banner banner banner
Вокруг денег (сборник)
Вокруг денег (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Вокруг денег (сборник)

скачать книгу бесплатно

Вокруг денег (сборник)
Алексей Мефодиев

Все без исключения герои рассказов и повести А. Мефодиева, попавшие в книжку «Вокруг денег», взяты прямо из жизни. Они весьма яркие люди, а объединяет их одно: общее содержание, которое одновременно цель и средство, мечта и реальность. Это содержание – деньги.

Человек, создавший персонажей этой книги, конечно же, не Саваоф. В начале финансового мира не слово, но цифра. Отметим, что автор обладает саркастическим складом ума, цепкой наблюдательностью, отличной памятью на детали, и именно поэтому книга «Вокруг денег» станет захватывающим чтением.

Алексей Мефодиев

Вокруг денег

© А. Мефодиев, 2016

© Издательство «Летний сад», оформление

От издателя

Скажу вам по секрету: все без исключения герои рассказов и повести А. Мефодиева, попавшие в книжку «Вокруг денег» взяты прямо из жизни и угодили на эти страницы, ещё не отряхнувши, так сказать, с ног своих житейского праха, ещё тепленькими, такими как раз, какими вынимают ни в чем не повинных лиц из теплой постельки: порой темно, сыро и в лучшем случае скучно, а вот на страницах книги А. Мефодиева этим персонажам тепло и уютно, здесь они могут на доброе себе здоровье цвести пышным цветом и являться читателю во всей своей красе неописуемой, во всем своем, так сказать, благоухании и аромате своих несомненно восхитительных качеств.

Скажу больше, перед нами целый, если позволите, парниковый цветник: все герои этой книги очень яркие и разные люди, а объединяет их разве что одно: жизнь их имеет общее содержание, которое одновременно цель и средство, мечта и реальность. Это содержание – деньги. Деньги здесь – ослепительные золотые потоки, падающие свыше жаркими лучами, они же – и плодотворные освежающие дожди, от которых все кругом идет в рост и цвет, они же, наконец – мощные попутные ветры, наполняющие крепкие паруса сказочных путешествий, деньги-деньги-деньги – вот мир, вот счастье, вот смелая явь и сладкий сон героев книги А. Мефодиева. Творец этого мира, мира, в котором бушуют свои непогоды, и жителям которого выпадают, как всем, свои хорошие теплые деньки – не Саваоф. Вначале этого мира не слово… цифра в начале него.

Герои Мефодиева свой выбор меж Богом и Мамоной бесповоротно сделали и теперь живут в мире, созданном и заботливо согреваемым сладким финансовым колдовством.

Иногда, правда, какой-то из этих героев вдруг «расколдовывается», и… вокруг него сжимается пустота, страх, болезнь, ибо места в обычном мире, мире, в котором живут простецкие, скучные, серые и неяркие люди, бедняга-герой себе не заготовил, не расчистил, не обустроил.

Ах, как хорошо Алексей Мефодиев знает мир, о котором рассказывает, как говорится, не понаслышке! Впрочем, в его авторские задачи не входит идеологическое отрицание описанной им вселенной, он, судя по всему, не критик созданной им «мамоновой» реальности, а лишь аккуратный, заинтересованный её летописец.

И сарказм у Мефодиева возникает не от желания над кем-то поиздеваться, кого-то обидеть или выставить в потешном свете, а лишь только потому, что обстоятельства, в которых живут и действуют не только его герои, но и их земные прототипы, – несерьезные, и напоминают саркастическую гримасу на лице подлинного мира.

Все это весьма интригует, – скажет мне мой друг-читатель… – но где же похвалы? Где же дифирамбы автору, – спросит меня он и выжидательно прищурится.

И не надейтесь, – небрежно отмахнусь я, – ни за что я не стану вас уверять, что открываю миру нового Зощенко! Ну и что, что так теперь делают все?! Ну и что, раз теперь иначе не принято, чем заявить о любом авторе, потрудившемся написать книжку, что он якобы тут же угодил в компанию великих классиков и немедленно стал на кого-то похож масштабом, стилем, или хотя бы внушительной, профессорской лысиной? Нет-нет, ничего подобного вы здесь от меня не услышите.

Так уж не собираюсь ли я вам сказать, дорогие читатели, что у автора этой книги есть свое неповторимое лицо с «необщим», позвольте так выразиться, «выраженьем»?!

Вот уж нет, и этого я вам говорить вам вовсе не собираюсь… то есть не то, чтобы у автора совсем не было какого-ни-на-есть лица, но… ни в невероятной, небесной неповторимости, ни в исключительной особенности характера нашего автора я никого убеждать не хочу.

