скачать книгу бесплатно
Вдвоём против целого мира
Анастасия Сергеевна Борисова
Генри вздрагивает:– Думаешь, это всё?– Что всё? – Бен открывает глаза и поворачивает голову, чтобы взглянуть на друга.– Ну, как эти церковные ссыкуны говорят – апокалипсис и все дела. Вампиры. Они пьют нашу кровь. Мы пьём их. Это ведь не навсегда?– Это точно не навсегда. Наш мир очень шаток, Генри. Вот что я думаю." Знал ли Генри, что его мир пошатнут отнюдь не вампиры?Содержит нецензурную брань.
Тушёная фасоль, даже с горчицей и ароматными травами, если без бекона (Вегетарианский день, говорит. Шутки у неё такие), то далеко не предел гастрономических фантазий. Однако, сегодня Генри набивает ею рот так быстро и охотно, будто устанавливает мировой рекорд, мыча, простенькую мелодию себе под нос. Мычит, замолкает, проглатывает и по новой. Бен сидит напротив, откинувшись на спинку стула, и сложив руки на груди. Его длинные ноги вытянуты и скрещены под столом, носки ботинок касаются щиколоток Генри. Монотонное звучание его мелодии и ритмичное жевание вводят в лёгкий транс. Мышцы рук непроизвольно подёргиваются, расслабляясь, глаза закрываются.
– До дома я поведу, – произносит Генри с набитым ртом, и, не успев прожевать, запихивает в себя ещё ложку фасоли. Губы измазываются тёмно-коричневым соусом, но он тут же вытирает их рукавом куртки.
– Мне просто нужен кофе, – медленно, чеканя каждое слово, говорит Бен, не открывая глаз.
Генри качает головой:
– Тебе нужно поспать часов двадцать.
– Как и тебе, Генри. Как и тебе.
– Твой кофе и лимонный кекс, – круглолицая официантка Сэм ставит перед Беном чашку и блюдце с внушительным куском. Его глаза распахиваются.
Девушка заправляет светлую прядь за оттопыренное ухо. Волосы у корней тёмные и прилизанные, блестят, словно их отменно натёрли жиром:
– Сегодня тихо, да?
Генри причмокивает, продолжая упиваться фасолью (А трусики ты завернёшь ему с собой?).
– Уже да. Осталось домой добраться, – отвечает Бен, делая заветный глоток кофе.
– Ну, у нас здесь спокойно, ты ведь знаешь, – Сэм наблюдает за ним, хлопая длинными слипшимися от пота и дешёвой туши ресницами.
– Спокойно, – усмехается Генри, снова вытирает рот тем же рукавом куртки. Бен приподнимает бровь, внимательно глядя на него, – теперь даже в чёртовом гробу неспокойно, не то что…
– Главное езжайте по трассе, а не через мост. Ты же не собирался через мост, да?
Кружка повисает в воздухе. Бен переводит на неё настороженный взгляд:
– Почему?
Сэм упирает руки в бока, её маленький ротик аккуратно разинут. (Его член не войдёт, если только головка) – да ты что? Все в курсе уже. Там Хэнка с парнями вчера перехватили.
– Мы только вернулись из Нью-Йорка, – говорит Генри. С тяжестью откидывается на спинку стула и громко прочищает горло, – а что с Хэнком? Живой?
Сэм кивает, заправляя непослушную прядь за ухо:
– Только вот… с Йеном беда.
– Не может быть… он живой? Парнишка живой ведь, да?
Девушка качает головой:
– Не может быть… – повторяет Генри, – ему ж сколько? Бен, сколько ему?
– Семнадцать, – отвечает тот, уставившись в окно, откуда за ним следит полная луна.
– Блять.
– Я думала ты в курсе. Хэнк считает, там новое гнездо в лесу.
Луна висит на месте, будто приклеенная. Светит чужим, украденным светом:
– После нападения они там не останутся, – говорит Бен.
– Я тоже так думаю, – соглашается Сэм, – только Хэнк всё равно людей собирает. Завтра отправятся на поиски.
– Мы же с ним? – возбуждённо спрашивает Генри, упираясь в друга взглядом. – Мы ведь тоже пойдём? Надо с утра позвонить Хэнку…
Сэм живо прерывает:
– Будьте осторожны, ладно? Я это серьёзно. (Будь осторожЕН. Расслабься, мне тоже не тебя плевать).
– Эй, ты долго трепаться будешь?! – кричит Джинна, вторая официантка. – Отнеси Питеру и близнецам их жрачку, а то они расплачутся и начнут мамочку звать.
– Ты что несёшь, чокнутая? – доносится шепелявый мужской голос.
– Давай, пошевеливайся! – добавляет Джинна.
