криком неслись над водой. Потом быстро, зигзагами падали в море. Держа в клювах рыбку, возвращались в небесную высь. Мне было интересно за всем этим наблюдать. Но папе надоело ждать. – Не! Нема клёва, – сказал он. – Шё ты будешь делать? Надо переплывать в другое место. Не? – Давай, – согласился я. Отец завел мотор, и мощный «Mercury» стал уносить нас все дальше от Одессы. – Па! – Шё? – А как тебе разрешили купить этот движок? – А чего ты вдруг спрашиваешь? – Просто. – Не. Не просто. Ты шё-то хочешь. Так шё ты имеешь в виду? – Ну, этому дяде, который его привез в Одессу, не разрешили же? Ты ж сам рассказывал. А тебе разрешили. – Тому дяде не разрешили, потому что Одесса – пограничная зона. Тут такие моторы нельзя. Они мощнее, чем у пограничников. Человек, вдруг, возьмет, и уплывет в Турцию. Понимаешь? – А на реке такой мотор можно? – А зачем на реке такой мотор? Всю рыбу распугаешь. Да и куда там быстро плыть? Плыви себе потихонечку, и смотри по сторонам. – А-а! Поэтому в магазине только мотор «Прогресс» и есть? – Ну… примерно. – Так если так, чего тебе разрешили? – От ты…! Как банный лист! – Я просто спросил. – У нас в стране нет ничего простого. Свежий хлеб просто так не купишь. А ты хочешь такой мотор. Всё не просто! Очень не просто!Отец замолчал. Он держал руль и смотрел вдаль. Я сунул руку в воду. Она упругой лентой обтекала кисть. Мы соревновались, кто кого. Иногда вода побеждала меня, но иногда и я её. Мы шли уже с полчаса. Отец повернулся ко мне. – Ты обиделся? – Нет. – Не обижайся. Ты иногда такие вопросы задаешь, шё я не знаю, шё ответить. Смотри. Шё там? Шё-то вроде бухты. А? – Угу. – О! Так есть предложение. Давай пристанем, и позавтракаем. Хочешь? – Давай. – О! То, шё надо! Покушаем и поговорим. Идет? – Угу. Отец сбросил газ, и направил лодку к берегу. У меня захватило дух. Приключения! А вдруг это необитаемая земля? Мы – робинзоны! Хотел об этом спросить папу, но, посмотрев на него, передумал. Он бы посмотрел на меня, как доктор на пациента, и спросил: «Необитаемая земля…? В Одессе…?» Недалеко от того места, где мы расположились, бил родничок. Вода в нем была холодной, пресной и невкусной. Но мы ей были рады. Можно было напиться, смыть соль, пополнить запасы, и даже сделать чай. У папы было всё, и на все случаи жизни. В лодке находились самые необычайные вещи, и я всегда поражался, как ему удавалось всё предусмотреть. Пока отец привязывал лодку, готовил завтрак и кипятил на спиртовке воду, я бродил по берегу. Первые же шаги убедили меня в том, что земля эта – обитаема. И чем больше я бродил, тем больше в этом убеждался. Но ни битые бутылки, ни мусор, ни даже надпись: «Быстрик – хрен!» не смогли во мне убить дух приключений. Еще больше меня занимало то, почему папа не захотел отвечать на такой простой вопрос о лодочном моторе. Это на него не было похоже. Папа всегда отвечал на мои вопросы. И не просто подробно. Он уходил в такие дали, что не всегда можно вспомнить, а какой, собственно, вопрос был задан. Возвращаясь на зов отца, я твердо решил разгадать тайну мотора.  Мы уселись у клеенки. Она играла роль стола. Мясистые помидоры, огурцы, колбаса и вареные яйца манили меня своим видом и запахом. Поспел чаёк. Несмотря на жару, он был к месту. Батя мазал хлеб паштетом. Рай! Наелся я быстрее, чем ожидал. Захотелось спать. Встали-то мы рано. Не было еще и четырех. Пешком до моря. Погрузка в лодку. А потом – свежий ветер в лицо. Разомлев от еды и солнца, я задремал. Но тут заговорил отец, и сон унесся в никуда. – Я вот о чем подумал. Ты уже взрослый мальчик. Рано или поздно, но все равно надо было с тобой поговорить. Так чего не сейчас? Тем более, шё ты задал этот вопрос. О том, чего мне продали мотор. Раз ребенок спрашивает, надо отвечать. А то, шё же это получается? Ерунда. А? Правильно? Во! Так