banner banner banner
Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)
Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)

скачать книгу бесплатно

Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)
Арутюн Акопович Улунян

В монографии рассматриваются различные аспекты оборонной политики четырех коммунистических государств Балканского полуострова с момента установления двублокового (НАТО и Варшавский Договор) противостояния в регионе до вхождения этих стран в период системного кризиса на фоне обострения очередного этапа холодной войны и окончания детанта. Основное внимание уделяется формулированию концепции национального суверенитета при проведении оборонной политики, принятию собственных версий военных доктрин, разработке конкретных планов обороны, военно-стратегическим и военно-техническим аспектам проводившейся их руководством внутриблоковой и межблоковой политики. В контексте темы затрагиваются проблемы формулирования военных доктрин в США и СССР, разработка двумя сверхдержавами военно-стратегических концепций, включая использование ядерного оружия. Исследование базируется на широком круге ранее не доступных или малоиспользуемых источников военного и политического характера из четырех Балканских стран – Албании, Болгарии, Румынии и Югославии, а также США, СССР, стран Западной и Центрально-Восточной Европы. Активно привлекалась мемуаристика как отдельная группа источников. Особое внимание в работе уделяется национальной историографии четырех Балканских стран по вопросам оборонной политики с середины 50-х гг. и до 1980 г. Монография рассчитана на историков, политологов и военных специалистов, работающих по широкому кругу вопросов политической и военной истории Балканского региона.

Арутюн Акопович Улунян

Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)

Светлой памяти друзей, коллег-историков Ильи Валерьевича Гайдука Михаила Николаевича Зуева посвящается

Университет Дмитрия Пожарского

Подготовлено к печати и издано по решению Ученого совета Университета Дмитрия Пожарского

Рецензенты

К. и. н. Романенко С. А.

К. и. н. Стыкалин А. С.

© Улунян Ар. А., 2013

© Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2013

Введение

Установление после окончания Второй мировой войны в большинстве балканских стран – Албании, Болгарии, Румынии и Югославии – коммунистических режимов серьезно повлияло на расстановку военно-политических сил в регионе. Одной из принципиально значимых для существования новых политических режимов проблем являлась необходимость обеспечения их внутренней и внешней безопасности в соответствии с официально провозглашавшейся идейно-политической доктриной «построения социализма». В этой связи коммунистическое руководство четырех государств поставило задачи ликвидации активной внутренней политической оппозиции и укрепления обороноспособности этих стран, целью которой было противодействие внешним военным угрозам в интересах защиты создававшихся политических режимов. Распространение сферы влияния СССР на Центрально-Восточную Европу, включая Балканы, после Второй мировой войны и формирование в послевоенный период биполярной системы международных отношений обуславливало необходимость формулирования правящими кругами Албании, Болгарии, Румынии и Югославии основ оборонной политики. Её вариативность определялась исторической традицией Балканского полуострова и новой политической реальностью, которые, в свою очередь, влияли на содержание собственно оборонной политики, характер военной доктрины, готовность к созданию военно-политических союзов и в целом на идейно-политическое оформление международных позиций каждой из четырех коммунистических стран региона. С середины 50-х гг. и до начала 80-х гг. XX в. на формулирование оборонной политики коммунистических государств Балканского полуострова оказывало военно-стратегическое планирование и вероятное использование США и СССР ядерного оружия. Создание и параллельное сосуществование двух противостоявших военно-политических блоков в лице Организации Североатлантического Договора (НАТО) и Организации Варшавского Договора (ОВД), включая недолго действовавший региональный Балканский пакт, ставили на повестку дня коммунистических режимов Албании, Болгарии, Румынии и Югославии вопрос определения источников военных угроз и национальных приоритетов при разработке методов и способов противодействия им.

Взаимосвязь идеологической и военной составляющей оборонной политики этих государств, нередко рассматривавшихся за пределами региона, несмотря на существование явной неоднородности и взаимной противоречивости их интересов, а также исторической традиции, как некий единый балканский «щит социализма», способствовала созданию исключительно своеобразной ситуации в регионе, где присутствие НАТО олицетворялось меньшинством в лице двух стран – Турции и Греции, также занимавших особые позиции внутри Североатлантического альянса. Научные исследования, предпринимавшиеся на протяжении долгого времени, и особенно после окончания холодной войны, когда становились всё более доступными материалы архивов государств Центрально-Восточной Европы и СССР, а также публиковавшиеся сборники документов, в большей своей части не затрагивали специально тему оборонной политики всех четырех балканских коммунистических государств с середины 50-х гг. до начала 80-х гг. XX в. в рамках единой документальной публикации или монографического исследования. В то же время в национальных историографиях этих стран данная тема постепенно стала приобретать особое значение. Это произошло в силу объективных причин: оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии, включая широкий комплекс вопросов внутриполитического, экономического и социального развития, определяла модель их поведения на международном уровне и влияла на занимаемую ими позицию в системе международных отношений в условиях двухполюсного мира. Наибольший интерес в данном контексте представляет процесс формулирования концепции национального суверенитета при проведении оборонной политики, принятие балканскими коммунистическими государствами национальных версий военных доктрин, разработка конкретных планов обороны, военно-стратегические и военно-технические аспекты проводившейся их руководством внутриблоковой и межблоковой политики, а также оценки зарубежными экспертами этого процесса.

Имея в виду различный блоковый статус Албании, Болгарии, Румынии и Югославии на протяжении 25-летнего периода, особый интерес представляют взгляды партийно-государственного руководства этих стран на источники и характер военных угроз как на региональном, так и на более высоком уровне, а также их отношение к возможности понижения степени военно-политического противостояния на Балканах.

Обращение к теме оборонной политики коммунистических стран Балканского полуострова обусловлено появлением, начиная с 90-х гг. XX в., возможности использовать ранее недоступные материалы как российских, так и зарубежных архивов, часть из которых была опубликована в тематических сборниках и общественно-политической прессе. Окончание холодной войны и ликвидация коммунистических режимов способствовали развитию мемуаристики как особого и исключительно противоречивого направления общественно-политической литературы, способствовавшей усилению дискуссионности по большинству проблем развития послевоенного периода государств, в которых были установлены коммунистические режимы. В отличие от стран Центрально-Восточной Европы, коммунистические страны Балканского полуострова не находились в центре фронтального межблокового противостояния в военно-стратегическом отношении, выступая в роли геостратегической периферии. Однако их оборонная политика представляет интерес именно с точки зрения кажущейся, на первый взгляд, «географической удаленности» от широкой полосы фронтального противостояния двух блоков, что достаточно активно обсуждается как в специализированных исследованиях и аналитических материалах военно-стратегического и оперативного характера, так и в исторических работах. Являясь частью «коммунистического мира», утратившего свою централизованность в конце 40-х гг. XX в., и будучи расположены на южном фланге НАТО и Юго-Западном театре военных действий ОВД, эти государства имели особое значение для оборонных и внешнеполитических планов как двух противостоявших блоков, так и двух сверхдержав – США и СССР. Именно поэтому характер взаимоотношений балканских коммунистических стран, как членов Варшавского блока, так и не входивших в него, с этим военно-политическим союзом представляет особое направление при изучении их оборонной политики.

Несмотря на существующие в историографии исследования по конкретным вопросам военно-политической истории Албании, Болгарии, Румынии и Югославии послевоенного периода, всё ещё продолжают оставаться малоизученными проблемы, имеющие прямое отношение к разработке конкретных военных планов по отражению возможного военного нападения, главных направлений контрнаступления и оценкам перспектив их оборонной политики как со стороны Запада, так и Востока. Особое место занимают пока ещё не в достаточной степени (по причинам сохраняющейся недоступности) изученные вопросы участия ряда стран, в частности Болгарии, в ракетно-ядерном планировании СССР, степени серьезности планов руководства Югославии и Румынии по созданию собственного ядерного оружия, а также конкретных планов руководства коммунистической Албании на случай внутриполитического (включая военный сценарий) кризиса в соседней Югославии. Эти, на первый взгляд, исключительно военно-стратегические и военно-организационные вопросы в действительности в силу тесной взаимосвязи идейно-политических установок с формулированием оборонной политики представляют особый интерес для исследования проблемы обеспечения внутренней и внешней безопасности существовавших в Балканских коммунистических странах общественно-политических режимов. Именно поэтому работа над темой обусловила необходимость обращения как к её политическим, так и к военным аспектам.

Работа над книгой потребовала знакомства автора с широким кругом документов и историографии. Поэтому слова благодарности следует адресовать всем, оказавшим помощь и содействие при организации доступа к имеющимся источникам и публикациям, нередко отсутствовавшим в отечественных библиотеках. Особую признательность хотелось бы выразить рецензентам к. и. и. А. С. Стыкалину и к. и. и. С. А. Романенко и взявшим на себя труд пристального прочтения рукописи монографии специалистам-коллегам д. и. и. Т. В. Волокитиной и д. и. и. Н. И. Егоровой. Высказанные ими советы, замечания и предложения оказали большое влияние на нынешнее содержание данного исследования. Автор выражает искреннюю благодарность руководству Русского Фонда Содействия Образованию и Науке (г. Москва) за помощь в публикации монографии.

Работа выполнена по программе фундаментальных исследований секции истории Отделения историко-филологических наук РАН «Нации и государство в мировой истории».

Политическая идеология и оборонная политика: в поисках национального интереса 1955-1968 гг.

§1. Определение «стартовых позиций»

Создание 14 мая 1955 г. Организации Варшавского Договора (ОВД) серьезно повлияло на развитие системы международных отношений в целом и их региональные аспекты в частности. Примечательным фактом процесса формирования этого военно-политического блока была заинтересованность в нём не только СССР, но и постепенно усиливавшего свои позиции на мировой арене коммунистического Китая[1 - Mastny V. China, the Warsaw Pact, and Sino-Soviet Relations under Khrushchev// Parallel History Project on Cooperative Security (PHP, the former Parallel History Project on NATO and the Warsaw Pact). – www.php.isn.ethz.ch/collections/coll_china_wapa/intro_mastny. cfm?navinfo=16034]. За год до официального подписания документа о создании Организации Варшавского Договора вооруженные силы будущих балканских участников пакта – Албании, Болгарии и Румынии, по оценкам американской разведки, во многом соответствующим реальному положению дел, представляли довольно серьезную военную силу в региональном масштабе.

Таблица 1

Вооруженные силы Балканских государств – будущих членов ОВД

(по американским разведывательным оценкам на июль 1954 г.)[2 - Составлено no: Probable Developments In The European Satellites Through MID-1956. National Intelligence Estimate Number 12-54. 24.8.1954. P. 18-20 – http://www.foia.cia.gov/ browse_docs.asp?doc_no=0000269325]

В то же время боевой потенциал и оперативные возможности национальных вооруженных сил балканских членов ОВД без учёта находившихся в них до начала 60-х гг. XX в. подразделений вооруженных сил СССР уступал по ряду параметров военно-техническому, но не кадровому, потенциалу членов НАТО – Греции и Турции, к которым при определенных обстоятельствах (угроза вооруженной интервенции) могла присоединиться Югославия, обладавшая также одной из наиболее боеспособных армий в регионе[3 - Подробнее об этом: Bekic D. Jugoslavija u Hladnom ratu. Odnosi sa velikim silama, 1949–1955, Zagreb, 1988; Богетиh Д. Воjни преговори Jугославиjе са Западом у светлу опасности од оружане интервенциjе источноевропских држава// Воjноисториjски гласник. 2003. № 1–2; Bogetic D. Jugoslavija i Zapad, 1952–1955. Jugoslovensko priblizavanje NATO–u, Beograd, 2004; Dimitrijevic B. JNA od Staljina do NATO pakta. Armija u spoljnoj politici Titove Jigoslavije, Beograd, 2006; Dimitrijevic B. Jugoslovenska armija 1945–1954. Nova ideologija, vojnik i orujze, Beograd, 2006; Dimitrijevic B. Jugoslavija i NATO (1951–1957), Beograd, 2003.]. Особую обеспокоенность в этой связи проявляли Албания и Болгария, находившиеся на линии соприкосновения с Североатлантическим альянсом[4 - Животич А. България във планове на балканските съюзници (1952–1955)//Военноисторически сборник. 2006. № 3.].

Прошедшие в 1955-1956 гг. заседания высших органов НАТО с участием представителей балканских членов организации – Греции и Турции – выявили стремление последних обращать внимание не только на оборонные усилия альянса в Средиземноморском регионе, но и на экономические аспекты сотрудничества в рамках пакта. Важным аргументом в этом отношении выступали действия СССР, рассматривавшиеся Афинами и Анкарой как «мирное наступление» с использованием экономических методов проникновения в Грецию и Турцию[5 - Ministerial Meeting of North Atlantic Council. Paris, December 15–16, 1955. Telegram 1502. Secret. Important. Paris, December 15th, 1955//Documents on Canadian External Relations. Volume # 21 – 235. Chapter II. North Atlantic Treaty Organization. Part 10. – http://www.international.gc.ca/department/history-histoire/dcer/details-en.asp?intRefid=1141; Ministerial Meeting of North Atlantic Council. Paris, December 15–16, 1955. Telegram 15172. Secret. Important. Paris, December 19th, 1955//Documents on Canadian External Relations. Volume № 21 – 239. Chapter II. North Atlantic Treaty Organization. Part 10. – http://www.international.gc.ca/department/history-histoire/dcer/details-en.asp?intRefid=1141; North Atlantic Council. Summary Record of meeting of the Council held at the Palais de Chaillot, Paris, XVIe., on Saturday, 5th May, 1956, at 3 p.m. – http://www.nato.int/archives/committee_of_three/2_reference.pdf. О политике «мирного наступления» СССР и его экономической стратегии на турецком и греческом направлении в: Улунян Ар. А. Горячий мир холодной войны. Греция и Турция между Западом и Востоком. 1945–1960. М., 2001.].

В то же время парадокс складывавшейся в ОВД ситуации заключался в том, что интерпретация политических и оборонных задач в рамках пакта у большинства его членов, несмотря на декларированную лояльность в отношении Москвы, по объективным причинам обладала конфликтогенным потенциалом. Так, в частности, в 1955 г. министр обороны Румынии Э. Боднэраш в беседе с Н. С. Хрущевым поднимал вопрос о необходимости вывода советских войск из страны, полагая, что их присутствие уже серьезно не влияло на военно-политическую обстановку в регионе. Румыния, по словам Боднэраша[6 - Подробнее об Э. Боднэраше и его роли в истории румынской компартии см.: Comisia Prezidentiala Pentru Analiya Dictaturii Comuniste Din Rom?nia. Raport Final. Bucuresti, 2006. Материал также доступен в сети Интернет: http://www.presidency.ro/static/ordine/RAPORT_FINAL_CPADCR.pdf], находилась в кольце социалистических стран, и единственное непрямое соприкосновение с государством-членом НАТО – Турцией – было лишь на Черном море. Москва постаралась ослабить нажим со стороны Бухареста и смогла, в конечном счёте, добиться того, что 3 декабря 1956 г. была обнародована советско-румынская декларация. В ней заявлялось о том, что в условиях, когда силы НАТО размещаются в непосредственной близости от социалистических стран, присутствие советских вооруженных сил в Румынии является необходимым[7 - Подробнее об этом: Deletant D. Communist Terror in Romania: Gheorghiu-Dej and the Police State 1948-1965. New York. 1999. P. 270.]. Однако уже спустя два года – 17 апреля 1958 г. – позиция Москвы была изложена в специальном письме Хрущева главе Румынии Г. Георгиу-Дежу. На этот раз уже Кремль заявлял об изменении международной ситуации, позволяющей вывести советские войска[8 - Текст письма в: Romania. Retragerea trupelor sovietice. P. 273-274.]. 24 мая 1958 г. Хрущев сделал заявление о сокращении советских войск в Восточной Европе и сообщил о готовности вывести советские войска из Румынии. Оба события не являлись простым совпадением[9 - Deletant D. Romania, 1948-1989. An historical overview. Introduction//Romania and Warsaw Pact: 1955-1989. Ed. by Deletant D, Ionescu M. Cold War International History Project. Working Paper N 83. Washington. 2004. P. 14] и отражали общую политическую линию Москвы, стремившуюся провести реформирование своей оборонной доктрины[10 - Подробнее о выводе войск см. Rom?nia. Retragerea trupelor sovietice: 1958. Coord. Scurtu I. Bucuresti, 1996.]. На протяжении 1958 г. Бухарест всё более настойчиво выражал заинтересованность в выводе советских войск из Румынии. В 1960 г. Георгиу-Деж уже выступал за реструктуризацию всей системы управления Варшавского пакта с тем, чтобы Москва согласилась на участие её восточноевропейских союзников в выработке стратегических решений пакта.

