скачать книгу бесплатно
Узник
Леонид Фролов
Книга рассказывает о событиях Великой Отечественной войны. Здесь описывается трагедия молодого парня, который попадает в плен. Концлагерь, борьба за жизнь, предательство и первая любовь делают из него настоящего мужчину. События разворачиваются в концлагере Нойенгамме. Книга написана по реальным событиям.
Леонид Фролов
Узник
От автора
Всё детство я проводил у бабули с дедом, да нужно сказать, у них прошло всё моё детство. Это были поистине счастливые времена. Иногда я думаю, как наши дети будут вспоминать детство смартфонов и различных гаджетов, ведь я родился и вырос в Советском Союзе, где из развлечений была сплошная улица. Постоянно сбитые колени и локти, которые бабушка нежно обдувала и максимум прикладывала подорожник. Через час я вытирал слёзы, и уже забыв о боли, бежал получать новые травмы.
А эти советские велосипеды, особенно когда ты ещё мелкий и катаешься на Десне под рамкой, или турниры по футболу, чуть ли не на картофельном поле. Так проходил целый день, а вечером плетёшься без ног до кровати, а бабушка всё равно обнимет и поцелует перед сном.
Для меня настоящим другом был мой дед, который изрядно выпивал. Будучи уже на пенсии, он работал обыкновенным сторожем в ТОРГЕ. Дед заступал на дежурство, а я возил обед на велосипеде, который мог уронить несколько раз.
Когда подъезжал к его проходной, то уже был готов поехать в магазин, по его указанию. Он мне давал пятак или трёшку, пакет, и я мчался в продуктовый магазин, неподалёку. Там уже все знали, что я внук Иваныча, заворачивали бутылку пшеничной и кулёк конфет, для меня. Конфет было несколько сортов, но самые любимые ириски, которые можно было жевать бесконечно долго.
По приезде домой бабушка постоянно меня пытала, покупал ли я деду водку, но я его не сдавал. Наступал вечер, а дед пьяной походкой шёл домой. Самое интересное в том, что его никто и никогда не боялся, а наоборот, когда он выпивший, то становился добрым и разговорчивым.
Дед был невысокого роста с лысиной и с очень крупными руками. Руки его до сих стоят перед глазами. Таких крепких рук, как у деда, я не встречал. Он всегда носил потёртый пиджак, одетый на рубашку в горошек, а на голове обязательно кепка, которую терял по дороге, будучи нетрезв, но когда поймёт, что на голове ничего нет, то возвращается искать и всегда находит.
Мы жили в частном деревянном доме, который дед построил сразу после Великой Отечественной войны. Тогда все дома были одинаковые, строили на один лад. На входе была большая летняя веранда, в которой стоял деревянный круглый стол и обычный диван. Сразу после выхода из веранды, длинный коридор. Он был настолько большой, что мы там устраивали дискотеку с друзьями. Ставили на пол кассетный магнитофон, натягивали гирлянду и танцевали до утра. Там я впервые влюбился в девочку из соседнего дома, но безумно боялся пригласить её на медленный танец.
Я был в компании вроде заводилы, и выполнял роль диджея. Регулярно перематывал кассету на один и тот же медляк, но не решался подойти к ней с предложением о танце. Однажды я набрался смелости, и это свершилось. Тогда были первые чувства, которые я испытал, и наверно они останутся в памяти навсегда.
Нас в семье у бабушки с дедом было шестеро внуков, а этот большой коридор служил для вечерних посиделок с выпившим дедом. Мы садились прямо на пол, окружали деда и просили его рассказать про войну. В нашей детской памяти уже тогда зарождалась мысль, что нас окружают герои, которые 4 года войны с немецкими оккупантами сражались за то, чтобы мы вот так, в тёплой обстановке, окружив деда, сидели часами и слушали его рассказы.
Бабушка поворчит, поворчит на пьяного деда, а сделать ничего не может, даст ему лёгкий подзатыльник, да пойдёт к Майке разговаривать. Майка ? это наша корова и кормилица, умная корова была, всё понимала, что ей говорят. Зато молока давала по 20 литров в день. Доиться давала только моей бабушке и маме, других не подпускала, разве только, когда свеклы, да травы принесёшь.
