banner banner banner
Цыганка во тьме
Цыганка во тьме
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Цыганка во тьме

скачать книгу бесплатно

Цыганка во тьме
Арман Цыбульский

Действие мистического романа происходит в недалеком будущем. На фоне разразившейся третьей мировой войны судьба пожилой цыганки волнует немногих, тем более, что она сама отталкивает от себя всех окружающих, включая представителей собственной диаспоры. Но даже апокалипсис начинается с одного человека. А также судьба всего человечества может зависеть от одной невзрачной, коротающей свои годы цыганки. Умершие муж и сыновья героини первыми приняли дьявола на Земле, и смыть этот грех теперь можно только кровью, остановив при этом кровопролитие всех остальных людей на планете.

1.

Старая цыганка, сгорбленная и неопрятная, с чёрными густыми волосами пробиралась по комнатам и коридорам заброшенного дома вслед за своими тремя сыновьями и мужем. Те держались вместе и шли как-то слишком уверенно и легко по труднопроходимым помещениям. Зато перед ней словно собрались все препятствия сразу: перевёрнутая прогнившая мебель, провалившиеся местами полы и густая тьма, окутывающая вплоть до самого сознания. Разглядеть она могла лишь те участки дома, которые выхватывал через выбитые стёкла и полуразрушенную стену свет луны. Пахло сыростью и гнилью.

Женщина торопилась, потому что всё больше отставала от родных. А те, бледно освещённые лунным светом, молча призывали её жестами из расстелившегося по дому голубого тумана, мол, давай быстрее, что ты медлишь! Цыганка крикнула им вдогонку: «Ребятки мои, может, вы проголодались? Мимо кухни идём! Давайте сварю чего-нибудь?». Но они безмолвно замахали руками, будто остерегаясь привлечь чьё-то внимание: «Какая кухня? Какая еда? Скорее идём!». Женщина сильно устала, но ей очень хотелось пойти за ними, и она продолжила пробираться через завалы. Дом казался нереально большим, а комнаты будто складывались в лабиринт. Лунный свет стал меньше пробиваться внутрь, а и без того густая тьма захватывала большие территории. Передвигаться стало ещё сложнее. Но это не останавливало цыганку, она знала, что должна найти портал и открыть его. Нужно только успеть. Она чувствовала, как пот стекал по лицу, а под ногами периодически вздрагивал пол от сильных толчков где-то снаружи. Он словно подпрыгивал, а потом с волнами вибраций возвращался на своё место. Эти вибрации встряхивали стены и груды хлама в помещении, а где-то далеко, за пределами дома, через несколько мгновений раздавался хлопок и раскаты грома.

Портал, словно живое существо, всячески препятствовал их продвижению. Но они всё же добрались. В конце лабиринта, в центре стены, виднелась огромная, поросшая вьюнами, арка. Но внутри неё не было никакого прохода. В этот момент цыганка вспомнила, что забыла ключ от портала при входе в дом, а ещё она забыла погасить свет в прихожей. Она озабоченно бросила мужу и детям: «Ждите здесь! Я сейчас!» и, не объясняя ничего, побежала назад.

