скачать книгу бесплатно
– Хотите рыбы? – поинтересовался Митун. – Я знаю хорошее рыбное место, могу показать…
– Аня, поехали! – Белка аж подпрыгнула. – Он свозит, покормит нас, все оплатит, мы развеемся, поболтаем!
Я собиралась, ворча: жизненный опыт подсказывал, что кормят не бесплатно.
Ехать предстояло на байке. Скутеры в Индии, как и во всей Азии, основной вид транспорта, доступный, удобный и смертельно опасный. Движение всюду беспорядочное, шлемы никто не носит, правила не соблюдает, войдя в азарт, водители прибавляют скорость, самозабвенно носясь по плохим дорогам. Лежачие полицейские, натыканные по дорожному полотну, лишь усугубляют ситуацию – байки подпрыгивают и часто вылетают в кювет. На моей памяти был несчастный случай с близким человеком: мой коллега и приятель уехал жить в Таиланд и разбился в ДТП насмерть. Взгромоздившись третьей на белый Митунов скутер, я так боялась, что вцепилась в Саню, сидевшую спереди, мертвой хваткой. Митун дернул ручку двигателя, и мы выскочили из переулка как бешеные. Перед глазами промелькнули слабо освещенные улицы, мы с десяток раз подскочили на speed breakers и затормозили перед кафе с кривой вывеской DREAM FISH. На второй этаж вела заскорузлая от грязи лестница. В зале, просторной площадке со столиками, сидели две компании. Саня заказала рыбу под чесночным соусом, я – дал, самую популярную и дешевую индийскую еду: это чечевица, тушенная со специями и маслом до консистенции соуса, обычно подается с рисом и лепешкой. Митун отказался от заказа, он сидел, болтал и потихоньку приворовывал куски лепешки из моей тарелки и обмакивал в мой дал. Все это наводило на мысли, что индусы – не всегда такие уж галантные кавалеры, как кажется Сане. И точно: попросив bill[19 - Счет (англ.).] на стойке у выхода, Митун невозмутимо протянул его нам. Шестьсот рупий, четыреста пятьдесят из них стоила рыба.
– Аня!! – Саня чуть не плакала, доставая деньги из кошелька. – В прошлом году так не было! Здесь всегда баловали девчонок! – И она, сев на влажный от ночного тумана скутер, надулась и замолчала.
Впрочем, долго переживать было не в Белкином характере: моя златовласка с видом недовольной принцессы дернула Митуна за куртку и потребовала, чтобы он отвез нас в Морджим, красивый полукруглый пляж в получасе езды от Арамболя. Нашего «хозяина» не нужно было просить дважды: он стартовал с места так резко, что у меня захватило дух. «Никогда, никогда больше не сяду на скутер, дайте только слезть!» – молилась я, подпрыгивая на ямах, пока мы неслись куда-то между пальм, облитые лунным светом. В глаза летела дорожная пыль, Митун кривлялся, виляя байком из стороны в сторону, что грозило в любой момент обернуться падением наземь. Прошло не меньше двадцати минут бешеной езды, перед тем как я рискнула приоткрыть один сощуренный глаз, затем второй, потом выпрямиться в седле, а потом вдруг разразилась на всю округу громким, счастливым хохотом. Я чувствовала себя ведьмой на помеле, одной рукой я схватилась за Белку, другой придерживала поднятую воздушным потоком юбку. От скорости и видов захватывало дух; по бокам мелькали огни и пальмы, прохожие оглядывались вслед. Мне начинала нравиться Индия.
Два из отпущенных нам трех дней истекли, а мы ни на шаг не приблизились к решению задачи. Посмотрев в Арамболе десяток домов, мы приуныли: все они были с мусорными свалками на задворках, плохо отремонтированные, далеко от пляжа, а стоили в месяц несусветно дорого. Это было традицией – задирать в начале сезона цены до небес в надежде, что кто-то из впервые прибывших купится и заплатит. Утром третьего дня Белка заявила: срочно едем на Багу[20 - Один из самых популярных пляжей Северного Гоа.]. У нее там остались знакомые с прошлой поездки – может, помогут?
Автобус мы ловили у juice-centre[21 - Буквально: центр сока (англ.) – место, где продаются свежевыжатые соки.]: его хозяин лично сделал соки и фруктовый салат, отказался принять старые купюры (притащил из кухни газету и ткнул в статью о реформе), а затем вынес нам табуретки на улицу, чтобы можно было ждать bus[22 - Автобус (англ.).] сидя. Автобус затормозил прямо перед носом: ржавый и облезлый, как жестяная банка, зато увешенный оранжевыми цветами по лобовому стеклу. Втиснувшись среди потных и размякших от жары пассажиров, под индийские напевы мы выехали из Арамболя. Автобусы всегда идут с песнями: почти в каждом на верхних полках лежат колонки, из которых по салону разносятся мелодии. Если динамиков нет, то водитель включает магнитолу в кабине погромче. Басы – самый дешевый транспорт, и ездят на нем самые бедные: пожилые индуски, закутанные в сари, девочки-школьницы в бело-синей форме и с тугими косичками, рабочие мужчины в мятых рубашках и брюках, бабульки с платками-узелками вместо кошельков. Окна в салоне постоянно распахнуты, двери открывает и закрывает кондуктор. Он не только берет плату за проезд, но и следит, чтобы люди устроились, не мешая друг другу, делает внушение, если мужчина сел, а женщина осталась стоять. Формально автобусы разделены на две половины, женскую и мужскую, чтобы при желании можно было не соприкасаться, но басы всегда переполнены, и пассажиры все равно сидят вперемешку. Над кабиной по трафарету выведены краской телефоны экстренной помощи: самое частое преступление в этой в целом мирной стране – изнасилование.
