скачать книгу бесплатно
Пинать ее или гнать тоже не было смысла: на сером асфальте лежал собачий скелет с иссохшими мышцами, обтянутый кожей с торчащей кусками пыльной шерстью. Морда пса опустилась между длинными лапами, уши разложились по тротуару и казались гораздо больше, глаза медленно закрылись и слиплись.
Мимо проходили люди, много людей.
На город начала спускаться тьма, но ее тут же развеяли вспыхнувшие фонари и сверкающие вывески. Из паба вышла молодая, хорошенькая женщина в мягком, немного бесформенном пальто-коконе розового цвета и серых ботильонах, смотрящихся чересчур массивно на тонких ровных ножках. Уля подошла к припаркованному рядом Форду Фиесте. После нажатия на брелок раздался характерный звук-писк, напоминающий крик: «По-ра!» Уля хотела сесть в машину, но заметила собаку или скорее то, что от нее осталось. Казалось, что такая леди, источающая запах не самых дешевых духов, в жизни не решится приблизиться ни к чему похожему на груду костей в лохмотьях, безжизненно развалившейся на тротуаре, но она не только подошла, но и присела рядом на корточки, чуть собрав пальто, и провела рукой по собачьей морде. Нос пса был теплым и сухим. Голова его чуть приподнялась, то ли испугавшись прикосновения, то ли удивившись ему, и снова опустилась на холодный асфальт. Глаза не открылись, шкура над ними все же натянулась и собралась в небольшие складки – попытка разомкнуть гноящиеся щелочки несомненно была.
– Что же с тобой случилось, бедное создание? Ты же меня не цапнешь, да? О, Боже мой! Боже! – Ульяна заметила, что морда собаки затянута прочной ниткой, веревкой или леской, местами вросшей в кожу животного, – Какой ужас! Несчастный пес! Кто же так с тобой? Бедняжка. Бедняжка! Что же мне делать? Держись, друг!
Собака никогда не слышала такой доброй интонации, такого мягкого, взволнованного голоса рядом, голоса, обращенного к ней. Она заскулила. Это получилось само собой. Пес почувствовал, что снова забилось сердце, которое, как он думал, замерло навсегда. Передняя лапа непроизвольно дернулась. Он хотел завилять приветливо хвостом, но боялся почти бессознательно, боялся, что не сможет пошевельнуться и боялся, что доверчивость, как и в тот страшный для него день, причинит боль.
Ульяна встала, прикусила губу, решая, как поступить и к кому обратиться за помощью. Она была готова сделать все возможное и невозможное для пса, но сейчас думала, что донести его до машины – не такая и простая задача – собака не маленькая, крупная, но по всей вероятности и не слишком тяжелая. Так часто обещание «сделаю во чтобы то ни стало и несмотря ни на что» обессиливает при первой же трудности. В такие минуты просто необходимо укрепить решение почти безрассудным поступком, движением резким и необдуманным. Ульяна, подсунув руки под тело животного, подняла его и прижала к себе.
Если бы не лапа собаки, застрявшая между пуговиц на полах пальто, отличить пса от пустой шкуры или вытащенной из бабушкиного сундука старой шубы, поеденной молью и изношенной годами, было бы непросто.
То, как чистенькая, гламурная незнакомка обнимает облезлого пса, увидел мужчина довольно преклонного возраста, проходящий мимо. За спиной старика на ремне висела небольшая деревянная шарманка. Старик удивленно разинул рот, точно так же, как обычно делают те, кто видит катаринку за плечами пожилого человека, но спохватившись, предложил помощь:
– Милая, давай подсоблю! Ты его куда? Тяжесть то, небось какая! Неужто сдохла псина? Вон, надо дворникам сказать, они уберут! Все мы там будем, доченька!
Он достал из кармана платок и торопливо вытер лицо. Фетровая шляпа приподнялась, и чуть скосившись на бок, снова уселась на убеленные сединой редкие волосы.
– Живой. Живой! Спасибо, но видимо я справлюсь! Он совсем не тяжелый, мне бы его до машины! Помогите дверцу открыть!
– Какой страшный. Как черт! Дочка, не выходить тебе псину то. Он же поди одной лапой на том свете! Видит себя, наверное, со стороны. Отмучился почти, – старик открыл заднюю дверь. Ульяна поставила колено на сиденье и переложила пса на мягкий бежевый велюр…
Шарманщик смотрел вслед уезжающей машины, перекрещивая воздух и что-то нашептывая.