я тебе сейчас шё-то расскажу. Может быть, я все не успею. Это – долгая история, а нам еще надо шё-то поймать. Не поймаем, придется заскочить на «Привоз». Купить там. А то, шё мама скажет? Тоже мне, рыбаки! Не. Она так не скажет, конечно. Это я шучу. Но сидеть тут до зимы мы тоже не можем. Поэтому шё успею, то успею. Но, хотя бы начнем. Идет? – Конечно, па! – Ну, так вот, слушай. Начну по-порядку. Ты слышал такое слово «КГБ»? – Конечно! А кто не слышал? – И шё ты слышал? – Что люди его боятся. – Боятся… И правильно делают. Оно для того и создано, шё б боялись. – Па! Ты ж о моторе хотел рассказать. – Ну да! А я о чем? Я о моторе. Это начало моего рассказа. Слушай сюда. В Одессе пограничники дают разрешение на то, чтобы можно было купить и лодку, и мотор. Понимаешь? Человек покупает это всё, и становится на учет. Это как при покупке машины. Для чего? Для того чтобы кто-то не захотел отсюда уплыть. А если таки уплывет, так его быстро поймают, и будут знать кто, шё, и почему. – Ну, если люди хотят уплыть, пусть плывут. – Хм. Пусть плывут… Как бы не так! Дай волю, так почти все уплывут. Я тебе об этом потом расскажу. Позже. Когда ты чуть-чуть подрастешь. Ты же хочешь сейчас про мотор узнать? Или нет? – Да, да. Давай про мотор. – Так вот. Пограничники относятся к КГБ. Это одна организация. Ты, вообще, знаешь, что такое КГБ, как оно расшифровывается? – Нет. – О! Так с этого надо начинать. КГБ – это Комитет государственной безопасности. – И зачем он? – Зачем? КГБ занимается врагами и противниками советской власти. – А что значит, занимается? – Ну… Кого-то перевоспитывает, кого-то арестовывает и сажает в тюрьму, а кого-то… Кого-то надо и уничтожать. – То есть, убивать? – Ну, да. Можно и так сказать. Грубо, но, правда. – А за что? – Как, за что? Если они нас сами хотят убить? Вот твоего отца, например? Что с такими делать? Надо с такими бороться. – А чего они нас хотят убить? Мы им ничего плохого не сделали. – Это ты так думаешь. А они думают по-другому. СССР никто не любит. – Почему? – Почему…? Сложный вопрос. Когда-то давно был царь. Ты об это знаешь. Для кого-то он был хорошим. Но для большинства, нет. – Для кого, нет? Для рабочих? – В том числе. Для рабочих, для крестьян. Для евреев он был вообще сволочь. – Почему? – Ну, например, кем бы я был при царе? Евреям селиться в столице и в больших городах было запрещено. Были исключения, конечно, но в отдельных случаях. Разрешали жить богатым людям, купцам. Но для большинства… ни в коем случае. Была, так называемая, черта оседлости. То есть были места, где можно было жить евреям, а были там, где нельзя. И таких мест было большинство. Кроме того. Высшее образование получить было нельзя. Это не то, шё сейчас – поступай куда хочешь, и бесплатно. Тогда надо было от веры отказаться, шё б в университет поступить. А куда это годится? И кем бы я был? Местечковым еврейчиком. Вечно затрушенным, запуганным. И другим нацменам тоже было не лучше. Ленин это называл великорусским шовинизмом. Поэтому люди не хотели так жить. Шё это за жизнь? Но и это еще не всё. Царь начал погромы устраивать. Не сам, конечно, но с его одобрения. Хулиганы, бандиты, пьяницы врывались в дома к людям. Грабили, убивали, творили, черт знает что! Моего дедушку Якова, в 1905-м году, вот так вот убили в Одессе. Зарубили топором. Это что такое, в конце концов? Мы шё, не люди? Не граждане этой страны? Не хочешь нас тут видеть, так отпусти! Нет! Тоже нельзя. И как нам было жить? В конце концов, простым людям это надоело. Они взяли и скинули царя. Начали всё большевики, во главе с Лениным. Ты об этом знаешь. Вам в школе рассказывают. Это было очень трудное дело. Ты шё, шутишь? Такую страну перевернуть! А они смогли. Потому шё народ их поддерживал. И вот, когда простые рабочие люди разбили царские армии, и стали