banner banner banner
Византиец. Ижорский гамбит
Византиец. Ижорский гамбит
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Византиец. Ижорский гамбит

скачать книгу бесплатно

Византиец. Ижорский гамбит
Алексей Николаевич Борисов

Ведунская серия (АСТ)Византиец #2
Ижора. 1240 год. На земли прибалтийско-финских и словенских племён пал взор западных завоевателей. Решение уже принято, и собранные полчища готовы к походу. Кто остановит их? Он – Византиец, бывший морской офицер ушедшей державы. Он – воин, а поле битвы для него – вся история нашей Родины. И если на северо-западе Руси мировые гроссмейстеры стали передвигать целые народности и армии, словно фигуры по огромной шахматной доске, то он предложит свой гамбит.

Алексей Борисов

Византиец: Ижорский гамбит

© Алексей Борисов, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону

1. Новгородские истории

Из треснувшей известняковой плиты вода родника стекала почти бесшумно. Катилась себе тоненькой струйкой, пока не вгрызалась в свою товарку, отчего струи всплёскивало, и, уже объединившись в крутящийся прозрачный жгут, журча, влага спешила к сотворённой природой гранитной чаше, выливаясь из которой, неслась к большой воде. К Пудости, а та уже к Ингре, к великой реке целого народа. И так происходило изо дня в день, год за годом. Время шло своим чередом, и даже вечное багровое светило, прячущееся за похожие на небрежно содранные звериные шкуры облака, ни в силах изменить сложившихся устоев, как всегда, клонилось к закату. Ещё не заполыхали отблески вечерней зари, как откуда-то со стороны леса пополз редкий, несмелый туман, который, боясь приподняться и растаять в воздухе, изо всей силы цеплялся за каждую кочку и куст. Постепенно он накрыл луг и на мгновенье замер, словно затаился от смертельной опасности, как по реке разнесся скрип корабельного дерева, натужные выдохи гребцов и чужой для этой земли говор. Скандинавская шнека со свейским купцом Гротом стала поворачивать к берегу, где на пригорке, у устья речки, втекающей в полноводную Неву, расположился одинокий хутор.

Не так давно здесь обосновалась семья кузнеца Юхи. Разругался коваль со своей ижорской общиной, забрал семью и подался к побережью, подальше от злых языков. Срубил дом, обзавёлся хозяйством и стал жить. Окрестный лес снабжал дичью, заливной луг делился сочной травой с домашней живностью, на огороде прорастала репа и прочие овощи, а остальное давала река. Худо-бедно, но заработка от проходящих кораблей в период навигации на жизнь хватало. Всем это было выгодно. Путешественники часто ночевали на приветливом берегу, чинились и даже отмечали это место на своих лоциях как благоприятную стоянку. Юха же, в свою очередь, выменивал у них недостающие в хозяйстве товары, а жена варила брагу, славящуюся на сто вёрст окрест. Ещё пару лет, и искатели лучшей доли станут обживать побережье двух рек. А как иначе? Устье всегда притягивает людей.

– Инга, готовь угощения. Пойду, узнаю, может, что по железу корабелам надо, пока горн не погасил?

– Юха, не забудь сказать про пиво, как знала, что пригодится.

– Обязательно скажу.

Мужчина поправил нож на поясе, сделал несколько шагов по направлению к берегу, обернулся и подмигнул двум девочкам пятилетнего возраста, вьющимся возле юбки матери. Оглядывая знакомую местность, он вдруг ощутил щемящее беспокойство в душе, которое оставалось непонятным ему самому. Чувство тревоги и какой-то тяжести сперва коснулось его груди, а потом подступило к сердцу пронзительной тоской. «Я скоро», – так и не сорвалось с его губ.