Изначально ОВД позиционировалась советской стороной как военно-политический блок европейских коммунистических стран, не подлежащий расширению в «проблемных» направлениях, к числу которых относилось дальневосточное[11 - Так, в частности, во время происходивших на протяжении 50-х гг. обсуждений в руководстве ОВД по вопросу об участии Монголии в этом блоке, часть его членов, включая СССР, высказывали опасения в связи с фактом расширения зоны ответственности пакта и высокой степенью вероятности вступления в прямой конфликт с Западом в азиатском и дальневосточном регионах уже на уровне межблоковой конфронтации ОВД-НАТО.]. Ситуация, складывавшаяся внутри пакта, представляла серьезный интерес для его оппонента в лице НАТО и ведущей силы Североатлантического альянса – США[12 - The Tie that Binds – Soviet Intrabloc relations. Feb 1956 to Dec 1957. (Reference' titles: CAESAR VI-A and VII-58). 29 July 1958. Soviet Staff Study. Office of Current Intelligence. Central Intelligence agency. – http://www.foia.cia.gov/CPE/CAESAR/caesar-21.pdf]. Именно поэтому взаимоотношения между членами каждого из противостоявших блоков серьёзно влияли на их позиции в наиболее важных с военно-стратегической точки зрения районах непосредственного взаимного соприкосновения. Среди них были Балканы, имевшие выход на средиземноморский, черноморский и ближневосточный оперативные направления. Уже в первой половине 50-х гг. Москва уделяла особое внимание советскому присутствию в Средиземноморье. Коммунистической Албании – союзнице СССР – предстояло играть в этом важную роль. Ответственность за данный регион в тактическом отношении лежала на советском Черноморском флоте[13 - Подробнее о роли Черноморского флота в военно-морской политике СССР в: Спирин А. Участие черноморского флота во внешнеполитической деятельности советского государства во второй половине 40-х – 50-е годы XX века//Военно-исторический журнал. 2005, № 10.], и одна из первых демонстраций присутствия СССР здесь состоялась 28 мая – 7 июня 1954 г., когда проходил визит в Албанию отряда кораблей ВМФ СССР под командованием командующего ЧФ адмирала С. Г. Горшкова. В составе группы кораблей были крейсер «Адмирал Нахимов», а также 2 эскадренных миноносца. Серия подобных визитов, состоявшаяся во второй половине 50-х гг., лишь подчеркивала важность Албании для СССР и всего Восточного блока в военно-морском отношении. Одновременно Москва и Тирана заключили договор о строительстве военно-морской базы ВМФ на албанском побережье Средиземноморья. Советская концепция развития военно-морских сил на протяжении со второй половины 50-х гг. и до середины 60-х гг. XX в. во многом формулировалась с высокой степенью субъективизма и отражала противоречия между сторонниками и противниками создания парка авианесущих кораблей. Главком ВМФ адмирал Горшков, занявший эту должность 5 мая 1956 г., был сторонником последней точки зрения и считал, что авианосцы уязвимы и не обладают достаточной огневой мощностью, в то время как ракетоносцы, наоборот, наиболее приемлемы для советского флота. Подобное отношение начало меняться лишь в середине 60-х гг. XX в.[14 - Из всех ныне существующих работ, в которых исследуется советская военно-морская политика и её эволюция, наиболее полно проблема освещена в: Herrick R. W. Soviet Naval Doctrine and Policy 1956-1986. Lewiston, N.Y., 2003. V. 1-3; Petersen Ch. Aircraft Carriers In Soviet Naval Theory from 1960 to the Falklands War. Professional Paper 405/ January 1984. Center For naval Analyses. Naval Studies Group. Alexandria, 1984.] Прологом к этому послужило придание в высших советских военных кругах в начале 60-х гг. особого акцента концепции «господства на море», хотя в официальных открытых документах сам термин характеризовался сквозь призму советских идеологических установок и подчеркивалось, что советские вооруженные силы «в настоящее время его [данное понятие] не используют»[15 - Словарь основных военных терминов. Москва, 1965. С. 65.]. Советская средиземноморская эскадра начала развертывание в регионе с 1964 г., а с 1967 г. она усилила своё присутствие за счёт получения портов базирования в Египте.

Советская военная активность в Албании и прилегающих водах Средиземноморья, а также в целом на Балканах рассматривалась в военных, политических и журналистских кругах стран Западного блока как направленная на усиление присутствия СССР в стратегически важном регионе. Ситуация в балкано-средиземноморском и черноморском регионах занимала важное место в аналитических материалах оборонных ведомств стран-участниц НАТО из числа европейских держав, в частности Франции. В соответствии с оценкой французского Генерального штаба, сделанной в сентябре 1955 г., «после 1948 г., когда Югославия вышла из Коминформа, Болгария стала важным фактором для Кремля на балканской шахматной доске… Её армия является одной из наиболее верных и обученных среди государств-сателлитов… Три страны, с которыми Болгария могла бы находиться в состоянии войны, – нейтральная Югославия, Греция и Турция – члены НАТО»[16 - Аналитичен доклад на Френския ГЩ относно военния потенциал на Българската армия. 1.9.1955 г. Л. 2, 6// България и Варшавският договор. Съставителство и редакция в колектив, отговорен редактор Йордан Баев. Мултимедийно СД-РОМ издание. София, 2000.]. Французская военная разведка, представившая данные оценки в своём докладе Генеральном штабу, делала предположения о том, что Болгария могла, в случае необходимости, провести стремительное наступление по всем трём направлениям, включая побережье Эгейского моря, и даже на Стамбул (в последнем случае – при поддержке советской авиации)[17 - Там же.].

Однако взаимоотношения внутри Варшавского пакта свидетельствовали о том, что между Москвой и её отдельными союзниками по ОВД из числа Балканских коммунистических стран начинали усиливаться противоречия. Визит в Югославию партийно-государственной делегации СССР во главе с Н. С. Хрущевым, состоявшийся 26 мая – 2 июня 1955 г., и принятие совместной Белградской декларации, которая подтвердила нормализацию советско-югославских отношений[18 - Подробнее в: Едемский А. От конфликта к нормализации. Советско-югославские отношения в 1953-1956 годах. М., 2008; Романенко С. Между «Пролетарским интернационализмом» и «Славянским братством». Российско-югославские отношения в контексте этнополитических конфликтов в Средней Европе (начало XX в. – 1991 г.). М., 2011.], был с настороженностью воспринят албанской стороной, находившейся в конфронтационных отношениях с соседней Югославией[19 - На русском языке об этом подробнее в: «ТАСС не уполномочен заявить». – 1948: албано-югославский конфликт глазами Кремля. 13.12.2008//Радио Свобода. Радиопрограммы / Документы прошлого. – http://www.svobodanews.ru/content/transcript/479780.html; Волков В. Советско-албанские отношения (40-50-е годы XX века). С.-Петербург, 2009; Павловец Ю. Югославско-албанские отношения в процессе формирования советского блока в Восточной Европе (ноябрь 1944 – ноябрь 1948 г.)// Российские и славянские исследования. Минск, 2010. № 5. См. также: Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953 гг. Документы. Отв. редактор: Т. В. Волокитина. М., 1999. Т. 1. 1944-1948 гг. Документы: № 106. 5 июля 1946 г. – Из дневника Д. С. Чувахина. Запись беседы с посланником Югославии в Албании И. Джордже по вопросу о Косово и Метохии, конференции компартии Албании в Берате и др.; № 157. 3 мая 1947 г. – Из дневника Д. С. Чувахина. Запись беседы с Э. Ходжей об албано-югославских противоречиях в экономической и финансовой областях; № 182. 13 декабря 1947 г. – Из дневника А. И. Лаврентьева. Из записи беседы с И. Б. Тито об отношениях Югославии с Албанией, Болгарией, Венгрией и Румынией; № 217. 17 октября 1948 г. – Политическое письмо Д. С. Чувахина В. М. Молотову о положении в компартии Албании. То же издание. Москва, 2002. Т. 2.1949-1953. Документы: № 15. 22 марта 1949 г. – Из дневника А. Я. Вышинского. Прием Э. Ходжи по вопросу об албано-югославских отношениях и др.; № 16. 23 марта 1949 г. – Запись беседы И. В. Сталина с Э. Ходжей об албано-югославских отношениях, внешней и внутренней политике Албании; № 37. 6 июля 1949 г. – Справка второго секретаря миссии СССР в Албании А. С. Мандибуры об итогах процесса по «делу» К. Дзодзе и его «группы»; № 139. 26 сентября 1950 г. – Из дневника временного поверенного в делах СССР в Албании В. А. Кареткина. Запись беседы с Э. Ходжей о работе с югославскими политэмигрантами, перегибах в борьбе с кулачеством и др.], хотя на официальном уровне глава Албании Э. Ходжа согласился с подписанным обеими сторонами документом. Последний факт был отмечен югославской дипломатией, что нашло своё выражение во включении югославским посольством в Тиране в дипломатическое сообщение перевода на сербский язык статьи Э. Ходжи «Вклад в дело мира на Балканах», опубликованной в партийном органе «Зери и популлит». Примечательным был пассаж о том, что «албанский народ с одобрением воспринял Белградскую декларацию, солидаризируясь с ней, и стремится, чтобы отношения между Албанией и Югославией были нормализованы, были хорошими и дружескими»[20 - Депеша посольства ФНРЮ в Албании от 16.7.1955. – Коматина М. Енвер Хоuа и jугословенско-албански односи. Београд, 1995. С. 99.]. Тем не менее в складывавшейся ситуации, как отмечал посланник ФНРЮ А. Милатович, в руководстве Албанской партии труда (АПТ) начали проявляться признаки недоверия в отношении СССР и усилились колебания по вопросам политики на «югославском направлении». Полученная Милатовичем информация свидетельствовала о наличии в политбюро АПТ различных подходов к перспективе развития албано-югославских отношений.

Один из них формулировался группировкой, возглавлявшейся М. Шеху и Р. Алией, и заключался в отказе от каких-либо изменений в проводимом курсе. Сторонниками другого подхода были представители группы, возглавляемой секретарем ЦК АПТ по оргработе X. Капо. Они выступали, по полученным Милатовичем сведениям, за сближение с Югославией. Примечательным фактом стал вывод югославского посланника, основывавшийся на полученной внутрипартийной информации из аппарата АПТ о том, что сам Э. Ходжа склонялся поддерживать группу Капо, что, вероятно, было вызвано улучшением советско-югославских отношений. Более того, в своём выступлении на III съезде АПТ (25 мая – 3 июня 1956) Э. Ходжа (это было отмечено югославской стороной) заявлял о необходимости улучшения отношений с Югославией и признания ошибочности ряда оценок политики СКЮ[21 - Впоследствии эта часть выступления была изъята из официальных партийных публикаций АПТ и собрания сочинений Э. Ходжи. – Коматина М. Енвер Хоuа и jугословенско-албански односи. С. 101.]. В то же время глава АПТ достаточно резко отнёсся к самой идее реабилитации тех из высших партийных функционеров АПТ (в частности, К. Дзодзе), кто был обвинён ранее в занятии проюгославс-кой позиции и расстрелян. В определенной степени на действия первого секретаря Албанской партии труда повлияла активизация контактов между Белградом и Москвой, где с 1 по 23 июня 1956 г. находилась партийно-государственная делегация во главе с И. Броз Тито, подписавшая 20 июня очередную совместную декларацию об отношениях СКЮ и КПСС. Опасения Э. Ходжи относительно улучшения отношений между СССР и ФНРЮ было связано с тем, что возглавляемый им режим в прошлом активно использовал советско-югославские противоречия, но в новых условиях уже глава АПТ становился одной из преград во взаимоотношениях между Москвой и Белградом. Это могло привести, в конечном счёте, к потере Э. Ходжей власти, что стало бы результатом процесса десталинизации режима, проводимого в рамках борьбы с культом личности, существование которого в АПТ Э. Ходжа публично отверг на III съезде АПТ.

Помимо «албанского аспекта» советско-югославских отношений существовал ещё один, связанный с формально сохранявшимся членством Белграда в трёхстороннем Балканском пакте. Заключение в Анкаре 28 февраля 1953 г. Договора о дружбе и сотрудничестве между Грецией, Турцией и Югославией, ставшего основой для полномасштабного военно-политического Соглашения о дружбе, политическом сотрудничестве и взаимной помощи трёх стран, подписанного в г. Бледе 9 августа 1954 г., означало создание регионального военно-политического блока, получившего название Балканского пакта[22 - См. подробнее: Medunarodni Naucni Skup «Balkanski Pakt 1953/1954» Beograd 9. i 10. Novembar 2005. Zbomik Radova. Beograd, 2008; Stone D. The Balkan Pact and American Policy, 1950-1955// East European Quarterly, 1994. V. 28, N 3.]. Особое значение этому блоку придавало членство в нём Греции и Турции, являвшихся участницами НАТО. Целью регионального пакта было обеспечение безопасности трёх государств, и прежде всего Югославии, в случае возможных попыток СССР прибегнуть к вооруженным действиям на Балканах. В феврале 1955 г. была создана Организация Ближневосточного Договора, более известная как Организация Центрального Договора (CENTO), в которую она была переименована 21 августа 1959 г., или Багдадский пакт. Её членами стали Великобритания, Ирак, Иран, Пакистан и Турция, которые должны были обеспечивать реализацию доктрины «северного пояса», т. е. недопущения расширения военно-политического присутствия СССР и Варшавского пакта южнее границ СССР[23 - Подробнее о «Северном поясе» в: Ramazani R. The Northern Tier. Afghanistan, Iran, and Turkey, New York, 1966; Yesilbursa B. K. The Baghdad Pact: Anglo-American Defence Policies in the Middle East, 1950–1959. London, 2005.].

Выступление И. С. Хрущева с осуждением культа Сталина и наиболее одиозных сторон его действий на XX съезде КПСС, проходившем 14-26 февраля 1956 г., было воспринято с беспокойством в руководящих кругах Албанской партии труда и лично её секретарём Э. Ходжей. Он увидел в критике сталинизма опасность потери личной власти в результате возможного процесса расширения кампании борьбы против культа личности уже в масштабах всего Восточного блока. После XX съезда КПСС стало ясно, что в международном коммунистическом движении начинается раскол, обусловленный отношением руководства ряда компартий, прежде всего правивших, к политическому и идеологическому наследию сталинизма[24 - О «десталинизации снизу», выразившейся в форме антикоммунистических восстаний и массовых волнений в Восточном блоке, см.: Kramer М. The Early Post-Stalin Succession Struggle and Upheavals in East-Central Europe: Internal-External Linkages in Soviet Policy Making (Part 1)// Journal of Cold War Studies 1999. V. 1. № 1.], а также стремлением высших партийных кругов в этих государствах обезопасить свои позиции, не допустив прихода к власти возможных сторонников десталинизации[25 - Одним из наиболее характерных примеров этого было внутрипартийное развитие Албанской партии труда. Её руководитель Э. Ходжа достаточно жёстко подавил попытку начать десталинизацию АПТ, предпринятую рядом делегатов на партийной конференции в Тиране, проходившей 14-19 апреля 1956 г. См. подробнее в: Dyrmishi D. Konferenca е PPSH sё Tiranёs, shkaqe dhe rrjendhohja (prill 1956)//Studime Historike. 2002. № 1/2. Сам Э. Ходжа, который был серьезно напуган возможностью своего отстранения от руководства партией и государством, писал в воспоминаниях о произошедшем как о происках «хрущевских ревизионистов»: Ходжа Э. Хрущевцы. Воспоминания. Тирана, 1980. Книга была написана в 1976. Интерес представляет общая работа об АПТ Н. Д. Смирновой: Смирнова Н. Албанская партия труда (страницы истории). М., 1974.].

Венгерская революция осени 1956 г. и действия СССР, направленные на её подавление, серьезно обеспокоили Белград, отношения которого с Москвой вновь обострялись[26 - Материалы об этом см. в: Советский Союз и венгерский кризис 1956 г.: Документы. Ред.-сост.: Е. Д. Орехова, В. Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. См. также: Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. Югославия, СССР и США в начальный период «холодной войны» (1945–1957). М., 2002; Стыкалин А. Прерванная революция. М., 2003; он же. Советско-югославская полемика вокруг судьбы «группы И. Надя» и позиция румынского руководства (ноябрь-декабрь 1956 года)//Славяноведение. 2000. № 1. Спустя девять лет после издания сборника документов о венгерском кризисе, подготовленного специалистами-учеными, появилась ещё одна публикация на эту тему: Венгерские события 1956 года глазами КГБ и МВД СССР. Сборник документов. Сост.: А. А. Зданович, В. К. Былинин, В. К. Гасанов, В. И. Коротаев, В. Ф. Лашкул. Москва, 2009. В отличие от академического издания оценка и трактовка Венгерской революции 1956 г. была дана авторами-составителями в предисловии к отобранным и опубликованным документам на с. 3 в собственной интерпретации, а борьба венгерского народа за свободу и независимость против диктатуры была представлена в следующем виде: «Венгерские события 1956 года являлись одними из первых в истории “цветных” и “цветочно-тканевых революций”, инспирированных и организованных спецслужбами США и западноевропейских стран во второй половине XX и начале XXI века. Активизация подобной деятельности в последние годы и тенденциозное освещение прошедших событий средствами массовой информации и в исторических исследованиях как венгерских, так и части российских историков приводят к мысли о необходимости расширения Источниковой базы по истории венгерских событий 1956 года с целью их объективного изучения».]. И. Броз Тито постарался возвратиться к идее реанимации взаимодействия со своими союзниками в рамках Балканского пакта, несмотря на то, что кипрская проблема стала одной из главных причин резкого ухудшения отношений между Афинами и Анкарой. В свою очередь, попытки Белграда выступить в роли посредника между ними не привели к ожидаемым югославским руководством результатам, что сказалось и на планах возобновления сотрудничества между тремя государствами[27 - Подробнее об этом: Балкански пакт 1953-1954. Зборник докумената из Архива Воjноисториjског института, Архива Министарства сполних послова и Архива Jосипа Броз Тита (1953-1960). Београд, 2005.]. Поэтому возобновление более тесных взаимоотношений с СССР становилось частью внешнеполитического курса югославского руководства. В свою очередь, глава АПТ попытался использовать Венгерскую революцию для укрепления своей позиции и фактического оправдания неприятия критики сталинизма, которая могла приобрести в Албании антиходжевские формы. Одновременно для него появлялась возможность вернуться к прежнему открытому антиюгославскому курсу. Тирана обвинила Белград в поддержке антикоммунистических и антисоветских сил и продолжила конфронтацию с ним, надеясь на обострение советско-югославских отношений. Ещё в 1952 г. в американских правительственных кругах делались предположения о том, что при благоприятных условиях Югославия может попытаться ликвидировать режим Ходжи[28 - Yugoslav Intentions Toward Albania. National Intelligence Estimate (NIE) 42/1. 20.10.1952. P. 2, 3. – http://www.foia.ucia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000011503&title= YUGOSLAV+INTENTIONS+TOWARD+ALBANIA-DOC+ALSO+MENTIONS-ALBANIA N+GOVERNMENT++LEADE&abstract=&no_pages=0003&pub_date=l 0/20/1952&release_ date=5/2/l 989&keywords=ITALY]. Советская поддержка Тираны была важным элементом её оборонной политики в регионе. Аналитики из американских разведывательных ведомств отмечали в январе 1956 г., что, «вероятно, СССР мог бы изменить свою позицию в отношении Албании. Например, существует слабый шанс того, что физическая изоляция Албании от советского блока и её малая ценность для блока приведёт Москву к тому, чтобы использовать Албанию как инструмент в балканских интригах»[29 - ??? 12-56. Probable developments in the European Satellites Through 1960. // Foreign Relations of the United States, 1955-1957. Eastern Europe. Washington, 1990. V. XXV. P. 116.].