Женщина вспомнила, что назад есть путь проще и короче, и пошла по нему. Очень быстро и легко она оказалась недалеко от места, где хранился ключ в портал. Но к самому ключу ей нужно было пройти по просторной, но тёмной кухне, в которую, впрочем, немного попадал лунный свет. Цыганка легко прошла через бледно-голубой туман к старинному, неплохо сохранившемуся среди прочей полуразвалившейся мебели, шкафу, который даже чем-то сам притягивал её к себе. Она со скрипом открыла дверцу и увидела там множество разнообразных сладостей, на удивление свежих. Конфеты в блестящих фантиках, зефир, шоколад, пахлава, рахат-лукум – притягивали её взгляд, но она отпрянула назад, зная, что нужно торопиться. «Ключ, нужно найти ключ!» – подумала она, но вдруг с раздражением и отчаянием поняла, что не знает, где его искать, да и вообще, как он выглядит. В этот момент она почувствовала бесшумное мягкое движение в воздухе, словно что-то обдувало её опахалом: по комнате летали какие-то, сливающиеся с темнотой, птицы. Их было не видно, но цыганка знала, что они есть. Её охватило чувство жадности, в которое тонко вплеталось чувство тревоги: она испугалась за то, что птицы склюют все сладости к тому моменту, как она вернётся, и поэтому решила съесть их сама. Сейчас. Отмахиваясь руками от невидимых птиц, цыганка второпях засовывала себе в рот всё, что попадалось под руку. И когда сладостей заметно убавилось, она увидела за ними, в глубине шкафа, наручные часы. Ничем не примечательные, старинные, механические часы с металлическим браслетом и тёмным циферблатом, но для неё хорошо знакомые – это были часы её мужа. Секундная стрелка ещё дёргалась на месте, словно показывая, что они ещё живы, но остальные замерли на 12-45. Посредине – маленькие белые циферки даты: «08.11.2030». «А Саша по-прежнему любит часы!» – подумала цыганка о своём муже. Она снова вспомнила, что нужно торопиться, и, вдруг поняв, что часы и есть ключ к порталу, схватила их. Она уже хотела возвращаться, как вдруг взгляд упал на выключатель в прихожей. Она осознала, что свет, который она якобы забыла погасить, погашен, а значит, она забыла его не выключить, а, наоборот, включить! Она подбежала к выключателю и щёлкнула кнопкой, но свет не загорелся. Она нажала клавишу снова, но безрезультатно. Ещё раз – тоже самое. Отчаявшись, она оставила попытки зажечь свет и собралась раствориться в темноте лабиринтов, но за её спиной уже стояли муж и трое сыновей. Она подпрыгнула от неожиданности: «О, Боже! Вы зачем вернулись?». В их глазах читался упрёк, мол, ты опять опоздала! Под ногами в очередной раз задрожал пол, а через секунду раздался хлопок и волна звука, как лавина, накрыла цыганку. Она зажмурилась, закрыла голову руками и услышала звон посыпавшегося стекла. «Стёкол же не было! Давно все выбиты!» – эта мысль, словно молния в темноте, ослепила сознание женщины и отрезвила его.

Она проснулась и привычно быстро, скатившись с кровати на пол, залезла под неё, закрыв голову руками. Сверху посыпались увесистые куски штукатурки. Штуки три-четыре грохнулись на бетонный пол и частично разлетелись на куски, а один даже попал на кровать, где незадолго до этого лежала женщина. Взрыв прозвучал на улице, совсем недалеко от её дома. Через несколько секунд ещё один, но уже дальше. От него здание затряслось позже самого хлопка, и слабее.

В районе, где жила цыганка, боевые действия были нечастыми, и жизнь вроде как шла своим чередом, но раз в месяц случались такие инциденты. Никто из мирных жителей не знал, кто их обстреливал, поэтому каждый возлагал вину на того, кто ему меньше всего нравился и кого он обвинял во всех бедах. В принципе, выбор «козла отпущения» у народа был, ведь конфликтующих сторон было много. Самые значимые, которые были на слуху в России, – это Правительственные Войска, Ополчение, Западный Альянс и Восточная коалиция.

Ещё шесть лет назад было всё проще, потому что было всего две противостоящие стороны: Западный Альянс и Правительственные Войска. Потом, когда Россия в союзе с несколькими восточно-азиатскими странами, нанесла ответный удар по Западу, но была предана Восточной коалицией, возникла ещё одна сторона – Ополчение, действия которых были централизованными и, скорее всего, координировались Западом. Это было начало Третьей мировой войны.

Развивалась она непредсказуемо. Неоднократно казалось, что исход уже очевиден, причём преимуществом овладевали разные стороны, но вдруг ситуация менялась, конфликт разгорался с новой силой, и преимущество уже оказывалось у другой стороны. Разнообразные повороты событий на мировой арене сопровождались интригами, новыми конфликтами, предательствами и образованием новых союзов. Шесть лет можно было бы с интересом наблюдать за ходом войны, если бы на планете осталось хоть одно место с возможностью делать это безопасно. Но когда кулаком в нос бьют вам, то интерес к драке пропадает. Сначала люди лишились привычного комфорта, а после привычными стали смерть, кровь, голод и страх. Несмотря на обильную пропаганду в каждой из стран, простые люди понимали одно: нет никакой духовной направляющей этой войны. Все понимали, что война эта ведётся не между гражданами государств, а между правителями, устроившими передел сфер влияния. Это было очевидно, поэтому несмотря на желание обвинить какую-либо из сторон, общее негодование всё же росло в отношении всех их вместе взятых. Вместе с тем распространялось мнение, что война закончится только тогда, когда не останется ни одной из сторон, а оставшемуся миру придётся принять совершенно новую, единую систему управления, которая совместит весь положительный опыт прошлых государственных систем.

