скачать книгу бесплатно
Опасная работа
Наталья Антарес
До определенного момента Августа и не подозревала, что затянувшиеся поиски работы приведут в итоге к тому, что вместо теплого местечка в офисе она внезапно окажется в самом центре сверхъестественных событий и будет вынуждена бороться за выживание в компании с профессионалом весьма специфического профиля.
Наталья Антарес
Опасная работа
ГЛАВА I
Примерно на третий месяц регулярного хождения по собеседованиям я была, как никогда, близка к тому, чтобы перефразировать знаменитое выражение бессмертного классика отечественной литературы, склонившись пусть и к весьма неутешительному, зато довольно любопытному выводу: исключительно опытным путем я неожиданно обнаружила, что друг на друга похожи не только счастливые семьи, но и хорошие специалисты по подбору персонала, тогда как страдающие откровенным недостатком элементарного профессионализма кадровики старательно изощрялись в поразительном разнообразии используемых для отбора кандидатов методик. Действительно толковых эйчаров[1 - От англ. HR (Human Resources) – специалист по подбору персонала] интересовала главным образом компетентность потенциального сотрудника, и потому разговор с соискателем был нацелен преимущественно на уточнение отраженных в резюме пунктов, а четкая формулировка задаваемых вопросов не заставляла мучительно соображать, что же конкретно имел в виду сидящий напротив человек. Опытные кадровики, будто под копирку, отличались великолепным чувством такта и умели деликатно указать явно несоответствующему требованиям открытой вакансии кандидату на дверь, оставляя последнего с устойчивым ощущением собственной неполноценности, а некоторые даже не скупились на бесплатный совет касательно наилучшего приложения имеющихся у соискателя знаний. Получать отказы от данной категории эйчаров было хотя и неприятно, но, в принципе, достаточно терпимо для самолюбия, однако, к огромному сожалению, на общем фоне такие люди составляли поистине ничтожное меньшинство.
В сфере подбора персонала безраздельно властвовали психологи, и каждый раз, когда я выходила из кабинета подобного «знатока человеческих душ», у меня неизменно оставалось чувство участия в антигуманном эксперименте. Фактического материала, собранного в ходе бесчисленных опытов, которые ставили над бедными соискателями эти «суперпродвинутые» эйчары, с лихвой хватило бы на сотню диссертаций и еще на пару тысяч монографий: массовое помешательство на новомодных техниках организации интервью (справедливости ради, без зазрения совести позаимствованных у западных коллег) постепенно превратило банальное собеседование в полигон для проверки психологических теорий. А уж вышеупомянутых теорий, равно как и их преданных адептов, расплодилось настолько много, что я невольно начала побаиваться, как бы даже претендентов на должность «старшего помощника младшего дворника» ненароком не начали тестировать на профпригодность в лучших традициях бихевиористкого направления.
А еще у меня сложилось впечатление, что подавляющему большинству кадровиков было в сущности глубоко фиолетово и на соискателя, и на компанию в целом: многим эйчарам всего лишь страшно нравилось вершить чужие судьбы, и они устраивались на позицию менеджера по персоналу с единственным намерением –вдоволь насладиться ролью бога, почему-то благополучно забывая, что в отличие от подверженных страстям и порокам людей, Создателю априори не было присуще предвзятое отношение и вымещение дурного настроения, а уж про жалкие попытки самоутвердиться за счет унижения других я и вовсе предпочту промолчать. Бытовое хамство плохие эйчары гордо именовали «стресс-интервью», провокационные вопросы едва ли не интимного характера –составлением психологического портрета, а идиотские шарады – задачами на логику. Чего я только не насмотрелась и не наслушалась за эти три месяца: меня собеседовали и совсем юные выпускницы вуза, просившие спеть песню и продекламировать стихи, и холеные дамы средних лет, снисходительно поглядывающие на меня с высоты своего возраста и положения. Если вчерашние студентки изгалялись в креативности, то эйчары со стажем беспардонно копались в моей личной жизни, и мне оставалось только удивляться, как это они до сих пор не додумались спросить, с кем и при каких обстоятельствах у меня случился первый секс.
Переступая порог очередного офиса, я питала искреннюю надежду, что вот здесь-то мне уж точно зададут сугубо профессиональные вопросы, непосредственно касающиеся моей будущей работы, но мои наивные чаяния снова и снова вдребезги разбивались о суровую реальность рынка труда. Опять эти изрядно навязшие в зубах жирафы в холодильнике и крокодилы на собрании у льва ( автора сей головоломки мне давно хотелось своими руками либо запихать в морозильную камеру, либо сбросить в кишащий кровожадными рептилиями ров), опять дискуссии на тему формы крышек канализационных люков (признаюсь честно, тут меня подмывало с наисерьезнейшим выражением лица сообщить поклоннику творческого подхода к отбору кадров, что круглые люки созданы для удобства черепашек-ниндзя, как известно, обитающих в коллекторе), и ни слова, заметьте, ни слова, о содержании служебных обязанностей, как таковом. Или, пожалуйста, резкий перекос в противоположную сторону: почему не замужем, с кем живете, планируете ли детей, своя ли у вас квартира – после пары-тройки подобных допросов, я стала брать на собеседование домовую книгу и торжественно предъявлять ее въедливому эйчару. Знак зодиака, любимый цвет, кулинарные предпочтения – всё это, оказывается, имело ключевое значение для работодателя, и я подозревала, что скоро буду изумленно вскидывать брови в случае, если меня вдруг попросят показать диплом.
Нет, не то, чтобы уровень образования абсолютно не влиял на положительное решение, однако, в общей массе крупных компаний практиковалась многоступенчатая система, и не прошедший психолога кандидат попросту не допускался на следующий этап, где ему как-раз-то и предстояло проявить навыки по профессии. Я была уверена, что с моим дипломом для меня открыты все двери: востребованная экономическая специальность, престижный факультет крупного столичного вуза, зарубежная стажировка… Напрасно мне казалось, что мое резюме незамедлительно повергнет эйчаров в священный трепет, за возможность заполучить меня в качестве сотрудника развернется жесткая конкурентная борьба и столь ценный кадр моментально оторвут с руками и ногами. Конечно, я утрирую, но приблизительно такую картину мне и нарисовало воображение. В итоге, я сбилась со счета в количестве разосланных по всей столице резюме и побывала на десятках собеседований, однако, меня не только не пригласили на работу, но даже ни разу не удостоили звонком.
Причин сложившегося положения было несколько. Во-первых, у меня напрочь отсутствовал документально подтвержденный опыт: после окончания университета родители привлекли меня к семейному бизнесу и чтобы снизить налоговую нагрузку, не стали официально оформлять меня в штат. На данное время от фирмы остались одни воспоминания: полтора года назад на страну обрушился жуткий кризис, и понятие «предпринимательство» внезапно приобрело горький смысл. Когда отца спрашивали, чем он занимается, тот с мрачной усмешкой отвечал: «Я предприниматель – предпринимаю попытки выжить». Деятельность нашей компании была завязана на импорте товаров из-за рубежа, но президент умудрился перессориться в двумя третями мира, стукнул кулаком по столу и волевым решением запретил ввоз в страну иностранной продукции. Естественно, пока наша мелкая фирмочка перестраивалась на импортозамещение, все прибыльные ниши оперативно заняли обладатели лапы помохнатей, и на нашу долю осталась дуля с маком. Дальше, как говорится, больше – за колоссальными убытками последовала неизбежная процедура банкротства и распродажа активов компании, но самым ужасным в этой ситуации стало другое: в отчаянном стремлении спасти дело всей своей жизни, отец набрал кредитов под залог жилой недвижимости. Толку из этого, увы, все равно не вышло, ибо заниматься бизнесом в государстве, где зарождающуюся стабильность в любую секунду может свести на нет политический демарш президента, есть ни больше, ни меньше, чем «мартышкин труд». Экономический климат в стране окончательно испортился, расплачиваться с банками стало нечем, и мои родители вынуждены были продать квартиру в столице. Итог печален: переезд в райцентр, скромная «двушка», купленная на вторичном рынке, и незавидные перспективы на горизонте. Родители крутились, как могли: мама устроилась бухгалтером в местную школу, папу кое-как взяли на завод, и хорошо, хоть не простым работягой, а мастером цеха, а я осталась в столице и успешно пополнила армию безработных.