Повиснув на поручне я жадно разглядывала в окошко дома, рынки, расположенные вдоль дороги, мам, везущих детишек, пристроив их на перед собой на скутере. Кондуктор ткнул меня в бок и указал на кабину водителя – там было отдельное свободное сидение для двоих, «вип-зона». Я полезла туда, Белка – следом, и тут раздался крик: стоявшая на выход случайная американка-туристка опиралась на проем, и Белка, захлопывая за собой дверь в кабину, защемила ей пальцы. Женщина выскочила из автобуса в слезах, ругаясь. Мы виновато втянули головы. Позже, на высадке, мне тоже прилетело: снимая вещи с багажной полки, парень здорово врезал своей поклажей по моему затылку. Я пожала плечами, потирая ушибленное место, – что поделать, индийский автобус!
Бас въехал в город через час, спустился по улицам вниз и, круто завернув налево, выбросил нас на бас-стейшн напротив центрального рынка. Это была Мапса[23 - Небольшой город, важнейшей частью которого является район рынка и автовокзала.]. Выкатившись кубарем из салона, мы немедленно зажали носы: воняло так, что казалось, вот-вот вырвет. От земли поднимался сильный запах мочи, под ногами чавкала жижа: грязь вперемешку с пищевыми отходами. На парковке громоздились брошенные как попало десятки ярких, блестящих скутеров, люди сновали в проемы между зданиями, кричали, торопились, раскладывали по земле горы сумок и рюкзаков, готовили к рабочему дню магазины с техникой, канцтоварами и неказистые кафе под навесами. Из корзин, укрепленных на велосипедах, и с передвижных стоек смуглые до черноты парни торговали лепешками и бананами. В тени главной арки – входа на рынок сидели и лежали нищие, слева от арки высилось здание общественного туалетного комплекса, где позволялось не только справить нужду, но и помыться, а справа виднелся узкий боковой проход в торговые ряды. У стоящих в ряд автобусов надрывались кондукторы: «Бага, Бага, Бага, Бага! Калангут, Калангут! Панджим! Арамболь, Арамболь, Арамболь, Арамболь!»
– Куда надо? – подскочил к нам индус и буквально запихал в следующий бас, идущий до Калангута. Пляжи в Гоа располагаются в линию, и, чтобы добраться до Баги, нужно сначала попасть на Калангут, а затем пройтись пешком. Пока мы ждали отправления, темнокожий худенький мальчик пытался продать Сане мороженое в окно.
Когда мы добрались в Калангут, сил не было совсем. Шум, жара, толчея и бесконечный путь вымотали, и мы еле тащились по длинной и пыльной улице поселка. Одна ее часть вела к морю, другая поворачивала и тянулась вдоль побережья, на ней была вереница торговых точек самого причудливого вида: от платков на земле, на которых лежали бусы и серьги, и рынка, расположенного в подворотне, до официального магазина косметики Himalaya, принимающего к оплате карты, и базарчика, где продавали ковры и кальяны. Мы шли, рассматривая череду блеклых от солнца одноэтажных и двухэтажных жилых домов, ресторанов и магазинов, из каждого высовывался продавец, крича: «Мадам, мадам! Давай, давай!»
– Вот тот, кто нам нужен, с платками! – обрадовалась Белка, увидев наконец знакомое лицо. Она юркнула внутрь помещения-палатки и уже через пару секунд приветственно трясла руку молодого индуса.
Знакомый оказался продавцом платков и пашмин. Магазин представлял собой навес с полками, на них стопками лежали шали, покрывала и шарфы, пол был покрыт стертым линолеумом. «Платок» усадил нас на стульчики, внимательно выслушал про жилье, созвонился с кем-то и попросил подождать. Сидеть пришлось минут сорок, прежде чем платочник встрепенулся, вскочил и повел нас в соседнее здание, где располагалось жилье.
Мы поднялись на второй этаж серого дома, и там нам открылась картина неописуемая. Пола не было. Этаж ремонтировался, и к «нашей» комнате вела строительная балка, под которой зияла пустота. Пробалансировав над бездной, я и Белка оказались в унылом помещении. Мебель в комнатах покрылась настолько толстым слоем пыли, что предметы теряли очертания, унитаз был сломан, повсюду виднелась ржавчина. Апогей – балкон с видом на свалку. Над свалкой протянута бельевая веревка. На веревке сушились красные трусы.
– How much?[24 - Сколько? (англ.)] – сладким голосом спросила я.
– Нравится? – оживились одновременно два индуса, Платок и его друг, «представитель жилья».
Индийская схема проста: если кто-то приводит клиента, то продавец получает доход, а проводник – комиссию, и оба чуяли наживу.
– Есть две комнаты, для вас обеих: первая – тринадцать тысяч рупий, вторая – двадцать тысяч. Пляж в пяти минутах. Хорошо? – И индусы уставились выжидающе.
Мы кивнули – очень хорошо! – и двинулись по балке к выходу. После такого краха мы волоклись по разбитому тротуару еще более уныло, размышляя о своих незавидных перспективах. Что делать? Оставаться у Митуна, которому Саня дала кличку Дурак, и наслаждаться утренним грохотом и засыпанным песком двориком? Или переехать в дом без пола?
– Давай зайдем в ресторан «Garden», это рядом, – утомленно предложила Саня. – Его владелец – другой мой знакомый.
Наученная горьким опытом предыдущего «знакомого», я согласилась неохотно. Мы прошли еще километр, до следующего пляжа – Баги, – и остановились у вполне симпатичного, даже слегка европейского ресторанчика с открытой верандой. На входе, взяв под мышку меню, прохаживался худой верткий парень с нагловатым взглядом черных глаз.
– Где босс?
– Будет минут через десять.
Мы приготовились ждать час, но Брама приехал на удивление быстро, заказал нам за свой счет сок, уточнил размер суммы, которую мы готовы заплатить за комнату, и начал активно звонить. Он был настоящим дельцом. В его ресторане было уютно, неплохо готовили, на столах алели свежие розочки, а на сцене по вечерам пели в караоке. Заведений такого уровня в округе мало, поэтому ценник в меню был в два раза выше обычного, и в итоге место приносило хороший доход. Довольный тем, как идет дело, в следующем сезоне Брама планировал открыть еще один ресторан – уже не в Индии, а на Бали.