Старая цыганка была уверена, что дожила до того самого времени, которого ждали многие годы: эта война – последняя война человечества. Последняя кровь! Кровь злых людей, которая должна ливнем омыть планету, чтобы очистить от злобы и грехов. Останутся жить только те, кто понимает, что зло – это смерть. Она не любила озадачиваться философскими вопросами и для себя отвечала на них исключительно интуитивно, но теперь она понимала – миру конец. Апокалипсис наступил. Человечество выживет, но это будут уже другие люди. Более развитые, добрые, сознательные и… чистые. Мир, сохранив свой опыт развития, словно начнёт своё существование заново. Обнулив накопленные обиды. Умирать было нестрашно, она понимала, что должна умереть ради того, чтобы другие жили в лучшем мире.

– Нет мне покоя… – пробубнила себе под нос цыганка, вылезая из-под кровати. – Что же вам нужно-то от меня? – Её испугали не прогремевшие взрывы. Она даже спала в одежде, потому что не хотела оказаться в непристойном виде, если её завалит обломками и спасатели найдут ее труп в ночной рубашке. Это неприлично. Но страха не было. Её встревожил сон, в котором она увидела умерших родственников. Давно ей уже не снились сны.

Цыганка поднялась и, шаркая тапками по пыльному бетонному полу, прошла в кухню своей квартиры. Она открыла холодильник. Единственное, что там было, это почти пустая бутылка водки и полбуханки чёрного хлеба. По холодной бутылке от её пальцев разбежались запотевшие ореолы. Она выплеснула остатки водки в чайную кружку и выпила. Не только не поморщившись, а даже с удовольствием, будто пойло могло быть вкусным. Словно смакуя его горечь, которая больше отрезвляла, чем пьянила, возвращая к жизни и напоминая, что конец ещё не настал, хотя и был уже рядом.

– Царствие небесное… – произнесла цыганка. Она откусила от половинки хлеба, немного задумалась и в раздумьях пробубнила, – Сегодня же свадьба у влахов… (Влахи – этническая группа цыган, значительно отличающаяся от основной группы цыган России, Руска рома, диалектом, обычаями и традициями.) – в её планах появился поход на праздник, на который её не звали. Народа у цыган собирается много, и вряд ли кто-то заметит присутствие одного лишнего, а если и заметят – цыганку не выгонят.

2

Свадьба была в самом разгаре. На кругу («Круг» на цыганской свадьбе – это свободная площадка в центре зала, на которой гости традиционно танцуют. Приходят гости, как правило, всей семьёй, тем же составом выходят на круг по приглашению ведущего.) доплясывали последние семьи гостей.

Какие раньше, до войны, были свадьбы у цыган! Залы арендовались в самых лучших ресторанах, как правило, дворцового типа: колонны, мраморные полы, шикарные занавески с балдахинами, картины… Цыгане всегда любили яркую красоту, роскошь и комфорт. Во всём. И хотя не всем они давались, свадьбы всё равно должны были быть такими, чтобы все многочисленные гости были уверены в важности и состоятельности родителей. Так как реально состоятельных семей было значительно меньше, чем несостоятельных (как, впрочем, в любом обществе), свадьбы уже традиционно становились существенным обременением, при котором нужно было продолжать носить улыбку и изображать радость и беззаботность. Поэтому, как бы это цинично не звучало, для большинства цыган война в некотором роде стала облегчением. Теперь никто не осудит за «бедную» свадьбу, теперь это стало неважно. Война сняла с людей обязанность доказывать своё превосходство. Теперь осталось важным внимание, возможность собраться всем вместе, пообщаться и повеселиться. Здесь старики обменивались новостями, а молодые парни приглядывали девушек. И никаких сплетен, никакой зависти, лжи… Страдания сплотили людей и очистили от злости друг к другу.

Зал под свадьбу был арендован в школьной столовой. Никаких колон и мрамора, главное, что мест для всех приглашённых хватало. Кроме того, школа разрешила воспользоваться колонками и микрофоном, что очень обрадовало родителей, так как снимало проблему развлечения гостей. Если до войны свадьбы уже не обходились без приглашения известных артистов, то сейчас, имея колонки и микрофон, вполне достаточно было и неизвестных, которыми в цыганском обществе был каждый третий.