– Иду! – Сэм кричит в ответ, закатывая глаза. – Пожалуйста, будьте осторожны, – прикусывает губу, её усталое лицо страдальчески перекашивается, – обещаешь?
Бен поднимает голову и натянуто улыбается. Девушка кладёт руку ему на плечо, легонько сжимает и уходит, виляя широкими бёдрами. Генри смотрит ей в след:
– А ведь она в тебя втрескалась, – ухмыляется, – точно говорю (Лучше кружевные готовь. Чёрные. Его любимый цвет).
– Неправильно всё это, – тихо себе под нос произносит Бен, всматриваясь в кружку с остатками кофе.
– Что неправильно? – хмурится Генри. – Ты о Сэм? Она, конечно, не в твоём вкусе…
– Нет, она хорошая девушка.
– Тогда что неправильно-то?
– А ты сам не понимаешь? – ноздри Бена раздуваются, словно пульсирующие жабры. – Да всё неправильно! Он же всего на год старше Бобби. Чёрт! – проводит рукой по волосам, откидывая несколько прядей назад, – а я, как ни в чём не бывало, должен жрать свой проклятый кекс? – отталкивает стоящее перед ним блюдце. Оно скользит по столу, пока Генри не останавливает его, хватая за край.
– Ладно, тише, – ёрзает он, поглядывая по сторонам, – давай дома поговорим.
– Ты видел её глаза? Глаза Сэм? Боже, в них столько надежды…– вздыхает Бен, луна-воровка всё ещё там, она никуда не собирается. Она будет следить за ними. Всегда: – Мне неловко становится, когда она на меня смотрит, – наклоняется вперёд, упираясь грудной клеткой в стол, – надежда меня смущает, понимаешь? Ты понимаешь, о чём я?
– Тише, я всё понимаю. (Надежда, что ты её трахнешь в ближайшее время).
– Хочешь знать, какие у тебя глаза? Замученные, – Бен замолкает, будто тщательно подбирает следующие слова, и вскоре добавляет, – очаровательные, но замученные.
Генри лезет в карман, достаёт пару купюр и, не считая, бросает их на стол:
– Пойдём-ка отсюда, – произносит решительно (Ещё какие замученные, двое суток на ногах, блять).
***
“It's just not right where every night I'm all alone”, – доносится из магнитолы голос Джорджа Харрисона. Генри наклоняется вперёд, чтобы выключить печку. Бен сосредоточен на дороге (Упрямый мудак): темно, по обеим сторонам шоссе сплошной лес.
“I know I’ll never be the same”, – продолжает Джордж. По коже Генри пробегают мурашки: это хорошо, помогает держать глаза открытыми.
Вдруг Джордж перестаёт петь и начинает завывать нечеловеческим голосом. Бен тянется к магнитоле, отрывая взгляд от дороги.
– Плёнку, наверное, зажевало, – говорит Генри, – давай я.
Только на прошлой неделе, возвращаясь от Эндрю, он насчитал по дороге три знака “дикие животные” и подумал, что самое время изображать на них другого зверя.
– Осторожно! – вопит он. Бен выкручивает руль, сворачивая с проезжей части. И Генри чувствует, как ровный дорожный асфальт сменяется лесными кочками. Олень, наверное, удирает. Вряд ли он будет стоять и ждать, чем же всё это закончится. У него впереди спасённая оленья жизнь.
Машина несётся вперёд, но совсем недолго. Каких-то несколько секунд, мощный удар и резкая боль в затылке, потом в груди от тормозящей полоски ремня безопасности. Гул в ушах, и вот уже кричащая боль в колене. Глаза открыты или закрыты? Всё темно, дышать не хочется, не получается. Вдруг вырывается кашель, а после него рот начинает судорожно глотать воздух. Что-то проясняется впереди, мутный рассеянный свет.
– Бен, – шепчет Генри. Голос где-то застрял, – Бен, – сипит на этот раз.
Медленно поворачивается и сразу видит, хоть и расплывчато, разбитое лобовое стекло. Не просто разбитое. Через него вошло что-то длинное и тёмное, чья-то рука. Она тянется к Бену.
Тот сидит прямо, прижатый к сиденью. Голова запрокинута назад. Тёмная рука касается его, совсем близко, она тычет в него своими кривыми пальцами.
– Бен, Бен, – Генри дёргает ремень, пытаясь отстегнуть, – блять, – тот поддаётся и выпускает его из объятий. Нужно развернуться всем телом, но боль в колене останавливает, – чёрт, – он обхватывает его дрожащими руками. Сухо. Крови нет.