Для главы АПТ было ясно, что Москва, во имя сохранения влияния в Восточной Европе и той части Балкан, где находились члены Варшавского пакта, предпримет меры, направленные на смену партийно-государственного руководства союзников, не следующих в фарватере политики Кремля. В этих условиях Э. Ходжа активно использовал в пропагандистских целях для своей личной поддержки со стороны Москвы тезис существования военной угрозы Албании, исходящей от её соседей, прежде всего Греции – члена НАТО. Сохранявшийся между Тираной и Афинами этно-территориальный спор по вопросу о принадлежности Северного Эпира (Южной Албании) становился важным инструментом проведения такой политики албанскими коммунистическими властями. Всеэпирский конгресс 8 июля 1956 г. греков-эпириотов, требовавших возвращения этой территории Греции, был использован Э. Ходжей как в интересах внутриполитической пропаганды, так и во внешнеполитических целях. Во время специально организованной поездки по югу Албании глава АПТ обвинил США и Грецию в попытках захватить Северный Эпир и использовании греческого национального меньшинства в целях подрыва коммунистического режима. При этом он постарался интернационализировать проблему, заявив об «империалистических попытках поддерживать международную напряженность» и «миролюбивой политике наших социалистических стран, возглавляемых СССР, и других государствах, которые выступают против войны»[30 - Hoxha on Albania Difficulties. 1.8.1956. Radio Free Europe research. P. 2. Gen. Desk-ERS. BOX-FOLDER-REPORT: 1-1-18. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/ pdf/1-1-18.pdf].

Позиции албанского коммунистического режима на международной арене, и прежде всего, в системе региональных отношений, требовали от него проведения соответствующей оборонной политики. В 50-х гг. XX в. она базировалась в военно-техническом и экономическом отношениях на массированной помощи со стороны СССР[31 - См.: Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) Ф. 89. On. 1. Д. 33. Записки МВТ СССР, проекты постановлений Совета Министров СССР, записи переговоров с албанской правительственной делегацией по торгово-экономическим вопросам. 22.3-2.4.1949; Д. 34. Записки МВТ СССР, МИД СССР, проекты постановлений Совета Министров СССР, письма и просьбы Э. Ходжи в связи с переговорами с албанской правительственной делегацией по торгово-экономическим вопросам. 2.4.1949 – 10.12.1949; Д. 35. Письма Э. Ходжи в адрес Совета Министров СССР по вопросам торгово-экономических отношений между СССР и Албанией. 3.-23.4.1951.], стран Восточного блока и КНР, а в военно-стратегическом – на идеологически оформленной концепции защиты существующего в стране общественно-политического режима от внешней агрессии и обеспечении безопасности как самой Албании, так и Восточного блока, членом которого она являлась[32 - Подробнее об общих проблемах участия Албании в ОВД см.: Lalaj A. Albanien und der Warschauer Pakt//Der Warschauer Pakt – Von der Gr?ndung bis zum Zusammenbruch 1955 bis 1991. Herausgegeben Diedrich T., Heinemann W., Ostermann C. Berlin, 2009; Lalaj A. Shqip?ria n? Paktin e Varshav?s: 1955–1968//Studime historike.2004, Nr. 1/2. См. также её интервью в: Ana Lalaj, drejtoresha e Institutit t? Historis? tregon p?r gazet?n «Panorama» nj? nga momentet m? ky?e t? historis? s? Shqip?ris? n? vitet ’50. «P?rse pranoi Enver Hoxha t? n?nshkruante Traktatin e Varshav?s»// Panorama, 10.9.2004.]. Формулирование военной доктрины Тираной проходило при активном участии Москвы. По сути, она носила оборонительный характер, что подчёркивалось в рекомендательном виде советскими военными инструкторами, читавшими курс секретных лекций в 1956 г. для специально отобранных албанским министерством обороны высших военных чинов албанских вооруженных сил[33 - По свидетельству очевидца – полковника Скендера Мальинди, осужденного в 1975 г. в период очередной партийной чистки за «участие в заговоре Балуку», степень секретности была столь высока, что записи, сделанные во время лекций, собирались у слушателей и хранились в сейфах, опечатанных их личными печатями: Kolonel Malindi: «Ju rr?fej Shqip?rin? e Traktatit t? Varshav?s»//INFOARKIV. Arkiva Mediatike Shqiptare. 5.4.2009 – http://www.infoarkiv.com/media/artikull/iden/32433/titulli/Kolonel-Malindi-Ju-rrefej-Shqiperine-e-Traktatit-te-Varshaves]. Именно в это время руководство АПТ, и прежде всего лично Э. Ходжа, сформулировали тезис «враждебного окружения народной Албании», определяя в качестве наиболее вероятной угрозы действия со стороны соседних Греции и Югославии, а также государств НАТО, способных использовать Средиземноморье в гипотетически существующих военно-политических планах нападения на страну со стороны её побережья. Реальность такого развития ситуации была поставлена под сомнение в американских разведывательных кругах ещё в 1952 г., о чём сообщалось в секретном документе – «Национальных разведывательных оценках». Представленный анализ основывался на выводе о существовании противоречащих друг другу интересов Греции, Италии и Югославии, в связи с чем «каждая из которых, вероятно, предпочитала сохранить status quo, нежели допустить изменения, выгодные одной из сторон»[34 - Yugoslav Intentions Toward Albania. NIE 42/1. 20.10.1952. P. 2 – http://www.foia. ucia.gov/browse_docs.asp?doc_no=OOOOOH503&title=YUGOSLAV+INTENTIONS+TOWARD +ALBANIA-DOC+ALSO+MENTIONS-ALBANIAN+GOVERNMENT++LEADE&abstract=& no_pages=0003&pub_date=10/20/1952&release_date=5/2/1989&keywords=ITALY]. Со своей стороны, представители советского военного руководства высказывали во второй половине 50-х гг. XX в. мнение о том, что «албанская армия боеспособна. Она имеет хорошие кадры офицерского состава, которые на 100% являются членами партии труда, большинство из них проходило обучение в Советском Союзе. Солдаты, сержанты и офицеры на проведенном учении показали хорошую выносливость и втянутость при действиях в горах. Идеологическое воспитание в армии поставлено хорошо. Очень слабым местом в подготовке армии являются вопросы противовоздушной и противодесантной обороны, а также устаревшие методы тактической подготовки частей армии»[35 - Телеграмма Г. К. Жукова в ЦК КПСС о ходе визита и переговорах с руководителями Албании. 25 октября 1957 г.// Россия XX в. Документы. Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 2001. С. 179.].

Активное сотрудничество Албании с СССР во многом объяснялось ещё и тем, что ставка на советское военное присутствие, сделанная албанским партийно-государственным руководством, преследовала выполнение нескольких задач. Во-первых, оно было призвано обеспечить советские гарантии не допустить военных действий в отношении НРА со стороны её соседей и отдельных стран Западного блока (США и Великобритании). Во-вторых, ставилась задача обучения военных кадров и в целом вооруженных сил. Наконец, в-третьих, албанская сторона стремилась создать ключевые объекты оборонной структуры страны, обеспечив вооруженные силы военной техникой. Значимость советско-албанского сотрудничества в этой области демонстрировалась со стороны Кремля фактом назначения на должность главы военной миссии в Албании и военного атташе на протяжении 1953-1956 гг. одного из представителей высшего советского руководства генерал-полковника А. И. Родимцева.

Для другого балканского члена Варшавского пакта – Болгарии формулирование военно-технической и мобилизационной составляющих оборонной политики в середине 50-х гг. также во многом испытывало влияние советского фактора[36 - Подробнее об этом: Баев И. България и създаването на Варшавския договор//Военноисторически. 1995, № 4; он же. Изграждане на военните структури на Варшавския договор. 1955-1969//Военноисторически сборник. 1997, № 5]. Попытка проведения за короткий срок (1955-1959 гг.) реорганизации болгарских вооруженных сил и их технического переоснащения обуславливалась партийно-государственным руководством страны тем, что «в настоящее время наша [болгарская] Народная Армия по своей организации и особенно по своему вооружению и боевой технике значительно отстаёт от современных требований»[37 - Решение на Политбюро във връзка с българо-съветско заседание в москва относно развитието на БНА за периода 1955-1959 гг. 22.1.1955 г.// България и Варшавският договор.]. При этом планируемые количественные показатели для мирного и военного времени как в организационном, так и военно-техническом отношениях различались лишь в увеличении в условиях войны противовоздушных и инженерных подразделений, а также химической защиты сухопутных сил на уровне батальонного звена. Таким образом, в планах болгарского руководства вооруженные силы страны подлежали серьезному усилению, что, в свою очередь, требовало значительных материально-технических ресурсов, не имевшихся в распоряжении Софии. Этот проект, принятый политбюро ЦК БКП 22 января 1955 г. как директивный документ, ставил задачу реформировать вооруженные силы в течение пяти ближайших лет. Без участия СССР проведение комплекса запланированных мероприятий было невозможно. Именно поэтому Москва с настороженностью воспринимала несанкционированные ею реформы, так как именно советской стороне предстояло их материально-техническое обеспечение. 12 августа 1955 г. Н. С. Хрущев в письме секретарю ЦК БКП Т. Живкову, ссылаясь на Женевское Совещание Глав правительств четырех держав «и в целях снижения расходов на содержание вооруженных сил», выразил мысль о «целесообразности» сокращения численности вооруженных сил мирного времени и пересмотре планов перевооружения[38 - Писмо от Н. Хрушчов до T. Живков за намаляване състава на българските ВС. Москва. 12.8.1955// България и Варшавският договор.]. В конце августа 1955 г. политбюро болгарской компартии приняло уже новое решение, с учётом мнения и рекомендаций Москвы. В соответствии с ним предполагалось «максимально возможное сокращение состава вооруженных сил HP Болгарии в мирное время» и «продление срока перевооружения армии и оперативной подготовки страны примерно до 1965 г.»[39 - Решение за намаляване състава на българските ВС. 30.8.1955 г. // България и Варшавският договор.]. В то же время, как уточнялось в сентябре 1955 г., в оперативно-тактическом отношении сокращение должно было проводиться «за счёт западных и северных соединений и частей»[40 - Решение на Политбюро за намаляване числения състав на ВС. 29.9.1955 г.], т. е. на «югославском» и «румынском» направлениях, но не на «греческом» и «турецком». Однако в целом болгарское руководство не отказывалось от проведения военной реформы, в чём была заинтересована и советская сторона, готовая предоставить за период 1956-1965 гг. большие средства в размере 375 млн рублей[41 - Доклад от министъра на отбраната ген. П. Панчевски относно съвещание в Москва по плана за военно производство и военни доставки за 1956-1965 г. 11.4.1956 г.// България и Варшавският договор.] в ценах 1956 г. с упором на противовоздушную оборону, имевшую стратегическое значение для СССР с точки зрения его оборонных интересов[42 - Протокол на Политбюро относно съвещание в Москва за военно производство и доставки на въоружение за периода 1956-1965 г. 5.5.1956 г.// България и Варшавският договор. О развитии ВВС в Болгарии после Второй мировой войны и их роли в межблоковом противостоянии: Бориславов И. Българските ВВС и Студената война. София, 2002. О военном сотрудничестве СССР и Болгарии в этот период см. общий материал И. Баева: Baev J. Bulgarisch-sowjetische militarische Zusammenarbeit 1955 bis 1964//Der Warschauer Pakt – Von der Grundung bis zum Zusammenbruch 1955 bis 1991. Herausgegeben Diedrich T., Heinemann W., Ostermann C. Berlin, 2009.].

Формально, к середине 1954 г. советские вооруженные силы и военизированные подразделения, размещённые в государствах Балканского полуострова, были незначительными. В соответствии с оценками американской разведки на июль 1954 г., из всех Балканских государств, находившихся в советской зоне влияния, наибольшим советское присутствие было в Румынии (2 кадровые дивизии с общим числом 30 тыс. военнослужащих, 2 тыс. человек в вооруженных подразделениях органов безопасности, 190 самолётов различных типов). На втором месте находилась Болгария (2 тыс. советских военнослужащих и 1 тыс. в вооруженных подразделениях органов безопасности). В Албании советское военное присутствие ограничивалось 500 советскими военнослужащими[43 - Probable Developments In The European Satellites Through MID-1956. NIE 12-54. 24.8.1954. P. 17. – http://www.foia.cia.gov/browse_docs.asp?doc_no=0000269325]. Одновременно американские эксперты делали заключение о том, что «в то время как вооруженные силы сателлитов (стран-участниц постепенно формировавшегося Восточного блока – Ар. У.) будут, вероятно, хорошо сражаться против традиционных врагов, их надёжность остаётся под вопросом на оцениваемый момент в виду значительной ограниченности их военной полезности в случае общей войны»[44 - Ibid. P. 2.].

В этой связи особое значение приобретал так называемый югославский фактор, ввиду того, что Белград, сохраняя членство в Балканском пакте, официально не выступал в поддержку двух противостоявших блоков – НАТО и ОВД. Поведение югославского партийно-государственного руководства весной 1955 г. внимательно отслеживалось в Вашингтоне, так как от позиции Белграда в противостоянии Восточного и Западного блоков в Балканском регионе зависела оборонная политика НАТО на южном направлении. Однако однозначного вывода эксперты из числа аналитиков ЦРУ сделать не могли. С одной стороны, они рассматривали действия И. Броз Тито как ситуативные и направленные на укрепление роли Югославии на международной арене, где она стремилась добиться высокой степени независимости от Запада и Востока, но при этом не порывать отношений с Балканским пактом – важным элементом западной обороны в балкано-средиземноморском секторе[45 - Yugoslavia and Its Future Orientation. NIE 31/1-55. 19.5.1955. P. 1. – http://www.dni. gov/nic/PDF_GIF_declass_support/yugoslavia/Pub 14NIE311 -55.pdf]. Однако, с другой стороны, аналитики из американской разведки не исключали и возможности подписания неких секретных договоров с Москвой и даже «возвращения» Югославии в Восточный блок[46 - Ibid P. 2.]. Улучшение советско-югославских отношений весной-летом 1955 г. серьезно отразилось на межсоюзнических отношениях внутри Балканского пакта, так как И. Броз Тито был заинтересован в том, чтобы не допустить нового обострения взаимоотношений с Кремлём, и постепенно переходил к политике лавирования между Западным и Восточным военно-политическими союзами, видя в этом возможность усиления позиций Югославии, формально не принадлежащей ни к одному из них[47 - Подробнее о советской внешней политике на Балканах в этот период в: ????????? ????? ??? ???????? ???? ????????? 1950 ??? 1960. ??????? ????????. ??????. ?. ??????, ?. ????????, ?. ??????????, ?. ???????????????, ?. ????????, ?. ????????., ???????????, 2003.].

Первым шагом на пути усиления «особой позиции» Югославии в системе международных отношений было создание на проходившей в индонезийском городе Бандунг 18-24 апреля 1955 г. конференции Движения неприсоединения, инициаторами которого выступили вместе с И. Броз Тито президент Египта Г. А. Насер, премьер-министр Индии Дж. Неру и индонезийский президент Сукарно. Среди активных участников была делегация КНР[48 - Ampiah К. The Political and Moral Imperatives of the Bandung Conference of 1955: the Reactions of the US, UK and Japan. Folkestone 2007; Mackie J. Bandung 1955: Non-alignment and Afro-Asian Solidarity. Singapore, 2005.]. Визит в Белград премьер-министра А. Мендереса в мае 1955 г. за несколько недель до приезда в Югославию советской партийно-государственной делегации во главе с Н. Хрущевым был призван усилить военно-политическое взаимодействие стран, входящих в Балканский пакт. Однако глава Югославии фактически отказался от этого.

Действиями Тито были серьезно озабочены не только в Анкаре, но и в Афинах. В политических кругах Турции считали, что США ни в коем случае не должны сокращать уровень взаимоотношений с ФНРЮ и что Вашингтон должен способствовать возобновлению деятельности Балканского пакта с тем, чтобы не допустить подпадания Югославии под исключительное влияние СССР[49 - См. дипломную работу М. Палангаса, который ссылается на ранее не публиковавшиеся документы Госдепа США: ???????? ?. ????? ??? ????????????????????? ??????? ???? ??? ??????? 1955–1965. ???????????? ???????????? ???????????? ?????????? ?????. ????? ???????? ??? ????????????. ?????? ???????? ??? ????????? ????????, ?????????? ??? ?????????????. ?????????? ???????????? ??????? ???????????, 2009. ?. 19.]. В свою очередь, в Тиране существовала твёрдая уверенность в том, что одной из задач Балканского пакта была ликвидация существовавшего в Албании политического режима и проведение территориальных изменений в пользу Греции. Сотрудники внешнеполитических учреждений и разведывательных институтов США приходили летом 1956 г. к выводу о том, что «советский контроль над советскими сателлитами в Восточной Европе (Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Албании и Восточной Германии) серьезно влияет на дисбаланс сил в Европе и представляет угрозу безопасности США… Создание Варшавского пакта в мае 1955 г. как противовеса НАТО, который только что принял (в свой состав – Ар. У.) Западную Германию, структурировал и расширил советскую координацию и контроль над военным потенциалом Восточно-европейского блока»[50 - Проект документа о перспективах развития ситуации в Восточной Европе и национальной безопасности США в: National Security Council Report. NSC 5608. 3.7.1956//Foreign Relations of the United States, 1955-1957. Eastern Europe. Washington, 1990. V. XXV. P. 191.].

В свою очередь, кремлевское руководство стремилось использовать момент с целью привязать Югославию к формируемому СССР военно-политическому пакту восточноевропейских стран и ослабить взаимоотношения Белграда с Западом в интересах недопущения западного влияния на внутри- и внешнеполитическую позицию югославского руководства[51 - Об этом открыто заявлялось в Директивах Президиума ЦК КПСС к переговорам с И. Б. Тито в Москве от 28 мая 1956 г. См.: Российский Государственный Архив Новейшей Истории (РГАНИ) Ф. 3. Оп. 12. Д. 54. Л. 110-128.]. Именно данное обстоятельство сыграло свою роль в отказе Кремля от проявления несогласия с отдельными формулировками Московской декларации (20 июня 1956 г.), предложенными югославской стороной и вошедшими в её текст. Суть происходившего, по словам российского исследователя А. С. Стыкалина, можно было бы определить следующим образом: «Для маршала Тито, вовсе не жаждавшего вновь оказаться в роли кремлевского вассала, готовность к сотрудничеству с СССР могла послужить инструментом давления на Запад в целях достижения более выгодных условий получения кредитов, а потому, хотя и не без оглядки на западные державы, он склонялся к активизации переговорного процесса с Москвой. В Кремле, в свою очередь, считали, что дружба с Югославией не только значительно укрепит стратегические позиции СССР на Балканах, но гарантирует прорыв в Средиземноморье»[52 - Стыкалин А. СССР – Югославия: зигзаги двусторонних отношений (вторая половина 1950-х – начало 1960-х годов)//Славяноведение. 2006. № 6. С. 96].