– А сейчас Саня Пхаро (Пхаро цыг. – тяжёлый.)! – раздался призывающий голос в микрофон – Саня, Пхаро, со своей семьёй! На круг, попросим!

За женским столом старая, изрядно выпившая цыганка, пристающая с разговорами к другой – полной, лощёной – на мгновение осеклась. Стеклянным взглядом она посмотрела в сторону круга. А под стеклом, которое покрывало её взгляд, промелькнули обрывки жизни и множество свадеб, на которых также зазывал ведущий её семью – одну из первых – как полагается авторитетным семьям. Её мужа уважало всё цыганское общество. Гадже (Гадже цыг. – нецыгане.)называли его «бароном», а цыгане – Баро (Баро цыг. – большой.), Саня Баро.

– Дю! Провались голова! – пробубнила цыганка резким, хриплым голосом. – Нету мне покоя! – её голос был пропитан сигаретным дымом, алкоголем и свободой от любых стеснений. По нему становилось ясно, что хозяйка была уверенной в себе, раскрепощённой и ничего не боящейся. И хотя ей было уже 67, выглядела она довольно бойко, несмотря на потрёпанный алкоголем вид: мешки под глазами, скатавшиеся, немытые волосы, в которых тем не менее не было ни одной седой волосины. Они были чёрными, как сама тьма.

Цыганка встряхнулась и продолжила о чём-то рассказывать другой.

Уже выпившие гости разбрелись кто-куда – одни пересели к тем, с кем хотели пообщаться, другие вышли курить на улицу, третьи – с разговорами толпились в фойе. Столы на некоторое время остались полупустыми. Громко играла традиционная танцевальная музыка. Все ждали самого торжественного момента – возвращения молодожёнов, которые принесут с собой «честь» невесты – белую простынь с красными пятнами, доказательствами потерянной невинности.

Через стол от пожилой цыганки, чуть в сторону, сидели две другие: мать, женщина с добрыми глазами, со своей дочкой, красивой девушкой лет 22-24. Дочка на вид была гордой и благородной. И, несомненно, себя считала такой. Она уже давно обратила внимание на пьяную цыганку и с неприязнью поглядывала на неё. В момент, когда ведущий вызывал очередную семью и пожилая цыганка огляделась вокруг, они встретились глазами на мгновение, но взгляды их разошлись. В другой раз пожилая цыганка уже поджидала взгляд девушки. И тот вновь с неприязнью упал на неё.

– Что ты всё смотришь, рупучка (Рупучка цыг. – оскорбительное.)ты несчастная? Ты сказать мне хочешь что-то? Так говори! Я тут сижу – никуда не ухожу! Не стесняйся! – сказала цыганка, не крича, но тоном полным обжигающего презрения.

– А я вот смотрю на тебя, Тётка, – дерзко ответила молодая, – и мне непонятно, как тебе, женщине, не стыдно так напиваться? – девушка не собиралась сдерживать своего отношения, она привстала, но мать её дернула за руку и посадила на место.

– Закрой свой рот! Как ты смеешь? Она пожилой человек, что ты о ней знаешь?

– А что, мама, разве это нормально? И еще сидит, как будто и стыда нет! – словно оправдываясь перед людьми, продолжала молодая. – Домой иди, Тётка, не позорься! – выкрикнула она пожилой цыганке.

– Я сказала, рот закрой! – еще раз цыкнула мать и примирительно обратилась к объекту нападок дочери, – Ты не обращай внимания на неё, Тётка, молодая она – жизни не знает, не обижайся…

Но та, похоже, не обиделась. Только не от простодушия своего, а от того, что ей уже давно стало наплевать на всех. На эти – одно сменяющее другое – одинаковые лица. Они безликой кишащей массой обтекали её и исчезали навсегда. Она не видела ни их глаз, ни их душ.

– Ты смотри! – снова обратилась Тётка к безразличной лощёной соседке по столу. – И эта пигалица вздумала мне указывать! И она рот открывает! Ты кто такая? – выкинула Тётка фразу молодой цыганке, не ожидая ответа. – Вы кто такие все? – обратилась она, словно ко всем сразу. – Сидите тут со своими важными рожами, пыжитесь! – уже себе под нос продолжила Тётка. – Рупучи несчастные! Провались ваша голова! Рома (Рома – цыгане, люди.)-пфула (Пфула – дерьмо.)!

Тётка взяла со стола рюмку и, пихнув локтём в бок соседку, сказала:

– Давай, дочушь, выпьем уже!