До кризиса я знать не знала, что такое материальные проблемы, но за прошедший год на собственной шкуре прочувствовала, каково это считать копейки. Пять замечательных лет я работала у нас на фирме офис-менеджером, и жизнь казалась мне прекрасной и удивительной. Работа не пыльная и даже интересная, начальник-родной папа, бухгалтер- родная мама, а значит, над тобой не капает. Я вела клиентскую базу, отвечала на телефонные звонки, принимала заявки и получала за это вполне достойную зарплату, позволявшую мне чувствовать финансовую независимость и не отказывать себе в обновках. Я никогда не относилась к своим обязанностям халатно, и мое мироощущение было совершенно гармоничным: да, всё далось мне потрясающе легко, но, в конце концов, а почему должно быть иначе? Острая вина перед родителями начала мучить меня именно в кризис: мама с папой переступили через себя и уехали в провинцию, но надо было видеть, с каким непоколебимым упорством они настаивали на том, чтобы я осталась в столице. «В этой глуши у тебя нет будущего! – упрямо твердила мама, – не для того мы тебя растили, не для того мы тебя учили, чтобы ты провела всю жизнь в райцентре!». «Мы будем тебя поддерживать в меру возможностей, -в унисон вторил ей папа, – а потом найдешь работу и всё наладится. Ты же у нас большая умница, тебя обязательно примут на хорошую должность!».
Что греха таить, естественно, я не хотела покидать столицу. Я руководствовалась чистым эгоизмом, но при этом убеждала себя, что поступаю единственно верным образом. Навещая родителей в их новой квартире, я все больше понимала, что не хочу жить в сером промышленном городке, и страстно мечтала увезти семью обратно в столицу. Я представляла, как устраиваюсь на работу в национальный холдинг, получаю первую зарплату и приезжаю в райцентр с целым ворохом подарков, но на самом деле я продолжала ежемесячно бегать на почту за денежным переводом от мамы. Стыдно-то стыдно, но жить на что-то ведь надо, а жизнь в столице дорожала буквально на глазах. Цены росли в геометрической прогрессии, валютные рынки постоянно лихорадило, и просвета в этой мгле, однозначно, не намечалось. Экономить приходилось на всём: на еде, на одежде, на транспорте, и всё бы ничего, множество людей существует в подобных условиях на протяжении нескольких поколений, но для меня оказалось невероятно сложным в мгновение ока изменить свой многолетний уклад. Когда тебе без малого тридцать, и ты отродясь ни в чем не нуждалась, строгий контроль расходов выглядит неописуемой дикостью и вызывает непреодолимое желание реветь в подушку от очевидного бессилия что-либо изменить.
И самое обидное: нельзя сказать, что я опустила руки и села на шею родителям, каждый месяц самоотверженно выкраивающим из скудного семейного бюджета немалые суммы на мое содержание. Похоже, на следующем собеседовании мне не стоило скрывать правду и в ответ на просьбу напыщенного эйчара вкратце рассказать о себе, прямым текстом говорить нечто вроде «Разрешите представиться, профессиональная неудачница!». Фактически я находилась в постоянном поиске работы уже больше полугода: просто первые три месяца я еще рассчитывала на более или менее приличную должность в солидной компании, а по рядовым конторкам начала бегать сравнительно недавно. Но и тут меня ждал сокрушительный провал. Доморощенным психологам я почему-то не нравилась как личность (может быть, потому, что в определенных вопросах разбиралась получше некоторых, а уже на второй месяц общения с кадровиками начала предугадывать их уловки с полуслова), а опытных специалистов смущал мой стаж в семейном бизнесе, словно данное обстоятельство автоматически накладывало на меня отпечаток хронического бездельника. Одним словом, веру в себя я почти утеряла, и хаотично металась между двумя вариантами дальнейших действий: срочно пройти курсы переквалификации и переучиться на другую профессию или похоронить свои амбиции и уехать в райцентр, где даже если шансы найти работу не особо высоки, так хотя бы за жилье платить в разы дешевле.
После того, как мне надменно пообещали позвонить из какой-то сомнительной организации, судя по всему, занимающейся розливом воды из-под крана в пластиковые емкости для кулеров с целью последующей ее продажи под видом экологически чистого продукта, а единственной категорией работодателей, встречающей меня с распростертыми объятиями, остались больше напоминающие зомбированных сектантов представители сетевого маркетинга, я была готова всё бросить и купить билет на электричку, однако, в тот же день мне позвонили из столичной префектуры. Нет, вовсе не для того, чтобы предложить мне работу в госслужбе: мне сообщили, что снос ветхого жилья намечен на конец текущей недели, а уже сегодня меня приглашают для получения ордера на новую квартиру.
Улыбка Фортуны сначала показалась мне издевательской усмешкой: снести деревянные бараки, построенные в тридцатых годах прошлого века, власти намеревались до такой степени давно, что в реализацию грандиозных планов уже никто не верил, в том числе и я. А между тем, после вынужденной продажи нашей квартиры, официально я была прописана в этом прогнившем доме, где когда-то жила моя ныне покойная бабушка, и значит, имела полное право получить новое жилье в качестве компенсации.
ГЛАВА II
Насколько мне было известно со слов бабушки, девяносто лет назад шестнадцатиквартирные жилые строения возводились на деньги давно почившего в бозе предприятия и предназначались для размещения производственных рабочих и членов их семей. На тот момент бабушка только что сочеталась узами законного брака со своим первым супругом (как оказалось, далеко не последним –отличавшаяся в молодости редкой красотой бабуля официально выходила замуж четыре раза), и новоиспеченная ячейка общества получила жилье в одном из пресловутых бараков. В те годы это считалось весьма завидным достижением, особенно с учетом того, что полстолицы по-прежнему продолжало ютиться в коммуналках, лишь мечтая о долгожданном расселении. Семейная жизнь молодоженов сходу не заладилась: молодой муж активно «закладывал за воротник» и придерживался домостроевских принципов, вследствие чего бабушка вынуждена была с пугающей регулярностью замазывать синяки, которыми неизменно заканчивались практикуемые в семье «воспитательные беседы». Сложно предсказать, как долго продлился бы этот изначально не счастливый союз, если бы на заводе не произошло обрушение металлоконструкций, повлекшее гибель трех рабочих, включая бабушкиного супруга. Квартира в бараке осталась за вдовой погибшего, но бабушка там не задержалась: уже через полгода она повторно вышла замуж. Информация о втором бабушкином супруге была еще более скудной, чем о первом: по обрывочным сведением, человеком он был творческим, и как большинство людей искусства, не отличался практичностью. Вдоволь наскитавшись по захламленным мансардам и пыльным мастерским, бабуля поняла, что богемная жизнь ее больше не привлекает, и решительно дала своему благоверному от ворот поворот, чтобы тут же закрутить бурный роман с отставным полковником вдвое старше себя. По-военному прямолинейный полковник перевез бабушку в расположение части и честно попытался научить молодую жену жить по уставу, чему свободолюбивая бабушкина натура не могла не воспротивиться. Помыкавшись по гарнизонам, бабуля помахала полковнику ручкой и вернулась в столицу, устроилась машинисткой в проектный институт и без особых усилий увела из семьи начальника отдела, а по совместительству моего дедушку. Несмотря на то, что бракоразводный процесс сопровождался товарищеским судом, всеобщим порицанием и понижением в должности, бабушка с дедушкой мужественно преодолели все испытания и прожили вместе больше сорока лет. Самое удивительное, что хотя перипетии бабушкиной судьбы заслуживали экранизации, а сама она всегда была исключительно легка на подъем и без колебаний срывалась с насиженного места, каким-то непостижимым образом ей удалось не только сохранить за собой квартиру в бараке, но и в период массовой приватизации оформить на ветхое жилье право собственности. Со смертью бабушки эта, с позволения сказать, квартира, досталась вашей покорной слуге и уже не один год висела на мне мертвым грузом. После продажи родительской недвижимости, мне пришлось прописаться в бараке, чтобы не потерять столичную регистрацию, и я была искренне благодарна своей крайне дальновидной бабушке, когда-то не позволившей продать квартиру за форменный бесценок. А сейчас передо мной и вовсе замаячил вполне реальный шанс не просто кардинально улучшить жилищные условия, но и, наконец, съехать со съемной квартиры, аренда которой ощутимо била по карману моих родителей.
