скачать книгу бесплатно
– Чего караулишь?
Сашок тоже не прост, как кажется, он ещё тот дипломат с Криуш, суёт мне воблу и мину состряпал страдальческую, а сам, чую, едва не лопается от смеха, вот-вот заржёт. Рядом с церковью, куда меня Федонин снарядил, рыбный рынок, вот Толупанов после работы и завернул сюда, видно, сегодня на стадионе наши с кем-то играют.
– Я бы особо не интриговал, если Яшку здесь встретил, – толкнул меня локтем Сашок. – Готляр и не такое откаблучит. Но что тебя в храм Божий занесло? Мало с ними у нас якшаешься? Или вы с Пал Никифоровичем уже погрязли? Грехи замаливаешь?
– Отстань, – отмахнулся я. – Устал я. Ты где собрался по кружечке пропустить?
– А рядышком здесь, – обрадовавшись, потянул он меня в сторону парка. – Тихо и уютно. Или, может, со мной на футбол?
– Нет, – покачал я головой. – Мне не до этого.
Действительно, дела наши с Федониным были плохи. И ладно бы, что мало получалось от наших хлопот, что результата никакого, что Игорушкин распёк. Другое заедало. С той поры, как старший следователь, а потом и я начали приглашать в кабинеты служителей церкви в приметных одеяниях, отношение сослуживцев к нам изменилось. От напряжённого удивления оно переросло в азартное любопытство, подзуживание, а потом в подозрительное отчуждение. Дело в том, что и старший следователь, и я на все их вопросы отвечали категорическим, а потом и злым молчанием. Естественно, что аналогичное отчуждение скоро почуяли в ответ и мы. Федонин, не скрывая, тяжело переживал ситуацию.
– Два попа и были у меня! – возмущался он. – Чего все всполошились?
– И я дьякона приглашал, – добавил я.
– Разбираешься уже?
– А чего там…
– Вот. А они перебаламутились? Давеча сам Лейгин припёрся. Я ему твержу: «Деликатный вопросик поручил Петрович. Нельзя трепать лишнего». А он обиделся… дверью хлопнул.
– И со мной разговаривать перестали. Влипли мы в историю…
Так что мучились не только мы со старшим следователем, по-своему страдая от происходящего, переживал и нервировал не только следственный отдел, но и весь аппарат. Вот и сейчас потягивал я короткими блаженными глотками прохладный чудесный напиток, жмурился от удовольствия, но ждал: пройдоха Толупанчик не упустит случая, чтобы меня в который раз не попытать. Что ему соврать-то? Не расстраивать же за такое тихое удовольствие.
– Ты в Бога веруешь, Александр Сергеевич? – спросил я под настроение.
– Чего это ты?
– Ты же вопросы собрался мне задавать?
– Как тебе сказать?..
– Как коммунист коммунисту.
– А я беспартийный.
– Врёшь! Как же в прокуратуру попал?
– Сам не знаю.
– Не дури.
– У меня даже в дальних родственниках кто-то был, всерьёз этим делом занимался.
Беспечность его была беспредельна или он меня таким образом к себе расположить старался?
– Значит, чем мы с Федониным занимаемся, тебе не интересно?
– Врать не стану. Но не так, чтобы…
– Вот ты как? – я пытливо изучал невозмутимую физиономию приятеля, кружку с пивом к глазам приблизил; через золотое содержимое лицо его казалось расплывчатым и таинственным, глаз загадочно мерцал мутным зелёным зрачком.
– Заметь, – отстранился от кружки Сашок, и его лицо приняло тривиальное выражение, – я к тебе с расспросами лез?
– Ну не лез, – не отворачивался я от него. – И отцом Михаилом я тебя не удивил?
– А я его и без тебя знаю, – полез за сигаретами Сашок. – Бабка Ивелина его приводила, когда дед у нас умер.
– Вот как. Панихиду служил?
Сашок затянулся сигаретой, дым выпустил аккуратными колечками, и поплыли они друг за другом в небо, словно салютуя кому-то, наверное, его деду покойному.