– Есть хороший вариант, квартира находится между Мапусой, Калангутом и Пуримом, можно доехать сразу в три поселения, это удобно, если вы захотите работать. Управляющий домом мой друг, сам дом чистый и современный. Поедите – и поедем посмотрим, – переговорив с несколькими собеседниками, сообщил мужчина.
Я сильно проголодалась и еще не была толком знакома с индийской кухней. Брама посоветовал заказать бирьяни, второе по популярности блюдо после дала: традиционный плов с мясом, овощами и специями. Я кивнула и вскоре получила полностью национальное блюдо – огромную миску, полную с горкой и соблазнительно пахнущую, в которой лежал длинный черный волос. Его я выловила, положила на стол и выжидающе посмотрела на хозяина.
– Not good[25 - Нехорошо (англ.).].
– Да… – Брама крякнул, взял плов, ушел в кухню и, судя по крикам, устроил там короткий яростный разгон.
Плов заменили, и я, не теряя удовольствия, доела его до конца. Брезгливому человеку в Индии не выжить, я быстро адаптировалась к новым условиям и уже бросила кипятить и намывать, надеясь на удачу и крепкость желудка.
Сев в машину, мы стали пробираться на белой «тойоте» Брамы через плотную толпу Калангута. Индийская улица через стекла дорогого авто казалась куда привлекательнее, я и Саня блаженно нежились в прохладе кондиционера и чувствовали себя неловко, занимая кожаные сиденья. В Арамболе не было стиральной машины, и мы три дня ходили и спали в одном и том же.
– Мне кажется, у него в машине пахнет лучше, чем от нас, – шепнула мне в ухо Белка.
Вырулив в поля, Брама вел минут пятнадцать, после чего мы миновали табличку «Village Panchayat Khalakhara» и въехали в мирную, чистую деревню. Брама свернул в глубь квартала, и мы оказались в месте, которое не рассчитывали увидеть в Индии: живописная улица, по обеим сторонам гордо стоят дома с балконами и крышами-площадками, на которых установлены солнечные батареи. Строения окружены ухоженными двориками, где растет аккуратно подстриженная трава и работают веерные поливалки, с наружной стороны заборов радуют глаз пальмы и цветущие красным и розовым гибискусы. Калахару индусы гордо называли «индийским Майами». Когда Брама притормозил у высокого красноватого каменного забора с надписью «Happy Residency», мы в глубине души чувствовали: это наш дом.
Мы поселились в маленькой студии на третьем этаже. Большую часть жилого пространства занимала двуспальная кровать с тумбочками по бокам, в углу стоял платяной шкаф, и рядом с ним – туалетный столик с зеркалом и выдвижным ящиком. Два окна с витыми решетками и плотными шторами смотрели в тихий, заросший травой двор, по которому время от времени стайками прокрадывались странные длиннохвостые зверьки. Вдали за пальмами виднелась церковь, в часы молитвы оттуда доносился звон. В ванной комнате под потолком открывалось окошко, через которое внутрь просовывались зеленые листья. По утрам в эту форточку проникали птичий щебет и первые лучи солнца, освещавшие светлые стены душа. Полы, подоконники и столешница в студии, как и во всем доме, были каменными и приятно холодили тело в жару.
– Постельное белье на кровати есть, вот пульт от кондиционера, я дам плитку и посуду на первое время, – обстоятельно разъяснял домоправитель Кристиан, высокий индус средних лет с темным, огрубевшим от загара лицом. – Наверху никто не живет, там крыша, можно загорать, но будьте осторожны, закрывайте дверь изнутри на замок. В доме живут арабы, они шумные и назойливые, если что – жалуйтесь, и я их выселю.
Так мы впервые услышали слово «арабы» и сразу получили намек на то, что водиться с ними небезопасно. Мы уже были порядком помяты индийской реальностью и поэтому искренне собирались жить как можно тише. Худой парнишка-клинер[26 - Уборщик.], филиппинец Адриан, принес из подсобки под лестницей обеденный стол, конфорку, кастрюли и пару гнутых вилок. Кристиан дал пароль от вайфая, взял сто долларов за полмесяца (рупий по-прежнему было не достать) и ушел, а мы начали раскладывать вещи по полкам.
В первые дни мы покидали комнату лишь по хозяйственным надобностям. В пустую квартиру требовалось все – полотенца, шампуни, коврики, бытовая химия. Сосед, русский программист Рома, посоветовал отправляться за крупными покупками в Мапсу. Мы с Белкой выходили на улицу Калахары к остановке, которая была отмечена панно, сложенным из цветных плиточек. Оно изображало индийскую девушку, несущую на голове кувшин. Когда вдали появлялся автобус, мы выскакивали на дорогу прямо у него под носом и бешено махали руками, иначе его было не остановить. Автобус до Мапсы ехал минут семь – десять: заправка, ряд магазинчиков с хозяйственными мелочами, круговой съезд, розово-белый индийский храм с алтарем, позолотой и цветами (изнутри постройки доносились песнопения) и, наконец, автостанция, с который мы шли либо на рынок, либо гулять по улицам. Каждый квадратный метр города был занят мелкими лавками, продававшими хлеб, завернутый в газету и перевязанный бечевкой, офисами Bank of India[27 - Главный национальный банк.], farmacy[28 - Аптека (англ.).], кондитерскими, магазинами связи и автозапчастей – буквально все можно было купить на одном пятачке, но мы тратили часы, рассматривая вывески и товары, на которых стоял фабричный знак MRP – mахimum retail price. Его наличие и цифры рядом означали, что продавец не может продать продукт в своей лавке дороже, чем за указанную сумму, – полезнейшее введение в условиях постоянного задирания цен. К полудню воздух вокруг раскалялся, лучи становились прямыми, и под ними я и Саня не шагали, а ползали, перемещаясь из тени в тень. Тротуары в Мапсе были из ломанного асфальта и бетонных блоков, по ним приходилось не ходить, а прыгать, и, нагрузившись домашним скарбом, мы возвращались домой еле живыми и подолгу валялись под кондиционером, приходя в себя. Нам стало понятно, почему при аренде жилья его наличие было важнейшим пунктом.