С объективной точки зрения, злополучные бараки давно пора было сравнять с землей, однако власти десятилетиями откладывали снос, мотивируя бесконечное затягивание сроков тем, что жильцов аварийного дома некуда переселять. Сложно поверить, но в жутких развалюхах все еще жили люди, и лично для меня именно это жалкое существование выглядело истинным символом настоящей безысходности. Как обитатели деревянных хибар, расположенных, кстати, всего в пятистах метрах от благополучного квартала и скрытых за кирпичными фасадами многоэтажных домов, умудрялись выживать в абсолютно нечеловеческих условиях, оставалось для меня таким же недоступным пониманию явлением, как феномен Бермудского треугольника. Часть квартир уже много лет пустовала, и я не сомневалась, что их хозяева дадут о себе знать лишь в процессе сноса бараков, однако, в целом полусгнившие архитектурные реликты были населены достаточно густо. По месту прописки я старалась без нужды не наведываться – на улицу Северинова я заглядывала только для того, чтобы убедиться в отсутствии непрошенных гостей из числа окрестных представителей маргинальных слоев. В суровые зимние месяцы данный контингент имел обыкновение вскрывать дверные замки и самовольно заселяться в чужое жилье, превращая и без того дышащие на ладан квартиры в рассадник антисанитарии и источник повышенной пожарной опасности. Соседи бомжей по возможности, конечно, шугали, но те из обитателей бараков, чей образ жизни и моральный облик не внушали доверия, порой открыто попустительствовали бродягам за бутылку чего-нибудь спиртосодержащего, поэтому за аварийной недвижимостью был нужен глаз да глаз.
Я каждую неделю подавала объявление в газеты, надеясь найти квартирантов, но желающих выложить мне деньги за возможность жить в убогом домостроении барачного типа всё как-то не находилось, и за бабушкиным наследством мне приходилось присматривать самостоятельно, плюс еще и оплачивать его содержание, вопреки здравому смыслу влетающее мне в копеечку. Я рассчитывала, что квартиранты хотя бы компенсируют мне стоимость коммунальных услуг, но за прошедшие с кончины бабушки четыре года по указанному в объявлении номеру обратился только один человек, который в результате и оказался моим единственным, зато постоянным клиентом. Он звонил от силы два-три раза в год, снимал квартиру максимум на несколько суток, авансом оплачивал весь срок проживания и бесследно исчезал до следующего заезда. Но даже от этого странного постояльца уже почти год не поступало звонков, и я подозревала, что он за те же деньги нашел себе временное жилье с гораздо менее экстремальными условиями. И в принципе, у меня язык не поворачивался его за это осудить.
Бабуля рассказывала, что в начале прошлого века улица Северинова пусть и не была центральным проспектом, но к задворкам цивилизации, и уж тем более, к заднице мира, точно не причислялась, а проживающий здесь пролетариат с воодушевлением строил коммунизм и с оптимизмом смотрел в светлое будущее. Удобства на улице, печное отопление, летний душ и никакого тебе центрального водопровода, и канализации – лишь проведенное в бараки электричество мало-мальски напоминало о техническом прогрессе. Правда, еще в бытность бабушки впервые замужем, чьи-то светлые инженерные головы додумались организовать в домах подобие водопровода, запитав его от ближайшей колонки, имеющей обыкновение намертво перемерзать в разгар зимы. Для полноценного функционирования данной системе не хватало слива, и использованную воду жильцы ведрами выносили на улицу, где и сливали ее в выгребную яму, в любую погоду, ласково щекочущую ноздри незабываемым запахом нечистот. Одним словом, я бы прекрасно поняла, если бы на мое сообщение о сдаче квартиры откликнулась опустившаяся семейка пропивших все на свете алкашей, но я до сих пор помнила то неподдельное изумление, охватившее меня в момент самой первой встречи с потенциальным арендатором моей злосчастной недвижимости.
С того дня прошло около четырех лет, но ясности относительно причин, регулярно побуждающих приличного с виду человека заселяться в барак на Северинова у меня так и не возникло. Пару раз меня так и подмывало спросить у него напрямую, но волевым усилием я все-таки сумела перебороть любопытство и благоразумно не вышла за рамки товарно-денежных отношений. В сущности, я не знала о нем ничего кроме имени, да и то, не факт, что оно не было вымышленным. Предоставить о себе дополнительные сведения Индрек нужным, видимо, не посчитал и, как мне казалось, высоко ценил мое умение воздерживаться от праздных расспросов. Он вообще был чрезвычайно немногословен, зато пунктуален в оплате и аккуратен в быту, а эти немаловажные качества автоматически делали его идеальным квартирантом. В глубине души, я Индрека откровенно побаивалась, и потому инстинктивно стремилась свести общение с ним к минимуму. Вроде бы ничего страшного в нем и не было, даже скорее наоборот, но рядом с ним меня начинало неприятно поколачивать от иррационального, необъяснимого чувства исходящей от этого человека опасности. Между тем, если отбросить мое предубеждение, Индрек был достаточно хорош собой, хотя и обладал неброской наружностью, словно созданной для того, чтобы незаметно растворяться в толпе. Правильные черты лица, жилистое, худощавое телосложение, ничем не выдающаяся одежда, которую носит в столице каждый второй, на голове в зависимости от сезона либо простенькая вязаная шапочка, либо бейсболка, внешне будто бы мой ровесник, но в принципе можно дать, как меньше тридцати, так и больше – в общем, человек без возраста, а заодно и без особых примет. Какой-то он был бесцветный, что ли… Например, спроси меня сейчас кто-нибудь, какого цвета у Индрека глаза, я бы затруднилась с ответом: то ли серые, то ли голубые, а, может, и зеленые… Тем не менее одно я готова была утверждать наверняка – от одного только взгляда в эти глаза меня пробирала дрожь во всем теле, а намерение задать Индреку вопрос мгновенно сменялось невероятным желанием срочно спасаться бегством. Если брать за основу мнение, гласящее, что глаза являются зеркалом души, сам собой напрашивался вывод о царящей в душе у моего постояльца вечной мерзлоте.
Как ни крути, но в последний год я вспоминала Индрека довольно часто: нет, не потому, что испытывала дефицит острых ощущений – просто денег катастрофически не хватало, а кроме Индрека снимать квартиру в бараке никто не хотел. Но сейчас на моей улице (или на улице Северинова, если уж мыслить в более глобальном масштабе) наконец-то наступил праздник, и я могла только порадоваться, что отныне у меня и вовсе отпала нужда заботиться о поиске квартирантов. В скором времени я и сама перееду в собственное жилье – да, новый микрорайон возвели далековато от центра, но что ж теперь, бывает и хуже. Не зря же ходили слухи, что обитателям бараков выдадут формальную денежную компенсацию без предоставления квартир! И тут вдруг негаданное счастье свалилось мне на голову! После таких новостей даже работу искать будет веселее!