управлять страной, так весь мир, все капиталисты увидели, что страна стала развиваться семимильными шагами. Им, то есть капиталистам, это не понравилось. Ведь у них могло произойти тоже самое. Они думали, что мы быстро загнемся. А вышло, что не загнулись. Тогда буржуазия стала готовить войну. Натравили на нас Гитлера. Но и здесь у них ничего не вышло. Поэтому теперь они стараются нам пакостить тихонько. Используют для этого всяких недовольных людей. – А у нас есть недовольные? – Недовольные есть всегда и везде. Нет такого, чтобы всё всем нравилось. Люди – это ж… Всем не угодишь. Советская власть старается, конечно. Но… всегда есть недовольные. Особенно сейчас. Разбаловались люди. Уже не помнят, когда шмат хлеба за счастье был. До войны, я помню, родственники пригласят моих маму и папу, покойных, к себе, угостят кусочком домашней колбасы. Так они всё нам отдавали, бедные. Мы не спали, ждали, пока они придут. Фить, и колбасы нема. Шё там было той колбасы? Мне такой колбасы вагон дай, и я, мне кажется, съел бы. Такие мы были все голодные. А мой папа… Принесет в зарплату конфет. Были такие, подушечки. С вареньем внутри. Самые дешевые конфеты. Так это был праздник! А шё он мог больше купить? Люди в основном жили бедно. Вот так мы ели. Масло коровье я первый раз попробовал в военном училище, уже во время войны. А сейчас…? Ой…! Не. Конечно… Еще Сталин говорил, что народное хозяйство должно удовлетворять постоянно растущие потребности населения. Но надо же и совесть иметь! А то завтра люди скажут: «Дайте нам… земля Луны!» И шё? Должны бегать им это искать? Не… – Па! Так о моторе… – Да. Так вот, о моторе. Представь себе. Вот такой недовольный захочет отсюда сбежать. Он купит лодку, сильный мотор, и всё. Поминай, как звали. – А куда он сбежит? – Ну, тут Турция с той стороны моря. А она – капиталистическая страна, член НАТО. И такой вот несознательный элемент поплывет туда. – Там ему будет лучше? – Я знаю? Он думает, шё да. Но я так не думаю. Там хорошо, где нас нет. – Ну и пусть себе плывет. Зачем его держать? – Я тебе уже говорил сегодня. Это взрослый вопрос. Надо много чего узнать, для того, чтобы понять. Подрастешь немножко, я тебе объясню. Или ты сам поймешь. А пока скажу тебе так. Кое-кому половину работы не показывают. Люди многим недовольны. И где-то они правы. Но надо подождать. Потому что не сразу сказка сказывается, и не сразу дело делается. Москва не стразу строилась. Знаешь? Вот. Скажешь людям: «Идите куда хотите!» Несознательные элементы и побегут. А за ними – неустойчивые. Кто-то захочет свою лавочку открыть, кто-то завод. И для чего тогда советская власть воспитывала столько лет людей? Нет, так нельзя. Страна – это как семья. Мы с мамой вас воспитываем? Так надо и с людьми. Воспитывать их. А то, шё ж это будет, если каждый будет делать то, шё хочет? Никакое государство так долго не проживет. – И в Америке так? – Ну а как же? Везде так. Государство, если оно хочет жить и процветать, должно заниматься своими детьми, то есть гражданами. – Па! Так про мотор это всё? – А шё еще? – Ты ж не рассказал, чего тебе его продали, если тому человеку нельзя такой иметь? – А. Да… Вот. Я ж об этом. Ну, слушай внимательно. Мне этот мотор разрешили купить… Мне сам начальник погранотряда позвонил, и спросил, не хочу ли я его купить. Дорого. Мы с мамой поговорили, и мама согласилась. Почему именно мне продали? Ну, во-первых, все знают, что я – рыбак. – Что, и начальник погранотряда? – Хм! Ну, смотри. Я должен тебе что-то сказать… Я сам еще недавно работал в КГБ. Поэтому пограничники меня хорошо знают. Вот так. Вот и вся история. – Ты!? Ты же рабочий на заводе? – Это сейчас. А пару лет тому я на заводе не работал. – А! Я теперь все понял! – Что? – Я понял, чего так в школе ко мне учителя относились. – Как относились? Ты, по-моему, учился