Прилетев в Индию, по сути на море, мы обнаружили, что до него не так-то просто добраться. Ездить на побережье общественным транспортом оказалось сущим мучением. От Калахары до ближайших пляжей – Калангута, Кандолима и Баги – десяток километров, причем сначала нужно трястись в басе, потом идти по уже знакомой длинной улице Калангута, чтобы в конце свернуть через засыпанные мусором кусты на берег. Береговая зона была замусорена больше остальных: и индусы, и туристы ели, курили, пили и бросали отходы прямо на землю. Почему? У индийцев, предполагалось, это было связано со старыми привычками: они веками ели с листьев, которые после трапезы кидали на землю. Перейдя на пластик, местные никак не могли перестроиться, делая то, что у них было в крови. У туристов было другое оправдание: видя, что горка отходов уже лежит, они без зазрения совести ее увеличивали. Почему нет, если все так делают? Правительство штата пыталось бороться, устанавливая урны и мусорные контейнеры, но они были далеко друг от друга, их не хватало, и кучки все равно вырастали в самых неожиданных местах. На пляже это было особенно больно видеть: после прилива мелкий песок сплошь покрывался битым стеклом и пластиковыми пакетами. Отыскав более-менее свободное место, мы с Белкой устраивались на полотенцах, но и тут не находили покоя. Белая девушка – лакомая приманка для праздношатающихся местных, которые подходили один за другим, спрашивая: «Selfee, madam?» Поначалу мы соглашались и покладисто улыбались в объектив, потом узнали, что фото демонстрируются друзьям с пояснением «это моя подружка». Страдали от непрошенного внимания не только мы, а все женщины европейской внешности, иногда даже те, кто сидел со своими молодыми людьми.
Выбраться с пляжа, попав на него, тоже было непросто. Общественный транспорт в Гоа ходит до семи вечера, затем солнце садится, стремительно темнеет, и на дорогах остаются одни такси, частные авто и скутеры. Как-то, любуясь на закат, мы с Белкой упустили последний автобус, и теперь нам предстояло идти до дома пешком семь километров. Находившись за эти дни досыта, мы хорошо представляли, что предстоит. Две девушки на трассе, ночью, одни!.. Я споткнулась о еле заметный в потемках бордюр, застонала от плохих предчувствий, и слева резко затормозил байк.
– Hi, girls. – Африканец в блестящих очках, цепях и заклепках, на новеньком скутере, был лучезарен. – Let’s go to the party![29 - Привет, девчонки! Пойдем на вечеринку! (англ.)]
– Мы не можем на пати… – мрачно процедила сквозь зубы Саня. Она не говорила по-английски, но это слово знала наизусть. – Нам на рынок надо, за продуктами!
Я перевела. Темнокожий оживился:
– Так садитесь, довезу!
Я предпочла бы умереть от усталости, но ни с кем не связываться: кто его знает, кто этот доброжелатель! Белка умирать не хотела: она уже сидела позади парня, мне оставалось только махнуть рукой и залезть следом. Парень завел двигатель, тронулся и, обернувшись ко мне, что-то прокричал на ходу про своего друга. Я не придала этому значения, а стоило бы! Африканец свернул в бедно освещенный переулок, съехал по нему вниз и, тормознув у здания, сделал короткий звонок; через две минуты на дорогу выскочил еще один блестящий скутер – друг.
– Пересаживайся, – кивнули мне.
Парень, выехавший из-за угла, выглядел как персонаж из кино про банды Нью-Йорка: мускулистый, тяжелый, дерзкий, с блестящей кожей, в темных очках, на пальцах поблескивают массивные золотые кольца-печатки. Он оценивающе осматривал меня с головы до ног. Ехать куда-то с африканцами в незнакомой Индии, в темноте, да еще и поодиночке!.. Я затравленно огляделась, забросила ногу на заднее сиденье и обняла мужчину за талию.
– Меня зовут Боско, – коротко бросил он через плечо, и оба скутера плавно двинулись вперед.
В первые минуты я готовилась прыгать со скутера на обочину. Впереди развилка, парни разъедутся в разные стороны – и тогда бог в помощь. Но мы проскочили мимо разъезда, ничего угрожающего не происходило, я понемногу расслабилась и, прикрыв глаза, позволила себе насладиться дорогой. Вдвоем на скутере – это почти секс. Навстречу ездокам несутся огни, на любом маневре тело вдавливает в тело, и ты чувствуешь кожу, мускулы, одежду, запах своего партнера. Боско водил как гонщик – мы виляли между машин в трафике, затем, выйдя на свободное полотно, за секунды набирали километры. Я с восторгом впитывала новые рискованные впечатления, от остроты которых мороз продирал по коже. Балансируя на грани фола, я впервые ощущала жизнь во всей ее полноте. На парковку перед рынком оба байка свернули одновременно. Я, еще не остывшая от езды, соскочила со скутера с растрепанными волосами, втянула ноздрями густой пряный воздух, широко раскрыла глаза.