Кажется, маму известие из префектуры обрадовало даже больше меня. Помянув добрым словом оставившую столь перспективное наследство бабушку, мама с воодушевлением пообещала обязательно приехать в столицу на выходных, чтобы лично поприсутствовать на торжественной церемонии заселения. Что касается меня, то я с нескрываемым удовольствием понаблюдала, как тяжелая техника превращает деревянные бараки в груду строительного мусора. Если верить проекту, на месте давно отслуживших свое построек столичная администрация планировала возвести современный жилой комплекс, но меня будущее улицы Северинова практически не волновало, потому что уже как вторую неделю подряд я являлась счастливой обладательницей квартиры в микрорайоне под названием «Юность».
Когда первоначальная эйфория постепенно схлынула, я стала замечать присущее моему новоприобретенному жилищу недостатки: строили эти высотки явно тяп-ляп и абы как. Лифт у нас в подъезде не работал с момента заселения, пластиковые окна покрылись инеем, горячую воду подавали под настроение, а холодная бежала тоненькой струйкой, по вечерам и вовсе пропадая на верхних этажах. Конечно, я собиралась сделать грандиозный ремонт, исправить все огрехи строителей, поменять сантехнику, переклеить обои, однако на данный момент осуществлению моих прожектов препятствовало отсутствие постоянного дохода. Поэтому, проводив маму обратно в райцентр, я вернулась к поиску работы и возобновила походы по собеседованиям в надежде, что черная полоса в моей жизни полностью закончилась, и с этого дня удача будет сопровождать меня во всех начинаниях.
ГЛАВА III
Свет в конце тоннеля призывно забрезжил после того, как меня пригласили на интервью в известную компанию, специализирующуюся на производстве бытовой химии и косметических средств. Я отправляла туда резюме почти полгода назад и уже давно перестала ждать звонка, небезосновательно предположив, что моя кандидатура не вызвала у кадровиков «Весты» ни малейшего интереса. Поэтому, когда мне назначили конкретное время для собеседования, я едва не задохнулась от сладостного ощущения грядущих перемен в своей еще недавно донельзя безрадостной судьбе. Подернутый мрачной пеленой безвыходности мир внезапно заиграл яркими красками, и ко входу в центральный офис компании я прибыла в таком приподнятом настроении, будто уже получила работу мечты. Избавиться от блуждающей на губах улыбки оказалось не так-то легко, и для того, чтобы придать своей лучащейся от беспричинной радости физиономии хотя бы подобие делового вида, мне пришлось несколько минут целенаправленно гримасничать перед карманным зеркальцем.
С горем пополам напустив на себя подчеркнутую серьезность, я с достоинством вплыла в приемную директора по персоналу, машинально отметила уютную, располагающую обстановку и искренне улыбнулась в ответ на приветственную улыбку девушки-секретаря.
–Приносим свои извинения, селекторное совещание с регионами немного затянулось… Шкаф для верхней одежды справа от вас. Присаживайтесь, пожалуйста – секретарь жестом указала мне на стильный кожаный диванчик насыщенного бордового оттенка, – хотите кофе?
–Нет, спасибо, – отказалась я, краем глаза поглядывая на ведущую в кабинет главного кадровика «Весты» дверь и все сильнее ощущая нарастающее волнение. Таблички с фамилией эйчара в поле зрения, к сожалению, так и не обнаружилось, а отвлекать вопросами поглощенную сосредоточенным изучением документов секретаршу я посчитала по меньшей мере невежливым. Таким образом, с равной долей вероятности за дверью меня могла встретить как жестоко страдающая от ранней менопаузы мегера, не гнушающаяся классическими приемами энергетического вампиризма, так и юная выпускница психологического факультета, получившая должность благодаря папиным связям, и теперь толком не представляющая, что с ней делать. Но ради этой должности я готова была мужественно вытерпеть даже самые изощренные издевательства со стороны кадровой службы, потому что работа в «Весте» открывала для меня поистине блестящие перспективы. Косметический гигант стремительно завоевывал все новые рынки, расширял ассортимент, совершенствовал технологию, проводил агрессивную маркетинговую кампанию и активно выдавливал из ниши конкурентов. Более того, в период торговой войны с западными странами отечественный концерн пользовался колоссальной поддержкой со стороны правительства и не испытывал проблем со сбытом готовой продукции, которая по распоряжению сверху в огромных количествах закупалась на нужды госучреждений и объектов социальной сферы. Стабильная зарплата, карьерный рост, курсы повышения квалификации за счет компании, командировки в регионы – да я, если потребуется, вприсядку спляшу, только бы меня взяли!
– Вы можете зайти! – звонкий голосок секретаря заставил меня сбросить чары мечтательной задумчивости и вернуться из мира грез в реальную действительность. Я аккуратно одернула юбку, набрала в легкие побольше воздуха и решительно шагнула навстречу грандиозным профессиональным свершениям. Никакой престарелой Медузы Горгоны в кресле директора по персоналу я не увидела, также как не оправдались и мои подозрения касательно девочки-припевочки с модным психологическим образованием –поджидавший за дверью сюрприз поверг меня в абсолютную растерянность, и если бы не страх напрочь испортить первое впечатление, я бы еще долго топталась на пороге и ошеломленно хлопала ресницами. Мой потрясенный разум огненной вспышкой пронзила мысль о том, что я не имею права бездарно растратить столь уникальный шанс, и предательски ударившемуся в бега самообладанию ничего не оставалось, кроме как покорно вернуться ко мне.
–Доброе утро, Августа! Мне очень неудобно, что я заставил вас ждать в приемной, но поверьте, назначая собеседование, я и предположить не мог, что у филиалов накопилось столько нерешенных вопросов. Ах да, во всей этой суматохе я забыл представиться. Меня зовут Арсений Смолов и, вполне возможно, что я ваш будущий начальник. Как вы смотрите на то, чтобы работать в HR-департаменте под моим руководством?
Это была уже не белая полоса, а практически лестница на небо. За все время поисков работы сотрудники мужского пола интервьюировали меня лишь дважды, причем оба экземпляра имели весьма косвенное отношение к кадровой службе и не отличались изящными манерами, а весьма специфическая лексика выдавала в них типичных производственников, привыкших доходчиво объяснять рабочим суть поставленной задачи, не особо заботясь при этом о культуре речи. По сравнении с разного рода тетками, эти двое товарищей обладали только одним бесспорным преимуществом: не ходили вокруг да около, не раздавали напрасных обещаний и высказывались строго по существу. И тот, и другой сразу поняли, что командовать десятком мужиков у меня навряд ли выйдет, и без обиняков отправили восвояси, дабы я не питала бесплотных иллюзий на пустом месте. Но сидящий напротив меня человек даже близко не походил на своих вышеупомянутых коллег, которых на его фоне и кадровиками называть теперь было как-то неправильно.
Начнем с того, что Арсений Смолов был молод, красив, да еще и одет с иголочки. О подобной внешности обычно принято говорить «яркая». Глубокие карие глаза, слегка вьющиеся темные волосы, идеально подобранный галстук и удивительно приятный, располагающий тембр голоса. Ударно трудиться под началом такого директора я бы охотно согласилась даже за символический оклад, особенно после того, как наметанным взглядом заметила, что на его безымянном пальце нет обручального кольца. Однако, млеть от блаженства было рановато, и, собрав в кулак все свое хладнокровие, я лишь сдержанно кивнула и многозначительно улыбнулась кончиками губ:
– Для меня станет большой честью, если вы окажете мне доверие, господин Смолов, – честно поведала я,– а я сделаю все от меня зависящее, чтобы вас не подвести.
–Похвальный энтузиазм, Августа! –выразил одобрение мой визави и неожиданно добавил, – знаете что, мы в нашей компании придерживаемся демократического стиля управления, а от всех этих «господ» веет дореволюционными пережитками, не находите? Моя задача – не только сформировать эффективный коллектив, состоящий из прогрессивно мыслящих сотрудников, но и создать безбарьерную среду, в которой наиболее важными качествами являются профессионализм и наличие собственного мнения, а не умение заглядывать в рот начальству и слепо выполнять приказы. Закостенелые шаблоны мешают человеку развиваться и убивают в личности инициативность. Поэтому я для вас просто Арсений, а вы для меня…. Кстати, просветите темноту, как звучит уменьшительный вариант от вашего имени?