Иноземцы вытащили шнеку на берег, познакомились с Юхой и, узнав про свежее пиво, приняли его приглашение повечереть в домашней обстановке, попросив сварить нечаянно сломанное лезвие длинного ножа. Наконец, все хлопоты подошли к концу и при свете домашнего очага гостей накормили от пуза. Инга предложила наваристую похлёбку, тушёную оленину и собранные с утра ягоды. Всё было хорошо, вечером пели песни, рассказывали новости, но утром случилась беда.

Воспользовавшись гостеприимством хозяев, предоставивших ночлег и еду, пришельцы оставили долги, посчитав для себя, что расплатились сполна, отняв жизни доверчивых ижорцев. Шнека уходила в сторону Ладоги, а над крышей дома ещё струился сизый дымок умирающего очага.

* * *

Почему на Руси так долго не строили больших кораблей? Ведь если прикинуть, чем больше водоизмещение – тем больше груза можно принять. И там, где шесть новгородских ладей везли полторы сотни тонн, венецианцы управлялись двумя галерами. Неужели тямы или мастерства не хватало? Но не всё так просто, как говаривал Флобер: «Хороший Бог в деталях». Даже если и построил бы какой-нибудь фантазёр крупный корабль, то что? Где бы он вёл свою трудовую деятельность? Ответ очевиден: размер Русского флота упирался в логистику речного сообщения, где зачастую невозможно эффективно использовать крупнотоннажные средства из-за недостаточной глубины акватории и порогов, кои приходилось преодолевать, дабы пересечь огромную сухопутную державу. А, как известно, думками сыт не будешь. В Новгороде строили и трёхмачтовые морские суда, которые превосходили по грузоподъёмности кораблики балтийских стран, но это было больше экспериментом, и едва достигнув Ладоги, они больше не видели родных стапелей. Спрос рождал предложения, и рабочими лошадками надолго оставались набойные ладьи, наподобие той, что служила Пахому Ильичу. Вот только не подходило нам это судно для намеченных планов, требовалось нечто среднее между галерой и ладьёй.

Вопрос о втором корабле встал тогда, когда до нашего похода в устье Ижоры оставалось чуть больше трёх недель. За то короткое время, которое мы провели в Новгороде, Пахом успел обзавестись ватажкой из шестидесяти добровольцев, по которым в разных княжествах Руси, и не только, давно плакала виселица. Осуществить сие оказалось совсем не сложно, поскольку город притягивал к себе огромные массы людей, стремящихся найти лучшую долю. И как водится, различных авантюристов среди них было хоть отбавляй. Ильич, собирая отряд, действовал с прицелом на будущее. Заранее арендовал старую корабельную мастерскую, готовую вместить под свою крышу даже сотню людей. Договорился с огнищанами, прибывшими из-под пригорода Торжка, о подвозе продуктов, с кожевенниками о поставках кожи, с охотниками о дичи и после этого объявил о наборе, отдавая предпочтение хлебнувшим лиха. Ему были нужны люди, полностью зависящие от него, видевшие в купце не только некую стабильность, но и надежду на безбедное существование. Задуманное оказалось достигнуто довольно скоро. Ухари оказались готовы идти, куда скажут, и делать всё, что прикажут. Главное, чтобы конечный результат радовал и желательно сопровождался звоном серебра в объёмистых кошелях, шелестом дорогих тканей и переливом сверкающего меха бесценных шкурок. Командовал этим отрядом Андрей Бренко, по прозвищу Чело. Бывший католический рыцарь, три года назад перебравшийся на Русь, по слухам принявший православие, занимался какими-то непонятными делами в Новгороде и, оставшись без единой куны, предложил свои услуги Пахому Ильичу, приведя с собой два десятка подельников. Вскоре мы познакомились.

– Людвиг Люнебургский, – представил мне рыцаря Пахом, когда тот зашёл в недавно отстроенный склад, прямо на подворье новгородца.

– Так как тебя величать, – переспросил у высоченного немца, одетого в изрядно вытертый полушубок без пуговиц на голый торс, – Людвиг или Андрей?