А потом, словно забыв о произошедшем, по привычке обратилась ко всем, кто ещё сидел за длинным столом:

– Ну, давайте! Поднимем! За… – она на долю секунды запнулась, вспоминая повод сегодняшнего гуляния, – за молодых! – с безразличием, словно автоматически, сказала Тётка, – Пусть они живут в счастье, в радости до ста лет! – и опустошила стопку до дна, что считалось неприличным.

– Ну! И кому я говорила? – негромко, как бы обиженно, сказала матери молодая цыганка, – Она только взгляд отвела и уже забыла! Кто её звал сюда, мам?

– Отстань от неё, дурочка! – поучающе и с мягкостью в голосе ответила мать, – Ну что ты о ней знаешь? Ты хоть знаешь, кем она была? А знаешь почему стала такой? Не дай Бог кому-то пережить то, что она пережила, – врагу не пожелаешь. Молодая ты ещё! Горячая и глупая! Нельзя людей судить, только Бог может!

3

Зал кипел приглушенным гулом человеческих жизней. Даже из-под нависшей сверху тёмной тучи траурных традиций выскакивали чьи-то сдержанные смешки, слышался оживлённый тон, заинтересованность, пьяная раздражительность, усталость… Всё человеческое перемешалось в этом гуле, но оно же было приглушено. Кто забывался, тому напоминали: «Тише! Не на празднике!». И тот замолкал. Покойник в соседней комнате. И вместе с этим, опомнившимся, будто опоминался весь зал, и разговоры смолкали вовсе. И тогда было слышно только бряканье тарелок, вилок, ложек, кружек… Затем бутылка отсчитывала рюмки, и чей-то уверенный голос громко во весь зал оглашал: «Давайте-ка, выпьем! Мёртвым царство небесное, а живым счастья и благополучия!».

И зал вновь начинал свой гулёж, дружно поддерживая тост. Колыхался, волновался. Люди общались между собой, крутились, потом вставали. Выходили из-за стола, подходили обратно. Чёрные волосы, юбки, куртки, усы, глаза, шарфы – всё превращалось в бурлящую в одном котле смесь из теней с запахом корвалола. Они с лёгким дуновением, беззвучно, мягко, будто отражения из другого измерения, обступили красивую, ещё не старую цыганку. Мелькали вокруг, рядом, окружали, уплотнялись, но не могли приблизиться ближе, чем на полметра. Её кожа была светлой, а волосы, брови, глаза, чёрными и ярко выраженными. Её черты лица, да и сама она в окружившей стае чёрных теней, выглядели очень контрастно. Они не были подавлены скорбью, но строгость, или даже ненависть, источалась от них.

Девушка видела в толпе только одного человека – пожилую цыганку. Она не могла поверить, что видит её снова. Воспоминания о пережитом, как вспышка, озарили всё внутри, освежили, разбередили. Счастье, утрата, предательство… И весь смысл теперь сосредоточился лишь на её ребёнке. Её сыночке. Девушка вдруг почувствовала неописуемую тревогу за сына. Ей даже показалось, что сейчас, именно в этот момент, она его потеряла. Потеряла навсегда, как и то счастье, которое у неё уже было. Нет, это было тоже счастье, тоже богатство, которое она почти потеряла, но сохранила от него маленькую частичку. Тайком. В глубине души зная, что и за ней должны прийти. И вот сейчас – пришли. Она. Эта старая, чёрствая пропитоха! Она пришла за её сыном!

От этих мыслей пол ушёл у неё из-под ног, и она упала на колени, широко расставив руки. Волосы, словно паранджа, закрыли её лицо, но она откинула их рукой и увидела, что ещё несколько человек было на полу. Грохот снаружи на мгновение заглушил весь мир. «Сыночка!» – будоражащий крик раздался в мозгу девушки, будто даже этот взрыв снаружи всего лишь происки старой ведьмы, пытающейся забрать у неё сына. Она вскочила на ноги и побежала в другую комнату, где были все дети. Дети в комнате были перепуганы, но все целы. Её пятилетний сын тоже.

– Сашенька! – жадно схватила сына цыганка, крепко обняла и плотно сжала веки, из-под которых медленно выползли на щёки крупные слезинки. Более слабый взрыв снова встряхнул дом, но она уже не испугалась, зная, что сын в её объятиях и ничто не сможет их разлучить.

– Опять бомбят, мама… – тихонько произнёс ребёнок, – Не бойся! Я тебя защитю! – Мать улыбнулась ему в ответ и молча поцеловала его в носик.