– Ава…, наверное, – неуверенно сообщила я, и чтобы сходу не прослыть мямлей, уже более твердо пояснила, – так меня называют родители.
– Ава! – по слогам повторил Смолов, будто пробуя мое имя на вкус, – великолепно! Как Ава Гарднер, да? Вы знаете, кто такая Ава Гарднер?
Вот тебе и первый краш-тест. А я-то раскатала губу… Предположим, на этот раз я выкручусь, но если в дальнейшем меня попросят навскидку перечислить всю фильмографию моей знаменитой тезки, работы в «прогрессивном коллективе» мне не видать, как своих ушей.
–Вы увлекаетесь «золотым веком Голливуда»? – виртуозно балансируя на грани фола, спросила я, и замерла в ожидании реакции Смолова. Но, похоже, я интуитивно выбрала верный путь: одновременно продемонстрировала, что я, так сказать, в теме, и проявила некоторую дерзость, свидетельствующую о смелости и независимости суждений.
–В большей степени восхищаюсь красотой и талантом актрис, – заразительно рассмеялся Арсений, и взгляд его бездонных глаз внезапно посерьезнел, -поделитесь со мной, Ава, в чем заключается ваш талант? Чем вы гордитесь?
–Я…, – не успела я приступить к многократно отрепетированному изложению обширного списка своих неотъемлемых достоинств, который я загодя составила и выучила назубок, как у меня в сумке настойчиво завибрировал мобильник. Это была катастрофа, апофеоз рассеянности, образец непредусмотрительности! Мне казалось, я все продумала, ничего не упустила, учла все подводные камни, но при этом забыла выключить телефон или хотя бы перевести звонок в беззвучный режим. Естественно, когда я принялась лихорадочно переворачивать содержимое сумки, пытаясь выудить оттуда проклятый мобильник, в соответствии с законом подлости завалившийся едва ли не за подклад, наблюдающий за разворачивающейся на его глазах сценой Смолов автоматически снизил мой персональный рейтинг сразу на десяток баллов, но зря я надеялась, что подмоченную репутацию еще можно было спасти.
–Ответьте, – мягко попросил Арсений после того, как я наконец извлекла на божий свет надрывающийся телефон и недвусмысленно вознамерилась нажать отбой.
Отлично! Зачем в поте лица корпеть над изобретением каверзных вопросов, если кандидат и сам дает повод проверить уровень его стрессоустойчивости. Ладно, прорвемся – работа мечты того стоит!
Изо всех сил стараясь не терять невозмутимости, я мельком бросила взгляд на незнакомый номер и, страстно молясь всем известным богам, чтобы дрожь в руках не выдала моего взвинченного состояния, поднесла трубку к уху.
–Срочно нужна квартира на сутки, возможно, на двое. Куда подъехать за ключами? – сюрпризы сегодня сыпались, словно из рога изобилия. Вот и Индрек нарисовался – не сотрешь. И полностью в своем репертуаре – никаких тебе дежурных приветствий, сразу к делу. А уж как вовремя-то подоспел!
–Вынуждена тебя огорчить, но квартира больше не сдается, поэтому рекомендую поискать другие варианты, – отрезала я, – извини, у меня важная деловая встреча. Всего хорошего. Арсений, мне безумно стыдно за свою оплошность. После отправки вам своего резюме, я привыкла постоянно держать телефон включенным, чтобы не пропустить судьбоносный звонок из компании «Веста», так как понимала: из такой солидной организации дважды перезванивать не станут.
–Довольно остроумное оправдание, Ава, хотя и отдает банальной лестью, – вроде бы оттаял Смолов, но издать заслуженный вздох облегчения мне так и не удалось, потому что уже через секунду телефон снова напомнил о себе.
– Нет –нет, Ава, обязательно ответьте! – красноречиво пресек Смолов мою судорожную попытку отклонить звонок. Судя по насмешливым искоркам в глазах, мои хаотичные метания воспринимались Арсением как бесплатное развлекательное шоу, и он от души наслаждался театром абсурда, параллельно делая ставки, смогу ли я и на этот раз столь же изящно выйти сухой из воды.
–Кажется, ты меня не поняла, мне срочно нужна эта квартира, – не унимался Индрек, – если там сейчас живут квартиранты, назови цену, за которую ты готова их выселить. Можешь не скромничать.
– Заманчивое предложение, но оно технически невыполнимо, – я старалась контролировать нотки раздражения, так и норовящие проскользнуть в голосе, но, сказать по правде, мое и без того далеко не ангельское терпение уже было на пределе, – тот дом на Северинова попал под программу сноса ветхого жилья. Я убедительно прошу больше меня не беспокоить.
Повисшее в трубке молчание прямо говорило о том, что новость о ликвидации бараков вызвала у Индрека явное замешательство, и, оставив своего бывшего постояльца наедине с необходимостью заново подыскивать арендное жилье, я с чистой совестью отсоединилась.
–Арсений, я была бы вам очень признательна, если бы вы позволили мне выключить телефон,– практически взмолилась я, когда Индрек внаглую набрал мой номер в третий по счету раз, – только так мы сможем возобновить нашу беседу.
– Стандартное интервью в форме вопрос- ответ не дает полного представления о характере человека, а вот поведение кандидата в реальной обстановке позволяет всесторонне оценить его потенциал, – отрицательно помотал темноволосой головой Смолов, и я вдруг поймала себя на мысли, что даже не знаю, кого я сейчас ненавижу острее и яростней: упрямо не желающего понимать элементарных вещей Индрека, или получающего неприкрытое удовольствие от этой ситуации кадровика,– отвечайте, Ава! Скажите вашему абоненту нечто такое, чтобы он раз и навсегда прекратил вам названивать. Ну же, Ава, покажите мне, что вы способны найти нужные слова, и я гарантирую вам место в своей команде!
ГЛАВА IV
С обреченной решимостью идущего на верную смерть гладиатора я стиснула неистово вибрирующий телефон в увлажнившейся до мерзкой липкости ладони, и с огромным трудом преодолев обуревающее меня желание растоптать мобильник обеими ногами и сплясать победный танец на его безжизненных обломках, прикоснулась пальцем к тачскрину. Несмотря на то, что умение импровизировать никогда не входило в число моих выдающихся личностных качеств, адреналин в моей крови натуральным образом зашкаливал: на карту было поставлено мое будущее в компании, а за осуществление мечты, однозначно, стоило сражаться до победного конца. Вдруг мне все-таки удастся впечатлить Смолова, и в финале захватывающего действа он классическим жестом древних римлян милостиво дарует мне работу?
–Прекрати бросать трубку! –не дав мне произнести и слова, потребовал Индрек, – я не ослышался по поводу сноса бараков?
–Если у тебя возникли проблемы со слухом, обратись к врачу, – саркастично усмехнулась я, и невольно удивилась собственной наглости. Где это вообще видано, чтобы я обращалась к Индреку в подобном тоне –да у меня обычно язык к небу намертво присыхал, какая уж там ирония? Однако, стоящая на кону должность в кадровом департаменте «Весты» придавала мне невероятный прилив внутренних сил. Впрочем, в определенной мере, моя смелость объяснялась еще и абсолютной уверенностью в том, что мы с Индреком больше никогда не пересечемся ввиду превращения в руины единственной причины для наших редких встреч, – объясняю еще раз, дома на Северинова больше не существует. Надеюсь, с третьей попытки до тебя это дошло, и ты перестанешь меня беспокоить.