– Можно так и этак, но здесь лучше Андрей, – великан повернулся ко мне немного боком, пряча прореху на штанине.

Пока он крутился, вдобавок к ущербным порткам, я заметил и дырку на полушубке, не иначе прорубленную топором, со следами запёкшейся крови по краям. Так что Андрей из соляных краёв показался мне фруктом ещё тем.

– Приодеть бы тебя, – подумал я вслух, – следуй за мной, станем тебе амуницию подбирать. Кстати, – уже на ходу спросил у наёмника, – а почему Чело прозвали, вроде по-италийски это небо означает?

– Ага, выше уже некуда, – отшутился рыцарь, нагибаясь перед проёмом двери, явно не рассчитанным на верзилу, – у нас в семье все мужчины такие.

Рост предводителя ватаги превышал мой на полголовы, где-то под два метра с мелочью, не меньше. Такого и в моё время, когда дети не голодают, редко встретишь, а уж тут, где два аршина шесть вершков считается ростом выше среднего, и подавно. Немудрено, что готового платья на такую каланчу не найти. Кто будет шить рубаху на продажу, в которую полтора новгородца влезут? Так что моё первоначальное мнение о беспринципном мародёре, возможно, насквозь ошибочно. Так это или нет, покажет время.

– Ты с чем привык ратиться? – спросил я.

– Хорошо владею копьём, – похвастался босоногий рыцарь, – чуть хуже кистенём, могу топором, длинным ножом, дубиной. С луком не дружу, но если придётся…

– Конному бою обучен?

– А как же! С самого детства. Ещё осваивал искусство биться с мечом, только под мою руку клинок трудно найти, в общем, что подвернётся, то и сгодится.

– Что ж, будем тебя собирать, держи. Топорик, два ножа, ремень с кольцами. Самая большая кольчуга тебе будет чуть ниже пояса, но есть готовое полотно, так что можешь простым шнурком нарастить. Либо к кузнецам. Каска с подшлемником, рукавицы, ещё материя на портянки, – протянул мешок с обмундированием Андрею. – Щит только круглый, зато обклеен материей с двух сторон и с большим стальным умбоном. Дополнительное оружие можешь выбрать сам, а вот стёганку, сапоги и прочую одежду обязательно по твоим размерам шить. Придётся тебе к портным обращаться да оружейников со скорняком навестить. Теперь меч. Есть полуторный, но тебе он покажется простым.

Рыцарь, ещё не веря в происходящее, схватил добро, посмотрев на меня странным, немного удивлённым взглядом. Все наёмники, которые нанимались на службу в то время, обеспечивали себя сами. От качества вооружения и их умения зависела цена, которую платил наниматель. Однако были и исключения, когда отряд экипировал заказчик, вот только условия контракта были сродни кабальным, как в неких кредитных финансовых организациях. Да и вооружение не отличалось разнообразием; хорошо, если к копью со щитом давали ещё что-либо. Недолго думая, вытянув из мешка стальную рубаху, Людвиг встряхнул её, примерил по длине и аккуратно отложил в сторону, вытерев испачканные маслом пальцы о холстину. Хауберг был признан добротным, после чего достал из ножен меч и засопел. Выражение его лица можно было сопоставить с мимикой ребёнка, которому только что купили железную дорогу.

– Сколько я буду должен за всё это? – рыцарь показал свободной рукой на амуницию, не отрывая взгляда от лезвия, отражавшего свет масляных ламп.

– Вычтем из твоей доли добычи сорок четыре гривны, это если без сапог, – ответил я, – но сапоги лучше взять тут. Даже желательно, из-за подошвы. Поройся, сорок четвёртый размер был. Точно помню.

Людвиг щёлкнул ногтем по кромке клинка, наслаждаясь звоном, и с явным сожалением протянул его мне обратно.

– Отличная сталь, но я не уверен, что у меня скоро появится так много серебра. А служить больше двух лет в мои планы не входит.