Так под тусклой лампочкой, мы могли сидеть часами с дедом, засыпая у него на руках. Я всегда внимательно слушал его рассказы, ведь другого момента послушать про войну не было. Обычно он редко рассказывал про те кошмарные четыре года. Когда война началась, деду было 16 лет. Жил он с родителями, братом и сестрой на другой стороне города. В те времена, города, были похожи на деревни, с частными застройками и деревянными домами.
Местечко это до сих пор есть на карте России, город Дятьково Брянской области (до 1944 года Орловская область). В 1941 году, война ко всем пришла внезапно, и хоть до брянских партизанских лесов она добралась осенью, но эвакуировать всех не успели. Отца и старшего брата, моего деда, забрали сразу, а деда не взяли, сказали по возрасту, не подходишь. Так начался самый трудный период жизни моего деда.
Глава 1
По всей стране прогремели, школьные выпускные вечера. Иван Рогов закончил девятый класс, и на будущий год собирался стать таким же выпускником своей небольшой, но родной школы. Казалось, только вчера, была мирная и счастливая жизнь, а сегодня отец Ивана, Иван Матвеевич со старшим сыном, Санькой собирались на фронт.
В углу комнаты сидела маленькая сестрёнка, держа в руке серенький платочек. Антонина Тимофеевна, мать Ивана, нервно бегала по небольшому и уютному дому, собирая вещи, и приговаривала, – «господи, за что нам такое». Старший Рогов, набив небольшой рюкзак вещей, накинув на плечо, громко вскрикнул. ? Да, будет тебе Антонина, присядем на дорожку!
На мгновенье образовалась какая-то мёртвая тишина, как будто вымерло всё людское и только луч солнца пробился через небольшое окошко, осветив маленькую Варвару, которая внезапно подбежала к Саньке, протянув ему, тот самый платок.
Старший Рогов, попрощавшись с семьёй, проговорил, – разобьём немецкую гадину, пуще прежнего заживём. Антонина Тимофеевна с Варварой остались дома, а Иван пошёл провожать отца с братом до пункта сбора.
– Иван, остаёшься за старшего, береги мать и сестру, – сказал старший Рогов, дрожащим голосом, вид его был взволнован и добавил, ? не смей рваться на войну, если потребуется, она тебя сама найдёт.
Ваня, молча кивал, но в душе его была грусть и злость. Он тоже ходил в военкомат, втайне от отца, но отказали, мал ещё. Не дойдя до пункта сбора, старший Рогов остановился, обнял крепко сына и прошептал, ? картошку начинайте копать, может, что-то выросло. Иди Ваня, дальше мы сами.
Провожая взглядом отца и брата, Иван не сдержал эмоций, и на его щеке появилась слеза, а затем другая, чтобы не разрыдаться, он вытер лицо ладонью, отмахнулся и ушёл в сторону реки. На реке стоял большой дуб, которому было, наверно, лет двести. Иван любил там бывать, а когда ему становилось грустно, он ходил к своему дубу и нежно называл его великаном.
Этот, еще вчерашний, улыбчивый мальчишка, вдруг осознал, что прежней жизни не будет. Он, как будто повзрослел, мгновенно. Иван, вдруг понял, что он единственный мужчина в семье, уже не тот мальчишка, который вчера дёргал за косички девчонок. Весть о войне, перевернула его сознание и превратила вчерашнего юношу в настоящего мужчину. Но этот мужчина, ещё с юношеским мышлением не понимал тогда, размах трагедии, которую предстоит пережить русскому народу.
Иван был глубоко верующим человеком – это у него от матушки, которая содержала в доме разные иконы и почитала все церковные праздники. Дед Ивана, ещё при царе содержался на службе в церкви, но в 1918 году церковь снесли большевики, а вера людей в бога никуда не делась. Его матушка была непросто поповой дочкой, но и устраивала в доме службы, где собирались верующие люди.
Сидя у дуба, Иван достал маленькую церковную книжку и стал читать молитвы. Это была небольшая книжка размером с ладонь, которую стряпала Антонина Тимофеевна из резанных листов и сшила крепкими шёлковыми нитками. В ней были написаны молитвы маминой рукой на всякие случаи жизни, некоторые из которых Иван знал наизусть.