Со своей стороны, глава Югославии постарался успокоить Афины относительно своих дальнейших действий. Охлаждение взаимоотношений между Белградом и Москвой вызвало активность греческого союзника Белграда по Балканскому пакту. Премьер-министр Греции К. Караманлис, будучи в США с официальным визитом, обратился к американскому руководству с предложением о посредничестве по вопросу возобновления деятельности пакта с тем, чтобы Вашингтон убедил Анкару изменить свою позицию по кипрскому вопросу. Со своей стороны, представители американского военного истеблишмента и высшего командования НАТО, в частности, командующий силами альянса в Южной Европе адмирал П. Бриско, заявляли о готовности оказать поддержку Югославии в случае угрозы её суверенитету[53 - ???????? ?. ????? ??? ????????????????????? ???????. ?. 23.]. Вскоре после возвращения из Москвы И. Броз Тито встретился в июле 1956 г. на о. Керкира с К. Караманлисом. Во время переговоров стало понятно, что «обе стороны ожидали изменения позиции Турции и согласились активизировать усилия с целью возобновления договора»[54 - ??? ????. ?. 20.]. Установление слишком тесных военно-политических связей Греции и ФНРЮ без участия Турции могло серьезно обеспокоить США и НАТО, так как складывались предпосылки для ухудшения отношений с третьим участником Балканского пакта – Анкарой – и окончательной ликвидации трёхстороннего союза[55 - ??? ????. ?. 21.].

Неопределенность дальнейшей судьбы Балканского блока не сказалась на разработке руководством ФНРЮ подходов к оборонной политике страны и её военной доктрины. Один из примечательных моментов этого процесса был отмечен в 1956 г. В высших армейских кругах обострилась дискуссия между сторонниками и противниками двух различных точек зрения на организацию бронетанковых подразделений ЮНА. В виду отсутствия достаточного количества единиц бронетехники сторонники разукрупнения этих подразделений предлагали передать их в состав пехотных подразделений. Другая группа в армейском руководстве, неофициально получившая название сторонников «танкизма», настаивала на сохранении бронетанковых подразделений, их укрупнении и отказе от создания механизированных корпусов. Фактическую победу одержали представители первой группы, но принятое руководством СФРЮ при активной роли И. Броз Тито решение всё-таки учитывало мнение и сторонников «танкизма». Поэтому, в соответствии с новой системой распределения сил и средств в ЮНА, так называемые военные области (фактически военные округа, которые просуществовали недолго) получали в соответствии со стоявшими задачами и особенностями географических границ этих военно-административных единиц различное количество бронетанковых подразделений: от батальонов до дивизий. Примечательно, что основные силы этих подразделений были сконцентрированы в наиболее танкоопасных секторах северного, восточного и юго-восточного направлений со стороны Венгрии, Румынии и Болгарии.

Активизация советской внешней политики на югославском направлении не ослабила особой заинтересованности Москвы в усилении союзнических связей с Тираной, находившейся в конфронтации с Белградом. 22 апреля 1957 г. в специальной записке в ЦК КПСС относительно приглашения министра обороны Албании Б. Балуку посетить эту страну министр обороны СССР Г. К. Жуков писал: «С своей стороны считаю, что посещение Албании будет очень полезным, особенно в связи с тем, что во время плавания представится возможность ознакомиться с наиболее важной для нас частью Юго-Западного театра военных действий: болгаро-турецким направлением, что явится дополнением к проведенной мною рекогносцировке этого направления в сентябре 1956 года, Черноморской проливной зоной и территорией, прилегающей к Эгейскому, Средиземному, Ионическому и Адриатическому морям»[56 - Записка Г. К. Жукова в ЦК КПСС о приглашении посетить Албанию. 22 апреля 1957 г.//Россия XX в. Документы. Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. Москва, 2001. С. 165.]. Осенью того же года, будучи в Албании, в телеграмме, направленной в ЦК КПСС 25 октября 1957 г.[57 - На состоявшемся 24 октября 1957 г. заседании Политбюро ЦК АПТ Э. Ходжа сообщил о том, что против приёма Албании в Варшавский пакт выступал В. Молотов, который считал, что в случае нападения на Албанию извне, СССР придётся участвовать в военном конфликте. Он также сослался на заинтересованность советских военных в строительстве военно-морской базы в Албании, откуда, в соответствии с услышанными Б. Балуку словами Г. Жукова, можно было нанести удар по VI флоту США. – См. Mytaraj K. Paralele sovjeto-jugosllave dhe amerikano-greke p?r Shqip?rin?// Dervina, 26.3.2008. – http://lajme.dervina.com/archive/9937-2235:766/Paralele-sovjeto-jugosllave-dhe-amerikano-greke-per-Shqiperine.htm. В статье приводятся ссылки на Центральный Архив Албанской партии труда (Фонд 14. Оп. 1. Папки № 20 и № 24).], советский маршал отмечал, что «особого внимания заслуживает вопрос обороны морского побережья Албании и использования его для базирования подводных лодок с целью их действий в Средиземном море. Детально осмотрев порт Влёра, строящуюся там базу подводных лодок и линию береговой обороны на Адриатическом море с суши и моря, я пришел к выводу о необходимости серьезного усиления береговой обороны албанского побережья, которое со стратегической точки зрения является исключительно выгодным для всего социалистического лагеря. Такое мероприятие позволит надежно защитить побережье с моря, вести борьбу с противолодочной обороной противника в Отранском проливе, что сможет обеспечить проход наших подводных лодок в Средиземное море»[58 - Телеграмма Г. К. Жукова в ЦК КПСС о ходе визита и переговорах с руководителями Албании. 25 октября 1957 г. // Россия XX в. Документы. С. 179.]. 26 октября 1957 г. во время переговоров Г. Жукова с Э. Ходжей последний подчеркивал значимость Албании для всего Восточного блока: «Средиземное море имеет с военно-стратегической точки зрения для нашего социалистического лагеря очень большое значение, так как в нем действуют 6-й американский флот и другие значительные силы стран НАТО, которые, безусловно, направлены против Советского Союза и нашего социалистического лагеря. Албания, являющаяся частью социалистического лагеря, расположена на побережье Адриатического моря и имеет поэтому важное значение»[59 - Телеграмма Г. К. Жукова в ЦК КПСС о переговорах с Э. Ходжей. 26 октября 1957 г.//Там же. С. 180-181.]. 26 июля 1957 г. Совмин СССР принял специальное постановление о создании военно-морской базы ВМФ СССР во Влёре. Дополняющее это решение советского партийно-государственного руководства постановление Совмина СССР от 22 апреля 1959 г. закрепило расширявшееся строительство советской базы.

Укрепление коммунистических режимов в странах Восточной Европы, включая Балканский регион, вело к усилению в их руководстве большей самостоятельности в рамках всего Восточного блока, что находило различные проявления и формы. Оборонная политика также нередко затрагивалась также этим процессом. Так, в частности, уже осенью 1955 г. румынские власти стремились подчеркнуть самостоятельность страны в сложившейся биполярной системе, несмотря на то, что Румыния являлась союзницей СССР. Это нашло своё отражение и в заключении, сделанном американским дипломатом Ч. Тэйером после беседы с румынским партийно-государственным руководством. Он сообщал в Госдеп о том, что «Румыния – это независимая страна, которая решает проблемы по-своему. В действительности, она считает, что СССР может оказать ей различную экономическую и политическую помощь, но нет причин, чтобы страна всегда ассоциировалась в представлениях США с отростком СССР»[60 - Telegram From the Legation in Romania to the Department of State. Bucharest, 20.11.1955//Foreign Relations of the United States, 1955-1957. Eastern Europe. Washington, 1990. V. XXV. P. 99.]. В начале декабря 1955 г. глава Румынии Г. Георгиу-Деж на приёме в посольстве Югославии, посвященном национальному празднику Югославии, демонстративно на протяжении двух часов беседовал с главой дипломатической миссии США в Румынии Тэйером, чему, как впоследствии отмечал в своём сообщении в Госдеп американский дипломат, пытался помешать посол СССР[61 - Telegram From the Legation in Romania to the Department of State. Bucharest, 1.12.1955// Ibid. P. 103.]. На этом же приёме присутствовал и премьер К. Стойка, озвучивший в 1957 и 1959 гг. румынский план балканского сотрудничества.

Выдвижение так называемых балканских мирных инициатив, несмотря на их кажущееся соответствие региональным планам Москвы, было воспринято крайне негативно Кремлём. Он увидел в идее межбалканского сотрудничества «возможность создания не подконтрольного ему регионального блока с участием своих союзников по ОВД и СЭВ». Два документа 1957 г., с которыми выступила румынская сторона – «Договор о взаимопонимании и коллективной безопасности в балканском регионе» (7 июня 1957 г.) и «Об установлении отношений многостороннего мирного сотрудничества между странами балканского региона» (10 сентября 1957 г.) – были демонстративно проигнорированы советской печатью[62 - См. примечания составителей к документу № 32 в сборнике документов: КПСС и формирование советской политики на Балканах в 1950-х – первой половине 1960-х гг. Сборник документов. Салоники, 2003. С. 138.]. Обе инициативы являлись, в свою очередь, свидетельством заинтересованности румынского партийно-государственного руководства в усилении позиции Румынии в отношениях со странами полуострова.

Первый вариант предложения Бухареста заключался в реализации идеи регионального сотрудничества Балканских государств в экономической, общественной и гуманитарной сферах. Действия румынского руководства были достаточно серьезно восприняты в Греции и Турции. В то время как Албания и Болгария поддержали инициативу, Греция отнеслась к ней отрицательно, а Турция вообще не дала ответа. Афины настаивали на том, чтобы первоначально были решены проблемы, существовавшие в двусторонних отношениях. Белград увязывал своё участие в этом проекте присутствием в нём греческой и турецкой сторон, так как без них межбалканское сотрудничество не имело смысла[63 - ???????? ?. ????? ??? ????????????????????? ???????. ?. 29, 30. Примечательным фактом являлась неосведомленность И. Броз Тито о сути предложений К. Стойки во время его переговоров с Н. Хрущевым. ??? ????. ?. 32.]. Вторая инициатива носила отчётливо выраженный военно-политический характер, так как ставила на повестку дня вопрос создания безъядерной зоны на Балканах. Бухарест, формально следуя в фарватере внешнеполитического курса Москвы, попытался выступить в роли инициатора политики регионального сближения[64 - Подробнее: Sirin N. A. Inter-State Cooperation in the Balkans: the Cold War Era// Turkish Review of Balkan Studies. Foundation for Middle East and Balkan Studies.2002. P. 177–189.]. Однако, как и ранее, румынская сторона вновь встретилась с сопротивлением трёх государств – Югославии, Греции и Турции. Руководство соседней Югославии стремилось быть лидером в межбалканских делах, что делало Белград конкурентом Бухареста. Поддержка со стороны И. Броз Тито румынских региональных проектов оговаривалась им необходимостью включения в них всех Балканских стран, т. е. Греции и Турции. Последние увидели в инициативах К. Стойки советские планы ослабления НАТО в Центральной и Южной Европе.

Болгария и Румыния, ответственные в Варшавском пакте за осуществление контроля и мониторинг ситуации, складывавшейся в балкано-средиземноморско-черноморской полосе Юго-Западного театра военных действий (ТВД), стремились проводить оборонную политику в соответствии с собственными интересами. В декабре 1957 г. болгарское руководство обратилось к Москве с инициативой создания «новых организационных форм взаимодействия черноморских флотов Болгарии, Румынии и СССР»[65 - Baev J. Bulgarian Intelligence Estimates on NATO’s Maritime Power in the Eastern Mediterranean (1955-1975). – http://www.coldwar.hu/en/publications/int_estim.html. Впервые этот материал был опубликован в: Годишник на Военноморския музей. Варна, 2001. Т. 1. Здесь цитируется по Интернет-ресурсам ввиду недоступности вышеприведенного издания в библиотеках РФ на момент написания данной работы.]. Это обуславливалось, как было заявлено болгарской стороной, «характером начального периода современной войны». Такая формулировка использовалась Софией с учётом господствовавшего в советских партийных и военных кругах мнения о неизбежном использовании Западным блоком ракетного ядерного оружия в случае военно-политического конфликта с Варшавским пактом. В свою очередь, возможный ход действий советского руководства оценивался в военно-политических кругах НАТО с точки зрения нежелания советской стороны использовать ядерное оружие и обращение к нему лишь в крайнем случае «вынужденной обороны»: «Главной задачей СССР в регионе НАТО, продолжающей оставаться, является подрыв оборонных усилий Запада таким образом, чтобы привести к роспуску НАТО… Без сомнения советские вожди понимают и боятся последствий всеобщей ядерной войны. Можно предположить, что они не будут вести всеобщей ядерной войны до тех пор, пока они знают, что Запад готов ответить ядерным оружием с достаточной для уничтожения СССР степенью (эффективности – Ар. У.)… Далее тем не менее опасность всеобщей ядерной войны существует и проистекает из ошибочных расчётов. Эта опасность, например, могла бы стать результатом недооценки реакции Запада на агрессивные действия со стороны Советов или неправильно интерпретированных намерений Запада, которые могли бы их [советских руководителей] привести к выводу о том, что СССР находится накануне ядерного удара по нему»[66 - Document C-M(56)138(Final). Directive to the NATO Military Authorities from the North Atlantic Council Approved by the Council at its meeting on 13th December, 1956 //NATO Strategy Documents 1949-1969. Ed. by Pedlow G. Brussels, 1997. P. 272.]. Таким образом, вопрос о вероятной угрозе и её формах для Западного блока становился одним из важных с точки зрения выработки оперативных и долговременных решений.

Оборонная политика Болгарии во многом определялась распределением «зон ответственности» в рамках Варшавского пакта, что обуславливало, помимо собственно региональных интересов Софии, её ориентированность на обеспечение оборонной стратегии Восточного блока по трём основным направлениям: югославскому, греческому и турецкому. София активизировала разведывательную деятельность[67 - Оперативные возможности болгарской политической разведки в Греции и Турции, как следовало из её отчёта за 1959 г., не соответствовали стоящим перед ней задачам: Справка. Относно: Изведена агентура зад граница от у[правлен]ие II-ро ДС, за времето от 1.1.1958 до 1.VI.1959 година. 17.6.1959. С 1, 4. – http://wilsoncenter.org/topics/va2/docs/84_590617bg.pdf Подробнее о деятельности болгарской военной разведки см. воспоминания её главы: Зикулов В. Военното разузнаване на България и студената война. София, 2005.], сконцентрировав усилия на сборе и передаче Москве информации о ракетном и ядерном присутствии в соседних с Болгарией Греции и Турции, имевших американские военные базы и входивших в круг государств, где планировалось размещение подобного оружия. На протяжении 1957 г. эта тема доминировала в обмене разведывательной военной и политической информацией между Софией и Москвой. Размещение американских ракет «Nike», оценивавшихся болгарской стороной как «опасное наступательное оружие, нежели служащее для обороны», на военно-морской базе Гюльчук в Турции для обеспечения противовоздушной обороны этого объекта было использовано Софией как аргумент в пользу необходимости безвозмездного получения от Москвы патрульных и торпедных катеров, а также подводных лодок[68 - Baev J. Bulgarian Intelligence Estimates on NATO’s Maritime. О развитии болгарских ВМФ в: Тодоров И. Българските военни кораби (1879-2002 г.). София, 2002.]. В свою очередь, оценка международной ситуации, дававшаяся Управлением разведки Генерального штаба Министерства обороны Народной Республики Румынии в декабре 1957 г., заключалась в традиционной для стран Восточного блока манере. Так, в частности, делался априори вывод о том, что «в данный момент капиталистическими государствами, наиболее агрессивными и считающимися наиболее важными с точки зрения войны в Европе, являются США, Западная Германия, Англия, Италия, Франция, Турция, Греция и, наконец, Испания. Государством, обладающим наиболее серьезной военной силой, а также в экономическом и политическом отношении, являются США»[69 - Discrierea Inamicului Probabil. Situa^ia Politico-Militara. № TA002469// НАТО на Балканите. Съставителство и редакция в колектив, отговорен редактор Иордан Баев. Мул-тимедийно СД-РОМ издание. София, 2001.].

Сформулированная президентом США Д. Эйзенхауэром в его «Специальном послании Конгрессу о ситуации на Ближнем Востоке» от 5 января 1957 г. концепция внешнеполитических действий Вашингтона, известная как «Доктрина Эйзенхауэра», заключалась в предоставлении американской помощи, включая и военную, государствам, подвергшимся агрессии или её угрозе со стороны другой страны, прежде всего коммунистической. Эта президентская инициатива была окончательно одобрена конгрессменами в марте 1957 г. Несмотря на то, что она являлась реакцией руководства США на Суэцкий кризис 1956 г. и усиление советского присутствия в арабском мире, доктрина имела более широкое, чем «ближневосточное», измерение. Она непосредственно касалась формирования новой военно-политической ситуации на Балканах. Серьезные расхождения в Балканском пакте по вопросу о его консолидированной поддержке Западного блока привели к тому, что Белград проводил внешнеполитическую линию, противоположную Анкаре, которая поддержала Великобританию и Францию, а также Афинам, фактически занявшим позицию нейтралитета, и выступил на стороне Каира[70 - Об особенностях внешнеполитического курса Югославии в контексте Суэцкого кризиса и ситуации, складывавшейся в Балканском пакте, см.: Животик А. .Гугословенска сполша политика током Суецке кризе и стабилност Балканског пакта 1956-1957// Архив. Часопис Архива Србще и Црне Горе. 2007. № 1/2.]. Югославия солидаризировалась с Варшавским договором, балканскими членами которого были Албания, Болгария и Румыния[71 - О позиции Румынии по Суэцкому кризису и о действиях румынской дипломатии см.: Ionescu М. Romania and the Suez Crisis: Areas of Diplomatic Interest and Political Positions// Proceedings of the Romania-Israeli seminar. IDF- Department of History. Tel Aviv. February 2007.], поддержавшими Египет. В то же время Белград серьезно зависел в этот период от военных поставок США, и американская сторона фактически стояла перед дилеммой: либо продолжить сотрудничество с Тито, либо отказаться от него[72 - 303. Telegram From the Embassy in Yugoslavia to the Department of State. Belgrade, May 17, 1957//Foreign Relations of the United States, 1955-1957. Central and Southeastern Europe. Washington, 1992. V. XXVI. P. 774, 775.].