–Этого быть не может…, – голос у Индрека был точно таким же серым, бесцветным и невыразительным, как и его обладатель, но сейчас буквально в каждой нотке откровенно сквозил первобытный ужас, будто на злосчастном бараке сошелся клином свет, и заодно с аварийным жильем разом обрушился весь мир. Клянусь, от интонаций Индрека внезапно повеяло чем-то настолько жутким, что у меня по коже поползли мурашки. Даже с деланным безразличием прислушивающийся к разговору Арсений Смолов сразу заметил, что я разительно изменилась в лице, и в его взгляде скользнула явная настороженность. Еще только репутации психически неуравновешенной особы мне не хватало! Нет, так дело не пойдет…
–Я прекрасно понимаю, что новость о сносе бараков застигла тебя врасплох и заставила срочно корректировать планы, но, увы, ничем не могу тебе помочь, – дипломатично сообщила я, резко потеряв весь запал и больше не чувствуя в себе настроя вступать с Индреком в заведомо бессмысленную перепалку, – если мы, наконец, поняли друг-друга, будь так любезен, удали мой номер из списка контактов.
–Подожди! – выдохнул Индрек, – а мебель? Куда ты вывезла всю мебель?
–Никуда, – в душе у меня всё клокотало от раздражения и не находись я сейчас под неусыпным контролем заинтересованно следящего за развитием событий эйчара, Индреку неизбежно пришлось бы познакомиться с моей темной стороной, – сам подумай, кому нужен весь этот хлам?! Если у тебя больше нет ко мне вопросов, попрошу не отнимать мое время.
–Ты ничего не понимаешь! – вместо того, чтобы разочарованно отсоединиться, еще сильнее распалился Индрек и неожиданно снизошел до пояснений, которые, правда, оказались, настолько туманными, что у меня закралась мысль тактично намекнуть телефонному собеседнику о необходимости посетить психиатра, – я оставил в этой квартире одну свою вещь. И она нужна мне немедленно.
– Невидимую вещь? – с неприкрытой издевкой уточнила я, и в карих глазах Арсения Смолова блеснул огонек любопытства. Похоже, после нудного селекторного совещания, непредсказуемый поворот, который вдруг совершило интервью с рядовым соискателем, привнес в рутинные офисные будни спонтанный элемент юмора.
–Что? – с подкупающей серьезностью переспросил Индрек, и аккурат, когда я уже созрела для того, чтобы поставить жирную точку в нашем обоюдно непроизводительном общении, добавил, – не совсем так, но… Значит так, сейчас половина одиннадцатого. Не позднее, чем через час, я жду тебя на прежнем месте.
–На прежнем месте уже как с полмесяца – охраняемая стройплощадка! – с мстительным удовлетворением поведала я, окончательно теряя терпение, – это раз, и я ничуть по тебе не соскучилась, чтобы по первому зову нестись на встречу, это два. Ах, да, я заношу твой номер в черный список, это три.
–До тех пор, пока я не верну свою вещь, ты от меня не отделаешься, это четыре, – с хорошо читаемой в голосе угрозой продолжил загибать пальцы Индрек, и я вдруг почувствовала такой озноб, словно меня с головой окатили ведром ледяной воды.
–Ты всегда вел себя довольно странно, но я и не подозревала, что ты настоящий псих, – в неуправляемом порыве вырвалось у меня.
–Ты еще многого обо мне не знаешь, – многообещающе прошипел Индрек, – и, поверь мне, тебе в этом плане крупно повезло. Как только я получу обратно свою вещь, ты меня больше никогда не увидишь.
–Вот что я тебе скажу, и прошу выслушать меня внимательно, потому что дважды я повторять не буду, – я намеренно чеканила каждое слово, чтобы Индрек целиком и полностью осознал, насколько серьезно я сейчас настроена, так как роль персонального шута для главного эйчара «Весты» мне порядком надоела, – перед тем, как освободить квартиру на Северинова я тщательно проверила содержимое всех ящиков. Никаких принадлежащих тебе вещей я там не обнаружила, поэтому в случае, если ты будешь мне угрожать, я сразу же напишу заявление в полицию. А сейчас я выключаю телефон, потому что из-за тебя я уже практически потеряла работу.
–Это я потерял из-за тебя работу…, – начал было Индрек, но я не дала ему ни малейшего шанса завершить фразу. Всё, дамы и господа, занавес!
Несколько мучительно долгих минут Арсений Смолов молча созерцал меня оценивающим взглядом, и повисшая в кабинете напряженная тишина показалась мне вечностью.
–Вы достаточно хорошо себя проявили, Ава, – положительный вердикт кадровика стал тем долгожданным толчком, благодаря которому у меня с души свалился тяжелый камень томительных сомнений, но я старательно скрывала переполняющие меня эмоции, не позволяя робкой надежде на благополучный исход раньше времени перерасти в бурное ликование.
–В процессе разговора вы были весьма сдержаны, в меру ироничны, а мотивация отказа в вашем исполнении лично для меня выглядела вполне аргументированной, – нахваливал меня Смолов, а я отчаянно пыталась чересчур не разрумяниться от атомной смеси смущения и счастья, – вы адекватно отреагировали на поступившую угрозу и приняли наиболее верное решение. Но для кадровой работы вы не подходите, а иными вакансиями концерн в данное время не располагает. Спасибо за приятное общение, Ава, я искренне рад знакомству с вами и надеюсь, что у меня еще будут причины снова вспомнить о вашем резюме.
–Я могу узнать, на чем я прокололась, чтобы в будущем не повторять ту же ошибку? – мне очень хотелось верить, что слезы горечи и обиды не побегут по моим щекам прямо в кабинете Смолова, и свой прощальный вопрос задавала уже вполоборота, готовая в следующую секунду пулей вылететь в приемную, на бегу сгрести в охапку пальто и поспешно ретироваться из офиса, пока меня не задушил подступающий к горлу комок рыданий.
–Ваше стремление учиться и совершенствоваться вызывает у меня большое уважение, – профессионально подсластил пилюлю эйчар, – сказав, что и не подозревали, каким психом может оказаться ваш собеседник, вы фактически признали, что плохо разбираетесь в людях. Согласитесь, для кандидата, претендующего на должность, непосредственно связанную с персоналом, это звучит, как смертный приговор.
Если в приемной мне худо-бедно удалось сохранить достоинство и не удариться в паническое бегство на глазах у секретарши, то в коридоре я автоматически перешла на рысь. К моему изумлению, слез не было и в помине – их высушил испепеляющий жар беспредметной ненависти, простирающейся на весь окружающий мир. А ведь нужно было всего лишь убедиться, что я не забыла отключить мобильник, а не впадать в эйфорию от одного только приглашения на интервью! И как бы не прискорбно было это признавать, Смолов прав: в людях я действительно не разбираюсь, а инцидент с Индреком – лишь наиболее показательный случай! И прямое доказательство тому – отсутствие у меня близких друзей, масса неудачных отношений и столько ярких эпизодов предательства, навсегда отпечатавшихся в памяти, что иногда хочется заболеть амнезией и освободиться от этих отравляющих жизнь воспоминаний. Лезть со свинячьим рылом в калашный ряд и то целесообразнее, чем в кадровую службу с таким красноречивым «послужным списком», как у меня: тут тебе и измены, и воровство, и распускание слухов, и банальная подлость… И все эти люди каким-то непостижимым образом втирались ко мне в доверие, вызывали у меня сильные чувства, заставляли совершать опрометчивые поступки, чтобы затем растоптать мои надежды, да еще и напоследок основательно нагадить в душу…
Между тем, в сегодняшнем провале было некого винить, и с объективной точки зрения я это прекрасно понимала. Я сама не проявила необходимой предусмотрительности и теперь с лихвой пожинала заслуженные плоды. Но неотъемлемое свойство человеческой натуры требовало вымещения злости, и чем дольше я себя накручивала, тем сильнее укреплялась в мысли, что косвенная вина за произошедшее лежит на Индреке. Не позвони он в разгар собеседования, не начни донимать меня расспросами, не перейди он к открытым угрозам, я бы уже завтра заступила на испытательный срок. Любой другой абонент непременно вошел бы в мое положение и перезвонил попозже, тем более, что я прямо дала понять: у меня важная деловая встреча. А у Индрека словно земля под ногами загорелась, хотя ситуация по сути своей выеденного яйца не стоила… А этот несуразный бред с якобы оставленной в бараке вещью… Да уцелевший еще со времен первого бабушкиного замужества комод на момент сноса бараков был пуст, как прилавки в советском магазине…. За прошедший год в квартире никто не жил, а от Индрека не было ни слуху, ни духу –получается, до этого дня он о своей «вещи» даже не думал, а тут его вдруг одолели воспоминания годичной давности! Глупо и неубедительно, даже для махрового бреда! Но именно из-за этого ненормального, у которого, по всем признакам, началось осеннее обострение психического заболевания, я и дальше продолжу тянуть из родителей деньги и экономить на каждой мелочи. Вечером позвонит мама, спросит, как прошло интервью, и что я ей отвечу: ты знаешь, мам, мне опять пообещали перезвонить…Переведи мне, еще пару тысяч, иначе на следующее собеседование мне придется топать пешком, а при всех несомненных достоинствах моей новой квартиры, расположение микрорайона «Юность» относительно центра столицы оставляет желать лучшего!
