скачать книгу бесплатно
Цель была ясна.
Он каждую зиму воплощался среди людей, чтобы предупреждать их об опасности. Как правило, опасность имела два вида – либо природная катастрофа, либо интрига. Интриги были предпочтительнее – во-первых, они были интереснее, потому что являлись продуктом человеческой хитрости и требовали аналитики, а во-вторых, по своей разрушающей силе интриги уступали катастрофам и приносили меньше жертв…
За эти два неполных дня своего существования Снеговик почти не видел людей. Они сидели по своим домам и смотрели сериалы. Иногда мимо детской площадки проходили таджики. Поначалу они с любопытством глядели на него, переговаривались друг с другом, улыбаясь. Но потом и они перестали обращать на Снеговика внимание.
Дважды появлялся Юлий Васильевич Горский (бывший чиновник, как он сам про себя говорил). Он останавливался и несколько секунд смотрел Снеговику прямо в картофелины, потом вздыхал о прежней жизни, в которой не было лицемерия, и продолжал свой медленный моцион.
Генерал с большой лохматой собакой тоже однажды важно прошествовал по границе детской площадки. Он посмотрел на Снеговика так, словно тот нарушил какое-то правило. Генерал ничего не сказал и пошел дальше. Его собака (ризеншнауцер) подбежала к Снеговику, но чего-то испугалась, тявкнула и попятилась. Генерал сказал ей: «Фу, Трифон. Пойдем». Пес послушно последовал за ним, несколько раз оглянувшись. Он, конечно, что-то почувствовал. Снеговик пока не стал обнаруживать себя. Время еще не пришло…
Он ждал Создателя, но тот не появлялся.
Алексей был так ошарашен услышанным, что даже не проводил начальника к машине. До последнего момента ему надеялось, что Тарас Александрович шутит. Но тот, перед тем как уйти, сказал:
– Не горюй, Леша. Все будет нормально. Мы с тобой еще не таких поселков настроим.
И ушел, нахлобучив басмаческую шапку.
Алексей продолжал смотреть на входную дверь, словно ожидал, что Тарас Александрович все же вернется и, хохоча, прокричит: «Да, разыграл я тебя! Ты что, поверил?».
За окном завелась машина. Тарас Александрович действительно уехал. А Алексей еще долго сидел за столом и не мог заставить себя встать. В нем боролись какие-то неведомые раньше чувства. Алексей еще не понял, что его жизнь сейчас подошла к тому рубежу, когда надо делать самый главный выбор. Он мысленно продолжал высказывать доводы, которые не успел высказать при разговоре с начальником. В какой-то момент он даже схватил телефон, чтобы позвонить Тарасу Александровичу, но так и не решился этого сделать…
Тарас Александрович не сразу уехал из поселка. Он после разговора с Алексеем на некоторое время задержался в Барханах для того, чтобы совершить один запланированный визит. Этот визит был частью созревшей интриги.
«Любопытнейшее дельце, – подумал Снеговик, когда машина Тараса Александровича проезжала мимо детской площадки. – Что-то похожее было лет двести назад в Бельгии».
Он видел силу противника. Противник был очень хитер и самонадеян. Намерения его ужасали. Но вместе с тем он вызывал уважение. То есть мог бы вызвать. Снеговик никогда не судил о людях с точки зрения человеческой морали, потому что Кодекс этого не позволял. Но он знал, что люди, подобные Тарасу Александровичу, всегда уважаемы в людской среде. Тарас Александрович был прирожденным победителем, и вкус к победе он приобрел в постоянной борьбе – в том числе и с самим собой. Его цель в его же глазах всегда оправдывала средства. Если обстоятельства оборачивались против него, он ломал эти обстоятельства, даже путем злодейства. Но это не означало, что он – закоренелый злодей. Если бы обстоятельства были другими, то он мог бы стать спасителем. Однако в данный момент обстоятельства сложились так, что он должен был стать злодеем…
Тарас Александрович даже не взглянул в сторону Снеговика, проезжая мимо детский площадки. Он не мог знать, что кто-то сейчас копается в его мозгах. Японский седан свернул на ту улицу, где жила артистка.