– Не сомневайся, – обнадёжил наёмника, – думаю, рестанта не случится, ещё и останется. Предстоят славные дела, и насколько я знаю, Пахом Ильич возлагает на тебя большие надежды. Так что забирай амуницию, приказчики составят опись, и готовься к походу.

– Коли так, быть по-твоему. Только обскажи, если оружие сломается или потеряется, кто в ответе, как решать?

Однако дельный вопрос. Со всей этой кутерьмой у меня как-то из головы вылетело, что амуницию когда-то предстоит чинить или хотя бы делать профилактику. На продажу оставалось несколько наковален, но самой походной кузницы, с ножным приводом горна, наподобие той, что стояла в моём сарае, не было. Места в ладье не хватило. Впрочем, даже немного знакомый с кузнечным делом, имея подсобный материал, а также уголь, молот и крепкий камень, способен починить примитивное оружие. Важно человека такого найти.

– За личное оружие каждый отвечает самостоятельно. Если не хватает ума не допустить ржавчины на лезвии, то меч он в руки не получит, только палку. Сам знаешь, что сдуру можно и кое-что другое сломать. А на будущее нужен кто-то с кузнечными навыками. Есть такой на примете? Веди! Что же касается оружия и доспехов на смену, то подменный фонд создать не проблема. Раскидаем стоимость на всех, как в любой артели.

На этом наше знакомство завершилось. Рыцаря взяли в оборот Ваня и Ефрем, приказчики Пахома Ильича. Они вели записи, кто и сколько из новобранцев (все без исключения, в счёт будущей добычи) получил обмундирования, и составляли смету котлового довольствия. К удивлению многих, они нисколько не скрывали, какие суммы тратятся. Сторонний наблюдатель мог навскидку сказать, что расходы перевалили за тысячу гривен, а конца и видно не было. Создавалось впечатление какого-то масштабного мероприятия, где медведя, шкуру которого уже успели поделить, (иначе, на какие шиши весь банкет?), давно убили. Оставалось ничтожная малость, пойти и забрать её. А, как известно, неподдающиеся логическому объяснению факты вызывают перетолки и нелепые толкования.

В узких кругах новгородских бояр поплыл слух, что невероятно удачливый выскочка Пахом Ильич, которому серебра девать некуда, украшает им свой дом, собрал и экипировал по высшему разряду дружину, готовясь в очередной раз удвоить, а то и утроить капитал. Не каждый член «золотой сотни» мог позволить подобное, а уж купец – тем более. Пару лет назад об этом бы просто посудачили, но не теперь. Слишком много бед свалилось за последнее время, так что переживать был резон. Торговый маршрут к Каспию, кормивший как бы ни пятую часть торгового сословия, стал небезопасен. От большинства отправившихся на юго-восток караванов известий не имелось. Многие остались без планируемой прибыли, а то и вовсе разорены. Обдумывая, что бы предпринять, новгородцы пускались в авантюры и в итоге зачастую оставались у разбитого корыта. Выходило, что лучше, чем отправиться грабить, придумать что-либо оказалось затруднительно. Вот и Пахом Ильич, судя по всему, явно не на пикник собирался. Слухи обрастали новыми фактами, один другого фантастичнее, и, наконец, достигли своего апогея. И как нередко бывает, великую тайну раскрывает незаурядный случай. Причину возникшего ажиотажа вокруг деятельности купца совершенно случайно прояснила старшая дочка медового олигарха Сбыслава Якуновича. Будучи на выданье, она шила свадебный наряд у Нюры. Это не было своеобразным показателем богатства, просто девичий пол всё время притягивает какое-либо новшество, а юбки, рубахи и сарафаны, выходящие из-под ножниц и иголки дочери Ильича, как раз оказались на самом гребне волны моря моды. Однажды, вернувшись с очередной примерки, девушка отослала няньку за чем-нибудь вкусненьким и поведала отцу про стоимость почти завершённого платья. Получив отказ в указанной сумме, равной цене шести быков, разревелась и в слезах выпалила:

– Нюрка Пахомовна вся в золоте ходит, перстни на пальцах, бусы красного карбункула[1 - Гранат, так в старину называли этот камень.], а батька её за казной свейской идёт… а-а-а!