В ночной темноте рынок Мапсы потрясал. На нем и днем было колоритно, но темно-синим бархатным вечером он превращался в подобие колдовского вертепа – толпы, яркие сари, фрукты, специи, огни. Тут проезжали между рядов скутеры, женщины нанизывали на нитки цветы, доставая их из корзинок, воняла сушеная рыба, над которой вились стаи мух, на картонках в пыли лежали инвалиды, просящие милостыню, стоял оглушительный гомон и во всех направлениях шли люди. Боско, в отличие от нас, прекрасно ориентировался в окружающем беспорядке: получив запрос на овощи, он уверенно тащил меня за собой, пока не завел в прямоугольное здание; Саня и друг поспешали следом. Это была «элитная» часть рынка – под крышей. По периметру помещения, похожего на склад, располагались столы, на которых громоздились горы моркови, цветной капусты, картошки, салата, свеклы, огурцов, пророщенных семян, перца, помидоров, баклажанов, чеснока, стручковой фасоли, тыквы и даже руколы. Тут же лежали поцарапанные пластиковые тазики для взвешивания и стояли весы. Продавцы и покупатели покрикивали не переставая. Был пик торговли – пятница.
– How much cost tomatoes?[30 - Почем помидоры? (англ.)] Тридцать рупий? Два кило! Нет, три!!
Мы с Белкой захлебывались от радости и жадности. Парни едва успевали принимать пакеты, они послушно стояли рядом и выглядели комично: блестящие стразами, накачанные, внушительные и даже слегка угрожающие – и с головы до ног обвешенные сумочками и кулечками. Покупки они относили к скутерам, укладывая в багажник. После овощей мы переместились в лавочку с бакалеей, откуда вышли нагруженные рисом, яйцами и бутылью оливкового масла.
По дороге в Калахару парни заблудились, и мы три раза проехали по району, пока не опознали поворот. На подъезде к дому нас ждало внезапное короткое, но яркое шоу: откуда ни возьмись появилась полиция на служебной машине. Стражи индийского закона прокричали что-то парням, те быстро ссадили нас у ворот, скинули пакеты с продуктами на асфальт и мигом исчезли в переулке, а со двора, размахивая руками, как перепуганная курица, выбежал Кристиан. Почти крича, он заявил, что если мы будем водиться с ЭТИМИ, то лучше выехать сразу, потому что он этого не потерпит. У сопровождавшей нас парочки оказалась дурная репутация – что-то связанное с наркоторговлей. Кристиан кипятился, я извинялась, Саня изображала раскаяние. Мы поклялись, что ноги горячих парней у дома не будет, и тихо уползли, шурша пакетами, в квартиру.
В следующие дни мы старались ходить на цыпочках и никому не попадаться. Боско писал мне одно за другим десятки сообщений, предлагая встретиться, Саню одолевали приятели-индусы. Маскулинные по природе представители этих народов не признавали «нет»: в их традициях девушка была просто обязана отказаться, а мужчина – проигнорировать отказ и усилить натиск. Мы устали объясняться, прекратили им отвечать и сидели в тишине, прислушиваясь к происходящему в доме. По крикам, топоту на нашем этаже и громкой доносящейся снизу арабской музыке было понятно: соседи веселятся. По лестнице плыл странный сладковатый дым – это был, как выяснилось, запах гашиша.
Большой дом был слишком маленьким, чтобы однажды не столкнуться. Неделю спустя я впервые увидела Хуссейна.
Ранним молочно-дымчатым утром мы с Белкой буквально скатились во двор с мраморной лестницы. В руках у нас были пакеты, в пакетах – юбки и сари. Мы торопились на индийскую свадьбу. Приглашение было получено весьма необычным образом. Как-то вечером, лежа на кровати в комнате, мы услышали доносящиеся с улицы звуки голосов и музыки. Мы изрядно утомились от вынужденного одиночества и примерного поведения за эти дни, поэтому переглянулись, набросили платки на плечи и, прячась за углами, как вороватые коты, вылезли наружу. Улица была пуста; поймав случайного прохожего, удалось узнать, что, «должно быть, это фестиваль и в направлении Мапсы». Поплутав по переулкам, мы пересекли Main Road[31 - Главная дорога (англ.).] и увидели посреди поля высокую вычурную арку (такие в Индии обозначают символический вход), за которой светились огоньки. Барабанный бой шел оттуда. Пробежав по грунтовой дорожке километра два, мы свернули на повороте и остановились как вкопанные.
В темном переулке стояла машина с громкоговорителем, ее окружала толпа, били барабаны, и плясали женщины. В воздух то и дело взвивались блестки и конфетти. При нашем появлении повисла секундная пауза. Чье-то потное мужское лицо, украшенное ослепительными усами, повернулось в нашу сторону и гаркнуло:
– Вы будете танцевать?
– Мы? – Мы переглянулись в замешательстве. – Будем…
– Они будут танцевать! – громоподобно и победно взревело лицо.
Ударила барабанная дробь, замелькали золотые браслеты и цветастые сари, со всех сторон полетела пушистая белая пена. Индианки воздели руки вверх, и мы, как единый пестрый звенящий организм, пустились в пляс. На полном ходу мы влетели в канун широкой индийской свадьбы.
До этого дня я ненавидела танцы. Я редко с ними сталкивалась и каждый раз чувствовала себя неуютно. Уличная пляска как досуг в России почти утрачена, человек, который танцевал на людях, в большинстве случаев оказывался пьян. На семейных праздниках близкие начинали приплясывать, тоже лишь пропустив рюмку-другую, чтобы расслабиться. В клубах я почти не бывала: в люминесцентных огнях я чувствовала себя толстой и неуклюжей, скучной и бедной, казалось, все надо мной насмехаются. Где уж тут раскрыться в танце!.. В индийской толпе, бесцеремонно дернув за руку, меня с весельем и любовью затянули в круг счастливых и беззаботных движений, цель которых – не красиво смотреться, а получить наслаждение. Индусы плясали всем телом, двигая руками, головой, ногами, бедрами; нас, гостей, вытаскивали в центр круга – давай! Всем было наплевать на то, кто и как выглядит: фигуры худые и полные, высокие и низкие, полуголые и завернутые в ткани были живыми, свободными и танцем выражали радость. По лицам размазалась косметика, усы шевелились, точки на лбу расплывались – кого это заботило? Мы обнимались с совершенно незнакомыми людьми, отирали текущий со лба пот и чувствовали, как будто попали в гости к близким, крепко любящим родственникам. Я была потрясена тем, сколько внутри меня за годы скопилось живой бурлящей радости, запертой и фонтаном вырвавшейся наружу.