Катерина в этот момент как раз находилась на балконе второго этажа и видела, как черный автомобиль остановился возле владений дамы из Амстердама. Открылась дверца машины, наружу показалась огромная лохматая шапка, а потом и вся могучая фигура Тараса Александровича. Он подошел к воротам и решительно нажал на кнопку звонка. Никакого движения в доме не чувствовалось, но дом жил – в окнах второго этажа горел свет, а из каминной трубы вилась тонкая струйка дыма. Тарас Александрович еще раз нажал на кнопку. Через несколько минут калитка, наконец, открылась. Тарас Александрович что-то сказал, ему что-то ответили. Он, по всей видимости, просился внутрь, но его кокетливо не пускали. Тогда он усилил мощь своего обаяния, и перед этим напором хозяйка не смогла устоять. Тарас Александрович шагнул внутрь. Калитка за ним закрылась…
«Ого-го-го, – Катерина была ошеломлена. – С какого перепуга он к ней приплелся?»
Ей даже стало немного досадно. В ее дом Тарас Александрович не заглядывал никогда. Да и в дома других аборигенов он носа не казал. Наверняка визит к дамочке имел какие-то личные мотивы.
Настроение у Катерины почему-то испортилось. Она решила для себя больше не выходить на балкон и не следить за чужим домом, но ей это не удалось, и она выходила на балкон еще три раза. Когда она вышла в третий раз, автомобиль Тараса Александровича отъезжал. В доме продолжал гореть свет. Значит, дамочка осталась. «Недолго же они миловались», – зло подумала Катерина и посмотрела на часы. Пора уже было и им собираться отсюда.
Тарас Александрович покидал поселок в хорошем настроении. Он, конечно, был уверен в себе, но не надеялся, что артистка согласится так быстро. Ему хватило не многим более получаса.
– Вы снова собираетесь встречать Новый год в одиночестве? – спросил он, когда его, наконец, впустили в дом (он знал, что в прошлом году дамочка праздновала на даче, и гостей у нее не было).
Ее этот прямой вопрос немного смутил, но она быстро собралась и ответила просто:
– А почему бы и нет? Мне с самой собой никогда не скучно.
– О! Я не сомневаюсь, – Тарас Александрович широко улыбнулся. – Но у меня есть еще более замечательное предложение. Давайте встретим этот Новый год вместе.
Она не ожидала такого предложения даже от него. То есть она могла бы себе этого ожидать, но не так сразу – буквально с порога. Ведь она даже не успела предложить ему чаю.
– Да вы вероломны…, – сказала она.
– Ну, почему же. Я в разводе, вы тоже, как я понимаю, одиноки. У меня есть на примете очень интересная компания. В конце концов, вы привлекательны, я чертовски привлекателен…
Дамочка рассмеялась. Фраза из фильма, в эпизодах которого она снялась еще малышкой, раньше срока сломала наспех выстроенную ею преграду. Впрочем, эта преграда строилась лишь для приличия и в любом случае была обречена.
– Хотите чаю? – предложила она.
– Не откажусь, – Тарас Александрович начал быстро снимать полушубок.
Легкая и приятная победа. «А кто бы сомневался?» – подумал Тарас Александрович, когда уже выехал за пределы поселка. Он давно чувствовал, что эта женщина не равнодушна к нему. Это читалось в ее взглядах на собраниях. Да и что ей? Она ведь ничем не рискует и ничем не тратится. Ей одиноко, все мужчины, окружавшие и окружающие ее в жизни – козлы. Одним козлом больше, одним меньше. Еще одна попытка ее не обременит. Ни на что серьезное она все равно не надеется – все ради одномоментного удовольствия…
Тарас Александрович был большим знатоком женщин. Он почти дословно угадал мысли бывшей артистки Серпуховой Елены Владимировны. Единственная неточность – вместо слова «козел» она в своих мыслях использовала слово «ничтожество»…
После его визита Елена Владимировна еще некоторое время смотрела на языки огня в камине, сидя в глубоком кресле. С ее лица не сходила легкая улыбка. Из своего богатого опыта она знала, что такие самоуверенные нахалы, в конце концов, оказываются ничтожествами. Но еще она знала, что в первые дни знакомства с ними бывает очень интересно. Они щедры, веселы и поначалу хотят показаться благородными. Главное – не затянуть и не допустить к сердцу ненужных чувств. Она научилась обрывать нити до того, как они затвердевают. В науке о коварстве мужчин для нее уже не было белых пятен…
Когда стемнело, и на улицах поселка зажглись фонари, случилось, наконец, то, чего Снеговик ждал долгих тридцать часов. Мимо него проехал красный автомобиль, за рулем которого сидел Создатель. Если бы Снеговик умел скулить, как собака, он бы заскулил и замахал хвостиком…
Он чувствовал мысли Создателя, он быстро прочел его жизнь и жизнь всех его близких, даже собаки Лютеции. Он сразу понял болезнь этой семьи. Таково было его природное свойство…
– Мама, смотри, какого красивого снеговика мы с папой слепили, – Анюта прилипла лицом к еще не разогревшемуся стеклу.