Сбыслав уловил сквозь рёв дочери слово «казна» и навострил уши.

– А ну, замолкни, пигалица! Когда идёт, не сказала?

– Она завтра, – хныкала Анисья, – к Александре Брячеславовне в Городец потопает, мерки снимать да торт жрать.

– Тьфу ты! Не про то, – Якунович схватил дочку за плечи и приподнял так, что ноги девушки повисли в воздухе. – Пахом когда за казной идёт?

Истерика закончилась моментально.

– Ой, не знаю я, тятенька. – Девушка хлюпнула носом и попыталась высвободиться из рук отца.

– Значит так, Аниська, найди любой повод и дуй к Нюрке. Скажи, – отец девушки на секунду задумался, – чтоб жемчуга больше нашили, ленты атласной, в общем, фигни всякой, которую вы так любите, да узнай, когда и куда Пахом Ильич за казной отправляется. И никому… окромя меня, ни слова, поняла? – Опустил дочку на лавку. – Ступай к мамке, посоветуйся.

– А гривны?

– Сказал дам – значит, дам!

К своему сожалению, Сбыслав Якунович так и не смог узнать точную дату похода. Разве можно что-нибудь поручить девушке, у которой одни наряды да женихи на уме? Всё, что удалось разведать, так это то, что конечная цель набега будет находиться где-то на Неве или чуть дальше, да дело будет происходить летом. В принципе и не так мало, но всё же. За Пахомом Ильичом даже установили слежку, ожидая момента, когда купец закажет большое количество продовольствия для своего воинства. Пока что им был приобретён только морской корабль, не новый, но ещё в хорошем состоянии. Из той серии, что если утонет – не жалко.

* * *

Покупку Пахом выбирал со своим кормчим. Полдня лазали по верфи и причалам, перепачкались в смоле и дёгте, но в итоге нашли. А когда всё было оговорено с владельцем судна и ударено по рукам, пригласили меня, так сказать, похвастаться. Визуально приобретение купца превышало его прежнюю ладью раза в полтора. Иными словами, кнорр-переросток. Длина судна составляла около тридцати метров, ширина – почти пять с гаком. Высокие, двухметровые борта чернели просмоленными дубовыми досками, положенными внакрой. Причём создавали впечатление если и не надёжности, вкупе с неожиданно низкой осадкой за счёт пузатости, то излишней монументальности – уж точно. Отдельно следовало упомянуть о днище с отреставрированным килем, пережившим не один десяток волоков. Хотя со слов Ильича раньше на корабле перевозили зерно и на штукатурку ушло не менее двенадцати пудов клея с мелом, мне казалось, что деревянный монстр в этом месте не надёжен и обязательно даст течь. С правого борта крепилось недавно выструганное рулевое весло с затейливой резьбой, выделялся свежестью обновлённый такелаж и стянутая железными обручами клееная мачта. Корабль выглядел как новенький, вернее, как хорошо подремонтированный.

– Трифон Амосов сие сотворил. – Ильич нежно провел рукой по доске обшивки, словно жену любимую погладил.

– И что с того?

Я скептически отнёсся к словам Пахома. Имя мастера мне ни о чём не говорило. А случаев, когда побывавшие в авариях машины рихтовали, вытягивали, а потом красили, выдавая за ретуширование царапин, знал предостаточно: сосед такую рухлядь на авторынке купил, а потом за голову хватался.

– Да то, что если шторм крепкий будет, вон те, – новгородец пренебрежительно показал рукой на стоящие рядышком суда, – утопнут, а амосовская ладья бурю переживёт.