В теплом салоне пес согрелся и немного ожил. Он уже вернул лапу с того света, но кончик хвоста все еще цеплялся за небо. Пес открыл глаза, и в них отчетливо виделась вера. Даже не надежда, а именно вера. Вера очевидно в то, что жизнь изменится, что теперь все будет по-другому. Ульяна всю дорогу говорила, что позаботится о новом друге, никогда не оставит его в беде и много всяких приятных, успокаивающих ласковых слов, от которых трепетно билось сердце у бедного, бродящего пса.
Форд цвета Frozen White сопровождали несчастные оголившиеся деревья, оплакивающие роскошный наряд. На лобовое стекло падали умирающие листья, потерявшие родной дом и связь с матерью. Ветер поднимал их вверх, жестоко смешивая с бумагой и полиэтиленовыми пакетами. Тучи, нависшие над контуром дороги, готовились разрыдаться в самое ближайшее время.
Дотащив животное к дверям квартиры, Ульяна пыталась открыть замок, нащупывая скважину той рукой, которой придерживала собаку за живот, потерявшийся где-то глубоко внутри. Желтый кругляшок на двери соседской квартиры, свет, сочащийся через глазок, исчез – любопытству одиноких людей можно найти оправдание.
Положив собаку на диван, Уля сняла пальто, и оно полетело прямо на пол, сбив с тумбочки пульт от телевизора.
Щелкнул выключатель ванной комнаты, зашумела вода – Уля помыла тщательно руки и поспешила на кухню. За исключением одной тарелки в мойке тут все было идеально чисто, чисто как в операционной – белая скатерть на столе, ни одной лишней вещи – все убрано и простерилизовано средством с цитрусовым ароматом. Уля одна из тех женщин, которые лепят все котлеты заново, если последняя получилась меньше остальных, и ополаскивают ванну вскипяченной водой. Открыв шкафчик, она достала коричневую аптечку с красным крестом. В ней отыскала спирт, зеленку, ватные тампоны, средство для заживления ран. В ее руках оказались и ножницы и банка с чистой водой. Недовольно взглянув на грязную тарелку, оставленную после завтрака, и пересилив желание помыть ее, Уля вернулась в комнату:
– Все сейчас поправим! Не бойся, я нежно!
Ульяна протерла руки спиртом, обработала ножницы. Капроновая леска (а это оказалась леска) там, где было возможно, разрезалась и аккуратно убиралась. Думается, работники немецкой компании IG Farben вполне могли представить себе, как будут использовать их изобретение пятидесятых годов.
«Все-таки леска предназначена для рыбаков, а не для догхантеров. Рыбаки действуют гораздо гуманнее живодеров. Они, по-крайнем мере, добывают еду! Хотя, кто знает, что чувствует болтающаяся на крючке рыба? И потом. Как ужасно, когда блюдо из рыбы пропадает и его выбрасывают. Это совсем не то же самое, что просроченный творог, например!» – Ульяна сейчас жалела и пса, и рыбу, болтающуюся на крючке и почему-то самих рыбаков, которые ищут себе пропитание, и даже творог, который теперь обязательно полетит в мусорное ведро.
Уля без особых усилий освободила пасть собаки, но всю леску так просто снять не получилось, часть почти заросла кожей и шерстью, и нужно было удалять ее, обрабатывая вновь открывающиеся раны.
Пес разинул пасть так широко, как мог и высунул язык – сухой и бледный.
Прежде чем продолжить операцию, Уля все-таки вымыла ту тарелку. «Я сейчас приду! Одну секунды!» – донесся с кухни ее приятный голос, приглушенные шумом труб и газовой колонки. Захватив молока и воды, она дала псу вдоволь напиться – поддерживала лохматую морду и он пил, пил и пил, жадно глотая и как-будто разлепляя ссохшееся горло.
–Пей, дружище! Пей! Бедный мой друг! Молодец. Водичка вкусная! Пить надо. В жизни у тебя много всего хорошего теперь будет! Пойдем с тобой на море! Встретим там одного хорошего человека. Он будет обнимать меня и шептать нежные слова, а ты бегать по мелководью, пугая чаек, и приносить синий мячик. А потом мы втроем будем купаться и плавать в теплой, прозрачной морской воде или слушать шум волн на берегу и выбирать из песка красивые камушки. Рядом малыш будет строить замок. Увидев его, мой мужчина скажет мне тихо: Я хочу, чтобы ты родила мне сына! А я отвечу, что обязательно рожу от него ребенка. Потом мы достанем из сумки бутерброды и отдадим тебе всю колбасу, а сами поедим хлеб с сыром и свежим огурцом.