Таким образом, Суэцкий кризис серьезно затронул те коммунистические государства полуострова, которые, являясь членами Восточного пакта, участвовали в его военно-политических проектах за пределами региона. К числу таких стран относилась Болгария, занимавшаяся реализацией планов коммунистического блока, направленных на военно-техническое обеспечение алжирского сопротивления – Фронта национального освобождения, действовавшего против Франции. Военные поставки и подготовка кадров ФНО в Болгарии усиливали значимость Софии по противоположным причинам как для Восточного, так и для Западного блока[73 - Подробнее об этом направлении военно-политической деятельности Болгарии см.: Баев Й Българската военна помощ за третия свят//Военен журнал, 1992. № 6; 1993. №1; Баев Й. Военно-политическите конфликта след Втората световна война и България. София, 1995; Baev J. Bulgarian Arms Delivery to Third World Countries, 1950-1989. – http://www. php.isn.ethz.ch/collections/coll_armstrade/introduction.cfm?navinfo=23065]. С учётом этого руководство Болгарии в лице Т. Живкова рассматривало участие в подобных проектах как серьезный аргумент в пользу привлечения внимания США к своей роли в Варшавском пакте и коммунистическом блоке в целом. Попытки болгарской стороны восстановить разорванные с Вашингтоном в 1950 г. отношения, предпринимавшиеся ещё с начала 1956 г. конфиденциально по дипломатическим каналам в Париже, к 1957 г. приобрели уже публичность, что нашло своё подтверждение в специальном интервью Т. Живкова американской влиятельной газете «New York Times» в сентябре 1957 г.[74 - Баева И. Отношенията България – САГЦ в годините на студената война// Международни отношения, 2003. № 4.]

Идеологические разногласия, скрывавшие, в действительности, межгосударственные противоречия внутри коммунистического блока, имели серьезные последствия для формулирования странами-участницами ОВД оборонной политики как в глобальном, так и на региональном уровне. Влияние «китайского фактора» на оборонную политику Варшавского пакта и СССР, в частности, в балканском секторе мировой политики, в 1957 г. проявилось в стремлении Москвы избегать подчеркивания факта улучшения советско-югославских отношений в военной области. Это нашло своё отражение в исключительно скупом освещении в советской печати визита министра обороны СССР маршала Жукова в Югославию, откуда он направлялся в Албанию. В ответ на телеграмму главы советского военного ведомства в адрес Н. С. Хрущева о недостаточных по объему публикациях в советской прессе по сравнению с югославской, подробно сообщавшей о визите советской военной делегации в ФНРЮ[75 - Телеграмма Г. К. Жукова в ЦК КПСС об освещении его визита в Югославию советской печатью. 12 октября 1957 г. // Россия XX в. Документы. С. 171.], маршалу от имени ЦК КПСС была разъяснена позиция Кремля: «Мы учитывали, что в настоящее время за границей находятся две советских делегации: делегация Верховного Совета СССР в Китайской Народной Республике и военная делегация – в Югославии. При решении вопросов, связанных с порядком опубликования в советской печати материалов об этих двух делегациях, мы исходили из того, что нецелесообразно выдвигать на первый план материалы, связанные с пребыванием советской военной делегации в Югославии. Это могло бы быть превратно истолковано мировой общественностью, а с другой стороны, может быть неправильно воспринято в Китайской Народной Республике. Мы хотели бы, чтобы вы правильно поняли эти наши соображения»[76 - Постановление Президиума ЦК КПСС «Телеграмма т. Жукова из Белграда от 12 октября 1957 г. № 857»// Там же. С. 172.]. Точка зрения представителя военной части советского руководства по вопросу о значимости Югославии для Москвы отличалась функциональностью подходов к теме сотрудничества с Белградом в военно-технической области. В этой связи Жуков, отвечая на телеграмму «инстанции», писал: «Я отлично понимаю значение Китая и не думаю его теперешнюю роль сравнивать с Югославией. Но если мы хотим полностью привлечь на свою сторону югославский народ, Союз коммунистов, которые искренне стремятся к настоящей дружбе с нами, нам надо уделять больше внимания и уважения югославам, без ущерба для их самолюбия»[77 - Телеграмма Г. К. Жукова в ЦК КПСС об отношении к Югославии. 16 октября 1957 г.// Там же. С. 172.]. Имея в виду важность восточноевропейского сектора для оборонной политики ОВД, советский военный министр обращал особое внимание на боеспособность югославских вооруженных сил и приходил к выводу об их серьезном потенциале и недооценке со стороны советского военного командования[78 - «Югославская армия является лучшей армией из всех социалистических стран Восточной Европы и только уступает в моторизации и механизации Чехословацкой армии. Очень хорошее впечатление производит личный состав вооруженных сил, боевая подготовка которого стоит высоко, особенно хорошее впечатление производят генералы, офицеры и сержантский состав. Весьма хорошо продумана организация обучения молодых солдат, различных специалистов и офицеров через учебные центры армии, а также система допризывной подготовки и подготовки кадров запаса для обеспечения мобилизационного развертывания и комплектования войск в случае развертывания боевых действий. Военным обучением в мирное время по существу охвачено все мужское население, которое должно быть способно в любое время встать под ружье, а в сочетании с природными (горными) условиями местности Югославия представляет из себя очень серьезную военную мощь, способную к длительной войне даже против значительно превосходящих сил противника. В этом отношении оценки нашего Генерального штаба являются далеко неправильными и заниженными. Но в обороноспособности Югославии имеются и очень серьезные слабости. Это, прежде всего, относится к противовоздушной обороне страны и войсковой ПВО, которые серьезно неспособны преградить путь воздушному противнику. Слабы бронетанковые войска своей техникой, которые имеют на вооружении танки США и Англии, хотя некоторые образцы из них и имеют стабилизационное устройство в вертикальной плоскости. В ВВС заслуживает лишь внимания самолет типа «Сейбер», имеющий на вооружении реактивное оружие». – Телеграмма Г. К. Жукова в ЦК КПСС о ходе визита и переговорах с руководителями Югославии. 16 октября 1957 г.//Там же. С. 174.].

Со своей стороны, югославское партийно-государственное и военное руководство демонстрировало высокую заинтересованность в переориентации в области военно-технического сотрудничества с американского на советское направление. Этот во многом политически мотивированный шаг был призван усилить позиции Белграда на международной арене и на Балканском полуострове, так как позволил бы вести себя более независимо в отношении Вашингтона и его союзников, демонстрируя поддержку со стороны Варшавского пакта. Одновременно И. Броз Тито стремился достичь определенных положительных результатов в деле налаживания отношений со странами «третьего мира» и в формировавшемся Движении неприсоединения, где были сильны просоветские настроения. Именно поэтому заявления министра обороны ФНРЮ И. Гошняка, сделанные им в присутствии начальника Генерального штаба ЮНА Л. Вучковича в разговоре с Г. К. Жуковым, о готовности прекратить военно-техническое сотрудничество с США, переориентироваться на СССР и даже предоставить образцы военной техники, полученной от США[79 - Телеграмма Г. Жукова в ЦК КПСС о переговорах с руководителями Югославии. 17 октября 1957 г.//Там же. С. 176. Подробнее о поставках вооружений Западных государств в Югославию см.: Dimitrijevic В. The mutual defense aid program in Tito's Yugoslavia, 1951-1958, and its technical impact// The Journal of Slavic Military Studies. 1997. № 2(10).], были достаточно серьезно восприняты советской стороной, стремившейся усилить советское присутствие на Балканах и Средиземном море. В случае реализации этого сценария СССР мог расширить своё влияние в регионе и укрепить оборонные возможности возглавлявшегося им блока. В то же время, имея в виду отсутствие «постоянства» в политике югославского руководства во взаимоотношениях с советской стороной, Москва имела основания усомниться в долговременности подобного сотрудничества.

§2. Несостоявшийся «региональный детант» середины 50-х гг.

Одним из серьезных аспектов региональной военно-политической ситуации, влиявших на оборонную политику Балканских государств, включая членов Варшавского пакта, было размещение ядерного оружия на полуострове. К осени 1957 г. эта проблема приобрела особое значение для стран, территория которых могла стать потенциальным местом базирования соответствующих типов подобных боеприпасов. По каналам болгарского МИДа в начале октября 1957 г. до партийно-государственного руководства Болгарии была доведена информация, пересказывавшая публикацию журналиста И. Димитракопулоса, специализировавшегося на международной и военной тематике[80 - В своих публикациях И. Димитр ако пул о с придерживался резко антиамериканских взглядов, что демонстрировалось им неоднократно на страницах «Катимерини». Показательным в этом отношении было интервью с американским послом в Греции осенью 1957 г., опубликование которого имело последствия для общественных настроений в стране: Stephanides G., Stefanidis I. Stirring the Greek Nation: Political Culture, Irredentism and Anti-Americanism in Post-War Greece, 1945-1967. London, 2007. P. 209-210.], в греческой газете «Катимерини». В ней, во-первых, сообщалось о решении греческого правительства разместить в Греции американское ядерное оружие и, во-вторых, об имевшихся в распоряжении натовских служб сведениях относительно намерений СССР сделать аналогичный шаг по отношению к Болгарии[81 - Посолство на НРБългария в Гърция за Министерството на външните работи. 8.10.1957. Входяща шифротелеграма № 2762// НАТО на Балканите.]. Ссылка в шифротелеграмме болгарского посольства на материал Димитракопулоса была примечательной по многим причинам. Во-первых, София информировалась о принципе паритета, избранного НАТО, в соответствии с которым размещение ядерного оружия в Греции объяснялось аналогичным планом СССР в Болгарии. Во-вторых, внимание болгарского руководства обращалось на сам факт оценки Североатлантическим альянсом роли Болгарии в Варшавском договоре. Это могло повлиять на решение Софии быть более осторожной в проведении своей союзнической политики в Восточном пакте с учётом стремления Болгарии усилить свои позиции в отношениях с соседними странами, включая Грецию и Турцию.

Тем временем параллельно с планами расширения советского присутствия в балкано-средиземноморском регионе, Москва предпринимала попытки ослабить Североатлантический союз на центрально-европейском направлении с помощью своих восточноевропейских сателлитов. 2 октября 1957 г. на заседании Генеральной Ассамблеи ООН польский министр иностранных дел А. Рапацкий озвучил инициативу Варшавы о создании безъядерной зоны в Центральной Европе с включением в неё территорий Польши, Чехословакии, ГДР и ФРГ. Этот проект, вошедший в историю как «План Рапацкого», достаточно серьезно обсуждался в дипломатических кругах на Западе[82 - Подробнее об этом в: Ozinga J. The Rapacki Plan: the 1957 Proposal to Denuclearize Central Europe, and an Analysis of Its Rejection. New York, 1989; Maruzsa Z. Denuclearization in Central Europe? The Rapacki Plan during the Cold War//?t Kontinens, E?tv?s Lorаnd Tudomanyegyetem. Budapest, 2008.]. В то же время реакция на него руководства США была отрицательной, и он как откровенно советская идея, реализуемая одним из сателлитов Москвы в её интересах, был отвергнут. Вскоре американские аналитики начали подозревать, что, во-первых, Варшава имеет определенную самостоятельность внутри Восточного блока, и, во-вторых, обращение к этому предложению могло способствовать внесению раскола в ряды Варшавского Договора, так как обеспечило бы восточноевропейским союзникам СССР юридическое основание для вывода советских войск из стран региона. В конечном счёте, Вашингтон 12 января 1958 г. отверг предложение о зоне, свободной от ядерного оружия, как не решающее в принципе проблему понижения уровня опасности. 14 февраля 1958 г. правительство Польши направило специальные послания в адрес ряда стран НАТО, а также руководству СССР и союзников по Варшавскому блоку с новой версией плана. В свою очередь, и Москва продолжала настаивать на принятии этого предложения, и 19 февраля было сделано заявление советского руководства в его поддержку. Несмотря на многочисленные уточнения и редактирование «плана Рапацкого», предпринятые советской стороной совместно с её союзниками из числа государств Восточного блока, он был, в конечном счете, отвергнут Западом как не отвечающий оборонным интересам членам Североатлантического союза. Инициатива А. Рапацкого, несмотря на полную согласованность плана Варшавы с курсом Кремля, преследовала цель вывести Польшу из круга государств Центральной Европы, которые могли более всего пострадать в случае военного конфликта между СССР (Варшавским пактом) и НАТО[83 - Повторное выдвижение «плана Рапацкого» достаточно активно обсуждалось на заседании Палаты общин британского парламента представителем лейбористской партии У. Орби, а также А. Биваном, с одной стороны, и, с другой, У. Д. Ормсби-Гором – Государственным министром по иностранным делам в правительстве консерваторов Г. Макмиллана. Орби настаивал на необходимости консультаций с польской стороной, а Ормсби-Гор – на необходимости согласовывать действия Лондона с его союзниками. Такой подход вызвал возражения Бивана, напомнившего об одностороннем отказе США от первого варианта «плана Рапацкого» без консультаций с союзниками, в частности, Великобританией. Фактически польская инициатива способствовала усилению противостояния лейбористов и консерваторов, воздействуя, таким образом, на политические силы в странах Западного блока. Подробнее дебаты см.: Hansard. House of Commons. Debates. 26 November 1958. Vol. 596. P. 354–356. Биван был одним, если не единственным, из британских политиков такого уровня, который находился в достаточно доверительных отношениях с Н. С. Хрущевым. В 1957 г., являясь ведущим деятелем Лейбористской партии и левого движения, он неожиданно выступил против отказа Британии от ядерного оружия. Его необъяснимый на первый взгляд демарш расценивался коллегами по партии как предательство. Однако лишь спустя много лет стало известно от его парламентского секретаря Д. Брюса, что такой шаг был обусловлен консультациями с Москвой, где он провёл встречу с Хрущевым. Советский руководитель сообщил ему о желательности выдвижения подобной инициативы со стороны Британии с целью усиления её позиций во взаимоотношениях с США по вопросам международной политики. См.: Routlege Р. Nye Bevan’s sensational secret// New Statesman, 30.5.2005.].

Определение боеспособности стран-участниц Варшавского пакта (помимо СССР) в феврале 1959 г. проводилось американской разведкой с учётом возможного военного конфликта на европейском ТВД, где, по мнению авторов доклада «Специальные разведывательные оценки», в период 1959-60 гг. в случае возникновения конфликта Москва будет использовать прежде всего, как наиболее подготовленные, болгарские сухопутные части в количестве 9 дивизий в наступательных операциях в юго-восточной Европе и против Австрии, и 6 чехословацких дивизий при наступлении против Австрии и Западной Германии[84 - Special Intelligence Estimate. SIE 1*59. 1.2.1959. GB 19-1002. Number 1-59. Soviet/ Satellite Military Courses of Action in Europe Through 1960. Headquarters United States Army, Europe. Office of A/C of S, G-2. P. 5. – http://se2.isn.ch/serviceengine/FileContent7serviceID =12&fileid=50F72889-0500-91C0-F051-A290DlDECBE4&lng=en.].

Очередное охлаждение советско-югославских отношений рассматривалось руководством коммунистического режима Албании как благоприятный момент, когда существовал шанс представить Югославию как союзника США и НАТО, что было выгодно Тиране с точки зрения её собственных интересов[85 - Об эволюции внешней политики Тираны в начальный период холодной войны см.: Diplomacia shqiptare n? fillimet e «Luft?s s? ftoht?»: 1945–1961: nga Konferenca e Jalt?s tek «bashkegzistenca paq?sore». Tiran?, 2003.]. В определенной степени расчёт албанского руководства оправдался, когда после обвинения СКЮ в ревизионизме восточноевропейскими союзниками СССР руководство ФНРЮ выступило летом-осенью 1958 г. с рядом жёстких демаршей в отношении своих критиков. Очевидной становилась и позиция Кремля в складывавшейся ситуации – он также переходил вновь к враждебной в отношении официального Белграда риторике. Во многом как ответ на оказываемое давление, на VII съезде СКЮ, проходившем 22-26 апреля 1958 г. в Любляне, югославское партийно-государственное руководство сделало ряд заявлений о верности Югославии Балканскому пакту. Одновременно югославская сторона подчеркивала, что в отсутствие прямой угрозы как этот альянс, так и военная помощь со стороны Запада не используются официальным Белградом. Для руководства соседней Албании наступил момент, когда оно могло возобновить с прежней силой антиюгославскую кампанию.

К лету 1958 г. она приобрела жёсткую и персонифицированную форму. Свидетельством этого стала публикация в весьма символичный для СССР день – 22 июня – в партийном органе «Зери и популлит» статьи «С современным ревизионизмом необходимо сражаться безжалостно до полного его теоретического и политического уничтожения». В ней лично И. Броз Тито и руководимый им СКЮ обвинялись в попытках подрыва АПТ, оккупации Албании и превращения её в провинцию Югославии. Одновременно в статье заявлялось о том, что «югославские ревизионисты хотят сейчас учить народно-демократические страны тому, как строить свои отношения с СССР»[86 - В отделе анализа Радиостанции «Свободная Европа» на эту публикацию обратили особое внимание, так как она служила показателем нового обострения албано-югославских отношений, а также косвенно затрагивала складывающуюся ситуацию в Восточном блоке. Stankovic. Zeri I Popullit Accuses Tito of Imperialistic Attitude toward Albania. 23. 6.1958. News & Information Service. Research & Evaluation. General Desk. – No. 304. New Background. P. 3. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/l-3-44.pdf.]. Албано-югославский конфликт достаточно болезненно воспринимался советской стороной, а советское посольство ещё весной 1957 г. обращалось с предложением в ЦК КПСС, чтобы «в беседах на высоком уровне предостеречь албанских руководителей от дальнейшего усиления полемики с югославами и посоветовать им соблюдать известную выдержку в данном вопросе»[87 - Док. № 25. Записка заместителя заведующего отделом ЦК КПСС И. T. Виноградова в ЦК КПСС по поводу обострения государственных отношений между Албанией и Югославией. 9 марта 1957 г.// КПСС и формирование советской политики на Балканах.C. 125.]. Параллельно с очередным обострением албано-югославских отношений продолжали сохраняться противоречия между Тираной и Афинами.

