Юродствующая литература: «О любви», М. О. Меньшикова; «Сумерки просвещенія», В. В. Розанова

скачать книгу бесплатно

Юродствующая литература: «О любви», М. О. Меньшикова; «Сумерки просвещенiя», В. В. Розанова
Ангел Иванович Богданович

«Есть особый сортъ литературы, для котораго мы не можемъ подобрать бол?е в?рнаго названiя, какъ юродствующая литература. Всякому, конечно, памятно еще изъ учебниковъ, кто были наши юродивые и какими нехитрыми способами привлекали они вниманiе и сочувствiе толпы. Обыкновенно это были н?сколько поврежденные въ ум?, но съ достаточной хитрецой нищiе духомъ, которые при помощи наивныхъ прiемовъ старались выд?литься изъ ряда обычныхъ нищихъ и создавали иной разъ почетное себ? имя, перешедшее даже въ исторiю. Одни изъ нихъ, затвердивъ какое-либо глупое, но мало понятное слово или фразу, говорили его кстати и некстати и т?мъ наводили мистическiй страхъ на простодушныхъ слушателей…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

Юродствующая литература: «О любви», М. О. Меньшикова; «Сумерки просвещенiя», В. В. Розанова

Есть особый сортъ литературы, для котораго мы не можемъ подобрать бол?е в?рнаго названiя, какъ юродствующая литература. Всякому, конечно, памятно еще изъ учебниковъ, кто были наши юродивые и какими нехитрыми способами привлекали они вниманiе и сочувствiе толпы. Обыкновенно это были н?сколько поврежденные въ ум?, но съ достаточной хитрецой нищiе духомъ, которые при помощи наивныхъ прiемовъ старались выд?литься изъ ряда обычныхъ нищихъ и создавали иной разъ почетное себ? имя, перешедшее даже въ исторiю. Одни изъ нихъ, затвердивъ какое-либо глупое, но мало понятное слово или фразу, говорили его кстати и некстати и т?мъ наводили мистическiй страхъ на простодушныхъ слушателей. Другiе ограничивались т?мъ, что ходили въ одной рубах? или ?здили на палочк? верхомъ, и видъ бородатаго субъекта въ такомъ легкомысленномъ костюм?, занимающагося такимъ ребячьимъ д?ломъ, приводилъ въ трепетъ московскихъ кумушекъ и сокрушалъ ихъ сердца. Были между ними подчасъ и искреннiе дураки или прямо сумасшедшiе, невм?няемость д?йствiй которыхъ оказывала т?мъ большее влiянiе на осатан?вшую отъ нев?жества и страха толпу. Посл?днимъ представителемъ такого юродствующаго цеха былъ знаменитый Иванъ Яковлевичъ Корейша съ его проникновеннымъ словечкомъ "кололацы", около котораго создалась даже ц?лая литература, защищавшая и комментировавшая его благоглупости, впрочемъ, довольно невинныя по существу.

Но духъ юродства не вымеръ и не угасъ на святой Руси, и отъ времени до времени онъ ос?няетъ того или иного избранника, который, возмнивъ себя пророкомъ и сосудомъ особой мудрости, начинаетъ неутомимо разводить свои "кололацы", грем?ть "металломъ" и сокрушать "жупеломъ". За посл?днiе годы въ литератур? объявились даже два такимъ сосуда – г. Меньшиковъ изъ "Нед?ли" и г. Розановъ изъ н?дръ нашей реакцiонной прессы. Трудно сказать, кому изъ нихъ надлежитъ пальма первенства, ибо каждый изъ нихъ единственный въ своемъ род? и вполн? достоинъ унасл?довать лавры Ивана Яковлевича. Оба щеголяютъ во всей, если можно такъ выразиться, душевной нагот?, оба им?ютъ по палочк?, на которой лихо гарцуютъ по страницамъ печатной бумаги, на соблазнъ и изумленiе читающаго мiра. Палочка у каждаго, конечно, своя. У г. Меньшикова она склеена изъ обрывковъ пропов?ди графа Толстого, плохо имъ усвоенныхъ и сдобренныхъ собственной отсебятиной вполн? юродиваго содержанiя и направленiя. То, что у графа представляетъ стройную систему, съ которой можно соглашаться или н?тъ, но которой нельзя отказать иногда въ страшной сил? чувства и энергiи выраженiя,– у г. Меньшикова превращается въ наборъ обрывочныхъ и противор?чивыхъ словечекъ и мыслишекъ, разведенныхъ елейной водицей съ доброй дозой постнаго масла, затаенной злости и несомн?ннаго фарисейства. Въ своей книг? "Думы о счасть?", какъ помнятъ, быть можетъ, читатели, г. Меньшиковъ пытался претворить идеи графа на м?щанскiй ладъ, чтобы сд?лать бремя ихъ бол?е удобоносимымъ для себя и своихъ присныхъ. Новая книга его "О любви" построена на тотъ же ладъ, какъ увидимъ ниже, и по юродству не уступаетъ первой.