Машина по заснеженной поселковой дороге медленно ехала по направлению к выездным воротам. На детской площадке было темно, поэтому удалось разглядеть лишь очертания снеговика. Красивый он или нет, отсюда сказать было трудно – три шара и ведро на голове. Даже морковки не видно.
– У тебя под старость, оказывается, новые таланты начали проявляться, – насмешливо заметила Катерина сидевшему за рулем мужу.
Вадим ничего не ответил, но мимоходом скосил глаза в сторону детской площадки. Удивительно, что он не вспомнил о снеговике ни разу за весь этот день. А ведь тот вчера доставил ему немалую и такую редкую радость. Возможно, сейчас при виде силуэта снеговика, он смог бы услышать хотя бы отголосок того чувства, если бы не ироничный тон Катерины.
– Жалко, что до следующей субботы он не достоит, – сказала она. – Я его так и не рассмотрю хорошенько, – кажется, она снова насмехалась.
Вадим молчал, но молчание это было, скорее, враждебное, чем равнодушное. В последние годы они перестали понимать шутки друг друга и любую иронию воспринимали очень остро.
– Почему не достоит? – спросила Анюта немного озабоченным голосом.
– Всю следующую неделю обещают оттепель. Расплывется ваш снеговик до субботы. Да и птицы расклюют всю его красоту. Останется серая бесформенная глыба с ведром на голове.
– А мы еще слепим, – сказал Вадим, и этим бодрым не свойственным ему голосом он словно хотел ответить на все насмешки Катерины. – Правда, Анюта?
– Конечно, слепим, папа! – также бодро подхватила та.
Такая солидарность задела Катерину за живое. «Спелись», – горько подумала она. Ей было обидно, что Вадим до сих пор остается в поле уважения дочери, тогда как ее саму уже вытеснили за границы этого поля. Осталось только, чтобы еще вышвырнули и из поля любви. А за что, спрашивается? Ведь вы оба пропадете без меня…
До самого города Катерина больше не сказала ни слова. Вадим тоже молчал. Анюта заснула на полпути.
«Когда миф о Деде Морозе будет забыт, время начнет обратный счет».
Кодекс Снеговика
Они поженились за год до того злосчастного матча с «Ювентусом». Вадиму тогда было уже тридцать. Он считался по футбольным меркам довольно возрастным игроком. Его звезда взошла поздно и сгорела быстро. В двадцать девять он первый раз вышел за основной состав «Спартака». После первого же матча газеты писали: «Жалко, что это неожиданное открытие состоялось так поздно». Вадим, действительно, первый сезон в «Спартаке» отстоял очень надежно. Лучшим вратарем чемпионата тогда признали Первухина, но, скорее, за былые заслуги. Все понимали, что лучшим был Вадим. И про его зрелость тогда стали говорить в положительном аспекте – дескать, для вратаря возраст не так уж важен. Приводили в пример Дино Дзоффа. Вадим тоже думал, что хотя бы до тридцати пяти еще поиграет…
Именно в тот звездный для него момент они познакомились с Катериной. Все было очень стремительно. В межсезонье, двадцать пятого декабря, они первый раз поцеловались, а уже на Новый год он сделал ей предложение. Подруги завидовали Катерине. Вадима как раз перед Новым годом вписали в состав сборной на ближайшую товарищескую встречу с румынами. Правда, вписали вторым вратарем, но сам факт многое значил. Вратарь сборной – это звучало почти также как звезда эстрады.