– Пусть так, – рассудил я, – нам главное грузоподъёмность, сей исполин далеко в море не пойдёт, максимум по заливу.

По плану предстоящих событий, на кнорре-переростке, как сельди в бочке, должны были следовать почти шесть десятков ушкуйников. Особо не выпячивая своей боевой составляющей, их задача, простая как пять копеек, определялась нахождением в устье Невы, с целью отработки боевых навыков. А вот начиная с определённого времени вполне мирный зерновоз мог захватывать все кораблики, идущие под свейскими вымпелами. То есть заниматься каперством. Понятно, что одно судно не остановит шведскую флотилию, а вот перехватывать одиночные плавсредства околовоенного назначения, спешащие к Ижоре и обратно, – это вполне по силам. Было и ещё одно задание, в зависимости от многих обстоятельств, наверно, основное. В доставшихся мне архивных записях упоминалось, что флагман шведского флота вёз на себе казну войска и в момент сражения находился в безопасности, то есть явно был не вытащен на берег. Вот, исходя из данных переменных, мы начали планомерно готовиться к выполнению всего задуманного. На купленной ладье установили подъёмные щитовые конструкции, кои при боевом столкновении можно было поставить за пару минут на корме. Получалась башенка, из которой пара арбалетчиков могла вести прицельную стрельбу, не заботясь о своей защите. Все ниши, ведущие с палубы в трюм, закрыли рыбинами. На носу примостили наклонную мачту с парусом-артемон, на корме нарастили борт, и практически превратили морскую ладью в дромон. Не забыли и про секретное оружие: несколько десятков горшков с зажигательной смесью и самодельный струйный огнемёт, отчего палубу от шкафута до полубака пришлось выстелить дорогостоящей кровельной медью. Давление в системе создавалось ножным насосом, а в качестве горючей смеси я применил привезённый с собой бензин и отработанное машинное масло. Струя пламени выпускалась на тридцать шагов, и оружие это было больше психологическим, нежели боевым. То есть подпалить парус на корабле неприятеля да напугать, а на большее и не рассчитывал. Пробные испытания мы проводили ещё на ладье Пахома Ильича, когда шли в Новгород. Тогда выпущенное пламя опалило ветки кустарника на берегу Ловати, так и не сумев его поджечь. Слишком велико было расстояние, и смесь, пока достигла цели, успела основательно перегореть. Команда купца, с интересом наблюдавшая за этим безобразием, перетрусила. Управляемая струя огня – жуткое зрелище. Видя содеянное, я представил, как поведут себя доблестные потомки викингов, если уж видавшие виды новгородцы чуть не отправились стирать портки, когда сопло огнемёта случайно развернулось в их сторону.

Шесть суток при попутном ветре мы добирались до устья Ижоры, миновав пороги Волхова волоком и Ладожское озеро с нанятым лоцманом, когда утром седьмого дня вышли к искомому месту. На левом берегу, сплошь заросшем камышом, стоял одинокий сруб с покатой, покрытой дранкой крышей, напоминавший готового взлететь ворона. Лес от дома отделяла большая поляна, ближе к воде заброшенный, поросший бурьяном огород, и скирда прелого сена, растасканная с одного бока. Скатившаяся поленница дров у стены небольшой пристройки, и мёртвая тишина, живых – ни души.

– Видимо, тут будут супостаты острог ставить, – поделился я своими наблюдениями с купцом. – Место, что надо: Ижорка и Нева защищают с востока и севера, с запада густой лес.

– А по мне, так и на правой стороне строиться надо, как у нас, дома, – ответил Ильич, вспоминая свой родной город, где Волхов разделял Новгород на две части. – Тут острог, а там башню. Между ними мостик, и всё пучком.