– Тамара! Ну что ты тут? Всё нормально, не бойся! Это кварталах в двух прилетело! Вряд ли ещё будут! Пойдём, поможешь прибраться!

– Сыночка, ты тут побудь, поиграй с детьми, я пойду помогу, – сказала Тамара, поднимаясь с колен и отпуская ребёнка.

Выходя из комнаты, она снова глянула на него. Сын уже беззаботно играл с одним из сверстников. Дети давно привыкли к военным условиям и не вникали в то, что могло бы произойти во время таких бомбёжек.

– Девки в зале приберут, а ты на кухне помоги, пожалуйста, – попросила женщина, позвавшая Тамару.

– Хорошо.

Когда новые порции горячего были разложены по новым тарелкам, а кружки наполнены новым чаем или кофе, Тамара освободилась и пошла проведать своего ребёнка. Она вновь вошла в комнату с детьми, но Саши там не было.

– А где Саша? – с напряжением в голосе спросила она у детей. Кто-то ответил ей:

– А его позвал какой-то дядя!

Тамару второй раз словно окатили кипятком.

– Какой ещё дядя? Романо чаво (Романо чаво цыг. – цыган.)? – Да. – это немного успокоило, но лишь на первую секунду. С какой стати некто его куда-то позвал? Для чего кому-то из мужчин звать куда-то маленького ребёнка?

Тамара побежала в зал, но Сашеньку там не увидела. Она спросила у женщин, сначала у тех, что стояли у входа, потом за столом, не видел ли кто её ребёнка. Но ей ответили, что в зале его не было. Она выбежала на улицу, на крыльцо, и спросила у куривших там мужчин. Но те уверенно сказали, что ребёнок не выходил. Она заглянула даже в одну из спален хозяев, но там его тоже не было.

Внезапно ей пришла мысль посмотреть в комнате, где находился покойник. По коридору она вбежала в неё и не поверила своим глазам. В углу комнаты стоял гроб, а посреди неё старая ведьма прижала к себе её сына и что-то шептала ему на ухо. Внутри всё сжалось. Тамара почувствовала, как волосы на её затылке зашевелились.

– Отпусти его, Тётка! – чуть ли не закричала она. Одним прыжком Тамара оказалась около них с желанием вцепиться в волосы старой цыганке, но сдержалась и за руку выхватила сына из её объятий – Как ты посмела подойти к моему сыну?

Тётка молча посмотрела на неё блестящими от слёз глазами, но это не вызвало жалости у Тамары. Она не верила ни её словам, ни слезам. Больше того, когда человек не верит настолько, как не верила Тётке Тамара, каждое проявление каких-то чувств вызывает презрение и отвращение. Так и сейчас Тамара испытала презрение к «сомнительному актёрскому мастерству» Тётки. Но пока ещё не понимала, для чего ей это. Видимо, причина была. Что-то понадобилось.

– Мама, я здесь… – произнёс мальчик, глядя на Тётку. Тамара не поняла, что он хотел сказать и переспросила.

– Не выгоняй бабушку… – сказал ей ребёнок. Лицо Тамары на мгновение застыло с приоткрытым ртом. Она не поняла, не знала, что имел ввиду ребёнок. Чувства внутри неё заметались из стороны в сторону в поисках виноватого.

– Что? – еле слышно произнесла она. – А откуда ты знаешь, что это твоя бабушка, малыш?

– Я знаю… – ответ ребёнка ещё больше всё запутал. Тамара выпрямилась, взяла сына за руку и ещё раз, словно пытаясь напоследок запечатлеть факты у себя в памяти, взглянула на Тётку, поднимающуюся с колен. Девушка молча вышла из комнаты, даже не задумываясь о том, оставаться ли на поминках дальше. Она направилась к шкафам с одеждой. Сначала достала курточку Саши и, одевая его, спросила:

– Это она тебе сказала?

– Нет.

– А кто тебя привёл к ней? Сам пришёл?

– Нет, – ответил мальчик, – Папа привёл.

4

Липы ещё благоухали, хотя цвет их, превратившись в засохшие, жёлтые лепестки, уже облетел с веток. Они выстроились ровными рядами вдоль аллеи и бережно прикрывали от палящего солнца молодую цыганку, придерживающую под руку своего молодого мужа. Девушка выглядела очень ярко. Дело было не в одежде или стиле. Бывают люди, которых очень сложно запомнить в лицо, потому что они похожи на всех, а бывают такие, как эта цыганка, увидев которых мельком один раз, запомнишь надолго, если не навсегда. Девушку звали Тамара.