Толпа шла вперед и как поток несла нас. Ко мне приклеилась темноволосая малышка в ярко-синем платье, хорошенькая и застенчивая, она все время вертелась рядом, и ее пришлось прикрывать собой, чтобы не затолкали. Женщины держались ближе к центру, а мужчины и молодые парни танцевали по сторонам, рискуя в любой момент свалиться в придорожную канаву. Мы останавливались у каждого дома, чтобы соседи могли выйти на балкон и одобрительно покачать головой. Время от времени мужчины втирались в женский круг, поднимали над головой стопки денег и потрясали ими – мол, хочешь получить – танцуй! Деньги сыпались веером, купюры падали к ногам, откуда их сразу подбирали.
Местный богач выдавал замуж дочку. Белые люди на индийской свадьбе – к удаче и счастливому браку, а моя Белка к тому же была цветом как молоко, что превращало ее почти в божество, встреченное по пути. Случайное знакомство записали в благодать, и мы должны, обязаны были почтить своим присутствием и саму свадьбу! Доплясав наконец до своего дома, отец невесты торжественно вручил нам приглашения на золотой бумаге и попросил прийти на праздник, причем непременно в сари.
На следующий же день мы помчались в Мапсу. Торговая часть рынка, посвященная одежде, была полупуста, длинные ряды, состоящие из шопов[32 - Shop – магазин (англ.).], просматривались насквозь. Под дуновением ветерка колыхались развешенные от земли до потолка аляповатые платья, юбки и халаты, с полок в разные стороны торчали блестящие туфли, усыпанные плохо приклеенными стразами. По воскресеньям рынок еле-еле работал, большая часть точек была закрыта, а оставшиеся продавцы едва замечали нас, лениво приоткрывая глаза. В полуденный зной некоторые спали, устроившись на тюках товара.
– Привет. – Из соседнего ряда вынырнула молодая индуска. – Что ищешь? Шарф? Платье? Посмотри мой магазин…
Таких индианок на рынке в Мапсе десятки. Большинство прилавков настолько маленькие и расположены так неудобно и далеко, что турист сам не найдет к ним дорогу, а продавать вещи надо. Специальные женщины высматривают в толпе «бледные лица», спрашивают имена приезжих и, завязав знакомство, ведут в лавочки. Сначала мы отмахивались от подобной помощи, потом обнаружили, что она бывает полезна: товар таким образом можно купить дешевле, а найти то, что нужно, – быстрее. Индианка привела нас к столику, на котором лежали сверкающие разноцветные сари, потом к прилавку-платку, расстеленному по земле. Подскочили продавцы и в несколько пар рук ловко упаковали Белку в зеленую с золотым шитьем ткань, перебросили остаток материи ей через плечо – и Саня встала посреди рядов, как белокурая королевна. Под солнечными лучами шитье разбрасывало искры. Удержаться было невозможно, и Белка купила сари, заплатив всего пятьсот рупий. Свое я выбрала в соседнем магазине, где стоящий за деревянным столом мужчина бросил передо мной на прилавок солнечно-желтую, зыбкую, струящуюся ткань. Она блеснула стразами, словно подмигивала. Продавец скинул сотню и наотрез отказался торговаться дальше.
Набегавшись по рынку, мы были неприятно удивлены, узнав, что сари – это еще не все. Девять метров расшитой ткани нужно на что-то крепить, а значит, необходимы нижняя юбка и блуза. Юбки продавались во множестве, они были безразмерными, затягивались на талии веревочкой и стоили девяносто рупий, а вот с блузками выходила незадача. Блуза – персональный предмет женского гардероба, каждая красавица шьет свою, придирчиво выбирая длину рукава и глубину выреза, чтобы одежда идеально облегала изгибы тела, подчеркивая его соблазнительные части. Модели бывают в разной степени обнажающие ключицы, спину и животик, с игривыми кисточками и без. Шить блузку – это дорого: нужно купить ткань и оплатить работу портного. Зато, обзаведясь хорошей блузкой, можно считать вопрос с нарядами решенным на годы: к ней подойдет любое сари. Индианки обожают контрастные сочетания: зеленый с желтым, синий с красным, розовый с оранжевым – и выглядят как экзотические бабочки. Чем ярче цвет и сильнее блеск, тем красивее!
Всю эту премудрость нам поведали продавщицы, отправляя на второй этаж серого здания, где работали портные. Мы поднялись наверх, отыскали лишь одну открытую дверь, и индус, путая английский и хинди, объяснил, что задача невыполнимая. Блуза шьется как минимум четыре дня, а в выходной портные даже не берут заказы, доделывая предыдущие. Мы сдались и купили топики на бретельках, надеясь, что сойдет.
В назначенный день я проснулась рано. Наглаженные топы, юбки и сари лежали в пакетах, на душе было волнительно – свадьба!.. Через час мы были полностью готовы к тому, чтобы выехать на торжество, но транспорта, который за нами обещали прислать, почему-то не было.
Тогда мы еще не знали, что пунктуальность в Индии – такое же парадоксальное понятие, как бедность среди евреев. Индусы никогда и никуда не торопятся, более того, постоянно опаздывают и откладывают на tomorrow[33 - Завтра (англ.).]. Это не связано ни с неуважением, ни с объективными причинами – они просто неторопливые. Зачем в жару спешить? Можно же вспотеть! Ожидание события или встречи может занять от пятнадцати минут до нескольких часов, это считается нормой, ожидающие могут рассердиться, но никто не удивляется. Но мы были не в курсе, а потому, собравшись точно вовремя, растерянно смотрели на пустую дорогу, выходя со двора и снова в него возвращаясь.