Он был среднего роста: стройный, стойкий стан его и широкие плечи говорили о крепком телосложении. В его улыбке было что-то детское, совсем ещё младенческое. Его кожа имела какую-то нежность, а тёмные вьющиеся волосы обрисовывали его бледный и большой лоб. Глаза были карие и имели свойства изменяться, когда он улыбался. Иногда взгляд был холодным и непродолжительным в моменты глубокой грусти, как происходило тогда, у дуба ? летом 1941 года.
Прошло два месяца с начала войны. Фронт стремительно приближался, становилось понятно, что немецкие захватчики, скоро будут в родном городе. Иван по-прежнему жил с матерью и сестрой, но эвакуироваться не получалось, да и некуда было.
До войны старший Рогов работал кузнецом. Иван, всё свободное время проводил у отца на кузне, и к своим шестнадцати годам стал кузнецом от бога. Его навыки пригодились во время войны. Красноармейцы и партизаны со всей округи съезжались, чтобы подковать лошадей. Партизаны заказывали сапёрные лопатки и разные детали. Кузнец – всем ремеслам отец, всем наукам мудрец, чтят кузнеца не из-за лица, а из-за подковы. Эти народные мудрости знали все.
Однажды, на кузню наведался командир партизанского отряда Илья Михайлович Трошин.
– Малёк, это, ты здесь, мастер на все руки? ? командным голосом спросил Трошин.
– Чего извольте, товарищ командир, ? также уверенно, ответил Иван.
– пяток кобыл, нужно починить, а то забегались родненькие, говорят, лучшего кузнеца в округе не сыщешь, – сказал Трошин, протянув Ивану руку.
– а чего же не починить, раз надо для общего дела, ? с улыбкой произнёс Иван.
Так произошла судьбоносная встреча Ивана с Ильей Михайловичем. Трошин был довольно молод, но уже к этому возрасту завоевал уважение среди местного населения и партизан. До войны Илья Михайлович работал учителем в соседнем селе. В первый год войны многие учителя имели бронь, поэтому Трошин решил организовать партизанский отряд.
– Илья Трошин! Зовут Ильёй Михайловичем, из партизан, ? сжимая руку, представился командир.
– Иван Рогов, можно просто Ванька из местных, живу с маманей и сестрёнкой, – ответил Иван.
– Мужиков на фронт забрали? ? поинтересовался Трошин.
– Папаня, да брат на фронте, а меня оставили за девушками присматривать, улыбнулся Иван.
– Куришь? Спросил Трошин и достал пачку папирос.
– Вообще некурящий, но угощусь, если позволите.
Иван взял папиросу, прикурил и поперхнулся. Трошин похлопал Ивана по спине, и сказал, – привыкай боец к махорке, сейчас без неё трудно.
После того как Иван подковал лошадей, они ещё долго сидели, разговаривали. Трошин с большой симпатией отнёсся к Ивану. Рогов узнал, что фронт совсем близко. Партизанскому отряду, нужен был хороший кузнец, и на следующий день, Трошин забрал Ивана с семьёй в отряд.
Жизнь в партизанском отряде была организована, как в воинской части, даже свой устав имелся. В шесть утра подъём, смена караульных, построение и задание на целый день. Землянки копали до двух метров в глубину и оборудовали печками. Немногочисленные женщины занимались хозяйством, а мужчины подрывной деятельностью в тылу. Иван выполнял работу кузнеца, учился стрельбе и прочим военным делам.
Наступила золотая осень. Уже, как несколько дней стояла солнечная погода, но ветерок был прохладным. С деревьев сыпалась листва, покрывая землю жёлтым одеялом. Небо было прозрачное и только несколько тучек изображали какую-то фигуру, в которую пристально всматривался Иван, закинув ногу на ногу, лёжа возле красной рябины.