– Думаешь, на двух сторонах обживаться будут? Там же пригорок, да и место неудобное. От берега до берега три десятка саженей, мост за неделю не поставишь, хотя полюбопытствовать не мешает. Давай сперва жилище осмотрим, вдруг найдём кого-нибудь, – предложил я свой план действий, – а опосля и на тот берег сходим.

Купеческая ладья, выгребая против течения Ижорки, подошла к берегу. Бренко на своём корабле пристал со стороны Невы. С его осадкой в три локтя лишний раз рисковать не стоило, однако промеры глубин показали несостоятельность опасений. Фарватер оказался чист от камней и вполне судоходен, по крайней мере на двести метров от устья. Вскоре поисковая партия, поднявшись по пологому склону, вышла к строению. Не так давно построенный дом оказался заброшен. Обрубы брёвен ещё не успели потемнеть, а в воздухе уже витал запах тлена. Запалив факел, мы вошли внутрь, где сквозь дымовое отверстие крыши пробивались лучики солнца, освещая только паутину над кучкой камней и давно погасшие угли.

– В прошлом году люди ушли. Всю утварь унесли, хотя – нет! – Кирьян указал на булыжник с отчётливым рисунком молоточка. – Камни очага остались. Беда…

Изображение было глубоко высечено и совершенно незакопчённое, камень только украшал очаг. Обойдя вокруг, я стал высматривать место, куда приспособить факел.

– Может, – предположил я, осматривая дом, – какая болезнь приключилась и в спешке жилище покинули?

– Это камень Кулерво. По преданиям, – поведал мне Пахом, – великан Кулерво состоял в слугах у бога-кузнеца Ильмаринена. Помнишь, ты мне про Балду и попа басню рассказывал? Так это он и есть, совершает те же самые подвиги, что и могучий молотобоец, побеждает черта во всех трудных состязаниях и выходит сухим из воды. Вы, византийцы, всё у нас передрали. Ижорец ни за что бы не оставил его тут. – Пахом Ильич нахмурился, медленно, будто в некой задумчивости, обошёл кругом очаг. – Этот камень отец передаёт сыну, когда тот собирается жить отдельно. Знать и впрямь беда.

– Эй! Идите сюда! – раздался голос Бренко снаружи.

За домом нам открылась страшная картина – человеческие кости. У вбитого в землю столбика лежал скелет человека, судя по размерам и истлевшей одежде, принадлежащий мужчине. Недалеко от него – ещё один, с элементами женского наряда. А рядышком, сложенные в виде руны «феху», три детских. Не надо быть криминалистом, чтобы понять всю мерзость преступления: семью ижорца зверски замучили и бросили на растерзание лесным падальщикам, вот только звери, в отличие от людей, не тронули их.

– Свеи! – со злостью в голосе сказал Пахом. – Их работа. Развлекались, нехристи. Удачи себе пожелали. Хорошо, что Пелгуй этого не увидел, он вроде из этих мест.

– Людвиг! – Смотря нашему рыцарю прямо в глаза, сказал я. – Пленных с первой захваченной свейской ладьи не брать. Око за око – знаешь такую поговорку? Смотри внимательно и запоминай. Хозяев дома не продали в рабство, их убили с особой изощрённостью, причём явно наслаждаясь мучениями несчастных жертв. Люди так не поступают.

Наёмник кивнул головой, соглашаясь с приказом. Раз добыча обещана серебром, то и возиться с пленными незачем. А как иной раз поступают люди, Бренко и сам смог бы рассказать, да и не такое он в своей жизни видел.

– Лексей, ты не горячись, – Пахом Ильич не согласился с моим требованием, – как это полон не брать? В Новгороде каждый пятый на треть свей. У нас, что не княжна, – указал рукой в сторону, где предположительно находилась Швеция, – то с той стороны. Нельзя так, с полона весь прибыток. Да и не душегубы мы.