Дверь Хуссейновой квартиры, выходящей во двор, была приоткрыта: соседи с любопытством наблюдали за нашими маневрами. Парни сидели на кухне; лысый, гладко выбритый, с саудитской бородкой и лукавыми глазами, Хуссейн щурился на солнце, на соседнем стуле в надвинутой на брови цветной растаманской шапке с выражением самодовольства на лице восседал Хабиб.
– Hiiiiiiiiiii[34 - Привет (англ.).], – протянул Хуссейн, жестами гостеприимства приглашая нас зайти внутрь, чтобы мы могли передохнуть в тени.
– Хай, – ответила Белка и с любопытством подобралась поближе, игнорируя мои отчаянные знаки. – Аня, давай попросим у них позвонить папе невесты, сил нет торчать на солнцепеке.
Я собралась сказать «не надо, умоляю» (опять, Кристиан же предупреждал!), но она уже шла к открытой двери и жестами указывала на телефон, лежащий на столе. Цоп! – и он в ее маленьких крепких ручках. Молодые люди переглянулись с одобрением.
– Хуссейн, – представился лысый. – А это Хабиб.
– Саня, – ответила Белка. – А это Аня.
Мы переглянулись и дружно расхохотались. Тут во двор въехала долгожданная машина, опоздавшая на полчаса, из нее высунулся усатый веселый Раджа, изогнулся в приветствии, усадил нас в салон, и мы чинно отбыли на праздник.
В доме невесты, украшенном от фундамента до крыши, включая крыльцо и двор, дым стоял коромыслом: кто бегал из комнаты в комнату, кто доставал новые туфли из шкафа, кто гладил штаны, мужчины то тут, то там возникали полуголыми и ничуть не стеснялись, наоборот – задорно поблескивали глазами. Нас проводили на женскую половину. В девичьей стояла кровать, на которой горой были свалены наряды. Женщины вытряхнули на покрывало наши покупки и при виде топиков сокрушенно покачали головами: не пойдут. Посовещавшись, индианки вытащили из гардероба свои вещи, старейшая из хозяек подала мне грязновато-желтого цвета блузку, кивнула – надевай. Вещь с чужого плеча была чуть великовата, и ее натянули ее у меня на груди, закрепив булавками, а затем стали методично наматывать по бедрам золотистую ткань. Рядом той же процедуре подвергалась Белка. После пришла пора макияжа. За дело взялась молодая индуска – она запудрила нам лица тальком, чтобы не блестели, нарисовала стрелки на глазах, наклеила в межбровье блестящую точку, нанизала на руки многочисленные браслеты, а в уши вдела крупные висящие серьги. Под конец меня развернули лицом к зеркалу, висевшему на шкафу.
– Как индийская Барби, – довольная результатом трудов, проговорила мать невесты. – За сколько вы сари купили?
Такой вопрос в западном обществе считается неприличным, но индусы простодушны и похожи на детей в своем откровенном любопытстве.
– Пятьсот и семьсот рупий.
– Хорошие цены, – покивали головами женщины, одобряя нашу рачительность.
– А мое платье стоит три тысячи! – объявила одна из них, украшая пояс тяжелой подвеской – кистью с шариками, золотыми нитями и цветными камешками. Хвастаться богатством в Индии не только принято, но и является хорошим тоном. Иначе зачем оно нужно, правда?
Нас подготовили к свадьбе за пятнадцать минут, и оставшееся время мы слонялись по дому: забрели на просторную кухню, в которой на шкафах стояли огромные медные кувшины («Старинные! Передаются из поколения в поколение!» – с гордостью сказала хозяйка), зашли во внутренний дворик. где парни мыли ноги в ванночке, поднялись на второй этаж в туалет, который оказался дырой в полу. Вскоре нас кликнули и усадили в машину чтобы везти в Hall.
Большинство индийских торжеств проходят в холлах. Это гибрид храма с площадкой для вечеринки: с одной стороны алтарь под крышей, перед которым горят свечи и лежат цветы, потом несколько метров мраморных полов и сцена, которую обставляют соответственно событию. В нашем случае там находились два трона – для жениха и невесты – и лежал красный ковер на полу. Над тронами висели имена будущих супругов – Amit и Preeti. В соседнем дворике, прилегающем к холлу, стояли столы, которые готовили к торжественной трапезе. Мы прибыли в самое начало подготовки – по залу расставляли ряды пластиковых стульев, во дворик сносили огромные воки и стопки тарелок. Приехала машина с водой.
Официальное начало было запланировано на 11:30, а движение началась не раньше половины второго. Жарко было немилосердно, под тяжестью брошки блуза сползала с плеча, мое сари теряло вид, и его несколько раз перематывали. Торжественность грядущего события никого не беспокоила – народ непринужденно гомонил, женщины красились прямо в зале, дети бегали. Когда с меня, чтобы поправить, сняли половину сари, я покраснела, а потом обернулась и обнаружила: всем безразлично. Все свадьбы, на которых я была в жизни, были расписаны по минутам и безупречны по оформлению; эту гости воспринимали как повод очередной раз поплясать и повеселиться. На лицах родителей жениха и невесты не было ни тени волнения, только предвкушение и блеск в глазах.
Машина жениха въехала во двор в облаке дыма от петард, с грохотом от группы барабанщиков, с которых пот катился градом. Гости обступали молодую пару так плотно, что брачующиеся, зажатые в толпе, едва могли дышать. Их поставили друг напротив друга. Ему приготовили подставку под ноги, ей поднесли подносик с серебристыми чашечками, и, черпая оттуда краску, она нарисовала будущему мужу красную точку между бровей. Между молодыми протащили связанные платки, протянули веревку с зелеными листьями, потом все двинулись в зал. Оказалось, на этом первая часть церемонии завершена.