Закончив с леской, Уля промазала ранки марлевыми тампонами со специальным заживляющим гелем. После промывки глаз свежезаваренным чаем, пес смотрел как-то веселее и выглядел немного лучше. Уля налила молока:
– Надо бы и поесть! Много, мой милый, нельзя! Мученик, зачем же с тобой так?
Пес сделал четыре глотка и сам отказался пить дальше. Собака как-то интуитивно понимала, съешь много и конец. Спешить тут ни к чему. Пес очень устал и растянулся на мягком диване.
– Поспи, дорогой мой! Я в аптеку сбегаю. Надо тебя как-то начинать кормить! Это не дело, конечно, – Ульяна укрыла пса теплым клетчатым пледом. Хотелось, чтобы собака почувствовала себя уютно и спокойно.
Уля схватила пальто и накинула на себя. В подъезде она попыталась отряхнуть грязь и прилипшую на розовый кашемир серо-рыжую шерсть, но удавалось это плохо. Она махнула рукой и только тогда начала осознавать, что с ней приключилось, даже не с ней, а с псом. Слезы хлынули из подкрашенных глаз. Она зарыдала и, утирая лицо руками, пахнущими спиртом, вошла в аптеку:
– Дайте глюкозу для инъекций, два, нет лучше три пузырька, физраствор, шприцов десяток по двадцать миллилитров, вон те витамины тоже!
Продавец, пожилая дама, бурча что-то про внешний вид женщины и шприцы, выложила просимое на прилавок и назвала цену.
Ульяна взяла пакет с медикаментами и расплатившись, побежала домой, всхлипывая и прокручивая происшедшее в голове, как кинопленку.
Она приготовила шприц, набрала первые двадцать миллилитров разведенной глюкозы. Вытащенная иголка осталась торчать в пузырьке. Другая послушно заняла ее место, струйка лекарства прогнала попавший в шприц воздух. Уля протерла кожицу на бедре пса и, собрав складку, уколола. Лапа дернулась, глюкоза начала медленно поступать в организм собаки. Ульяна отсоединила шприц от иголки, и снова раствор пополз по шкале от нуля до двадцати миллилитров. Еще раз ввела глюкозу.
От уколов надулась большая шишка, но Уля знала – постепенно шишка рассосется, и собаке обязательно станет лучше.
– Как бы тебя назвать, дружище? – Ульяна села в кресло напротив дивана и подперла голову руками. – Тайсон? Пока до Тайсона далековато. У соседского мальчика в детстве жила овчарка Крайд, но, если честно, ты на нее совсем не похож! Слушай, может тебе подойдет Султан? Нееет! Не то! Слишком уж просто для твоей судьбы, – она покачала головой и, оглянувшись на репродукцию картины Пикасо «Женщина в сорочке, сидящая в кресле», добавила:
– А знаешь, что людям иногда дают очень много имен при рождении? Вот, например, полное имя Пабло Пикассо на самом деле звучит гораздо длиннее. Если не ошибаюсь примерно так Пабло, Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан Непомусено…
Пес заскулил во сне и повернул голову. Ульяна отметила реакцию собаки в уме галочкой, и, уже размышляя над ней, продолжила перечень имен великого художника, которые она когда-то специально заучила, чтобы блеснуть умом при удобном случае:
– Хм,… Мария де лос Ремедис Сиприаноде ла Сантисима Тринилал Мартир Патрисио… Слушай, конечно же, Непомусен! Мой новый друг Непомусен! Тебе очень подходит! Кстати, когда Пабло родился, его посчитали мертвым, но родной дядюшка пустил вроде как случайно табачный дым ему в лицо и, тогда младенец сморщился, кашлянул и дал знать, что все-таки жив. Считай, что я тот дым, а уж кто меня пустил, сам решай! Интересно, как у вас там у собак об этом говорят? Ну, ладно спи, Непомусен! Я загляну к тебе! Воду и молоко оставляю!»