Родственников у неё не осталось, кроме одной сестры, которая была старше на 10 лет. Такая разница в возрасте была очень неудачной. Она практически обрекала сестёр быть далёкими друг другу, ведь они не могли быть подругами из-за разницы интересов, но и опека со стороны старшей тоже не вписывалась в их отношения – не так уж была велика разница в возрасте.

Только теперь, когда родителей не было в живых, сёстры пытались сблизиться, понимая, что остались самыми родными друг для друга, но сблизиться полноценно не получалось. Чувствовалось это сближение как-то лицемерно. Внешне. Как соседи, которые хотят хороших отношений: ради улыбки в дверях и приятного разговора мимоходом. Не было внутреннего понимания и теплоты. Каждая была занята собственной жизнью, а судьба сестры интересовала поверхностно.

Впрочем, и этого было достаточно, чтобы участвовать в особо важных жизненных событиях друг друга. Когда пришло время отпраздновать свадьбу Тамары, старшая сестра, как полагается у цыган, отлично сыграла роль попечительницы, заменившей мать. Она без особой горячности подошла к выбору сестры: «Ты считаешь, что он хороший парень? Тебе виднее. Главное, чтобы жили счастливо!».

Возможно, родная мать поволновалась бы за дочь, ведь она собралась замуж за одного из сыновей известного и влиятельного цыгана. Мать бы обратила внимание на разницу в положении жениха и невесты и, возможно, постаралась бы внушить дочери свою волю. Ради её же счастья. Но у Тамары уже не было матери. Впрочем, неизвестно нашла бы девушка для себя лучшую партию. Несмотря на то, что муж молодой цыганки рос в достатке, а сама она не имела ничего, кроме привлекательной внешности, скромной натуры и чистой души, жизнь их складывалась хорошо. В первую очередь потому, что они оба хотели просто жить вместе долго и счастливо. Им не нужны были пылкая страсть и романтика, они хотели не быть одинокими, поэтому ценили семейные узы.

Их знакомство было на первый взгляд совсем обычное для цыган – они встретились у кого-то на свадьбе. В конце празднества, когда официальные части уже были проведены, а выпившие гости начали нарушать традиции и подсаживаться за столы противоположного пола, будущего мужа Тамары подозвала присесть рядом её сестра, пылкая до общения. Особенно навеселе. После нескольких вопросов о родителях молодого человека она отошла, оставив их с Тамарой за столом наедине. Может быть, она сделала это специально, как говорила в последствии, но Тамара не верила ей. Она была убеждена, что всё получилось случайно.

Парню было неловко тут же выйти из-за стола. На самом деле, он уже давно заприметил Тамару и рад бы был познакомиться, но скромность и страх чуть не вытолкнули его прочь. Свою роль сыграло воспитание. Бежать было некрасиво, пришлось завести разговор.

Но и это знакомство могло бы остаться без продолжения, потому что сделать какие-то более откровенные шаги к началу отношений молодой человек так и не посмел. Оно могло бы остаться без продолжения, но не осталось. Воистину: браки свершаются на небесах. Через три дня он с братьями пошёл погулять в торгово-развлекательном центре и приобрести что-то из вещей. ТРЦ состоял из трёх корпусов, соединенных между собой. Ребята гуляли по магазинчикам в прекрасном настроении. Смеялись, шутили. Когда вдруг внезапно под ногами пол подпрыгнул так, что все вокруг попадали на четвереньки. Ещё через мгновение громкий хлопок прокатился по галереям, заставив потрескаться пару витрин. Всё затихло. Ребята, как и все остальные покупатели, оглядывались, пытаясь понять, что происходит. Ясность внесла вдруг завизжавшая по громкой связи сирена, и испуганный голос, призывающий всех покинуть помещение в связи с тем, что в одном из корпусов центра было подорвано взрывное устройство. Народ, опасающийся повторного взрыва, со всех галерей ринулся к выходу. Теракты, протесты, народные волнения случались всё чаще к началу третьей мировой войны. Люди знали, что ожидать можно чего угодно. Образовалась толпа, охваченная паникой. Молодой цыган огляделся и не увидел рядом своих братьев. Зато взгляд его через стекло витрины упал на девушку внутри одного из магазинчиков, сидящую на коленях, испуганную и молящуюся. Издалека он, словно родную, узнал Тамару. И в это же самое мгновение он понял, что второго взрыва не будет. Вся эта ситуация словно создана для того, чтобы он мог сейчас вернуться за ней.