– Кушать, кушать! – махнул нам сияющий Раджа, отец невесты. – Ланч!
Толпа цепочкой потянулась во двор, где работал своего рода кейтеринг: в ряд стояли огромные кастрюли и блюда с едой, причем раздавали ее почему-то барабанщики, сменившие ударные на половники. Два пирожных, два вида риса, две лепешки, жаренные в масле; овощное рагу с нутом, салат. К концу набралась полная тарелка, с которой мы, пользуясь привилегией «белых» гостей, заняли один стол на двоих, хотя все остальные сидели по четверо, шестеро и даже десятеро. Снова никто не стеснялся – женщина по соседству устроилась на перилах ограды и спокойно ела. Кто-то пользовался ложками, кто-то черпал руками. Мне понравился острый соус, Саня его есть не стала, а жирно-сладкие пирожные не пришлись по вкусу нам обеим. Алкоголя не было, как не было и мяса: индусы на свадьбах не пьют и не едят животную пищу, это чистый праздник, где приветствуются фрукты и сладости.
– Давай забежим в туалет, пока туда не встала очередь во все триста человек, – предложила я.
Я вошла в кабинку, единственную для всех на свадьбе, и меня замутило, все поплыло перед глазами. Да, там было грязно, и как! На решетку стока кто-то наложил огромную кучу дерьма, настолько вонючую, что я держалась несколько секунд, а потом меня стошнило на пол. Я выскочила из туалета, вытирая слезы, невольно выступившие на глазах.
– Что такое? – удивилась Саня.
Услышав объяснение, она молча вытащила из сумочки платок и стала заботливо вытирать подводку, размазанную у меня по лицу.
Ланч тянулся медленно и так же медленно заканчивался – гости снова собрались в зале часа через полтора. На сцене в кружок сидели женщины и пересчитывали подарки невесты – столько-то сари, столько браслетов, столько золота. Результаты скрупулезно записывались в тетрадку.
Началась вторая часть церемонии, не менее странная для нас, чем первая. Сначала по сцене несколько мужчин тягали тяжеленные троны, устанавливая их друг напротив друга, потом на них усадили жениха и невесту лицом к лицу. Со лба у новобрачных тек пот, который поочередно вытирали друг жениха и подружка невесты. Затем троны снова переместили, поставив рядом, а перед молодоженами установили шкатулку с рисом, который подожгли. Под завесой дыма начались Семь кругов – ритуал, во время которого новоявленные муж и жена проходили, держась друг за друга, круг, а в перерывах между заходами читались молитвы. Все это время пара была окружена плотной толпой из помощников, родителей, друзей, любопытных детишек и просто интересующихся. Каждый лез, советовал, пытался поучаствовать. Только мы мечтали побыстрее ускользнуть из этого шумного чадного безумия.
– No problem![35 - Нет проблем! (англ.)] – не потерял присутствия духа Раджа, услышав мольбу. – Но подождите еще полчаса. Я прошу вас благословить молодоженов, а потом мы доставим вас домой!
Я онемела: да, я помню, что белые на индийской свадьбе – это важно, но еще никто никогда не просил меня никого благословлять! Впрочем, отказаться значило обидеть принявшую нас радушную семью до глубины души.
Благословение оказалось простым – мы возложили руки на головы новоиспеченных мужа и жены, прилежно улыбнулись и были запечатлены на общем свадебном фото. Финальным аккордом стала потеря Саниных тапок, которую мы обнаружили, вернувшись к дому жениха и невесты. По индийским традициям перед входом в дом или магазин надо разуться, и мы послушно скинули обувь у порога, когда нас повели наряжаться. К нашему возвращению состав горы обуви несколько раз менялся, и в Белкиных шлепках, украшенных стразами, кто-то ушел. Ситуация для Индии типичная, но немало огорчившая владелицу. Справедливости ради скажу, что Раджа, не желая портить настроение гостей в такой важный день, кинул клич, и через пятнадцать минут тапки нашлись. Их надела немолодая индианка, одна из родственниц мамы невесты.
После этого, усадив на байки по-женски, боком (по-другому в сари было ехать невозможно), нас увезли в Калахару. Мы обе шатались от усталости, у меня было лицо в потеках косметики и грязные пятки. Я так и уснула, не помывшись, и Саня тайком сфотографировала мою черную ступню, торчащую из-под пледа, и обездвиженное глубоким сном тело. «Мой человек превращался в индуса», – философски отметила она.
Индийская свадьба стала для нас посвящением в местную жизнь. Погуляв под барабаны в ночи, мы признали район своим и начали потихоньку к нему привыкать. Прямо напротив нашего дома стояло еще одно здание, принадлежащее Калахара Residency: с такими же красными воротами, но еще и с аккуратным английским газоном и вымощенными плиткой тропинками. На первом этаже этого дома жила индийская семья, занятая повседневными заботами: жена по утрам провожала мужа на работу и развешивала постиранную одежду на капот машины и скутер, припаркованные во дворе. На втором этаже по вечерам светилось окошко, там арендовали комнату русские девушки, которые громко ссорились и устраивали шумные party. Чуть дальше по улице стояли два маленьких домика, в одном обитали супруги, и пожилая жена день за днем сидела на крыльце, перебирая в тазике крупы. В другом устроился Кристиан с родителями, дочкой, женой и бульдогом. Еще один дом, фиолетовый, на повороте на главную улицу, занимала большая семья в несколько поколений: взрослая дочь выходила во дворик, качая на руках ребенка и зажигая ароматические палочки перед алтарем, ее отец дремал на крыльце в кресле-качалке. Напротив их крыльца сохли на веревках одеяла и простыни, чуть в отдалении прятался в траве заросший колодец и цвели розовым пышные кусты. Как-то, выскочив из них, прямо перед нами перебежал дорогу здоровенный серый кабан.