Нет, автор этой книги – обычнейший человек, ничем ни от кого совершенно не отличающийся. Пожалуй, лишь саркастическим складом ума, цепкой наблюдательностью, отличной памятью на детали, умением показать любого хорошо одетого и всеми уважаемого господина с такой, прости Господи, идиотской, с такой чудовищно-несолидной, канальски-унизительной, пошляцкой и малосимпатичной стороны, что если бы этот господин, а того паче, госпожа взглянули бы на свое такое изображение, то смеяться бы не стали.

А мы посмеемся. И ещё как посмеемся, дорогие друзья.

Приятного нам чтения!

    Вячеслав Кожемякин

Волчица

Как-то раз, бесцельно бродя по узким улочкам Монако, я совершенно неожиданно столкнулся нос к носу с моим хорошим товарищем Сергеем Н. Мы не виделись с ним более года и оба обрадовались случайной встрече. Время шло к полудню, и, не имея срочных дел, я предложил пообедать.

Будет уместно сказать несколько слов о моем товарище, с которым мы были дружны с юности. Внешности Сергей был довольно невыразительной: среднего роста, с большими ранними залысинами и животиком среднего размера. Чертами лица обладал самыми заурядными. Лишь темные глаза его, излучая уверенность и интеллект, словно магнитом притягивали к себе внимание собеседников.

В свои тридцать пять он, используя связи отца, успел сколотить себе небольшое состояние, объехать полмира, несколько раз жениться и столько же раз развестись. Его многочисленные дети проживали с отставными женами, которых Сергей неплохо обеспечивал. Сам же он прибывал в постоянном поиске нового, еще более совершенного, при этом одновременно родного и близкого, и непременно тонко чувствующего существа.

Есть люди, которые все успевают. Кипучая деятельность моего друга не знала никаких пределов. Сергей хорошо играл в гольф, был в состоянии при хорошей погоде в одиночку управиться с легкомоторным самолетом и даже как-то раз прыгнул с парашютом. Эти навыки, за исключением последнего, Сергей неустанно поддерживал и совершенствовал.

Кроме того, мой друг свободно изъяснялся на английском и французском языках. Его благородное детство прошло в Париже, а юность в Америке, где он с отличием окончил то ли Гарвард, то ли Йель.

Сергей был на удивление разносторонне развит, чему во многом был обязан благодатной домашней атмосфере. В частности, он хорошо разбирался и ценил музыку самых разных направлений: от легкого джаза до классики. Его матери в свое время прочили карьеру пианистки, которую она положила на плаху семейной жизни, отправившись с мужем-дипломатом колесить по белу свету. Тем не менее она никогда не оставляла инструмента надолго и привила любовь к музыке своему восприимчивому отпрыску. В детстве Сергей довольно сносно играл на фортепьяно.

Но настоящим его хобби все же стало изобразительное искусство. Эту страсть он унаследовал от своего отца, который неплохо владел кистью и положил немало усилий на образование сына в этой области. Поговаривали даже, что Сергей закончил экстерном художественное училище. Правда, никто толком не знал, какое точно и когда. Сам же он не любил распространяться на эту тему, позволяя молве делать свое дело. Так или иначе, мой товарищ львиную долю своего досуга посвящал работе за мольбертом. Некоторые знакомые, из числа ценителей живописи, в целом благосклонно отзывались о его творчестве. Однако Сергею хотелось большего. По характеру он был ненасытен во всем, за что ни брался. К тому же, как любому артисту, для движения вперед ему требовался отклик более широкой, независимой аудитории.

В довершение всего этот эстет разбирался в философии: запросто мог прочесть лекцию о непримиримом противостоянии стоицизма эпикурейству в древнем Риме или же конфуцианства даосизму в древнем Китае. Однако повседневный круг его общения, связанный с бизнесом, обычно не предполагал углубленных бесед на эти темы.

Мы расположились на террасе ресторана, откуда открывался великолепный вид на безмятежное море. Ласковое солнце конца октября, на небе ни облачка, легкий бриз – что может быть лучше для необременительной дружеской трапезы?

Сергей находился в приподнятом расположении духа. Глядя на нависающие высотки Монако, он слегка потянул носом воздух и произнес:

– Чувствуешь?

– Что? – спросил я.

– Как что? Запах денег! – улыбнулся он.

Я рассмеялся в ответ.

Подали устрицы, мы подняли бокалы вина.

– За встречу, – произнес Сергей.

И пусть материалисты осудят меня, но в следующий момент я словно кожей ощутил нечто подобное дуновению теплого ветра – на меня определенно что-то надвигалось сзади.

– Какая встреча! Кто бы мог подумать! – раздался уверенный женский голос.