Даже спустившись в метро и успешно заняв сидячее место в полной электричке, я не могла рационально объяснить, почему вместо того, чтобы ехать домой, я собираюсь выйти на станции «Севериновская» и дождаться Индрека на перекрестке, где мы обычно встречались для передачи денег и ключей. Ярость вытеснила страх, и я с плотоядной улыбкой предвкушала, как выскажу Индреку в лицо все, что я о нем думаю. Не знаю, почему я была так уверена, что он придет, невзирая на принудительное окончание нашего телефонного разговора, но я интуитивно догадывалась, что ему тоже было необходимо на ком-то срочно сорвать злость.
ГЛАВА V
В этом году осень не баловала столичных жителей погожими деньками: весь сентябрь город непрерывно одолевали мелкие, затяжные дожди, и раньше я даже не предполагала, насколько явно монотонно барабанящие по карнизу капли способны отравлять утреннее пробуждение. Одно дело, если ты планируешь до обеда нежиться под одеялом и расслабленно предаваться сладкой дремоте, и совсем другой коленкор, когда тебе назначено собеседование на противоположном конце столицы, и невзирая на все бесчисленные ухищрения, ты все равно переступаешь порог офиса работодателя в виде малопривлекательного гибрида мокрой курицы и драной кошки, смущенно пытающегося куда-нибудь пристроить неизменный зонт, чтобы потом на протяжении всего интервью регулярно напоминать себе, как бы не забыть его в приемной. Надо сказать, пару раз в пылу эмоций я действительно забывала зонты, но для меня неизменно оказывалось гораздо проще расстаться со своим имуществом, чем снова возвращаться в организацию, откуда меня только что унизительно выгнали, как побитую собаку. Чего я только не перепробовала: переобувалась из громоздких резиновых сапог в соответствующие принятому в компании дресс-коду ботильоны, прятала в сумке скрученный в тугой рулон дождевик, изобретала минимально подверженные пагубному влиянию повышенной влажности прически – пока у меня еще были деньги на такси, проблема сохранения относительно пристойного внешнего вида в неблагоприятных климатических условиях не стояла настолько остро, однако, пересев на общественный транспорт, я сполна ощутила на собственной шкуре, как несладко приходиться жить разного рода «безлошадным» гражданам. Сейчас мне даже толком не верилось, что еще недавно у меня была своя машина, и я понятия не имела, к примеру, о жуткой давке в метро, или о форменной душегубке в салоне автобуса… Всё это казалось мне далеким и нереальным ровно до тех пор, пока над нашим семейным бизнесом не сгустилась черная грозовая туча, в итоге разразившаяся бурным ливнем финансовых неприятностей, бесследно смывшим остатки материального благополучия. Не проходило ни дня, чтобы на фирму не наведывались коллекторы, а долги при этом продолжали безудержно расти, и постепенно даже у отца не осталось сил и возможностей сопротивляться неумолимому давлению обстоятельств, хотя такого прирожденного борца еще следовало поискать.
Мои родители начинали с нуля, они уже проходили и через хроническое безденежье, и через крушение надежд – пережитые трудности закалили их сердца и научили стоическому отношению к превратностям судьбы. К сожалению, я не могла сказать того же самого и о себе: с детства окруженная любовью и заботой, я выросла и повзрослела в непоколебимой уверенности, что моя дальнейшая жизнь сложится исключительно удачно, нужно лишь хорошо учиться, добросовестно трудиться и никогда не терять присутствия духа. Данная схема поведения, с малых лет прививаемая мне родителями, практически не давала сбоев: я получила диплом, осела в семейном бизнесе и, по большому счету, была довольна своим нынешним статусом. К тридцати годам у меня уже имелся не слишком удачный опыт гражданского брака, из которого я вынесла один непреложный вывод: если мужчина не делает тебе предложение, значит, он просто не хочет вступать в брак, или, как вариант, не видит в роли будущей жены именно эту женщину, и глупо оправдывать его нерешительность, отказываясь признавать очевидный факт. Человеку может быть с тобой комфортно, но когда он намеренно оставляет для себя лазейку, стоит сразу задуматься, а нужна ли ему вообще семья? Честно говоря, вернувшись после трех лет «свободного плавания» в отчий дом, я внезапно поняла, что навряд ли в скором времени снова захочу с кем-то съезжаться: уж очень болезненным вышло расставание с человеком, которому я беззаветно доверяла, которого я преданно любила, и который, как выяснилось, изначально видел во мне лишь промежуточный вариант. С того момента у меня неоднократно случались романы, но я сознательно избегала серьезных отношений. Вероломно нанесенная мне рана была еще свежа, и я не чувствовала в себе готовности опять броситься в омут. А потом вдруг грянул кризис, и меня всецело поглотили вопросы насущного характера. Впрочем, когда на меня со всех сторон посыпались отказы в трудоустройстве, я мрачно шутила, что теперь мне больше не нужно опасаться провинциальных ловеласов, воспринимающих меня в качестве бесплатного приложения к машине, квартире, и родительской компании, а самой пора открыть сезон охоты на олигархов и поскорей выйти замуж, пока безжалостные годы не лишили меня «товарного вида». Но так как претендентов на мои руку и сердце не наблюдалось даже в отдаленной перспективе, единственным шансом поправить свое бедственное положение оставались активные поиски работы, а сегодняшний крах в офисе «Весты» недвусмысленно свидетельствовал, что и в этом направлении меня по-прежнему сопровождают сплошные неудачи, и пресловутая белая полоса оказалась всего лишь оптическим обманом.
Я вышла из подземки на «Севериновской» и едва не взвыла в голос: за время поездки в метро солнечное утро успело смениться холодным дождливым днем в комплекте со всей сопутствующей осенней атрибутикой: над столицей медленно плыли тяжелые, набухшие тучи, а под ноги прохожим грузно плюхались первые капли. Я возлагала на это собеседование столько надежд, что вчера весь вечер напролет перебирала свой гардероб, чтобы создать поистине безукоризненный образ. Выглянув перед выходом в окно, я увидела безоблачное небо и ослепительно яркое солнце, после чего решительно отказалась от дополнительной нагрузки в виде зонта. Я впорхнула в приемную в изящных замшевых полусапожках и элегантном кремовом пальто, и светлые цвета в одежде являлись на тот момент зеркальным отражением моего лучезарного настроения. Идеально уложенные волосы струились по плечам крупными локонами, а неброский естественный макияж прекрасно гармонировал с их шоколадным отливом. И вот, пожалуйста, прошло меньше двух часов, но от эффектной, уверенной в себе девушки осталась нервная особа, вынужденная гробить под дождем свою единственную приличную обувь и в бессильной ярости грозить пальцем вслед уносящемуся прочь автомобилю, с головой обрызгавшему ее кашемировое пальто дорожной грязью. Мокрые волосы липли ко лбу и щекам, а у меня даже не завалялось в сумке какой-нибудь заколки. Ледяной дождь усиливался с каждой секундой, но даже если бы прямо надо мной сейчас образовалась смертоносная воронка разрушительного смерча, я все равно продолжила бы свой путь.