«Какое странное ощущение… Будто я пропустила что-то значимое – момент в книге, главный момент раскрывающий всю суть. Словно нужную страничку вырвало сильным ветром и унесло далеко-далеко за высокую гору. Кажется, что я забыла самую важную вещь, – думала Уля, сидя за кухонным столом.– С другой стороны, такое же ощущение появляется, когда даже какая-то глупость мелкая стерлась из памяти, а сам факт, что хотел что-то сделать или сказать, остался. Может я просто вымоталась сегодня? Так! Обычно, когда мысль вылетает из головы, нужно вернуться туда, откуда ее нес! И главное, пройти через дверной проем! Мне все же кажется, что моя мысль потерялась давным давно, и дверей я прошла достаточно, но попробовать надо!»
Этим вечером Уля и ее подруга Юна, сидя в пабе, обсуждали тему похищающих мысли дверей. Обе читали новые исследования ученых, и находя подтверждение необычной теории в жизни, делились опытом, который привел их к неким заключениям. Когда человек ходит, например, по комнатам, каждый дверной проем является для мозга переходом к новому событию и часто решения или мысли, связанные «с прошлым», просто стираются, точнее относятся маленькими человечками, состоящих на службе, в архив. Именно так они представляли себе процесс забывания. Но стоит лишь вернуться, и будто попав на недавно закрытую вкладку в интернете, снова получаешь доступ к нужной тебе информации – человечки с папками бегут обратно. Дверь таким образом четко делит эпизоды жизни на до и после. Комнаты или любое ограниченное пространство – временные ячейки, хранящие кусочки наших переживаний, идей, открытий, очень напоминают каталог в библиотеке, которым нужно научиться пользоваться.
Юна считала, что похищать мысли могут не только двери, но и проходящие мимо люди и, вообще, просто все то, что отвлекает внимание. Уля, конечно, соглашалась, но идея коварных дверей нравилась ей гораздо больше. «Люди – это понятно, – говорила она, – они просто перебивают тебя или ты сосредотачиваясь на них, теряешь мысль. А двери украдкой незаметно опустошают твою голову, когда ты этого не ждешь! Это круто!»
Общение Ули и Юны сегодня на этом и закончилось. Подруге пришлось срочно вернуться на работу.
Уля знала, что голова опустела еще до возвращения домой: она зашла в квартиру, потом опять миновала дверной проем, чтобы сходить в аптеку, снова вернулась, и не вспомнила ничего важного. По всей вероятности нужно дойти до машины и добраться до пересечения двух улиц, Садовой и Аптечной, но Ульяна решила сначала походить по квартире. Покидать дом, несмотря на вопрос, мучающий ее, не хотелось. Человек, как правило, пытается достичь цели, приложив, как можно меньше усилий, иногда прием срабатывает, но чаще в конечном итоге приходится, сделать и то, чего избегал. С другой стороны, наедаемся мы не последней рисинкой супа харчо– для сытости важна и первая ложка.
Ульяна подошла к входной двери, повторила движения, которые совершала, придя домой – воображаемые ключи повисли в замочной скважине, невидимое, но грязное пальто полетело на пол, вымышленные ботильоны встали на полку для обуви, чуть толкнув настоящие. Ульяна зашла в гостиную, где посапывал под теплым пледом Непомусен, но вылетевшее из головы не вернулось. Она огляделась в комнате – параллельно лежащие шприцы, лекарства, аккуратный пакетик с ватными дисками и тампонами, ножницы, рядом вода и молоко – ничего не прояснилось. Диван. Разложенный неделю назад, он не хотел больше собираться – маленькая штучка, вылетевшая из-под него, видимо отвечала за весь механизм. Телевизор, включаемый, чтобы нарушить одинокую тишину квартиры. Кресло. Маленький круглый столик, оставшийся в память о бабушке. Ковер, вобравший все цвета комнаты в себя – персиковый он позаимствовал у дивана, нежно зеленый узор впитал от комнатных растений и занавесок, благородно-коричневую канву отразил от деревянного стола и подлокотников кресла, оливковый ему щедро подарили стены и подушки. Удивительно, но рыжий пес очень гармонично вписался в интерьер Улиной гостиной. Он оказался таким необходимым дополнением, которое сделало комнату более земной и уютной. А на ковре появились рыжие лилии, незамеченные раньше.
«Что же такое важное я упустила?»