Для советской стороны значимость Средиземноморья во второй половине 50-х гг. неуклонно повышалась. Выступив в поддержку «Плана Рапацкого», Москва продолжил наращивать своё военно-морское присутствие в регионе. Осенью 1957 г. новый командующий ЧФ адмирал

B. А. Касатонов обратился с письменным предложением к начальнику Главного штаба ВМФ адмиралу В. А. Фокину с конкретным планом. В соответствии с ним предполагалось базирование 10-12 советских подводных лодок (с последующей передачей части из них албанской стороне) в бухте Паша-Лиман Влёрского залива. Помимо этого предусматривалось обеспечить вооруженные силы Албании четырьмя дивизионами противокорабельных ракет «Стрела»; разместить в целях обеспечения прикрытия базы дивизион противолодочных кораблей, противолодочные вертолеты и средства ПВО. Более того, предлагалось дислоцировать в Албании полк бомбардировщиков «Ту-16». С конца лета 1958 г., когда в Паши-Лиман прибыла группа кораблей и подводных лодок Балтийского и Черноморского флотов, началось создание 40-й отдельной базы подводных лодок, оперативное командование которыми осуществлялось командующим Черноморским флотом[88 - Советский флот в войнах и конфликтах «холодной войны». – Персональная страница Александра Розина, http://alerozin.narod.ru/mediter.htm. См. также: Негашев В. О становлении албанского подводного флота и о начале освоения советскими подводниками глубин Средиземного моря//Подводник России. 2003, № 3.]. Военно-морская база во Влёре рассматривалась советским руководством как создающая реальную угрозу Средиземноморскому флоту США и силам НАТО в регионе, а также как гарантия свободы прохода советских ВМФ через Босфор в критический момент потенциального конфликта с Западом. К Средиземноморью было привлечено внимание и ведущей силы НАТО – США, рассматривавших сложившееся к 1958 г. на Ближнем Востоке положение как результат активного советского проникновения. В этой связи обращалось внимание на усиление оборонных мероприятий Москвы в регионе Кавказа и проведение там манёвров в непосредственной близости от границ Турции[89 - Periodic Intelligence Report 3-58 (U). Headquarters United States Army, Europe. Office Of The Assistant Chief Of Staff, G2. 1.10.1958. P. 5. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/ colltopic.cfm?lng=en&id=18464&navinfo= 14968]. В этой связи уже в начале 1958 г. аналитики высказывали предположения о возможном размещении в Албании советских ракет[90 - The Soviet Presence in Albania Economic aid – and Rocket Bases Too? 27.1.1958. Reference News and Information-Evaluation and Research Section. Background Report. General Desk. N 50. – http://www.osaarchivum.Org/files/holdings/300/8/3/pdf/55-2-246.pdf].

Со своей стороны, руководство НРА рассматривало происходящее как «усиление враждебного окружения» Албании, а советскими союзниками подобная ситуация оценивалась с учётом общего положения в Балканском регионе. Поэтому Москва стремилась добиться от Тираны снижения уровня конфликтности с соседними странами. 9 декабря 1958 г. посольство СССР в НРА в отчёте о проделанной работе сообщало о том, что «посольство постоянно держит в поле зрения вопросы, связанные с отношениями между Грецией и Албанией. На протяжении последних лет, – говорилось в документе, – мы неоднократно освещали этот вопрос и внесли предложения, реализация которых способствовала бы нормализации отношений между данными странами… По поручению центра мы информировали друзей о некоторых вопросах внутриполитического положения Греции, содержащихся в присланных из МИД СССР несекретных документах, что помогло друзьям лучше ориентироваться при решении вопросов об улучшении отношений со своим южным соседом»[91 - Док. № 55. Записка посольства СССР в НРА «Состояние и перспективы нормализации албано-греческих отношений. 9 декабря 1958 г.»// КПСС и формирование советской политики на Балканах. С. 211.].

Коллективный и скоординированный характер действий союзников по Варшавскому блоку рассматривался его руководством, в котором доминировали советские представители, одним из важных условий развития этого пакта. Проведение 27 октября – 5 ноября 1958 г. специального совещания плановых органов и представителей оборонных ведомств членов ОВД по вопросам «увязки мобилизационных планов» было призвано усилить степень взаимодействия союзников как в военном, так и экономическом отношениях[92 - Писмо от Н. Хрушчов до Т. Живков относно предложение за свързване мобилизационните планове на страните от ОВД. Москва, 27.2.1959// България във Варшавския Договор.]. Активность стран-участниц Варшавского пакта осенью 1958 г. достаточно серьезно воспринималась противостоявшим Западным блоком в лице НАТО. Оценивая происходящее в балканском секторе коммунистического лагеря, авторы отчёта о деятельности разведки Штаба армии США в Европе отмечали стремление советского руководства добиться повышения оперативных возможностей вооруженных сил СССР, а также союзных вооруженных сил в рамках ОВД[93 - Periodic Intelligence Report 3-58 (U). Headquarters United States Army, Europe. Office Of The Assistant Chief Of Staff, G2. 1.10.1958. P. 9. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/ colltopic.cfm?lng=en&id=18464&navinfo=14968]. Их внимание привлек вывод пяти советских дивизий из Румынии, осуществленный в 2-х месячный период (с 15 июня по 15 августа) в 1958 г. и имевший значение как в политическом, так и военном отношении для складывавшейся в Варшавском пакте ситуации. Произошедшее являлось свидетельством стремления Москвы «оптимизировать» свои оборонные возможности[94 - Подробнее о дислокации советского воинского контингента в Румынии см.: Opris P. 1958. Plecarea armatei sovietice din Rom?nia – ?ntre mit ?i realitate// Anuarul Muzeului Marinei Rom?ne. 2002. Constanta, 2003. T. V.]. В свою очередь, аналитики американской военной разведки не только отметили этот факт, но и политическую мотивированность проводимых кадровых сокращений в румынских вооруженных силах. Они обращали внимание на недостаточную подготовленность хотя и многочисленных, но пока слабо обученных частей болгарской армии. В аналитическом материале особо отмечалось сокращающееся число советских советников в албанских вооруженных силах[95 - Periodic Intelligence Report 3-58 (U). P. 7, 8.]. В то же время в соответствии с имевшимися в распоряжении американской разведки данными, во многом отвечавшими действительности, балканская часть Варшавского пакта, несмотря на существовавшую неравномерность распределения военной силы, представляла вместе с центрально-европейской группой, куда входили Восточная Германия, Польша, Чехословакия и Венгрия, важный элемент оборонной системы Восточного блока.

Таблица 2

Организационно-численный состав вооруженных сил балканских членов ОВД (без ВМФ) (октябрь 1958 г.)[96 - Составлено по: Periodic Intelligence Report 3-58 (U). Headquarters United States Army, Europe. Office Of The Assistant Chief Of Staff, G2. 1.10.1958. P. 9. – http://www.php.isn.ethz. ch/collections/colltopic.cfm?lng=en&id= 18464&navinfo= 14968]

Примечательным становилось в 1958 г. усиление румынских вооруженных сил и сокращение болгарских ВС, которые проходили в этот период процесс реформирования. Серьезные изменения происходили с 1959 г. в оборонной политике и организации вооруженных сил Югославии. В соответствии с директивой Генерального штаба ЮНА от 5 августа 1959 г. началась реорганизация сил и средств югославских ВС по плану «Дрвар». Целью предпринимаемых мер было создание войсковых подразделений, готовых вести боевые действия в условиях применения ядерного оружия. В основу реорганизации был положен разработанный и принятый в 1957 г. армией США принцип так называемой «пятичленки», т. е. состоящей из пяти подразделений дивизии («Pentomic Division»)[97 - Cm.: House J. Toward Combined Arms Warfare: A Survey of 20th-Century Tactics, Doctrine, and Organization, United States Army Combat Studies Institute. US Army Command and General Staff College. Fort Leavenworth, Kansas, 1984.], способной самостоятельно вести боевые действия. Однако особенность югославских бронетанковых дивизий заключалась в том, что они состояли из трёх полков. В соответствии с этим принципом дивизия состояла из пяти полков, полк из пяти рот, а батальонное звено ликвидировалось и таким образом повышалась их огневая мощь. Параллельно сокращалась пехотная часть таких подразделений. Армейские области вновь переименовывались в армии, а их бронетанковые силы дислоцировались в соответствии с новой схемой: в составе Первой армии (342 танка) они прикрывали Белград с востока по линии Смедрево-Крагуевац Кральево, в составе Третьей армии (219 танков) танковые подразделения располагались по линии Ниш – Приштина Скопье, в составе Четвертой армии (91 танк) они дислоцировались по линии Чаплина – Бенковац – Титоград, в составе Пятой армии (369 танков) танковые силы распределялись по основным направлениям Ястребарско – Петринья – Сисак – Карло-вац – Загреб – Марибор, и, наконец, в составе Седьмой армии (253 танка) основная дислокация танковых частей была вблизи населённых пунктов по линии Сараево – Осиек – Баня-Лука – Приедор – Модрича[98 - Подробнее в: Dimitrijevic В. Modemizacija i intervencija jugoslovenske oklopne jedinice, 1945-2006. Bejgrad, 2010.].

Для Софии вопрос развития военной промышленности становился одним из главных как в хозяйственно-экономическом, так и политическом отношениях, что было обусловлено возможностями мощностей оборонных заводов, способных производить вооружение в больших, чем предусматривалось в рамках Варшавского пакта, масштабах. Данный факт рассматривался в руководстве Болгарии и её высших военных кругах с точки зрения расширения торговли оружием в стратегически важных для коммунистического блока регионах Ближнего и Среднего Востока[99 - Доклад от ген. Ц. Монов относно предложение до СССР за износ на българска военная продукция, 18.5.1959 г.// България във Варшавския Договор.].

Таблица 3

Советское вооружение и техника, поставленные к концу 1961 г.

Балканским странам-членам Варшавского блока[100 - Составлено по: Special National Intelligence Estimate. Number 11-7-62. Probable Trends In Soviet Military Assistance. SNIE 11-7-62. 24.1.1962. P. 7. – www.faqs.org/cia/docs/90/0000272905/ PROBABLE-TRENDS-IN-SOVIET-MILITARY-ASSISTANCE-(SNIE-ll-7-62).html]

Развитие военной промышленности государств-членов ОВД, включая балканских участников блока, давало в начале 1960 г. основания американской разведке делать вывод о том, что «оборонная продукция блока будет оставаться недостаточной для потребностей военного времени, но тем не менее будет более чем достаточной [в случае необходимости] обеспечить нападение, которое может быть предпринято против сил НАТО в Европе»[101 - USAREUR/CENTAG Intelligence Estimate. 1960. Headquarters USAREUR CENTAG, Office of A/C of S, G2. 1.1.1960. P. 10. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/colltopic.cfm ?lng=en&id=l 8452&navinfo= 14968].

Таблица 4

СПРАВКА

«Об объемах взаимных поставок военной техники между странами-участницами Варшавского Договора в 1961-1965 гг. (исключается Советский Союз) (в млн руб. в ценах 1961 г.)»[102 - Источник: Information on Weapons Supplies and Payment in the Warsaw Pact. March 1961 http://www.php.isn.ethz.ch/collections/colltopic.cfm?id=16695&navinfo=16161C.6. Документ из: Российский Государственный Архив Экономики Ф. 4372. Оп. 79. Д. 792. Л. 1-3.]

Проблема укрепления региональной обороны Варшавского пакта применительно к Балканскому полуострову рассматривалась в Москве как один из важнейших вопросов всей оборонной политики блока. В этой связи повышалась значимость тех из членов ОВД, которые имели непосредственный выход в Средиземноморье. Одновременно этот же аспект воспринимался соответствующим образом теми из балканских членов Организации Варшавского Договора, кто усиливал свою самостоятельность в рамках этого альянса. Визит Н. С. Хрущева в конце мая – начале июня 1959 г. в Тирану рассматривался как инициирующий фактор, повлиявший на выдвижение второй румынской инициативы от 10 июня 1959 г. Именно во время пребывания главы СССР в Албании им были сделаны достаточно жёсткие заявления в адрес Афин и Анкары, давших согласие на размещение ракетного ядерного оружия США на греческой[103 - Ядерное оружие было размещено в Греции и Турции в 1962 г.] и турецкой территориях. Суть его позиции сводилась к тому, что в ответ на действия Вашингтона Москва готова разместить ядерное оружие в Албании[104 - Тирана была осведомлена о секретном договоре между Вашингтоном и Афинами относительно согласия последних на размещение ядерного оружия в Греции и считала это «путём к Третьей мировой войне». Албанский историк Б. Мета, специализирующийся в области новой и новейшей истории по вопросам греко-албанских отношений, в одном из интервью сослался (без указания источника) на то, что Москва вскоре дезавуировала сделанные ею ранее заявления о возможности размещения ракетного ядерного оружия в Албании, несмотря на просьбу Э. Ходжи выполнить своё обещание, и рекомендовала Тиране наладить отношения с Афинами. См.: «Lufta e ftoht?» Shqip?ri-Greqi, kur Athina pranoi bomb?n b?rthamore. Historiani Beqir Meta rr?fen p?r traktatet dhe marr?veshjet e fshehta ballkanike dhe k?rc?nimin e Shqip?ris? se do t? kund?rp?rgjigjej me bomba atomike. Deklarata e Hrushovit n? Tiran? dhe tradh?tia e tij n? Mosk?// Сайт «Peqini». 5.6.2007 – http://www.peqini.com/histori-f22/lufta-e-ftoht-shqipri-greqi-t82.htm. Подробнее об албано-греческих отношениях см.: Meta B. Raportet midis Greqis? dhe Shqip?ris? n? vitet 1950–1953//Studime Historike. 2002. N 3/4; Meta B. Shqiperia Dhe Greqia: 1949–1990. Paqja E Veshtire. Tiranё, 2004.]. Таким образом, члены советской делегации – Н. Хрущёв, министр обороны Р. Я. Малиновский, замминистра иностранных дел ?. П. Фирюбин – фактически продемонстрировали перед албанской стороной и, в частности, лично Э. Ходжей, заинтересованность не только в укреплении советского военно-морского присутствия в Средиземноморье, но и размещении в регионе советского ракетного оружия, ссылаясь при этом на общие интересы стран-участниц Варшавского пакта.

В свою очередь, руководство Югославии позитивно восприняло заявление Хрущева, а официальные югославские лица сообщили советской стороне, что «югославское правительство протестовало против создания американских ракетных установок на территории Италии и что оно относится крайне отрицательно к созданию атомных и ракетных баз на территории Греции»[105 - Док. № 59. Запись беседы первого секретаря посольства СССР в НРА А. М. Зубова с советником югославской миссии в ??? М. Вуйовича о реакции Югославии на визит Н. С. Хрущева в Албанию, на создание американских атомных установок в Греции. 9 июня 1959 г.// КПСС и формирование советской политики. С. 232.]. Одновременно Белград поддержал планы Бухареста относительно созыва общебалканской конференции и выступил за приглашение Италии на неё[106 - Там же. С. 233.].

Реакция албанской стороны на румынскую инициативу создания безъядерной зоны была положительной, однако Тирана старалась выяснить точку зрения на этот план у советских союзников. Именно поэтому министр иностранных дел НРА Б. Штюла рассматривал возможность выступления с предложением о включении в повестку дня XIV сессии ООН одного из двух вариантов после того, как «тов. А. А. Громыко посоветуется с другими социалистическими странами». Первый из них предусматривал создание безъядерной зоны «безотносительно отдельных районов», а второй – по конкретным районам в «центральной Европе; на Балканах; на севере Европы – Швеции, Норвегии и других; в зоне стран Дальнего Востока»[107 - Док. №61. Запись беседы посла СССР в НРА В. И. Иванова с министром иностранных дел НРА Б. Штюла о создании безъядерной зоны на Балканах, взаимоотношениях Югославии и Греции. 18 июня 1959 г.// КПСС и формирование советской политики. С. 235.].

Активизация противостоявших военно-политических блоков – НАТО и Варшавского пакта, а также их главных участников – США и СССР в балкано-средиземноморском секторе во второй половине 50-х гг. XX в. приобрела конкретные формы, так как касалась попыток каждой из сторон максимально усилить своё присутствие здесь. Помимо расширения деятельности военно-морских флотов, рассматривалась возможность размещения на территории стран, максимально приближенных к «основному противнику», т. е. СССР и США, ракетного оружия. Летом 1959 г. советский руководитель Н. С. Хрущёв заявил вице-президенту США Р. Никсону о том, что в виду решения Вашингтона разместить ракеты на американских базах в Греции, Италии и Турции, Москва может предпринять ответные шаги, разместив своё ракетное оружие в Албании и Болгарии[108 - Bernstein В. Reconsidering the Missile Crisis: Dealing with the Problem of the American Jupiters in Turkey// The Cuban missile crisis revisited. Ed. by Nathan J. New York, 1992. P. 89. Использование и обслуживание ракетного ядерного оружия в Турции регулировалось двусторонним договором между Вашингтоном и Анкарой. В соответствии с ним ракеты являлись собственностью Турции, а ядерные боеголовки – США. Использование этого оружия было возможно только по приказу Высшего союзного командования НАТО в Европе, главой которого являлся американец, но при одобрении двух сторон – Турции и США. При этом обслуживание ракетного оружия производилось турецкими и американскими военнослужащими.].