хорошо и без меня. Я в твою школу приходил всего пару раз. – Да, но учителя всегда приветы родителям передавали. Больше никому из детей. Только нам. И когда всех спрашивали о работе родителей, меня никогда не спрашивали, улыбались только как-то… Дети всегда говорили: «А чего тебя не спрашивают, где родители работают?» Теперь ясно. А почему ты сейчас там не работаешь? – Я тебе когда-нибудь потом всё расскажу. Ты еще маленький для таких разговоров. – А я помню, как вы с мамой секретничали. – Ну, помнишь и хорошо. – Это об этом? – Думаешь, я помню? У нас с мамой много секретов. – Тебе продали этот мотор, потому что тебя не боятся? – Не меня не боятся. Не боятся, что я сбегу. – Па! – Да. – А как ты туда попал? – Куда? – Ну, в КГБ? – О! Это целая история. Хочешь, шё бы я тебе рассказал? Я тебе ее расскажу. Но не сейчас. Сейчас мы отплываем. Рыба нас ждет. – Ну, па! Расскажи! – Хорошо! Ша! Тихо! Раз пообещал, расскажу. Но уже в море. И то… если ловиться не будет. Мы отплыли. И я впервые в жизни не захотел, чтобы ловилась рыба. ГЛАВА IIКлёв пошел. Видно мы попали на хорошее место. За несколько часов наловили килограмм пятнадцать. Было не до разговоров. Рыба любит тишину. У папы на этот счет была целая теория. Но спрашивать о ней я не стал. Все равно он не ответил бы. Не до того. Лучше ловить. Время пошло быстро. Солнце заходило. Папа снял с крючка крупного бычка и объявил: – Еще одного, и всё! Будем, как говориться, сматывать удочки. Надо шё-то и другим оставить. А то так конца и края не будет. Правильно? – Да. Давай. – Во! Молодец! Не надо жадничать. Жадность, я тебе скажу, это страшное дело. Нам хватит. Еще и соседям дадим. В Одессу мы пришли в сумерки. Тащить снасти после долгого дня было тяжко. Но, глядя на папу, мне было стыдно роптать. Он нес раз в тридцать больше, да и улов сверху. Школьники в СССР не раз писали об усталых, но довольных пионерах, возвращающихся домой. Я знал этих пионеров лично. Дни шли за днями, и мы к тому, большому разговору не возвращались. У каждого были свои дела. Папа работал, а я проводил каникулы. Это забирало у меня всё время. Но на отца я стал смотреть теперь по-другому. Его разговоры, нестандартные выводы часто приводили наших друзей и родственников в недоумение. Они не знали, как реагировать на них. Считали отца чудаковатым. Мне тогда было стыдно. Стыдно за папу, стыдно за себя. Теперь я на всё посмотрел другими глазами. Я как будто прозрел! Отец открылся мне человеком другого мира. Мира тайн, особых людей и других взглядов. Я вновь открыл для себя наших соседей, приятелей отца, дядю Ваню Илюхина, Николая Синенко. Они были Героями Советского Союза. Илюхин партизанил, Синенко освобождал Прагу. Но они всегда подолгу говорили с отцом, долго жали на прощанье его руку. Встретив меня, тепло о чем-то расспрашивали, без подарка не отпускали и всегда просили передать привет родителям. Синенко был когда-то начальником отца. А до него, начальником был Зильберштейн. Они точно не были рабочими. Потому что за ними приезжала «Победа» с водителем, ходили они в шляпах и в тяжелых кожаных пальто. Почему я это сразу не сообразил? Наш дворник Маркуш после войны отсидел 10 лет за сотрудничество с оккупантами. Мне казалось, что он почему-то избегал отца. Но когда все-таки встречался, он останавливался, снимал вечную шляпу, и, склонив голову, говорил отцу: «Здравствуйте, Абрам Самуилович!» Папа всегда был приветлив с людьми. Но Маркушу он отвечал холодно: «Здравствуйте, Маркуш». Я вспомнил, как в начале 60-х, когда мы еще жили на Молдаванке, отец прибежал домой весь какой-то взъерошенный.[1]1