Ульяна думала, что когда-то видела сон, в котором точно так же в комнате лежала собака, а она делала ей уколы. Но и во сне мелькала важная вещь, которую трудно припомнить. Или вещь казалось важной. Ведь бывает, что снится сделанное тобой великое открытие, явно претендующее на Нобелевскую премию, а когда просыпаешься понимаешь – о том, что банан не круглый, знает каждый. Ульяна посмотрела на женщину в сорочке, сидящую в кресле, опять вышла в коридор. Дверной проем не хотел помогать. Может она просто чувствовала, что вот-вот произойдет событие, способное изменить ход жизни, и вовсе не позабыла мелкую глупость?
– Ну, все хватит! Это просто невыносимо! – сказала она вслух. – Раз так, я поеду к Гринвичу!
Ульяна решительно схватила куртку – пальто следовало отнести утром в химчистку – но тут зазвонил телефон. Она подбежала и схватила трубку. Ночные звонки, а было достаточно поздно, всегда пугали ее. Точно так же звонил телефон, когда ей сообщили о смерти бабушки. Тогда она услышала молоденький голос медсестры, сейчас – незнакомый баритон:
– Пуговицы – не какая-то ерунда! А человек, приложив усилия, может осуществить свою мечту! Слово «невозможно» придумали слабаки!
Уля не поняла, кто ей звонил и зачем. Скорее всего, и не могла понять, но она, наконец, вспомнила, что ее тревожило и расхохоталась в полный голос, практически разразилась истерическим смехом. Наверно, психологи назвали бы такой гогот эмоциональной разгрузкой и, наверное, они не ошиблись бы.
«Непомусена перекладывала и забыла! Оторванная пуговица! Это какой-то бред, – смеялась она. – Просто пуговица. Я хотела ее поднять! Ну, это же, и правда, такая ерунда! Совсем все стерлось, осталось только многоточие, которое, наконец, превратилась в громкий восклицательный знак! Ого-го!»
Возмущаясь глупыми переживаниями, Ульяна прилегла рядом с Непомусеном на диван.
Глава 3. Марк
– Это колонна в фойе, – объяснил Алик появление небольшой гематомы на лбу. – Пустяки, конечно, но и она причинила мне боль.
Час, отведенный на Холодова, уже подходил к концу, но Марку никак не удавалось заставить мужчину как-то озвучить причину его депрессии. Алик говорил о чем угодно: о магазине за углом, о донорстве, о сэре Джоне Фальстафе, о трехдырочных пуговицах, но только не о себе. Все попытки перевести общение в русло взаимоотношений психотерапевт-пациент заканчивались полным провалом. Он сразу менял тему на другую. В последней же фразе появилось местоимение «мне», конечно, еще не «я», но уже что-то.
– Стукнуться лбом о колонну должно быть больно! Но вы же не станете ее обвинять? – аккуратно поинтересовался Марк, выразительно щуря глаза.
– О, конечно, стану! Только глупец считает, что сам врезается в дерево или бьется о косяки! Это тоже самое, что сказать, «я потерял какую-то вещь». Боже упаси! Я не властен, что-то сделать потерянным. Я просто не знаю, где она сейчас находится. Я, скорее, потерялся сам! Вот и все. Ведь вещица лежит себе преспокойно на месте и, пожалуй, смеется надо мной. Ведь так, доктор?
Марк растерянно вздохнул и незаметно взглянул на часы. «В десять придет Соня!» Стрелка двигалась очень медленно. Марк немного запутался в рассуждениях Алика и пытался собрать нужные мысли в кучу. Сосредоточиться на работе не удавалось.
– Какую вещь вы имеете ввиду?
– Мою жену, конечно! Разве я потерял ее? Она просто взяла и ушла! Неужели не понятно? – Алик явно нервничал. – Я не черта не мог изменить! И только глупец будет утверждать обратное. Если бы я знал,что виноват в том, что произошло, я бы нашел способы все исправить! Но, пардон, я ничего плохого ей не сделал. Просто так должно было случиться. И если я должен был стукнуться о колонну, то как бы я не старался быть аккуратным – колонна всыпала бы мне по первое число! А если мне суждено заблудиться в магазине пуговиц, то так оно и будет.
Мужчина погладил синяк и осмотрелся вокруг. Привстав, оглянулся. За диваном, на котором он сидел, была лишь стена, обклеенная безобидными обоями в розовый цветочек.