Вадим тогда был совсем другой, чем сейчас. И хотя в нем не было столько наглости, сколько в молодых футболистах, рано дорвавшихся до известности, но уверенности в нем было намного больше, чем у других знакомых Катерине мужчин. Вадим был уже не мальчик и казался ей надежным человеком, одним словом – мужиком. Главное, что сразу отметила Катерина – умный, хотя и футболист. Когда же она узнала, что в школьном аттестате у него была всего одна четверка и, кроме того, он закончил музыкальную школу по классу гитары, то и вовсе перестала оценивать Вадима объективно. Все в нем казалось ей идеальным. Она дала согласие, не раздумывая…
В первые месяцы супружеской жизни их семейная жизнь складывалась идеально – она его безумно любила, а он ее носил на руках. В матче с румынами Вадиму доверили выйти на поле в стартовом составе (первый вратарь на тренировке сломал ключицу). Он тогда отстоял блестяще. Одна газета написала после матча: «Вадик, где ты был, когда мы играли с болгарами?». Всем было ясно, что отборочный тур к чемпионату Европы Вадим проведет, как основной вратарь. Но тут случился «Ювентус»…
Сказался слишком поздний выход Вадима на соревнования такого уровня. Ему не хватило психологической подготовки. Такой ответственности он практически никогда не нес, поэтому не смог даже в свои тридцать обрасти необходимым панцирем. Гробовое молчание стадиона в концовке матча, убийственные заголовки газет на следующий день после него, жалеющие взгляды тренеров, неискренние слова ободрения игроков – все это сломило его. Перед следующим матчем «Спартака» он сам попросил тренера, чтобы тот выпустил вместо него второго вратаря. И перед следующим тоже. Второй вратарь, как назло, заиграл. В третий раз Вадику уже не надо было просить тренера. Ему просто перестали предлагать. Потом перевели в разряд третьего. О сборной даже заикаться было смешно…
Прошел всего год после матча с «Ювентусом», а о Вадиме в премьер-лиге уже не вспоминали. Разве что иногда появлялись в прессе тексты в ироническом контексте – дескать, был такой горе-вратарь, который сам себе забивал. Публику такие намеки веселили…
В последний раз он вышел на поле за одну из команд первого дивизиона и пропустил обидный гол между ног. «Хватит», – решил Вадим тогда. Дино Дзоффа из него не получилось. Надо было как-то выходить в обычный мир, в котором ему не было места. Вадим возненавидел футбол. И с тех пор даже по телевизору его не смотрел…
Далекая от футбола Катерина, не могла оценить степень драмы. Она видела только, как уверенный в себе и умный мужчина, почти идеал, стал быстро обрастать именно теми качествами, которые раньше ей больше всего в мужчинах не нравились. Он стал пуглив, мрачен, мелочен, безынициативен, плаксив, занудлив, не интересен. Через два года он стал раздражать ее, а через пять лет Катерина окончательно убедилась, что уже не любит его. Но к этому моменту Анюте исполнилось четыре года. Катерина решила подождать, и ее ожидание затянулось еще на пять лет.
Она научилась терпеть Вадима и даже по-своему любить его, если можно считать любовью жалость. Но тех чувств, которые были в первые месяцы, ей воссоздать было уже не суждено – это она понимала. Нужно как-то перебраться в другую ось координат. Катерина, как инженер со строительным уклоном, иногда мыслила математическими категориями…
Катерина закончила экономический факультет строительного ВУЗа. Изначально она хотела поступить в кооперативный институт, но не получилось – туда был слишком большой конкурс…
На преддипломной практике она принимала участие в строительстве военного городка. Сама, конечно, не строила, но внутренний механизм процесса по названию «стройка» рассмотрела досконально.