Какой-то звук позади. В голове ещё гудит, словно там поселился рой неугомонных пчёл, но, возможно, через них пробиваются тормоза. И чей-то голос. Мужской. Вот уже совсем близко. Дверца с его стороны скрипит, ещё раз. Лицо, наполовину закрытое бейсболкой, заглядывает внутрь через стекло и что-то кричит, Генри слышит, но слов не разберёт. Дверца, наконец, открывается, и крепкие руки хватают его за плечо:
– Эй, парень, ты цел? Слышишь меня?
Генри кивает.
– Ноги зажаты? Шевелить можешь?
– Колено… – шепчет он.
– Зажато? Вылезти сможешь?
Генри пытается. Правая нога почти не болит, левую с трудом удаётся сдвинуть с места. Крепкие руки подхватывают его и вытаскивают из машины. Где-то совсем рядом играет тихая музыка.
– Там Бен… вытащи его…
Мужик сажает Генри на землю и бросается к другой двери: пара скрипов и раздаются громкие чертыханья.
– Что с ним? – Генри переворачивается на бок и упирается рукой в землю, пытаясь оттолкнуться и подняться. – Он без сознания?
– Мать твою, вот же дерьмо. Чёрт, – ругается мужик, пока Генри хромает в его сторону, держась за машину.
– Что с ним? Что там такое? – огибает её, оказываясь с водительской стороны. Мужик пятится назад, уступая ему место. Бен сидит неподвижно, так же, как Генри видел минуту назад. Тёмная рука упирается в него. Теперь это не рука. Край ветки вошёл в плечо, пригвоздив его к сиденью: – Блять. Чёрт, Бен. Чёрт…
– Нужна скорая, срочно. Мы… на… мы на 45 шоссе, на подъезде к Лейквуду. Что? Я… здесь человек, ему нужна помощь, срочно! Вы слышите? Да, авария. Скорее! Вы слышите? – тараторит мужик.
Генри зажмуривается и сжимает челюсть. Две руки на крыше, главное – удержаться на ногах. Его взгляд падает на Бена.
– Господи Боже, – шепчет он, наклоняясь, пока голова не оказывается внутри салона. Бен выглядит совсем неподвижным. Его глаза закрыты, рот слегка распахнут. Генри приближается, нависая над ним ухом: – Только дыши, только дыши… – медный запах крови ударяет в нос.
– Эй, – раздаётся позади, – парень-то дышит?
Дышит. Слабо, но дышит. Ветка не слишком широкая на вид и вошла, должно быть, неглубоко, но вдруг Генри замечает, что рана жутко кровит. Рубашка Бена мокрая вокруг. Он осторожно дотрагивается ладонью до раны и слегка нажимает. Мокро. Мокро и страшно. Генри весь дрожит, будто его поместили в ледяную ванную.
– Эй, я говорю: дышит он?
– Дышит, – тихо отвечает, делая три шага назад. Медленно опускается на землю и кладёт руки на бёдра ладонями вверх. Кровь в темноте не красная, такая же тёмная, как и всё вокруг. Но контрастируя со светлой коже, она насмешливо улыбается: «Это я, дорогой. Да-да, твои руки измазаны кровью, ха-ха. Скоро я стану липкой, а смыть меня нечем. Ха-ха. Если здесь меня много, значит, в другом месте мало. Ха-ха».
Мужик растерянно таращится на него сверху:
– Скорая уже едет.
– Хорошо, – кивает Генри.
– Слушай, – тот шмыгает носом. Сразу же раздаётся хруст костей. Генри зажмуривается. Почему голова гудит, но это слышит так отчётливо? – Они ведь могут и не успеть, знаешь? – мужик загибает палец за пальцем, надавливая, пока тот не хрустнет. – Нет, успеют, скорее всего. Я просто говорю, что могут-то и не успеть.
– Успеют.
– Скорее всего, да. Но могут-то и… не успеть. Всякое бывает.
Генри поднимает голову и невольно глядит сперва на его пальцы, а затем на всё ещё скрытое бейсболкой лицо:
– Зачем ты говоришь мне это? Чего ты пытаешься…
– Да я просто говорю, что всякое бывает, – мужик снова шмыгает носом и пожимает плечами, – врачи, конечно, помогут, но… – замолкает.
– Но что?
– Но есть-то способ и вернее.
– О чём ты?
– Слушай, я просто говорю, что есть способ вернее. Могу помочь, если хочешь. Твоему другу, – кивает в сторону машины, – сейчас помощь не помешает. Ему здорово досталось.
Генри потирает лоб, зажмуриваясь. Голова начинает раскалываться ещё сильнее:
– Я не понимаю…
– Ну, что ж тут не понимать-то. Говорю, могу помочь твоему другу, если хочешь.
– И как ты ему поможешь?
– Не я, – мужик трясёт головой, – я не могу. Но знаю того, кто точно может.