Марк хотел спросить, почему Алик думает, что вынужденно врезается в колонну, а колонна заслуженно получает удар, но желание закончить работу и, конечно, профессиональная этика пересиливала ехидство. Он и так начинал понимать, что речь идет об уходе от ответственности, проецировании ее на кого или даже на что угодно. К тому же беспокойство Алика трудно было не заметить. Марк решил узнать, как можно потеряться в магазине, но вдруг спросил:
– Здесь в этой комнате сейчас вы чувствуете какую-то опасность?
– Да! – Алик опустил голову и с усилием потер лоб ладонью, но, задев больное место, отдернул щуплую руку. – Меня пугает ситуация. Страшно, когда будущее предопределено, и все решают за меня! Даже сами эти мысли меня пугают!
Он пристально посмотрел на доктора:
– Вам знаком страх? Чего боитесь вы?
Марк вздрогнул, пот мгновенно выступил на лице. Он чувствовал, что задает правильные вопросы, и, наконец, разбив стену, подбирается к самой сути дела. Но то, что спросил его Алик касалось голого тела раскаленным железом. Когда пациенты интересовались его жизнью, он делился многим и использовал эти моменты в терапевтических целях. Фобия воды, которую испытывал Марк, почетно заняла место и его главного комплекса, и преграды к выстраиванию серьезных отношений, и тормоза профессионального роста. Фобия воды для Марка – была не только страхом, но и большим краснощеким стыдом, стыдом за прошлое и настоящее. Вопросы Алика было проще оставить без ответов.
– Ну, все решать за вас никто не будет. Если есть варианты выбора, то и способность выбирать остается за вами. Даже в самых безвыходных ситуациях, есть выбор, как относиться к тому, что происходит или произошло, – с успехом избежал ответа на вопрос Марк. – И может не ситуация пугает вас, а вы боитесь ситуации? Вы чувствуете разницу?
– Выбор, наверное, есть, но сделать его непросто, да и от моего решения ничего не зависит. Я не могу выбрать, стоит ли пытаться вернуть жену или все-таки искать новые знакомства? Может вы скажите мне, доктор?
«Вот где собака зарыта! – подумал Марк. – Буриданов осёл! Так и будет стоять и ждать кирпича!»
– Вряд ли я могу изменить ее отношение ко мне! – продолжал Алик, не делая пауз. – Но и найти женщину, которая бы любила меня, я не могу. И что я должен сделать, если моя жизнь рушится? Я не могу отойти, когда мне на голову уже летит кирпич с крыши! Это же ясно, как Божий день!
Минутная стрелка, наконец, добралась до двенадцати. И доктор с облегчением прервал пациента:
– Мы поговорим об этом в следующий раз, хорошо? А думаю, сегодня мы заметно продвинулись вперед! Снова буду ждать вас в четверг в то же время. И еще. Я дам вам домашнее задание, если вы не против. Найдите свободное время. Но ни сегодня, ни завтра…. Пусть пройдет неделька. Сделайте это перед самой нашей встречей. Сядьте поудобнее в креслице или на мягкий диванчик и напишите на листке, начиная со слов «Я не могу» то, что вы не способны сделать в данный период жизни, а потом перепишите все еще раз, заменив первые слова на «я не буду».
– Попробую, доктор! – Алик неохотно встал и пошел к выходу.
Марк проводил его и сел на диван для пациентов:
«Это не может так продолжаться. Я как сапожник без сапог. Больше всего я хочу избавиться от страха и стыда. Итак, трусливый лев идет к Гудвину! Но Гудвин – это я и есть! Можно сколько угодно обвинять в моем случае всех и каждого, но главная причина по которой, я не могу изменить жизнь – мое бездействие. Вторая причина – мое бездействие, а третья и последняя причина – это, увы, мое бездействие. Мне и самому не повредит то упражнение: Я не могу изменить свою жизнь! – Я не буду менять свою жизнь! Черт возьми! Это мой выбор и только мой. Буду или не буду – решать мне! Или просто стоять и ждать?».
Марк пересел за стол и, открыв папку, принялся записывать итоги последнего сеанса. «Алик – довольно противный тип, – размышлял доктор, – скрытный, эгоистичный и беспомощный. И он еще хочет, найти женщину, которая бы его любила! Он не готов ни в чем и не за кого брать на себя ответственность. Надо же так испортить настроение! Я пытался выбить из него хоть какие-то сведения и если бы не колонна, так бы и не понял, в чем проблема. А эта его манера, всех называть глупцами? Или ввинчивать фразеологизмы в речь. Колонна всыпала ему по первое число, глупец! А ведь чем-то он похож на меня. Как две капли воды».