Между тем, чтобы добраться до нужного перекрестка от ближайшей станции метро, требовалось преодолеть довольно внушительное расстояние, а учитывая, что проклятый дождь вкупе с умопомрачительно высокими шпильками крайне отрицательно сказывались на скорости моего перемещения, Индреку без труда удалось меня опередить. Как же я боялась, что он не придет, и перенесенные мною моральные и физические страдания окажутся напрасной жертвой! В предвкушении неминуемой расправы над тем, кого я решительно определила в виновники всех своих бед, мои губы непроизвольно тронула злорадная ухмылка, и я вдруг резко перестала замечать окончательно испортившуюся погоду, грязные потеки на пальто, насквозь промокшие ботильоны и превратившиеся в неопрятные патлы локоны –мой взгляд был сконцентрирован на укрывшейся под козырьком продуктового магазина фигуре. Клянусь, еще ни на одно свидание я не торопилась также, как на эту встречу!
За прошедший год Индрек ничуть не изменился. Возможно, мне показалось, но, по-моему, прежней у него осталась даже одежда. Куртка, джинсы, низко надвинутая на лоб вязаная шапочка и привычный рюкзак на спине. Так выглядели в это время года две трети столичных жителей за исключением представителей неформальных молодежных течений, но только от Индрека незримо веяло опасностью, и стоило мне в упор столкнуться с его бесцветными глазами, как в душу сразу начали закрадываться сомнения по поводу целесообразности вступления в открытую конфронтацию с этим страшным человеком.
–Видел стройку? – язвительно осведомилась я, прячась от дождя под спасительный козырек и стараясь при этом сохранить максимально возможную дистанцию между собой и Индреком.
–Да, – как-то уж чересчур спокойно для обладателя воспаленного рассудка кивнул Индрек и неожиданно добавил, – нам нужно действовать очень быстро, иначе я не успею выполнить свою работу.
– Ах, работу! – похоже, Индрек и сам не понял, почему я с пол-оборота завелась при одном лишь упоминании слова «работа», но судя по красноречивому удивлению, отчетливо промелькнувшему в его взгляде, он вовсе не ставил себе цели наступать мне на больную мозоль и уж тем более не собирался размахивать передо мной красной тряпкой. Но мне было достаточно малейшего повода, чтобы справиться с неизбежно охватывающим меня в присутствии Индрека ступором и вслух озвучить ту проникновенную тираду, которую я самозабвенно сочиняла сначала, сидя в вагоне электрички, а потом, додумывала, перепрыгивая через лужи на десятисантиметровых каблуках.
–А моя работа тебя не волнует? – риторически вопросила я у недоумевающе вскинувшего белесые брови Индрека, – да, конечно, тебе плевать, что из-за тебя я не прошла собеседование в компании своей мечты! Тебе, наверное, даже на ум не приходило, что я уже целый год подряд не могу никуда устроиться! Разве я не объяснила тебе нормальным языком, что барак снесли? Разве я не сказала, что у меня деловая встреча? Зачем было мне названивать и нести чушь? Как можно быть таким эгоистом и думать только о себе любимом, будто все остальные люди для тебя пустое место? Неужели я бы не сообщила тебе, если бы ты в прошлый раз действительно что-нибудь забыл в моей квартире? Давай, еще включи позднее зажигание и обвини меня в том, что я нашла твою… «вещь», нагло присвоила ее и теперь ищу повод, чтобы не возвращать законному владельцу. Если у тебя поехала крыша, прими лекарство, в конце концов!
–Ты слышала, чтобы я предъявлял тебе обвинения в краже? – за все время моего проникновенного монолога на невозмутимом лице Индрека не дрогнул ни один мускул, но его глаза ощутимо потемнели и выглядели уже не совсем бесцветными, а скорее все-таки серыми, – я ничего не забывал, я специально оставлял там свою вещь на протяжение всех трех лет, пока я снимал у тебя квартиру. Эта вещь была надежно спрятана, и поэтому ты ее не обнаружила.
–Замурована в стену и прикрыта обоями? – ехидно предположила я, – да ты настоящий гений конспирации – устроить тайник на съемной квартире еще ведь додуматься надо. Слушай, это вообще-то твои проблемы, но ты же отлично знал, что жилье аварийное и рано или поздно его должны были снести?
–Ты сейчас понятия не имеешь, о чем говоришь! – отрывисто бросил в ответ Индрек, вынужденный повысить голос, чтобы перекричать звук гулко бьющихся о жестяной козырек капель, -место для ячейки было выбрано мной с учетом всех ключевых факторов, а что касается сноса, мне доподлинно известно, что год назад в генплане столицы не было об этом ни единого слова.
–Да, для меня звонок из префектуры тоже стал большим сюрпризом, -неохотно призналась я, – но даже все эти форс-мажоры не давали тебе никакого права портить мне интервью! Я почти что получила эту должность, и всё коту под хвост… Не знаю, зачем я вообще сюда пришла… Думала, хоть немного полегчает, если я на тебя наору…
–Ну и как, отпустило тебя? – с оскорбительным равнодушием поинтересовался Индрек, поправляя на спине рюкзак, но меня покоробил даже не его дежурный тон, а в большей степени тот факт, что мой ответ в данном случае не имел никакого значения. Индрек уже давно извлек из нашего короткого разговора всю необходимую информацию и сделал на ее основе собственные выводы.
–Раз ты нигде не работаешь, значит, располагаешь достаточным количеством свободного времени, – заключил Индрек, – поможешь вернуть мою вещь, и я заплачу тебе как за три месяца аренды квартиры. Соглашайся, потому что я в любом случае заставлю тебя со мной сотрудничать, но я всё же сторонник цивилизованного подхода и не хотел бы применять грубую силу по отношению к женщине.
ГЛАВА VI
Недвусмысленная угроза Индрека походила на обоюдно выгодное деловое предложение приблизительно в той же степени, что и внезапно обрушившийся на столицу ливень на минорный осенний дождик, однако, мой собеседник, по всем признакам, на полном серьезе старался придерживаться в разговоре с дамой правил хорошего тона, в его персональной трактовке ограничивающихся предоставлением крайне неоднозначной альтернативы. Пока я мучительно пыталась выработать наиболее приемлемую в данных обстоятельствах линию поведения и с запоздалым сожалением корила себя за опрометчивое решение отправиться на встречу с бывшим постояльцем, Индрек молча сверлил меня немигающим взглядом и терпеливо ждал ответа. Хотя этот исключительно странный человек и раньше не внушал мне особой симпатии, именно сейчас он раздражал меня буквально до нервного тика: тогда, как внутри у меня яростно бушевал настоящий вулкан, по раскаленным склонам которого стремительно изливалась кипящая лава, Индрек казался высеченным из камня истуканом, чуждым всяческого проявления эмоций. Его бесстрастный вид открытым текстом говорил, что невзирая на возникновение внештатной ситуации, Индрек твердо намерен вернуть контроль над обстоятельствами, не слишком заботясь при этом о гуманности применяемых методов.
–Ну, так что, мы договорились? –откровенно утомился от затянувшегося ожидания моего ответа Индрек, – забыл, как тебя зовут…Помню только, что имя какое-то ненормальное…Октябрина или Ноябрина…
–Сам ты ненормальный, – обиженно буркнула я, глубоко раздосадованная тем фактом, что бесцеремонно испортивший мне судьбоносное интервью человек даже не помнит моего имени. Видимо и в списке контактов я у него записана как «квартира в бараке» или что-нибудь наподобие того, – вообще-то я Августа, к твоему сведению…
– Августа так Августа, -с философским безразличием покачал головой Индрек, -слушай, у меня сроки поджимают, поэтому думай быстрее, нужны тебе деньги или нет. Нет времени стоять тут до скончания веков и вести с тобой пустопорожние разговоры. Я не сторонник жестокого обращения с женщинами, но так как я уже получил аванс за свою работу, у меня не остается другого выбора.