– Дед Константин у нас серьёзный был человек. Он даже пострадал в своё время от советской власти. Не веришь?
Я пожал плечами:
– В Гражданскую войну кого только не было: и зелёные, и синие, и белые…
– В девятнадцатом году он в такой переплёт попал, что с ним сам Киров разбирался.
– И что же? Судили его? – навострил я уши.
– Да. Он за арестованных священников хлопотал. Ну и его под одну гребёнку. Если бы не Мироныч, угодил бы к стенке.
– Верующим был?
– В церкви, – кивнул Сашок. – На вторых ролях, но при архиерее местном. Того расстреляли как врага народа, а деда отпустили, но в тридцатые всё же угодил в места не столь отдалённые. Бабка Ивелина с ним уехала. Из Сибири возвратились уже после войны.
– Погоди, погоди, – отставил я недопитой кружку. – Ну-ка расскажи мне про своего деда подробнее. Что за человек? Чем он перед советской властью провинился?
– А я больше и не знаю ничего. Церковь между собой тогда дралась. Разделилась она на новых и старых. Тебе бабку Ивелину спросить. Только она после тех… поездок заговаривается иногда. Но память!.. По именам своих знаешь как шпарит! Тех, с кем деда забирали. Только оттуда они вдвоём и выбрались. А теперь вот одна осталась.
– Это ты мне в ответ? Лейгин у Федонина с косяка дверь чуть не сорвал. Ты тоже туда?..
– Да мне на ваши секреты!..
– Вы словно маленькие дети!
– Знаешь что!.. – закусил Толупанов губу и даже побелел.
Вот тогда до меня докатило, что не открыться ему после того, что услышал, совесть не позволит.
– По правде сказать, Санёк, я и сам до сих пор ничего толком не пойму. Тайны-то особой, секрета какого нет. Петрович, правда, предупреждал, чтобы никому. Но эта такая чертовщина. И чем дальше вглубь, тем темнее. Мы с Павлом Никифоровичем куда ни ткнёмся, везде тупик… И труп в первый же день!
– Какой труп? – вытянулось лицо моего приятеля.
И я решился ему рассказать. Не всё, конечно. Детали опустил. А когда замолчал и Сашок по своей привычке зачесал затылок, я его за руку и за собой.
– Куда? Я на футбол опаздываю, – вскинул он руку с часами.
– Нужен нам помощник, – тянул я его за собой. – Федонин небось со Змейкиным сейчас у себя возится. Вот я ему тебя и представлю.
Глава VIII
Холодом дохнуло из распахнутой двери, холодом и предчувствием новой смерти. Капитан угро Донсков, хмуро зыркнув на расступившихся полуодетых сонных зевак, подумал: «Соседи тут как тут, кто же среди ночи соберётся…» и прошёл в квартиру. У постели копошились врачи «скорой», чуть раньше он приметил их машину у дома.
– Как? – бросил он главному в синей шапочке.
– Жива.
– Что?
Тот пожал плечами.
– Что? – повторил, выдохнув.
– Да вроде ничего. Спит.
– Как? А вызов?
– Я звонила, милок, – выступила на шажок махонькая старушка в накидке до пят. – И им, и вам. А её и теперь привести в себя не могут. Чего ж мне думать? Жива – не жива?
Донсков перевёл глаза на доктора.
– Жива, жива, – кивнул тот и отмахнулся от старушки, как от надоедливой мухи.
– Значит, вы звонили в милицию? – осмотрелся Донсков. – А чего окно настежь?
Он понял, почему холодно стало ему в дверях, из окна сквозило.
– Утечка газа?
– Утечка? – поднял брови врач. – Да нет, кажется… Хотя?.. Мы не проверяли…
Донсков бросился на кухню, сунулся к газовой плите, кажется, нет; ручки обеих горелок прикрыты; он осторожно втянул ноздрями воздух, приник ближе – не пахло.
– Запах сгнившего, – подсказывал сзади врач, – протухших яиц.
– Чисто, – выпрямился Донсков и шагнул назад к постели. – Чего она не движется?