Марку каким-то образом всегда удавалось думать одно, а записывать совсем другое. Строчки под выделенной красной ручкой датой заполнились аккуратными узкими, частично связанными между собой, угловатыми буквами, выделяющимися из текста ползущими «н» и резкими «б».
Марк вышел на улицу. Пасмурное небо не поднимало настроение, а ветер хоть и прочищал мысли, отсеивая лишние, нагружал голову тяжестью. Чтобы найти позитивные моменты в такую погоду, нужно крепко задуматься.
«Дома тепло и уютно, а пряный запах вечера пробуждает желание выпить горячего имбирного чая из любимой фарфоровой чашки сервиза «Кобальтовая сетка» и растаять в поцелуях и объятиях страстной женщины!» Марку казалось, что несмотря на усталость и опустошение, которые он испытывал обычно после трудного рабочего дня, в его душе играла музыка – скрипучая, рыдающая, но нежная и сказочная. Ритмичная, но медленная. Там-там, тарам тарааааарам! «Сегодня придет Соооня! И будет чудная ночь! И получу все-всеее я, а то и жить невмочь!» – словно мантру хорошего настроения вполголоса пропел Марк. Настроение заметно улучшалось с каждым шагом! Чем дальше он шел, тем отчетливее становились звуки: Пам паам пам паам пам паааам пам! Теперь Марк понимал, музыка не галлюцинация, она, действительно, звучит. Приятная мелодия лилась из шарманки, ручку который крутил старичок в коротком сюртуке. В этой музыкальной коробочке было еще много всего спрятано: и детская сказка, и лучшие воспоминания, и нежность маминых рук и отцовская любовь. Люди, чьи сердца мгновенно таяли, щедро бросали в серую фетровую шляпу подаяние. Каждый из них считал, что шарманок на земле больше не существует и радовался, что ошибся.
«… И Золушка забыыыла, что надо уезжать, что скоро уже пооолночь и волшебству конец, – старик мурлыкал слова особым сказочным голосом, который моментально погружал прохожих в детство, в теплую кроватку, в комнату, где папа напевал колыбельные истории, – но бой часов напооомнил все крестной наставленья. И Золушка помчааалась из замка со всех ног. А принц не унывааая, за нею побежал, но девушка растаааяла, как сон по пробужденью. Лишь туфелька остааалась на лестнице лежать.»
Марк вспомнил отца и единственный вечер, когда тот рассказывал сказку на ночь, другую сказку, гораздо более жизненную и очень печальную. Марк вздохнул и пошел дальше: времени, да и желания слушать шарманщика у него, взрослого человека, не нашлось. Сегодня к нему должна прийти Соня. Нужно успеть приготовиться к последнему рабочему дню недели, сообразить приличный ужин и чуть утихомирить себя.
От ботинка что-то отлетело в сторону. Он пригляделся – пуговица, очень симпатичная пуговица. «Маленький Егорка в петельке удавился!» – Марк засмеялся, вспомнив детскую загадку. Но тут же нахмурился, словно огретый по голове, испуганный другой, которую даже не стал проговаривать. Марк удивился, что вторая загадка уступила место первой. Он поднял пуговицу и зажал в крупной ладони. Говорят, что именно так появляются настоящие талисманы и амулеты– под звуки шарманки, детские сказки и загадки.
«Принц расспросил приврааатников – что видели они, – продолжал старик, – но те, пожав плечааами, ничем не помогли!»
Холодный ветер гнал прохожих с улицы точно так же, как в парке раздувал желтые листья к бордюрам, оградам и ножкам скамеек. Люди спешили в тихие уголки, гнездышки, куда мог просочиться лишь сквознячок и то при условии открытых форточек.
Марк зашел в теплую берлогу. Дома он ощущал себя большим бурым медведем в дремучем лесу. Крупный, тяжелый он заполнил собой зеркало в прихожей, и бросив кучку рекламных листков и бесплатных газет, поставил на калошницу красно-коричневый портфель с бирюзовой отделкой. Отразившись в стеклянной тонированной двери ванной, он заслонил свет, еще проникающий из окна кухни в дом. Рука мелькнула в темном окошке микроволновки и потянулась к хромированному чайнику.