Я с любопытством поднял голову. К нашему столику, словно вихрь, подлетела энергичная молодая особа приятной наружности. Она была одета с большим вкусом – ничего лишнего. Приталенный пиджачок и облегающие брюки подчеркивали достоинства ее фигуры. Светлые волосы были элегантно подобраны в подобие милого хвостика. Минимум хорошо продуманной косметики. И, конечно же, никаких украшений для этого времени суток. Ну, разве что скромное элегантное кольцо с бриллиантом в несколько карат, словно забытое на ее безымянном пальце со вчерашнего бала.

– Катя? – удивленно молвил мой хорошо воспитанный друг, поднимаясь со своего стула, очевидно, несколько обескураженный ее неожиданным появлением.

– Ты совсем не рад меня видеть? – в выразительных глазах дамы отразилась неуверенность и беззащитность. И у меня, как у собаки Павлова, тут же возникло смутное рефлекторное желание как-нибудь приободрить прекрасную незнакомку, чем-то стать ей полезным. Мой друг меня опередил:

– Ну что ты! Ты же знаешь: встреча с тобой для меня всегда праздник. Просто я не ожидал… – он был, как обычно, любезен.

– Лгунишка! – ее уста снова растянулись в лучезарной улыбке победительницы, а рука уверенно легла на лацкан пиджака Сергея.

– Представь же меня! – в голосе Кати уже слышались властные нотки, не оставляющие места отходу.

– Совсем забыл. Мой хороший товарищ Алексей.

Катя обратила ко мне свой ясный взор и протянула руку.

– Польщен, – привстал я со стула в полупоклоне и добавил: – Вы присоединитесь к нам?

– Конечно, если только ты не против, – потупив очи, Катя повернулась к Сергею, словно покорная рабыня к своему господину.

– Ну что ты, – улыбнулся Сергей, хотя в его интонации и не звучало чрезмерного рвения. Мне даже показалось, что он подавил зевоту.

Мы крикнули официанта, принесли дополнительный стул и еще дюжину устриц. Катя расположилась за нашим столиком с естественной грацией пантеры. Она была исключительно предупредительна, любезна и обаятельна. И уже совсем скоро я поймал себя на мысли, что не чувствую никакого стеснения, хотя в подобных ситуациях, увы, такое со мной случается: я частенько тушуюсь в обществе малознакомых красивых женщин. Что до беседы, то Катя, казалось, могла без труда говорить обо всем на свете. Однако особый энтузиазм пробудился в ней, когда она заговорила об увлечениях моего друга.

– На прошлой неделе в Париже я случайно забрела на выставку Анри Руссо.

– Где же? – оживился Сергей.

– В музее д’Орсе, конечно.

– Вам нравится наивное искусство? – продемонстрировал я свою осведомленность, хотя в живописи не большой знаток.

– Мне – да. Я без ума от него. А вам?

– Я, вообще-то, больше поклонник традиционной школы.

– Что вы под этим подразумеваете? Маньеризм, классицизм, барокко?

– Ну, – смешался я, – мне больше по душе Репин, Васнецов. Я бы особенно выделил Куинджи.

– Куинджи – да. Пожалуй, соглашусь, гений. А Репин, Васнецов, Серов – это все повторение того, что было создано до них в Европе. Поэтому-то русская живопись девятнадцатого века так дешево стоит.

– Где? – ляпнул я и тут же подумал, что снова оплошал.

– Ну, прежде всего, на аукционах, конечно. Хотя я, в целом, понимаю вашу иронию, – непринужденно журчала Катя, – дело не в цене. Из того, что Малевич стоит дороже Вермеера, вряд ли можно сделать вывод, что один лучше другого. Что до авангарда, то любовь к нему неминуемо возникает, если долго увлекаешься, как вы выразились, традиционной живописью. С этого обычно все начинают. Но все развивается и требует новых форм выражения. Появляются сначала импрессионисты, им на смену идут пуантилисты, – как вам, кстати, Сёра? Нравится? – потом супрематисты, кубисты. И так далее, все большее усложнение формы. Понимаете, о чем я?

Я заметил, как в голосе прекрасной дамы зазвучала страсть, а она между тем продолжала: – В музыке, между прочим, та же история. Нельзя же слушать всю дорогу одного Моцарта с Бетховеном! Им на смену неизбежно придет романтизм Рахманинова и импрессионизм Равеля с Дебюсси. А там уже и до Берга с его экспрессией рукой подать. Все развивается. Но везде есть свои параллели. Ведь как похожи «Крик» Мунка и концерт для скрипки с оркестром 1935 Альбана Берга? Что скажете?

Отвечать мне не было никакого резона, так как я чувствовал, что вся эта экспрессия направлена отнюдь не в мою сторону.