В экономическом отделе СМУ, где проходила ее практика, кроме нее работали три женщины предпенсионного возраста, которые с удовольствием скинули на Катерину всю черновую работу. За три месяца, пока длилась практика, она вдоволь пообщалась и с осипшими прорабами, постоянно просившими денег хотя бы еще на одну машину с бетоном, и с прямолинейными генералами, которые за каждый кирпич требовали отдельного документа с печатями и подписями. Видела, как воруют цемент, и научилась проводить этот цемент по статье затрат, так чтобы ни один инспектор носа не подточил. Там она в первый раз выпила водки, там же научилась не морщиться от самого скабрезного мата и отшивать грубые приставания. Это было перестроечное время, когда по-новому, то есть по капиталистически, строить еще не научились, а по-старому, то есть по социалистически, уже не хотели. Во главу угла ставилось не качество, а все тот же план, но при этом каждый хотел оторвать от этого плана свою копейку. Об эффективности тогда не думали. Главное – утвердить как можно больший бюджет и максимально долго осваивать его, а потом оправдываться, почему так долго осваивали и почему не получилось то, что задумывалось по проекту. Во всяком случае, у молодого экономиста сложилось именно такое впечатление…
Насмотревшись на практике всякого, Катерина поняла, что не хочет всю жизнь заниматься строительством. Поэтому после института она устроилась бухгалтером в мебельный магазин. Потом она работала бухгалтером в полиграфической фирме, потом бухгалтером в цирке и еще несколько месяцев протерпела бухгалтером в галантерейном магазине. А потом она случайно встретила сокурсника, который был пайщиком и одновременно директором одной строительной компании. Он предложил ей должность – не много, не мало – финансового директора. Катерина поняла, что от строительства ей никуда не уйти и не деться…
К тому моменту она была уже замужем. Вадим второй год пребывал в депрессии и мизантропии. Он устроился в детскую спортивную школу, работу свою не любил, однако ничего другого делать не умел (институт связи по недомыслию он бросил на втором курсе). Зарабатывал он в этой школе мало, и к концу каждого месяца они сидели, буквально, на голодном пайке. Так что, тот знакомый из строительной компании пришелся как нельзя кстати. Он предложил Катерине должность – ни много, ни мало – финансового директора. Она согласилась, почти не ломаясь, как в свое время согласилась выйти замуж за Вадима.
Зарплату ей сразу положили большую – плюс бонусы. Она стала тянуть всю семью, у нее скоро появилась начальническая жесткость в характере. По ее инициативе они сменили городскую квартиру с двухкомнатной на трехкомнатную, а, немного погодя, купили и дом в Барханах. Мнение Вадима при этом не учитывалось…
Вадима угнетали и ощущение своей никчемности и появившиеся в голосе жены требовательные нотки. Он не знал, как вести себя в такой ситуации. В результате, не придумал ничего лучшего, и, как это водится в подобных ситуациях, стал попивать.
Каждый вечер, возвращаясь с нелюбимой работы, он, закатывая глаза, открывал дверь своей квартиры. Говорят, что счастье – это когда и на работу идти в радость, и домой возвращаться в удовольствие. У Вадима не было ни того, ни другого. В его голову часто стали приходить мысли о разводе, потому что жить так было невмоготу. Иногда эти мысли были очень навязчивыми. Он стал обращать внимание на объявления о съеме квартиры. Прикидывал, как будет жить один. Но от окончательного решения его останавливала Анюта, которая росла очень милым ребенком…
Однажды, когда он гулял с ней по улице (ей тогда было четыре годика), какая-то тетенька явно воцерквленного вида, взглянув на Анюту, воскликнула: «Живой ангел!», и перекрестилась. Тогда Вадим подумал, что, может быть, этот ангел вернет ему вкус к жизни…
Ангелом Аня была до тех пор, пока не пошла в школу.
«Сила Снеговика – плод терпеливого и бесконечного накапливания информации. Накапливай и будешь сильнее!»
Кодекс Снеговика.
Двадцать четвертое декабря, среда
До пятницы, когда должен был вернуться Создатель, Снеговик набирал ощущения и информацию. За это время он изучал характеры и повадки обитателей поселка. Правда, из людей в будние дни здесь находились только таджики, охранники, семейство Генерала и Алексей. Все остальные обитатели были из числа зверей и птиц. Аборигены ожидались только в выходные.