Парень выскользнул из потока людей и оказался в абсолютно опустевшем помещении. Все голоса и панические крики уже слышались где-то снизу, за поворотами галерей. Не торопясь, он вошел в опустевший магазин. Тамара посмотрела на него, с удивлением и радостью. Она вдруг забыла про страх и ей стало стыдно, что она сидит на коленях. Девушка поднялась и поспешно отряхнулась:

– А что произошло-то?

– Да вроде взорвалось что-то…

– Ой, а люди-то не пострадали?

– Не знаю, может быть, сильно тряхнуло. Я увидел тебя и…

Сомнения в том, что взрыв больше не повторится, оплели его, ввинтились внутрь. Вновь стало страшно. Парень заволновался, подбежал к Тамаре схватил её за руку и потянул к выходу:

– Нужно уходить отсюда, может снова рвануть!

– Не рванёт больше… – уверенно откликнулась Тамара.

Молодой человек удивлённо остановился. Ему показалось, что она почувствовала его изнутри. Её ладонь словно источалась каким-то очень близким теплом. Оно, тепло, словно сливалось с его собственным. Ладонь Тамары не была горячей, не казалась холодной, не была влажной или чёрствой. Их ладони, словно превратились в продолжение рук друг друга. Парень, склонный к самоанализу, отметил сходство температур ладоней и ему показалась смешной мысль выбирать себе девушку таким образом. Он не сдержался и усмехнулся.

– Ты чего?

– Да ничего… – отмахнулся он. – А ты не занята? Может, сходим в ресторан, покушаем?

Эти события со стороны не кажутся какими-то особенно удивительными – совпадения часто играют существенную роль в судьбах людей, но для Тамары и Вани – это был божий промысел.

5

Кто-то открыл Тётке дверь такси и помог сесть, чтобы та не упала. Под ногами было скользко и мокро, а холодный, ещё зимний, ветер задувал за воротник откуда-то снаружи, где-то совсем далеко, извне, настолько далеко, что даже не причинял беспокойства.

– Доедешь до дома? Доедешь? – прорывался чей-то женский голос через темноту ночи и через пьяный туман в голове к слабо брезжащей искре сознания.

– Да, доеду, дочушь! Доеду! – словно кто-то за неё отвечал её же скрипучим голосом.

Дверца автомобиля захлопнулась. Видимо, чересчур сильно, потому что водитель недовольно что-то пробубнил.

– Ой, да успокойся ты, вихор (Вихор цыг. – оскорбительное.)! Давай, езжай! Октябрьская, 13! – Она привычно назвала адрес и, похоже, заснула, потому что очнулась от голоса водителя:

– Приехали! – короткая отключка пошла на пользу Тётке, и она слегка протрезвела.

– Ага… ага… Выхожу. Сколько я тебе должна, сынок? – Обращаясь к кому-то «сынок» или «дочка» в голосе Тётки не звучало мягкости, такое у неё выработалось уникальное свойство – ледяным тоном применять тёплые слова. Бездушно, бессмысленно. Впрочем, как и оскорбительные. Ни на те, ни на другие никто из знающих её людей уже не обращал внимания. Они словно служили ей для связки слов.

– Ничего не должна, заплатили уже… – ответил таксист, горя желанием побыстрее избавиться от своей клиентки.

Тётка, пошатываясь, вылезла из машины, захлопнула дверь, после чего та быстро тронулась с места. Тётка подняла голову и увидела перед собой стену забора, возвышавшуюся на три метра. Лишь раскрытая на распашку ржавая железная калитка, покосившаяся на бок, зловеще приглашала, нет, даже манила заглянуть за стену забора с выцветшей табличкой «Октябрьская улица, 13».

Тётка, вдруг опомнившись, дернулась за машиной, маша руками и крича ей вслед:

– Стой! Стой! Рупуч! Ты куда меня привёз! Будь ты проклят, недоделанный! – но, понимая, что такси уже на расстоянии, где водитель её не увидит и не услышит, остановилась на месте, глядя ему вдогонку и посыпая скрипучими проклятиями. За её спиной так же хрипло засмеялись потревоженные вороны: «Ха, ха, ха-ар!».