Г. Розановъ избралъ себ? палочку другого типа. Для характеристики ея довольно вспомнить одинъ изъ недавнихъ его подвиговъ, когда по поводу годовщины прискорбнаго событiя на Ходынскомъ пол? онъ забилъ въ бубны и тимпаны и, ликуя, возгласилъ "аллилуйя!" Или его пропов?дь "животности", какъ главнаго начала и устоя семьи. Черезъ вс? его юродства красной нитью проходитъ мысль о грубой сил?, которая ему представляется единственнымъ argumentum ad hominem, достойнымъ поклоненiя. Въ церковь, имя которой онъ постоянно всуе повторяетъ, онъ готовъ людей загонять дубиной и не прочь жечь на кострахъ несогласномыслящихъ. Науку и просв?щенiе онъ ненавидитъ и, не обинуясь, предлагаетъ скалозубовскiй методъ воспитанiя. Единственную свободу онъ признаетъ для себя, какъ право говорить свои откровенiя, образчики которыхъ мы приведемъ ниже. Въ отличiе отъ г. Меньшикова, который не пишетъ, а баюкаетъ, не говоритъ, а сладко глаголеть, не разсуждаетъ, а ткетъ тончайшую с?ть афоризмовъ, въ которой въ конц?-концовъ запутывается и онъ самъ, и читатели до полнаго одур?нiя, г. Розановъ съ величайшими усилiями громоздитъ фразу на фразу, бьется надъ словомъ, подыскивая возможно мудрен?е, вычурн?е, тяжелов?сн?е, для вящшаго удрученiя читателя, который прямо-таки раздавливается этой неуклюжей постройкой. Чтенiе произведенiй г. Розанова есть тяжкiй и удручающiй трудъ. Все время чувствуешь себя словно въ темномъ, непроглядномъ м?ст?, гд? то и д?ло натыкаешься на углы и закоулки, рискуя постоянно удариться лбомъ въ совершенно неожиданный выступъ, или провалиться въ волчью яму. И происходитъ это не столько отъ путаницы мыслей автора, вообще, примитивныхъ и д?тски-нев?жественныхъ, сколько отъ витiеватости его слога, тяжкаго, темнаго, удушающаго, какъ т? густыя, зловредныя испаренья, которыя въ осеннiя сумерки подымаются надъ смрадными болотами. Если справедливо изреченiе Бюффона, что слогъ – это челов?къ, то, составляя по этому слогу представленiе о г. Розанов?, испытываешь жуткое впечатл?нiе. Его допотопныя мысли, изложенныя допотопнымъ языкомъ, напоминаютъ одно изъ вымершихъ чудовищъ въ книг? Гетчинсона – птеродактиля, представляющаго переходное существо отъ пресмыкающихся къ птицамъ, – небольшое, странное созданiе, н?сколько напоминающее нашу летучую мышь, – нетопыря, но бол?е фантастическое по форм? крыльевъ и головы. Эти, въ сущности, невинныя творенiя обитаютъ въ затхлыхъ, плохо пров?триваемыхъ подвалахъ, развалинахъ и старыхъ заброшенныхъ зданiяхъ; по ночамъ они вылетаютъ на добычу, охотясь за ночными нас?комыми и пугая д?вушекъ и женщинъ, съ налету ударяясь о ихъ б?лыя платья и лица, а днемъ они скрываются въ своихъ темныхъ обиталищахъ, вися головой внизъ, приц?пившись кр?пкими когтями къ мрачнымъ сводамъ. Такъ и господа Розановы укрываются отъ св?та солнца по разнымъ темнымъ трущобамъ, куда р?дко-р?дко заглядываютъ читатели, и лишь въ сумеречные, неясные дни они р?ютъ въ воздух?, приводя въ невольную дрожь своимъ фантастическимъ полетомъ и сказочнымъ видомъ. Кром? книги "Сумерки просв?щенiя", о которой мы желаемъ поговорить теперь, издатель г. Розанова – П. П. Перцевъ угрожаетъ намъ еще его произведенiями: "Религiя и красота", "Литературные очерки" и проч. Все это уже гд?-то печаталось, хотя и врядъ ли было кому на потребу. Но не ошибся ли г. Перцевъ, думая, что именно теперь время гт. Розановыхъ присп?ло? Не запоздалъ ли онъ, скор?е, съ своими изданiями? Не беремся отв?чать утвердительно на этотъ вопросъ. Пусть, впрочемъ, судятъ сами читатели.