– А помните картину Мунка «Три возраста женщины»? Разве это не чудо! – глаза Кати горели дьявольским огнем.

– Смотри только, моя дорогая, как бы усложнение формы самым парадоксальным образом не привело тебя к ее упрощению. Вспомни о всем известных символах эпохи, – шутливо заметил Сергей.

– Ты имеешь в виду какого-нибудь Энди Уорхола с его банками кока-колы? Нечего сказать – символ эпохи! – ухмыльнулась Катя.

Сергей в ответ весело рассмеялся. Беседа нравилась ему все больше и больше. Он жил этими категориями, ценил авангард в самых разных его проявлениях и, как и его знакомая, не считал произведения Энди Уорхола искусством.

– Но вернемся к примитивизму. Когда я бродила по выставке Анри Руссо, то невольно вспомнила о том, что сама знакома с выдающимся, но малоизвестным художником нашей современности, – при этих словах мой товарищ слегка зарделся. А Катя тем временем плела свою паутину.

– Мысли мои были не случайны. Анри Руссо тоже не был профессиональным художником, но лишь простым таможенником. Он даже никогда не бывал в джунглях Африки, которые столь живо изображены на его полотнах. И вот, прошли десятилетия после его смерти – он стал всемирно известен! И ты, Сергей, как и Руссо, не профессиональный, но талантливый художник. А талант – это главное. Этому нельзя научить в школе. Ты будешь известен, я уверена. За тебя и твое творчество! – и она торжественно подняла бокал.

– Спасибо, – несколько смутился мой друг.

– Просто тебе надо заняться продвижением своего творчества. Тот сайт, который у тебя есть – этого явно недостаточно. Нужно раскручиваться. И все придет. Вот увидишь.

– Будем надеяться.

– Надо не надеяться, а действовать. Кстати, одна моя знакомая держит художественный салон в Латинском квартале. Маленький, конечно, но с чего-то надо начинать. Я могла бы поговорить с ней.

– Был бы признателен.

– Договорились. Позвоню ей сегодня после обеда.

– А вы тоже художница? – спросил я.

– К сожалению, нет. Пыталась когда-то, но безуспешно. Бог не дал мне таланта творить, как Сергею. Так что мне остается лишь созерцать и ценить то, что создают другие. Печально, но ничего не поделаешь!

Впрочем, как заметил когда-то Марк Аврелий, если ты палец, а не смотрящий глаз, ведущий за собой весь организм, то должен довольствоваться и этим. Любой жребий, даже самый тяжелый, должно принимать с достоинством и смирением – при этих словах мой взгляд невольно упал на крупный брильянт, небрежно болтавшийся на Катином безымянном пальце, а она тем временем увлеченно продолжала:

– Потому, что в едином организме все востребовано и все подчинено высшему провидению, или, как скажут некоторые, божественному замыслу. И если мне предначертано лишь созерцать, что ж с того? И тут есть своя польза. Ведь кому-то в этом мире надо быть в состоянии оценивать величие других, – театрально потупила глаза Катя.

– К черту этих зануд стоиков! К чему они нам, здоровым эпикурейцам – любителям жизни, – со смехом поднял бокал сияющий от удовольствия Сергей.

– Carpe diem[1 - Лови момент, живи настоящим (лат.).], – добавила Катя.

А я подумал: «Интеллектуальный дуэт, да и только!»

Подали омары, подоспела бутылочка Шабли.

– Расскажи, ты по-прежнему летаешь на самолетах?

– Это будет громко сказано, – замялся польщенный Сергей.

– Нет, нет. Не скромничай! Я все знаю от наших общих знакомых. Ах, как это должно быть прекрасно: парить над землей, как птица. Мне недавно предложили попробовать вертолет. Что ты думаешь на эту тему?

– На мой взгляд, вертолет очень капризная машина. Я пробовал однажды, но решил на том и остановиться.

– Мне то же самое говорили. Теперь, получив профессиональный совет, я окончательно уверилась: вертолет – это не для меня. Но на самолете я все-таки думаю поучиться летать. Может быть, дашь мне несколько уроков?

– Лучше будет, если ты возьмешь профессионала.

– Я убеждена, что ты и есть профессионал!

Перед десертом Катя, сославшись на неотложные дела, неожиданно засобиралась и, бросив томный взгляд на Сергея, упорхнула, едва со мной попрощавшись. Впрочем, предварительно заручившись его обещанием перезвонить этим же вечером.

Какое-то время мы хранили молчание. Подали кофе.

– Как тебе Катя? – поинтересовался мой друг.

– Очаровательная особа, энергичная. И к тебе не равнодушна.

– Думаешь?

– По-моему, это очевидно.

– Да?