Степень вовлеченности конкретных стран-членов ОВД в советские планы укрепления блока определялась характером их взаимоотношений с СССР. Поэтому особо тесные болгаро-советские связи обусловили и соответствующее поведение Болгарии на международной арене. Попытка Софии предпринять в сентябре 1959 г. аналогичные румынской инициативе шаги, но с учётом неудачных для Бухареста результатов, закончились выдвижением балканского регионального плана разоружения без ссылок на Центральную Европу или существующее межблоковое противостояние. Однако этот сценарий подвергся критике со стороны Тираны, считавшей, что в результате реализации исключительно регионального подхода к проблеме сокращения вооружений и разоружения, она может потерять поддержку Восточного блока в постоянно будируемом ею конфликте с Белградом и Афинами. Именно из-за всё более проявляющихся различий в позициях членов советского блока из числа Балканских государств и становившихся очевидными для западных политических наблюдателей разногласий между ними, среди специалистов, занимающихся анализом складывающейся в регионе ситуации, начинала доминировать (и небезосновательно) уверенность в том, что «если балканское мирное наступление и имеет шанс на успех, то оно должно быть скоординированным и совместным. На протяжении последних двух месяцев оно, в большинстве случаев, не было ни скоординированным, ни совместным»[109 - Brown. Balkan Satellites Differ on Area Disarmament. 1.12.1960. Background Report. “E” Distribution – 550. RFE Evaluation and Analysis Department. P. 6 – http://www.osaarchivum. org/file s/holdings/3 00/8/3/pdf/107-1 -93 .pdf].

Тем временем ситуация, складывавшаяся в Багдадском пакте весной-летом 1959 г., свидетельствовала о серьезном кризисе, связанном с выходом из этого блока 24 марта Ирака, новое революционное правительство которого заняло антизападную позицию. Имея в виду значимость с военной точки зрения этого военно-политического союза для Восточного блока в целом и его балканских членов в частности, вопрос о дальнейшей судьбе Багдадского пакта рассматривался в Организации Варшавского договора как один из важных и влияющих на его оборонную политику, включая особые интересы СССР на Среднем и Ближнем Востоке, а также в Средиземноморье.

Для Болгарии, граничившей с Турцией – членом НАТО, относящимся к «болгарской зоне оперативной» ответственности в Балканском секторе, пути трансформации Багдадского пакта представляли также стратегический интерес. В начале июля 1959 г. болгарская разведка, основываясь на открытых данных, а также (судя по характеру изложения материала в составленной разведсводке) отрывочных сведениях и циркулировавшей в дипломатических кругах Анкары информации, делала вывод о превращении этого объединения в новую организацию – Анкарский пакт, членами которой могли остаться, как и прежде, Британия, Иран и Турция без формального участия в нём США, но при серьезной экономической помощи с их стороны[110 - Информация № 56. 1.7.1959 г. Л. 1 // НАТО на Балканите.]. Перенос штаб-квартиры блока из Багдада в столицу Турции осенью 1959 г. и активность турецкой стороны в деле усиления этого союза подтвердили отчасти справедливость сделанных выводов, но не полностью, так как в измененном названии пакта (Организация центрального договора – CENTO) роль Турции не подчеркивалась. Не менее значимым для Софии являлось греческое направление оборонного интереса, так как Болгария была ориентирована на него в системе распределения ответственности в рамках Варшавского блока. Встреча Генсека НАТО с министром иностранных дел Греции Э. Авероффым-Тосицей в Афинах 27 июня 1959 г. и обсуждение на этих переговорах роли Турции и Греции в средиземноморской и ближневосточной оборонной политике Североатлантического союза рассматривалась болгарской разведкой с позиций возможных действий двух стран в деле предотвращения проникновения Восточного блока в ближневосточный регион[111 - Информация № 62. 9.7.1959 г. Л. 1 // Там же.]. Особое внимание в контексте как общих оборонных интересов Варшавского пакта, так и Болгарии, уделялось болгарской стороной факту возможного размещения ракет в Греции, что, по словам Генерального секретаря НАТО П.-А. Спаака, «необходимо было не только по военным соображениям, а якобы будет использовано и для оказания давления на СССР на переговорах (по разоружению – Ар. У.) в Женеве»[112 - Там же.]. Конфиденциальная информация о переговорах Генсека НАТО и греческого министра иностранных дел представляла интерес для Софии и Москвы, так как затрагивала военно-политическую ситуацию на Балканах. В глазах Кремля первостепенную значимость имело само существование военных баз НАТО и США в регионе, а для болгарского партийно-государственного руководства – ещё и характер взаимоотношений с соседями по региону, где София пыталась усилить свои позиции. Именно поэтому любые сведения об отношении Югославии к плану размещения ракетного оружия в Греции интересовали болгарскую сторону. Однако полученная по каналам болгарской разведки информация не давала возможности сделать однозначного вывода о реакции Белграда по вопросу о базах в соседней Греции. С одной стороны, существовали данные о том, что югославская сторона отнесётся индифферентно к действиям НАТО (это утверждал Спаак на переговорах с Авероффомм), а, с другой, были свидетельства (их привёл сам Аверофф в беседе с Генсеком НАТО со ссылкой на К. Поповича, главу югославского МИДа и ближайшего сподвижника И. Броз Тито) о негативной реакции руководства Югославии и «фатальных последствиях для греко-югославских отношений» факта размещения ракет[113 - Там же.].

Географический фактор стратегического планирования являлся в контексте противостояния Западного и Восточного блоков одним из важнейших. В соответствии с оценками Военного комитета НАТО, сделанными в мае 1957 г., Западная Европа представляла собой «рубеж обороны (front line of defense) против распространения коммунизма», Южная Европа – барьер между СССР и Средиземноморьем, т. е. «бастион против распространения коммунизма на Среднем Востоке и в Северной Африке», а также являлась важным со стратегической точки зрения географическим пространством, позволяющим вести боевые действия против СССР в случае его нападения на Западный блок[114 - North Atlantic Military Committee Comite Militaire De L’Atlantique Nord. 23 May 1957. Final Decision On MC 14/2 (Revised). A Report by the Military Committee on Overall Strategic Concept for the Defence of the North Atlantic Treaty Organization Area// NATO Strategy Documents 1949-1969. P. 296]. При этом южно-европейское пространство разделялось в концепции НАТО на три составных части: Италию, контролируемую Североатлантическим союзом часть Балкан и Азиатскую Турцию. Оборона «балканского сектора» предполагала размещение механизированных сил в северной Греции и в районе гряды Вермион-Олимп, а также в так называемом Монастирском проходе (Монастирской долине) к югу, во Фракии и на Анатолийском плато. Именно эти районы рассматривались в Военном комитете НАТО как наиболее опасные с точки зрения возможного наступления сил Восточного блока. Географические особенности Югославии и её стратегическое положение на полуострове оценивались с точки зрения важности обороны всего региона, а Албании – как важного члена

Варшавского договора, хотя и изолированного географически от большинства его участников, но имеющего выход в стратегически значимый район Средиземноморья[115 - Ibid. Р. 302.]. В складывавшейся ситуации позиции Белграда на международной арене продолжали сохранять свою важность для Вашингтона. Военно-техническое сотрудничество Югославии и США накануне и после создания Балканского пакта, в 1950-1957 гг., позволило получить югославской стороне американскую помощь в размере 745 млн долларов США[116 - Baev J. US Intelligence Community Estimates on Yugoslavia (1948-199 l)//National Security And The Future. 2000. V. 1, N 1. P. 98. См. также о военно-техническом сотрудничестве Югославии: Dimitrijevic В. The Mutual Defence Aid Program In Tito’s Yugoslavia, 1951-1958, And Its Technical Impact// The Journal of Slavic Military Studies, 1997. V. 10, N 2; Milosevic N. Yugoslavia, USA and NATO in the 1950s // Western Balkans Security Observer. English Edition. 2007, № 5. На протяжении 1955-1957 гг. югославские ВВС получили 122 единицы «Сейбр» F-4 (F-4 Sabre) британских ВВС, которые перед этим были возвращены Военно-воздушным силам США. По своим тактико-техническим данным «Сейбр» F-4 были сопоставимы, а по ряду характеристик и превосходили советский МиГ-15. – http://www.militaryphotos.net/forums/showthread.php791549-Sabres-in-Yugoslav-Air-Force]. Примечательным фактом в данном контексте была характеристика, даваемая в секретных документах разведки США общественно-политической системе Югославии как «югославской коммунистической диктатуре»[117 - Yugoslavia’s Policies and Prospects. NIE 31-57. 11/6/1957. P. 1. – http://www.dni.gov/ nic/PDF_GIF_declass_support/yugoslavia/Pub 17NIE31 -57.pdf]. Несмотря на начавшуюся нормализацию отношений Белграда с Москвой, оценка американским военным ведомством роли и места Югославии в системе обороны Западного блока к осени 1958 г. не претерпела серьезных изменений. Об этом свидетельствовал доклад от 22 сентября, направленный Пентагоном в адрес Совета национальной безопасности, в котором заявлялось о том, что «наиболее сильные наши союзники в европейском регионе – наши союзники по НАТО. Вооруженные силы государств НАТО, а также Испании и Югославии являются внушительными по своему размеру»[118 - Baev J. US Intelligence Community Estimates on Yugoslavia. P. 98.].

Однако для определения значимости конкретных стран для существовавших военно-политических блоков были важны не только численность и оснащенность их вооруженных сил. Так, в частности, в конце 50-х – начале 60-х гг., буквально на заключительном этапе пребывания Д. Эйзенхауэра на посту президента США, был разработан план нанесения ядерного удара по Албании в критический момент противостояния между двумя блоками[119 - См. публикацию об этом: Kaplan F. No More Nikes?// Time, 10.10.2010. В современной албанской прессе обнародование этой информации вызвало особый интерес в контексте общей ситуации, складывавшейся в албано-советских отношениях в конце 50-х гг. – начале 60-х гг. XX в.: Prozhani A. Sulmi berthamor, plani amerikan per te shuar Shqiperine//Shekulli, 27.9.2011.]. Это обуславливалось важностью находившихся на её территории радарных установок, позволявших силам ПВО ОВД получать важную информацию о ситуации в воздушном пространстве по широкому региональному периметру Значение Албании для всей системы обороны ОВД являлось причиной пристального внимания к ней как со стороны СССР – главного союзника НРА, так и США – ведущей силы Североатлантического альянса. Достаточно точно политика советского блока в Балканском регионе оценивалась аналитиками «Радиостанции “Свобода/Свободная Европа”». Они отмечали в декабре 1960 г. особенности поведения Москвы в отношении стран полуострова в предыдущие годы: Греция и Турция рассматривались советской стороной как цели политики «мирного наступления», а Албания, Болгария и Румыния – как инструменты её реализации[120 - Brown. Balkan Satellites Differ on Area Disarmament. 1.12.1960. Radio Free Europe research. R 1. Background Report. BOX-FOLDER-REPORT: 1-1-18. – http://www.osaarchivum. org/files/holdings/300/8/3/pdf/l 07-1 -93 .pdf]. В свою очередь, в советских государственных институтах власти, включая КГБ при СМ СССР, оценка происходящего в начале 1960 г. формулировалась в жёсткой и агрессивной тональности. Так, в частности, заявлялось о том, что «Основными направлениями, стратегическими задачами идеологических диверсий империализма являются: а) подрыв единства социалистических стран. Главная роль отводится возбуждению враждебности по отношению к Советскому Союзу в других социалистических странах путем провокаций, клеветы, активизации буржуазно-националистических, а также ревизионистских и догматических элементов; б) подрыв авторитета и влияния Советского Союза и других социалистических стран на международной арене; в) ослабление морально-политического состояния социалистических стран»[121 - Тезисы доклада Ф. Д. Бобкова на тему «Идеологическая диверсия империализма против СССР и деятельность органов КГБ по борьбе с ней». 1.1.1960 г. С. 1. 2//KGB in the Baltic States: Documents and Researches. – http://www.kgbdocuments.eu/index.php7316151294]. Таким образом, поиск слабого звена в «противостоявшем лагере» становился основой тактики двух военно-политических блоков и их ведущих сил – США и СССР.

§3. Ядерная стратегия: общие принципы и балканский аспект

На протяжении второй половины 50-х гг. XX в. концептуальные основы натовской оборонной доктрины базировались на двух тезисах: 1) необходимости размещения вооруженных сил блока на вероятных направлениях возможного удара со стороны Восточного блока и выполнения ими функций щита в условиях конвенционального (неядерного – Ар. У.) военного конфликта; 2) использовании стратегической бомбардировочной авиации США, играющей роль «меча» в деле обороны Западного блока. В Вашингтоне было принято соответствующее решение в форме секретного меморандума Совета национальной безопасности от 20 апреля 1961 г. (NSAM 40), которое усилило такой подход в стратегическом плане к предполагаемым действиям в условиях ограниченного ядерного удара или конвенционального массированного наступления. На состоявшейся в апреле 1962 г. в Афинах сессии министров обороны НАТО последовало уточнение избранной стратегии. На повестку дня американской стороной был внесён вопрос о возможном использовании ядерного оружия в целях сдерживания предполагаемого наступления армий Варшавского договора на силы НАТО[122 - Pedlow G. The Evolution of NATO Strategy 1949-1969// NATO Strategy Documents P. 21.].

Особый смысл в этих условиях начинала приобретать эволюция военно-стратегических взглядов в высших советских военных кругах и высокая степень политизированности постепенно формулируемой новой военной доктрины Кремля. Концепция ракетно-ядерной войны, озвученная в октябре 1960 г. на заседании Штаба Объединенных Вооруженных Сил (ОВС) ОВД его начальником генералом армии А. Антоновым, была повторена командующим ОВС Варшавского пакта маршалом А. А. Гречко. Они оба поддерживали точку зрения на войну как на глобальный межблоковый конфликт с массированным неизбирательным использованием ядерного оружия[123 - Цит. no: Baev J. The Organizational and Doctrinal Evolution of the Warsaw Pact (1955-1969). – http://www.coldwar.hu/html/en/publications/organizational.html. Й. Баев ссылается на материалы Центрального Военного Архива Болгарии.]. Более того, министр обороны СССР маршал Р. Я. Малиновский фактически увязал этот подход с предоставлением, «в случае необходимости», восточноевропейским союзникам СССР ракетного ядерного оружия[124 - Там же.].

Развитие теоретических подходов к проблеме использования ядерного оружия с середины 50-х гг. XX в. было одинаково актуально для стратегических оборонных концепций как Западного, так и Восточного блока. Различная степень участия союзников в обсуждении этой проблемы в НАТО и ОВД и позиции участников двух блоков по вопросу использования ядерного оружия в конкретных условиях возможной межблоковой конфронтации свидетельствовали о высокой степени политизации проблемы, кажущейся, на первой взгляд, исключительно военно-технической. Первым серьезным и публично озвученным на Западе в январе 1956 г. вариантом нового подхода к теме «инструментально сти» ядерного оружия стала концепция «соразмерного сдерживания»[125 - Термин «graduated deterrence» в русскоязычной интерпретации может означать, по аналогии с «nuclear deterrence» («ядерное сдерживание» и/или «ядерное устрашение»), как «соразмерное сдерживание», так и «адекватное устрашение». Об эволюции взглядов на эту концепцию см.: Long A. Deterrence. Lessons from Six Decades of RAND Research. From Cold War to Long War. RAND. Santa Monica, 2008.], сформулированная британским контр-адмиралом в отставке и бывшим директором Управления военно-морской разведки Адмиралтейства (1951-1954) сэром Энтони Восс Баззардом. Он фактически выступил за изменение существовавшей ранее в военно-политических кругах Западного блока концепции «массированного ответного удара» («massive retaliation»). Суть подхода Э. В. Баззарда заключалась в создании условий нанесения удара, пропорционального угрозе[126 - Buzzard A. Massive Retaliation and Graduated Deterrence// World Politics, 1956. V. 8, № 2 (January 1956).]. Необходимость проведения новой оборонной политики в контексте существующей вероятности использования ядерного оружия формулировалась им в следующем виде: «Очевидно, что внешняя политика Запада требует поэтому (из-за возможности внезапного нападения Восточного блока – Ар. У.) такой оборонной политики, которая, продолжая способствовать сдерживанию (начала – Ар. У.) мировой войны, может также обеспечить на региональном уровне тактическую силу (для НАТО – Ар. У.), необходимую для проведения переговоров с позиций локальной силы для того, чтобы сдержать ограниченную коммунистическую агрессию и использовать национальные разногласия третьих сторон. Наша нынешняя политика массированного ответного удара, проводимая до сих пор, едва ли может считаться соответствующей этим требованиям, потому что, в действительности, она угрожает уничтожить цивилизацию, так как результат любой агрессии слишком значительный для наших небольших конвенциональных сил, которым придётся иметь дело с ней»[127 - Ibid P. 228.].

Аналогичной точки зрения в это же время (вторая половина 50-х гг.) придерживались крупнейшие и влиятельные американские эксперты – специалисты по проблемам использования ядерного оружия и ядерной оборонной политики, историки и консультанты американского разведывательного сообщества супруги Альберт и Роберта Волзтиттер[128 - Особый вклад в развитие концепций ведения войны с использованием ядерного оружия в конце 50-х гг. XX в. принадлежит экспертам из числа гражданских учёных, работавших в RAND. В соответствии с одной точкой зрения, нашедшей своё отражение в «доктрине стабильности», «уязвимость стратегических сил являлась дестабилизирующим фактором из-за выгод, которые проистекают из [возможности] упреждающего удара». {Trachtenberg М. History and strategy. New York, 1991. R 31.) Вторая точка зрения заключалась в необходимости принятия на вооружение доктрины «соразмерного сдерживания». Примечательным фактом является работа в эти годы в RAND супругов Волзтиттеров. Подробнее об этих экспертах и их роли в формулировании американских оборонных проектов на протяжении 50-х – 80-х гг. XX в., а также о созданной ими школе в: Frachon A., Vernet D. Le stratege et le philosophe //Le Monde, 15.04.03; Nuclear Heuristics: Selected Writings of Albert and Roberta Wohlstetter. Ed by Zarate R., Sokolski H. Strategic Studies Institute, U.S. Army. New York, 2009. О роли и месте представителей академической науки в аналитической работе ЦРУ см.: Winks R. W. Cloak and Gown: Scholars in the Secret War, 1939-1961. New York, 1987; Cavanagh J. Dulles Papers Reveal CIA Consulting Network. Panel met secretly in Princeton// Forerunner, 29.4.1980. – http://www.cia-on-campus. org/princeton.edu/consult.html.]. Они полагали негуманной и абсолютно неприемлемой доктрину «гарантированного взаимного уничтожения» (mutual assured destruction, MAD), т. e. массированного ядерного ответного удара, и поддерживали идею использования в необходимых конкретных случаях тактического ядерного оружия на локальном уровне и только против вооруженных сил противника.