– Она глазок не открывает уже более часа. Я её и так и этак. С одного бока на другой. Помёрла Серафимушка моя ненаглядная! Сгубили её вслед за Дмитрием Филаретычем, – плаксиво запричитала тонким голоском старушка, кутаясь в накидку.
Получалось у неё почти профессионально, Донскову почудилось отпевание по покойнику, он вздрогнул, нагнулся над Семиножкиной, лицо той с запавшими синюшными щеками, с чёрными кругами в глазницах и сомкнутые, казалось, навсегда веки пробрали его до мурашек на спине.
– Доктор! – вскинулся он на главного.
– Жива, жива, – кивнул тот, успокаивая. – Бабушка вам и не то ещё расскажет. У женщины глубокий сон после стресса на почве перенесённых потрясений. Она, оказывается, двое суток без сна. Переживала, то, сё. Бывает такое. Летаргическим сном это не назвать, но что-то похожее. В медицине не редкость и всегда на почве чрезвычайных событий, одним словом, потрясений. А бабушка…
Врач поджал губы, оглянулся на посторонних в дверях и, нагнувшись к самому уху капитана, прошептал:
– Она нам тут такое плела! Призраки ей мерещатся. В окно один сиганул на её глазах.
Донсков отстранился от доктора, подозрительно глянул на безобидную с виду старушку. Доктор тоже отступил на шаг и, уже не хоронясь, закончил:
– Бывают, кстати, и такие эксцессы. Матрёна Никитична вот несколько суток тоже бодрствует, но успевает и в церковь по утрам и вечерком, и за Серафимой Илларионовной приглядывать. С ног сбилась, наверное.
– Сбилась, милок, сбилась с ножек как есть.
– Вот. Слышите? Тут всякое причудится.
– Да что ж причудится, милок? – не унималась старушка.
– Ну мы пойдём, – доктор нагнулся над своим чемоданом, засобирался, а Донскову опять шепнул: – Вы её всё же послушайте. Может, для вас это интерес и представляет. Но я не стал бы доверять таким фантазиям. Ей бы тоже выспаться как следует. Вы поинтересуйтесь, у них вся квартира в иконах, церкви не надо. Тут голова сама кругом идёт. Да ещё покойник. Выяснили, отчего муж скончался?
Донсков только закашлялся.
– Ну, ну, – понимающе закивал доктор. – Ладно, звоните если что.
– А эта? – глянул Донсков на безмолвную, стынущую пластом Семиножкину.
– Не беспокойтесь. К утру, ну к обеду она глазки откроет, как та спящая принцесса. Если желаете, я санитарку пришлю, чтоб посидела. С бабки-то спроса никакого.
– Вот за это спасибо, – проводил его до двери Донсков. Пожал руку и соседям, не спускавшим с него глаз, вежливо отчеканил. – Всё нормально, граждане. Сами слышали, что доктор сказал. Расходитесь. До утра как раз успеете выспаться.
– А мне как же? – ткнулась к нему старушка.
– Вас Матрёной Никитичной величать? – улыбнулся ей Донсков.
– Никитична, батюшка, Никитична, – поклонилась та.
– А мы с вами немножко покалякаем, не возражаете?
– Да куда же я? Я здесь теперь вроде как прописалась.
– Ночевать здесь оставались? – пододвинул ей стульчик капитан. – А может, на кухню пойдём. Раз уж вы здесь, так сказать, за хозяйку остались, угостите меня чайком. Мы с вами, как два домовых.
– Господь с тобой! Чего говоришь-то? – всполошилась старушка, прогневавшись от его слов. – Грех так на себя! Неверующий небось?
– Как же? Мы веруем, – засмеялся Донсков. – В своё только.
– Вот, вот. К чему домовых-то приплёл?
– Суровые вы, Матрёна Никитична, – повинился капитан.
– Да будешь с вами, – не смирилась старушка, наливая ему чай. – Доктора того тоже чаем угощала, пока вы не приехали, а он про меня вона что наплёл!