Все время я думал об этом, и мне захотелось стать хорошим. Выяснить тайну отца все не удавалось. Только осенью представился случай вновь поговорить с ним об этом – отец предложил пойти на футбол. 1970 год был годом особенным. И не потому, что этот год был последним перед историческим XXIV съездом КПСС. И точно не потому, что это был год 100-летнего юбилея В. И. Ленина. 1970 год бы особенным, потому, что в Одессе была холера, и «Черноморец» вылетал из высшей лиги чемпионата СССР. Знающие люди находили связь между всеми этими несчастьями. Папа любил футбол. Впрочем, как и всё военное поколение. «Черноморец» уже ничего не могло спасти. Но стадион ЧМП был переполнен. Люди пришли поддержать команду. Среди зрителей были заметны даже болельщики ОДО, непримиримые критики «Черноморца».[3]3
Папа не верил, что «Черноморец» вылетит в первую лигу. Очки, мячи, ничьи его не убеждали. «Ты шё, в школе не учился!?», – возмущался болельщик Левинсон. Старый одессит Хусид слушал папу, мотал головой и говорил: «А с виду приличный человек…». Раньше бы я сгорел со стыда. Но теперь, после той рыбалки, я уже ничему не удивлялся. Раз папа сказал, значит, что-то тут не так. И точно! Вскоре Федерация футбола СССР решила оставить команду «Черноморец» Одесса в высшей лиге. Из-за эпидемии холеры. Но это будет позже. А в тот день, «Черноморец» выиграл, и мы шли домой. – Па! – Шё? – Ты обещал рассказать, как ты попал в… ну… туда. Папа перестал даже лузгать семечки. Ведь футбол без семечек, все равно, что птица без крыльев. Но сейчас было не до них. – Да… Обещал. Раз обещал, надо выполнять. Так? Тем более, что «Черноморец» выиграл. Это я шучу. На чем я остановился? – Ни на чем. Ты рассказал о моторе, о том, что пограничники и… вот это… – одна организация, и сказал, что ты там сам работал. Я спросил, как ты туда попал? А ты пообещал рассказать позже, потому что нас ждет рыба. – Да. Точно. Но нам придется идти домой пешком. Хочешь? – Конечно! – Тогда слушай. И договоримся. Никому ничего не говорить! Это я уже не шучу. Договорились? – Да, па. Договорились! – Хорошо. В 41-м году я закончил школу, и подал заявление на прием в Одесское пехотное училище. Было такое. Тогда офицером стать многие мечтали. Тем более, из бедных семей. В училище кормят, форму выдают, какую-то зарплату. Копейки, конечно. А шё курсанту надо? На всем готовом. После окончания, служишь себе, звания, должность, жильё. Для детей из бедных семей, это было то, шё надо. А шё институт? Поступишь в институт, а кушать надо, одеться шё-то надо, стипендия – кот наплакал. Понимаешь? А тут… Был большой конкурс, шёб поступить. Не то, шё сейчас. Тогда, пойди еще поступи! Желающих было море. Но шё? Десятилетку немногие могли закончить. При Сталине было 4-летнее образование, 7-летнее, и 10-летнее. После 7 класса образование было платное. Немного, копейки, но их надо было тоже иметь. Шё-то в районе 3 рубля в месяц. Это останавливало многих. Лучше после 7 класса пойти на работу, и уже шё-то приносить в семью. Но мой папа, земля ему пухом, был простой кузнец на заводе «Большевик». Он сказал, шё он будет платить. Лишь бы я в люди вышел. Вот так! Я неплохо закончил 10 классов, и подал документы в училище. И тут, война. Шёб он сгорел! – Кто? – Гитлер! Кто… В общем, всех, кто подал документы, приняли без всяких экзаменов. Так я стал курсантом. Перед тем, как сдать Одессу, нам дали на 3 часа увольнения. Попрощаться с родителями. Начальник училища был приличный человек. Могла же возникнуть паника. Его за это могли расстрелять! Но он нас отпустил. Одесситов. Тех, кто жил в городе. Я прибежал домой и сказал папе с мамой, шё Одессу сдают, и шё им надо эвакуироваться. Папа спросил, чего. Я сказал, шё фронтовики рассказывают, шё немцы евреев убивают. Папа сказал, шё это сталинская пропаганда. Он с немцами воевал в Первую мировую. У них половина офицеров – евреи. Все это ерунда… Я ушел. Больше я родителей не видел. Вот так вот, сынок… скачать книгу бесплатно страницы: 1 2 |
© 2003-2020 bookZ.ru