Его мысли были не о войне. После школы он собирался уехать в Москву, отучиться на инженера. В столице он был один раз, когда ездил к своей тётке (маминой сестре) и с тех пор был влюблён в этот цветущий город. Ещё он переживал за маму с сестрёнкой, которые находились в партизанском лагере. Трошин обещал, отправить всех женщин и детей в тыл. Иван смотрел в небо, но глаза медленно закрывались от хронической бессонницы. В полудрёме услышал голос, – Вань! Вань! Это бежал Матвейка. Иван обернулся и сказал, – что ты дурак кричишь, немцы повсюду!
Матвейка был сыном лесника и с детства знал все тропы в лесу. В отряде он был, кем-то вроде егеря или проводником для партизан. Он был охламоном высшей степени, неопрятный, рыжеволосый, чуть выше среднего роста, лет восемнадцати от роду.
– Командир зовёт, ? прошептал Матвейка.
Иван встал, отряхнулся, достал из кармана яблоко и всучил его Матвейке.
– Ну пошли, раз командир зовёт, ? сказал Иван, засунув обе руки в карманы, направился в сторону лагеря.
Илья Михайлович ждал Ивана в своей небольшой землянке. Она напоминала маленькую конуру, со столом из сбитых досок и лежанки с хвойными ветками. На столе стояла большая свеча, которая освещала карту.
– Тук, тук, разрешите, товарищ командир.
– Заходи Ваня, присаживайся, – произнёс Трошин, не поднимая глаз с карты.
Слева от Трошина, стояла небольшая печка, на которой находился маленький чайник. Илья Михайлович молча, достал две железные кружки и два кусочка сахара.
– Чай будем пить! – только сейчас, Трошин обратил взгляд на Ивана.
Трошин взял горячий чайник и наполнил обе кружки.
– Ты пей Ваня, пей, – сказал Трошин, а сам опять опустил свой взор на карту.
Иван, пил чай, облизывая кусочек сахара, чтобы продлить удовольствие от сладкого. Так продолжалось несколько минут, кроме чавканья Ивана, стояла гробовая тишина.
– Ну, что Иван, хотел повоевать с немцами? – произнёс Трошин, оторвавшись от карты.
– Так точно! – громко ответил Иван и вытянулся во весь рост.
– Да, садись ты уже, не у генерала на приёме, – сказал Трошин.
– Сегодня, в два часа ночи выдвигаемся в город, место назначение, железнодорожная станция. Наша задача, проникнуть в здание вокзала и похитить документацию с немецкими картами. Идём в группе из трёх человек: я, ты и Матвейка, – чётко произнёс Трошин.
Около минуты стояла тишина, затем Трошин поморщился и сказал, – не доверяю, я Матвейке. Чует моё сердце, какой-то он подозрительный. Последний раз, пошёл в город к связующему, вернулся без информации, а лицо светилось.
– Товарищ командир, может не брать Матвейку? – уточнил Иван.
– Никак без этого рыжего чёрта, он дорогу короткую знает, – покивал Трошин.
– Ничего подозрительного за ним не замечал, – спросил Илья Михайлович.
– Шебутной он больно, товарищ командир, а в остальном вроде как все, – ответил Иван.
– Ладно, вся инструкция перед выходом на задание. Ты поспи, Иван, – сказал Трошин.
– Есть, поспать! – Иван встал и собрался на выход, как Трошин произнёс.
– Погоди, Ваня. Ты бы простился с матерью и сестрёнкой, кто знает, когда свидитесь. Я дал приказ, сегодня вывести всех женщин и детей в тыл. Другого момента, боюсь не будет, обложили нас фрицы, Ваня.
– Спасибо товарищ командир, – тихо произнёс Иван, натянул кепку и пошёл к выходу.
Дед Семён запрягал лошадей. В отряде он был, вроде старшины и отвечал за отправку людей в тыл. Людей набралось, три повозки. Иван подошёл и спросил.
– дед Семён, довезёшь?
– а куда я денусь, доедем. Завтра будем в Людиново, а там решат, куда твоих, – с улыбкой сказал дед Семён, похлопывая по плечу Ивана.
Людиново – небольшой городок в Калужской области, который находился в тылу. Иван подошёл к матери с сестрой и молча посмотрел в глаза Антонины Тимофеевны.
– Прости, мама, я должен остаться, – сказал Иван.