Квартиру Марка можно было бы описать подробно и длинно, восхищаясь изысканным интерьером и дорогой мебелью. Коротко же, стоит отметить лишь следующее – в его доме не было и не могло быть магнитов на холодильнике, наклеек на кафеле или картинок с писающим и купающимся утенком на дверях туалета и ванной. Это было исключено.
Когда запахло имбирем, Марк сидел за столом в надетом после контрастного душа махровом халате и курил. Он, не торопясь, затушил сигарету и отхлебнул чая: «Вот оно счастье! Скорее бы пришла Соня! Я соскучился по женскому телу! А на безрыбье и рак рыба!»
Прочитав листы с записями о всех пациентах, которые придут завтра, и пометив нужные моменты, Марк открыл холодильник и осмотрел содержимое с точки зрения годности и подбора ингредиентов для ужина. Сразу же в мусорное ведро полетел просроченный творог и жаренная дня четыре назад последняя форель. Доктор понюхал куриное филе, лежащее в керамической миске – в ту же секунду ей был вынесен оправдательный вердикт.
«О! Сегодня может получиться отличный ужин. Есть мидии и креветки!– воскликнул Марк. – Пожарю яичницу! Хотя думаю, что если я приготовлю паэльо, то и ночь окажется более горячей, и яйца останутся целы. Хороший ужин может сделать из любой женщины страстную львицу. А это то, что мне сегодня нужно!».
Марк достал продукты, которые вполне можно было использовать для приготовления блюда, напоминающего настоящее валенсийское, в общих чертах.
«Филе курицы! Есть. Оставшаяся половинка болгарского перца – пригодится. Луковица – само собой. Ну, а рис всегда есть в моем доме!»
Марк быстро порезал филе, а на оливковом масле уже шипели мидии и креветки.
Когда морепродукты заполнили кухню чудесным ароматом, они уступили место курице и измученному в блендере луку с раздавленным зубчиком чеснока. «Немного чесночка не помешает. Он такой же афродизиак, как креветки или мидии. Хорошо, что для возбуждения желания теперь не нужно измельчать рог носорога или испепелять лоскутки черной кожи, взятого со лба жеребенка! Что только не сделает мужчина ради обладания женским телом! Паприку туда же! И ломтики сладкого перца. М-м-м-м! Это будет чудная ночь!»
«Шафрана нет и не будет в ближайшие часы. Обойдемся, скрепя сердце, без него!» Марк залил аппетитное содержимое сковородки водой из чайника и растворил в ней кубик Юлиуса: «Просто не значит плохо!» Рис сорта Байя покрыл ярко желтые палочки болгарского перца и румяные кусочки курицы с золотым луком. «Осталось только вернуть в сковороду креветки и мидии!»
Стрелки часов приближались к заветным цифрам, готовясь занять ровное положение на десяти и двенадцати.
«Сейчас придет уж Соооня! И будет чудная ночь! И получу все-всеее я, а то и жить невмочь!» – радостно напевал Марк, накрывая на стол и прожевывая одну мидию.
«Принц расспросил приврааатников…», – почему то продолжил он и пошел в прихожую. Вытащив пуговицу из кармана куртки, он рассмотрел ее ближе и потом на свет – красивая, среднего диаметра, напоминающая кольцо с крупной светло-розовой жемчужиной. Явно с одежды женщины, имеющей недурной вкус, утонченной, романтичной, скорее всего, доброй и обязательно несчастной.
– Чувствую пробуждается во мне компенсаторная установка, – расправив плечи и потянувшись, сказал Марк. Рука задела плафон, и тот угрожающе закачался. – Я гнию, жалея себя и обвиняя в этом других, а девушка может быть одинокая, беззащитная и печальная. И только я могу стать ее принцем, единственным и неповторимым, если только, наконец, решусь взять ответственность на себя». Марк попробовал себе нарисовать портрет прекрасной незнакомки. У него почти получилось, но тут в дверь позвонили. Марк бережно положил пуговицу в карман халата. «Но девушка растаяла, как сон по пробуждению». Трель соловья, призванная по идее создавать романтику, разрушила все сказочные хрустальные замки – осколки с дребезгом разлетелись по квартире, зацепив и сердце Кая.