В среду Снеговик решился первый раз войти в контакт…
Мимо пробегал Байкал. В эти дни, как и предсказывали метеорологи, снова заметно потеплело, и Снеговику пришлось потратить некоторую часть резервной энергии на то, чтобы остановить процесс таяния. Он покрылся твердой корочкой и стал поблескивать в солнечных лучах.
– Привет, дружище, – окликнул он пса.
Байкал резко затормозил, так что его лапы взрыхлили мокроватый снег, и удивленно огляделся по сторонам.
– Сюда, сюда, смотри. Это я, – если бы Снеговик мог, он помахал бы псу рукой, но он не мог двигать ни одной частью своего тела. Такого было его природное свойство.
Байкал, наконец, остановил свой взгляд на Снеговике и попятился. Шерсть его вздыбилась, он зарычал. Вообще-то такая реакция была не свойственна этому добродушному псу. Любого незнакомца он встречал помахивающим хвостом и легким поскуливанием. Но в говорящем снежном существе он увидел если не угрозу, то необъяснимое явление. Байкал был не такой уж глупый пес, как о нем думали другие, и умел отличать неодушевленные предметы от одушевленных. Он несколько раз в жизни видел снеговиков и знал, что они – существа неодушевленные, а поэтому говорить не способные.
– Ты кто? – тявкнул он.
– О-о! Можешь не утруждать себя. Не надо лаять. Просто думай, и я пойму тебя.
Ни один участок морды этого странного существа не шевелился, но голос его был явно слышен. Он был слышен прямо в голове пса.
«Надо бежать», – подумал Байкал.
– Не надо бежать, – снова услышал он голос в своей голове. – Я твой друг и не причиню тебе зла.
«Точно, надо бежать», – Байкал начал медленно разворачиваться, продолжая настороженно смотреть на это чудо.
– Постой! – успел крикнуть Снеговик, но пес рванул что есть сил в обратную сторону. Убегая, он с ужасом лаял.
– Наверно, я поторопился, – то ли сказал, то ли подумал Снеговик, но, тем не менее, когда ему представился новый случай для контакта, он тут же им воспользовался.
Над детской площадкой пролетала ворона.
– Привет, уважаемая! – крикнул Снеговик.
Ворона глянула вниз и заорала:
– Кар-р-раул!
В то же миг десяток ворон поднялись с шумным гвалтом с веток крупной ели, росшей у забора поселка, и понеслись беспорядочной стаей над электрическими проводами.
– Все-таки рановато, – понял Снеговик и шмыгнул морковкой.
В среду настоящего контакта так и не состоялось. Люди его не слышали, а животные спасались бегством. По прошлому опыту Снеговик знал, что все они скоро обязательно вернутся – все эти звери и птицы чрезвычайно любопытные существа.
Он затаился до четверга…
«Снеговик – утерянная ветвь в эволюции человека»
Кодекс Снеговика.
Двадцать пятое декабря, четверг
Рано утром мимо детской площадки прошел Алексей. От него на расстоянии несло интригой. Интрига взбудоражила Снеговика, который до этого момента заскучал.
– Привет, барин, – зачем-то крикнул он, хотя Алексей не мог его слышать.
Вид у него был озабоченный. Четвертый день Алексей находился в смятении. После разговора с Тарасом Александровичем ему плохо спалось, на нервной почве вырос аппетит, и он, боясь за свое здоровье, спасался от обжорства беспорядочными движениями по Барханам. Изо дня в день, с утра до вечера на протяжении всей этой недели Алексей бродил из одного конца поселка в другой, пристально высматривал мельчайшие недоделки, покрикивал на таджиков, придумывал им новые задания, придирался к охранникам, грозился всех уволить. Таджики и охранники не могли понять, что с ним случилось. Обычно такую ретивость Алексей демонстрировал только в субботу и воскресенье – на показ прибывающей публике. В будние же дни он, хотя также всячески проявлял свою начальственность и до панибратства не опускался, но знал меру, страшными карами не грозил и лишней работой не нагружал, а если и журил, то в шутливой манере…