– береги себя, сынок, – еле проговорила мать, голос её дрожал, глаза наполнились слезами.
Иван присел на корточки, обнял сестру, поднял на руки и усадил в повозку. Дед Семён, дёрнул за вожжи и крикнул, – Антонина догоняй! Ваня, подошёл к маме, обнял, и сказал – мама, я вернусь!
Наступил вечер, Иван сидел у костра и обугленной веткой перебирал угольки. Его жизнь разделилась на две части, одна осталась в прошлом, в которой была большая семья, другая – война. За пару месяцев, что он находился в отряде, друзей так и не появилось, кроме Трошина, который ему стал близок. Иван смотрел на огонь, а мысли были о скором задании.
«Это моё первое задание, а вдруг не получится, а если с немцем придётся встретиться? Одно дело по бутылкам стрелять, а то человек. Да, какой, он человек? Фашист, выстрелю, если потребуется. Гады засели в нашем городе, наверно в нашей хате, какой-нибудь штаб устроили. Как же батя с братом! Уж четыре месяца прошло, не одной весточки».
Все эти мысли крутились у Ивана в голове и только утешало то, что рядом будет Трошин, который для него служил примером храбрости.
– Не спится, Ваня? – сзади стоял Трошин. Илья Михайлович был высокого роста с русыми волосами и ярко-голубыми глазами. На плечах у него свисал белый тулуп, а в руках держал чёрно-белую фотографию.
– Заснёшь здесь, – ответил Иван.
– А ну, двигайся, посижу с тобой, – подвинув Ивана к середине бревна, протянул фотографию.
На фотографии был сам Трошин, женщина и молодой человек.
– Мои, Вань! Мама и братишка Костик. Так вот Вань, нет их уже. Расстреляли их фашисты под Брестом, всю деревню, суки сожгли, – на эмоциях сказал Трошин, сжимая от злости скулы.
– Нет у меня больше никого, один, я остался. Отчим, ещё до войны умер, дед в первую мировую погиб, бабушка тоже не дожила. Где-то есть дядька, брат мамкин, но я его никогда не видел. Поэтому Ваня, пока я жив, буду давить эту гадину, – сжимая кулаки, выговорился Трошин.
Иван смотрел на фотографию, а сказать, нечего было. Он протянул её Трошину и сказал, – вместе, Илья Михайлович, гадину бить будем. Трошин взял фотографию и засунул в карман гимнастёрке.
– Я когда тебя увидел, ты мне братишку напомнил, вы же одного возраста. Он тоже такого же роста и тёмненький, как ты. Непохож, на меня был. Сегодня моему Костику, исполнилось бы семнадцать. Всегда говорил, вырасту, стану ветеринаром. Бывало, сядет в сарае с гусями, курами, и разговаривает с ними, а они как будто, слушают его. Больше всех любил лошадей, мог часами вокруг них крутиться, – что-то я, разговорился, сказал Трошин, достал папиросу и прикурил.
– Мы с братом, совсем разные, – сказал Иван. Я больше бате помогал, люблю с железками копаться, построить чего-нибудь, а Санька по дому. Есть у него, Илья Михайлович, одна страсть, любит рисовать. Уйдёт за реку на полдня, сидит и пялиться на деревья и рисует что-то себе.
– Трошин засмеялся, – пишет Ваня! Картины пишут, а не рисуют. Выгоним немца, возьму тебя с собой в Ленинград, приучать к искусству буду. Был в Ленинграде?
– Да, какой там! Один раз в Москве бывал с матушкой, и всё.
– в Ленинграде красиво? – спросил Иван.
– Не то слово, Ваня. Очень красиво, но прохладно. Обложили немцы Ленинград, в кольцо взяли, – с горестью сказал Трошин.
– Так и до Москвы доберутся, – вздохнув, сказал Иван.
– Ты прекрати мне это, погоним немца, товарищ Сталин сказал, – Трошин встал, отошёл, от костра и негромко произнёс вслух.
– Сталин сказал! Бойцов и техники не хватает, а они там в Кремле, только и делают заявления.
– Что, товарищ командир, не расслышал, – крикнул Иван.