Серьезный характер дискуссии в военных и политических кругах НАТО о необходимости изменения тактических и стратегических подходов к «ядерной доктрине» подтвердился в ходе разработки в ноябре 1957 г. официального директивного документа НАТО по проблеме военной стратегии и ядерного планирования. Основные противоречия между Лондоном и Вашингтоном заключались в том, что британская сторона, а также Верховное союзное командование в Европе (SACEUR), во главе которого, кстати, всегда находился четырехзвёздный американский генерал[129 - В соответствии со сложившейся американской традицией номенклатуры воинских званий четырехзвездный генерал занимает промежуточную ступень между генерал-лейтенантом и генералом армии. Звание генерал-полковник отсутствует в армии США.] или адмирал, несмотря на ряд разногласий с британской точкой зрения по поводу локальных войн[130 - Подробнее о британских взглядах на использование ядерного оружия и особенностях оборонной доктрины Великобритании в: Clark /. Nuclear diplomacy and the special relationship: Britain’s deterrent and America, 1957-1962. Oxford, 1994.], поддерживали фактически идею «соразмерного сдерживания» («graduated deterrence»). При этом SACEUR склонялось к использованию термина «широкого сдерживания» (broad deterrence)[131 - NATO Minimum Force Studies. 14.11.1957. Doc. № 2. P. 2(7). – http://www.php.isn. ethz.ch/collections/colltopic.cfm?lng=en&id=18470&navinfo= 14968]. Американская сторона, в свою очередь, продолжала выступать за использование доктрины «массированного ответного удара»[132 - Ibid. P. 1(6).]. Дискуссия об использовании терминов «широкое сдерживание» и «всеобъемлющее сдерживание» применительно к концепции НАТО в отношении возможного/вероятного акта агрессии СССР и Варшавского Договора так и осталась незавершенной. В то же время в военных и политических кругах стран-членов НАТО, и прежде всего США, вопрос о формулировании подходов к самой идее использования ядерного оружия продолжал сохранять свою актуальность. Главная проблема заключалась в оценке возможных действий руководства СССР в случае военного конфликта. В Госдепе и Пентагоне среди специалистов по европейским делам и ядерному оружию существовали предположения о том, что «было бы нереально для нас (США – Ар. У.) использовать наше ядерное сдерживание из-за возможного ущерба, который бы был нанесен нам противоположной стороной (СССР – Ар. У.)». Вместе с тем, использование этого оружия представлялось возможным в крайнем случае, хотя, в условиях Европы, и нежелательным, так как повлекло бы за собой серьезные, если не катастрофические, последствия[133 - Эта мысль была выражена в письме Дж. Миллара из Бюро по европейским делам, адресованного Р. Фиссиндену, работавшему в Управлении по европейским региональным делам Бюро европейских дел Государственного Департамента США. При этом автор послания сослался на неназванного «друга из Пентагона», разделявшего подобную точку зрения. Судя по косвенным данным, им был ставший впоследствии генерал-лейтенантом и известный в кругах американского военного истеблишмента как специалист по ядерному оружию, но тогда имевший звание полковника Фрэнк Кэмм (Frank Camm). – Letter by John Millar of the Bureau of European Affairs to Russell Fessenden of the Office of European Regional Affairs. 4.5.1960. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/colltopic.cfm?lng=en&id=l 8450&navinfo=14968. Подробнее о R Фиссиндене в: Giauque J. The United States and the Political Union of Western Europe, 1958-1963// Contemporary European History. 2000. V. 9. N 1; Dannenberg Von J. The Foundations of Ostpolitik: The Making of the Moscow Treaty Between West Germany and the USSR. Oxford, 2008. Ф. Кэмм участвовал как эксперт в заседании министров обороны НАТО в декабре 1964 г. в Париже при обсуждении важности тактического ядерного оружия, использование которого предусматривалось в локальном масштабе. NATO Ministarial Meeting. Paris, France – December 1964. The Role of Nactical Nuclear Forces in NATO Strategy. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/colltopic.cfm?lng= en&id=18607&navinfo=14968].

Теоретические основы советской военной концепции формулировались в военных кругах и при доминирующем влиянии идеологической доктрины на протяжении второй половины 50-х гг. и являлись отражением гипертрофированного восприятия советской военной и партийной бюрократией «агрессивности» для СССР происходящих в мире изменений. Работа над открытым для общественности изданием велась авторами из числа генералов и старших офицеров под руководством маршала Советского Союза В. Д. Соколовского, являвшегося с 1952 г. по 1960 г. начальником Генерального штаба. Примечательным фактом было наличие в начале 60-х гг. XX в. в советских политических и военных кругах двух противоположных по своему содержанию подходов к проблеме использования ядерного оружия, в то время как официальная советская пропаганда стремилась представить наличие у советского руководства единой точки зрения – необходимости «борьбы за мир и разоружение», сочетавшейся с «борьбой против империализма и угрозы войны».

Один из подходов заключался в концепции ядерного сдерживания и был озвучен главой СССР Н. С. Хрущевым, придерживавшимся идеи сокращения вооружений, включая ядерное. Эта точка зрения была озвучена им в январе 1960 г. на сессии Верховного Совета СССР. Однако уже летом 1960 г. и именно при обсуждении проблемы размещения ядерного оружия на Балканах, в частности, в Греции, в беседе с послом этой страны 10 августа 1960 г., Хрущёв заявил, что «в случае войны Советский Союз использует ядерное оружие против всех стран НАТО, включая Грецию». Более того, отвечая на вопрос посла о том, «действительно ли он серьезно полагает пойти на уничтожение бесценных культурных памятников, таких как Акрополь, Хрущёв ответил что “уничтожит всё”»[134 - Это заявление Н. Хрущёва было сообщено греческими дипломатами их американским коллегам в Москве, которые направили специальную телеграмму по данному поводу в Госдеп. См.: 315. Telegram From the Embassy in Greece to the Department of State. Athens, September 1, 1961, 7 p.m.// Foreign Relations of the United States, 1961-1963 Eastern Europe; Cyprus; Greece; Turkey. Washington, 1994. V. XVI. R 615.]. Столь жёсткое заявление было призвано подчеркнуть решимость Москвы при использовании ядерного оружия и, в конечном счёте, свидетельствовало о начавшемся отказе от ранее заявленного «мягкого подхода» к его применению.

В определенной степени подобная эволюция взглядов Хрущева способствовала усилению сторонников второй точки зрения на ядерное оружие, прежде всего из числа представителей высших военных кругов. Она нашла своё отражение в изданной в 1962 г. под редакцией маршала В. Д. Соколовского коллективной работе «Военная стратегия». В ней делался упор на превентивный характер массированного использования ядерного оружия Советским Союзом против США и НАТО[135 - Военная стратегия. Под ред. В. Д. Соколовского. М., 1962. Она была переиздана в 1963 и 1968 гг., а также переведена на ряд европейских языков. Английское издание было осуществлено RAND Corporation и было неофициальным. Оно содержало материалы американских экспертов с объяснениями нюансов изложенных в работе тезисов. – A Translation from the Russian of Soviet Military Strategy, V. D. Sokolovsky. With Analysis and Anotation by N. S. Dinerstein, L. Gourd, T. W. Wolfe, The RAND Corporation, R-416-PR, Santa Barbara. April 1963. См. также: Miller J. D. B., Rigby I H. The Disintegrating Monolith: Pluralist Trends in the Communist World. London, 1966. P. 208.]. Борьба между сторонниками и противниками двух точек зрения[136 - О дискуссионном характере выдвигавшихся версий советской военной стратегии в СССР в конце 50-х – начале 60-х гг. XX в. см.: Wolfe I W. Comments on Lomov’s «Soviet Military Doctrine». RAND.P-2816. October 1963. – http://www.rand.org/pubs/papers/2008/ P2816.pdf. Военная стратегия. Под ред. Соколовского; Ломов Н. А. Советская военная доктрина. М., 1963. Фактически советский маршал Соколовский выступил против того, чтобы поддерживать концепцию стратегической обороны и оборонную стратегию, видя в них опасность для СССР.], хотя и в завуалированной форме, проявилась в организованном советским руководством закрытой дискуссии на страницах секретного военного издания «Военная мысль»[137 - Впоследствии они были частично рассекречены ЦРУ и размещены в Интернете. – Memo from Richard Helms to Director DIA Concerning Establishment of the Top Secret Special Collection of Articles of The Journal «Military Thought» («Voyennaya Mysl») by the Ministry of Defence, USSR. 8.11.1961 – http://www.foia.cia.gov/docs/DOC_0000012294/ DOC_0000012294.pdf; Memo from Richard Helms to Director DIA Concerning «Military Thought». 7.12.1961 – http://www.foia.cia.gov/docs/DOC_0000012296/DOC_0000012296.pdf. Подробности в книге участника событий: Garthoff R. A Journey Through the Cold War: A Memoir of Containment and Coexistence. New York, 2001. P. 113-116. В постсоветский период появилась точка зрения на советскую военную доктрину как инструмент стратегического обмана, использовавшегося в отношении союзников и противников СССР. По мнению автора подобного утверждения – Кристофера Джоунса, – Москва использовала угрозу применения ядерного оружия или сам факт нападения на НАТО как маскировку с целью обеспечить выживание восточногерманского режима, а также недопущения ухода из Варшавского пакта её сателлитов. Подробнее в: Jones С. Soviet military doctrine as strategic deception: An offensive military strategy for defense of the socialist fatherland// The Journal of Slavic Military Studies. 2003. V. 16, N 3.]. Военному и политическому руководству США эта дискуссия стала известна после передачи полковником ГРУ ГШ МО СССР О. В. Пеньковским американским властям большого количества материалов «Военной мысли». Они были переведены на английский язык в полном объеме и хранились в ЦРУ. На основании полученных данных эксперты этого ведомства разработали собственную «классификацию» «групп влияния», существовавших в советском военно-политическом руководстве по вопросу об использовании ядерного оружия. В соответствии с ней одна из групп, условно названная традиционалистской и консервативной, исходя из уроков Второй мировой войны, считала, что будущая война будет похожа на неё. К её сторонникам американские эксперты относили маршалов А. А. Гречко и П. А. Ротмистрова, а также генерала армии П. А. Курочкина – начальника Военной академии имени М. В. Фрунзе. Вторая группа была представлена, как полагали аналитики ЦРУ, теми, кто считал, что будущая война будет существенно отличаться от Второй мировой. Это делало необходимым выработку новых подходов к её ведению и использованию ядерного оружия. Сторонниками таких взглядов считались маршалы К. С. Москаленко, А. И. Ерёменко, и, что было важно, министр обороны маршал Р. Я. Малиновский[138 - Soviet Military Thought on Future War. Current Intelligence Stuff Study. Office of Current Intelligence. 3.4.1962. P. 10-12. – http://www.foia.cia.gov/CPE/CAESAR/caesar-29.pdf]. Об усилении в советских подходах к использованию ядерного оружия точки зрения тех, кто придерживался концепции «сокрушительного удара», свидетельствовал секретный многостраничный доклад за подписью начальника ГРУ ГШ МО СССР генерал-полковника П. И. Ивашутина, направленный 28 августа 1964 г. маршалу М. В. Захарову, являвшемуся начальником Академии ГШ МО СССР. В нём указывалось на то, что для обеспечения безопасности «социалистических стран, чтобы охладить воинственный пыл империалистической военщины, социалистические страны вынуждены быть готовыми к решительному проведению ещё более сокрушительных стратегических операций ядерных сил»[139 - Материал о развитии военного искусства в условиях ведения ракетно-ядерной войны по современным представлениям. 18.8.1964. С. 328. – http://se2.isn.ch/serviceengine/FileC ontent?serviceID=PHP&fileid=D3861DEF-4DF1-76D8-7707-1Е873AB3793C&lng=ru Очевидцы и участники событий с советской стороны отмечали явно противоречивый характер выдвигавшихся советскими военными установок: Гриневский О. Перелом. От Брежнева к Горбачеву. М., 2004. С. 74, 75. Автор воспоминаний – советский дипломат – ссылается также на доклад Ивашутина.]. В то же время, судя по содержанию этого же документа, советская сторона рассматривала возможность ограниченного использования ядерного оружия, что давало основания предполагать отсутствие однозначного решения в пользу массированного ядерного удара: «Оборона армий социалистических стран должна строиться на удержании важнейших районов и рубежей, на безусловном недопущении вторжения войск противника в пределы социалистических стран. Она будет базироваться на сочетании ядерных ударов с применением обычных огневых средств и маневренных действий войск, а также на широком использовании заграждений»[140 - Материал о развитии военного искусства. С. 400. Подробнее об оценках использования ядерного оружия НАТО и Варшавским договором в: Uhl М. Nuclear Warhead Delivery Systems for the Warsaw Pact, 1961-65: Documents from the Russian State Archives of Economics and the German Federal Military Archives on the Reorganization and Modernization of the Armed Forces of the Soviet Bloc// War Plans and Alliances in the Cold War: Threat Perceptions in the East and West. Ed. by Mastny V., Holtsmark S., Wenger A., Locher A., Nuenlist C. 31 Aug 2006. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/coll_berlin/intro_uhl.cfm]. В октябре 1964 г. вопрос об использовании ядерного оружия в противостоянии с НАТО нашёл своё отражение в военном плане, который носил учебный характер и предназначался для центрально-европейского театра. Ядерный удар со стороны Варшавского пакта рассматривался как ответный на аналогичные действия Североатлантического альянса[141 - Warsaw Pact War Plan of 1964. 14.10.1964. Central Military Archives (VLJA), Prague; Collection Ministry of National Defense, Operations Department. – http://www.php.isn.ethz.ch/ collections/colltopic.cfm?lng=en&id=16239&navinfo= 15365. Комментарии к плану см.: Comment on the 1964 Warsaw Pact War Plan, by Gen. William E. Odom. – http://www.php.isn.ethz.ch/ collections/coll_warplan/comment_odom.cfm?navl=l&nav2=2&nav3=l Полученные от сотрудника легальной резидентуры ГРУ во Франции капитана второго ранга В. А. Любимова (Аборкина) (псевдоним Лютов) материалы «План ядерной войны № 200/63», «Перечень целей для нанесения ядерных ударов по территории СССР и странам советского блока», а также «Наставление НАТО по использованию ядерного оружия» стали ещё одним аргументом в пользу предположений, распространенных в среде советского генералитета и партийно-государственного руководства, относительно возможности нанесения ядерного удара со стороны Запада. О деятельности В. А. Любимова в: Лурье В. Военно-морская разведка СССР (1918-1960-е гг.). Справочник. Санкт-Петербург, 2009. С. 117, 118; Болтунов М. Бескорыстный Бернар. Как французский ученый и бизнесмен помог Советскому Союзу создать твердотопливные баллистические ракеты//Совершенно секретно. 1997. № 6/241.].

Подходы к использованию ядерного оружия в условиях обладания им отдельными странами-участницами противостоявших военно-политических союзов становились важным фактом с точки зрения определения перспектив развития возможного межблокового конфликта. Если со стороны Варшавского пакта предпринимались попытки выявить готовность конкретных членов НАТО предоставить свою территорию для базирования подобного вида оружия, то в Североатлантическом альянсе обращали особое внимание на инициативный характер запросов, поступающих от союзников СССР в адрес Москвы с просьбой размещения его уже в интересах соответствующих отдельных участников ОВД или в целом всего социалистического лагеря. Это порождало определенные алармистские настроения в военных и разведывательных кругах противостоявших блоков. В январе 1961 г. авторы аналитического доклада американского ЦРУ, получив, вероятно, некую информацию, но не детализированную до такой степени, чтобы можно было делать серьезные выводы[142 - См. отчёт болгарского премьер-министра А. Югова о заседании ПКК с достаточно подробным описанием повестки дня обсуждавшихся вопросов и пересказом основных выступлений: Report on РСС Meeting by the Bulgarian Prime Minister (Anton Iugov) to Bulgarian Politburo Session. 11.2.1960. – http://www.php.isn.ethz.ch/collections/colltopic.cfm? lng=en&id= 178 83 &navinfo= 14465], тем не менее сообщали о том, что «похоже, на заседании Варшавского Договора (имелось в виду совещание ПКК 4 февраля 1960 г. в Москве – Ар. У.) было предпринято совместное китайско-восточногерманское[143 - На совещании как наблюдатели присутствовали представители КНР, КНДР, МНР и ДРВ.] давление на русских с целью поделиться ядерным оружием, однако, это вызвало сопротивление. Вопрос о стратегии полностью не решён»[144 - Current Intelligence Staff Study. The Sino-Soviet Dispute on World Communist Strategy (Its Development from Autumn 1959 to Summer 1960). ESAU XI-61. 29.1.1961 P. ii. – http:// www.foia.cia.gov/CPE/ESAU/esau-l 1 .pdf].

Персональные изменения в составе советского руководства, произошедшие в октябре 1964 г., оказали серьезное влияние на ситуацию, складывавшуюся в Восточном блоке, включая и его военно-политическую структуру – Организацию Варшавского Договора. Смещение Хрущёва и приход к власти группы во главе с Л. И. Брежневым были восприняты в партийно-государственных кругах союзников СССР по ОВД, а также коммунистических государствах, не являвшихся его членами, в контексте их взаимоотношений с Москвой и возможных перспектив действий Кремля в новых условиях. Оборонная политика в государствах Восточного блока продолжала во многом зависеть от советских военно-политических установок, доминировавших при определении направленности действий пакта; в выработке его стратегии и тактики на международной арене; в военно-техническом обеспечении вооруженных сил государств-членов

ОВД. Именно политическая составляющая советской военной доктрины оказывала влияние на развитие блока под руководством Москвы и его позиции в системе международных отношений. В этой связи многое зависело от принимаемой кремлевским руководством оборонной стратегии, частью которой являлось доктринальное оформление возможности использования ядерного и традиционного оружия; концептуализация понятий «оборона» и «наступление» применительно к возможностям и потребностям СССР как в целом, так и на различных театрах военных действий (ТВД), а также военно-политическое обоснование внутриблокового взаимодействия в рамках Варшавского пакта.