– Ильич! Война на носу. Или ты, или тебя. Как думаешь, почему они сюда придут? Из-за разницы в вере? Или им своей земли мало? Как бы не так, – немного отойдя от увиденного, с лёгким раздражением сказал новгородцу.

– И зачем они, по твоему мнению, припрутся? – Пахом удивлённо уставился на меня.

– Как раз по твою душу. Экспансия уже просчитана и одобрена. Кое-кто упорно хочет занять сладкую нишу посредничества. Подумай, Англия с Фландрией производят сукно; Западное побережье франков – вино, а саксонцы, откуда твой Людвиг, – соль; Скандинавия – металлы. Русь, как вишенка на торте. Тот, кто всё это свяжет узлом, будет иметь колоссальный вес. Следующая ступень – править всем этим. Уже сейчас мошна союза торговых домов Висбю превышает казну любого балтийского государства. Торговля, свеи хотят контролировать новгородский рынок, не пускать ваших купцов туда. Воск, мёд, дёготь, лён, пенька и, конечно же, пушнина. В общем, всё, что пользуется спросом там и есть в избытке здесь. Вопрос любой войны всегда упирается в деньги и рынки сбыта. Так что, проиграем здесь – привольной торговле Новгорода конец. У города нет прямого выхода к морю, и станет он, как разорившийся закуп на побегушках у Готландского либо Ганзейского союза Любека. Хуже того, некоторые власть имущие в Новгороде считают, что они сами являются полноправными членами этих союзов. Ну, таких умников только могила исправит.

Ильич призадумался. Не один десяток лет город находится в неравноправном положении относительно ведущих торговых полисов. Слишком много запретов, и те крохи, как услуги по логистике, никоим образом не перекрывают недополученной прибыли. Он бы и сам, как и многие новгородцы, был не прочь держать руку на пульсе скандинавских рынков и не только. Значит, столкновение интересов неизбежно. Вопрос только в том, кто первый начнёт подкреплять экономические притязания военной силой.

– Согласен, но про торговлю ты, Лексей, немного загнул, – купец рассмеялся, – как можно её контролировать? Хочу – торгую, захочу – нет.

– Пахом Ильич, ты торгуешь, потому что тебе позволяет Закон и правила. Измени их, и всё, ку-ку. А кто устанавливает законы и правила игры?

Мне даже стало немного интересно, что ответит Ильич.

– Тот, у кого власть и сила, – новгородец перестал улыбаться, – это и малец несмышленый знает.

– Вот! Свей и попрёт сюда, оттого, что дома у них неразбериха, а серебришка хочется много. Как сделать, чтобы монеток поболе появилось? Отнять либо поставить купцов в такое положение, когда за бесценок продавать станут. Емь они уже прибрали, теперь ваш черёд. Время подгадали, в самый раз. По Руси, где князья между собой лаются – кормушку поделить не могут, – как назло, степняк прошёлся огнём и мечом. Для них, схизматиков, это единственный шанс заполучить всё малой кровью. Случись у них такое, ты бы первый стал готовить дружину, дабы навестить соседей. Всё по правилам феодализма.

Со злости, что ничего нельзя сделать для объединения Отечества, пнул ногой неизвестно каким образом оказавшуюся у дома шишку.

– Пошли на ладью, на ту сторону переберёмся, – предложил Ильич, видя, что компаньон расстроился.

Правый берег был полной противоположностью левого. Холмы чередовались с впадинами, редкий кустарник у берега и буквально в тридцати шагах от воды лес. Ни о каком лагере, не имея мощных бульдозеров, здесь и думать нельзя было. Единственное подходящее место для стоянки располагалось в семистах метрах, вверх по реке, куда мы дошли своим ходом, петляя вдоль извилистого русла реки. Как раз где Ижора принимала в себя последний приток. Пятачок в два гектара относительно ровной поверхности, чем-то похожий на кривую подкову с одним холмиком и еле заметным ручейком. Показывать запуск воздушного шарика при посторонних явно неуместно, посему я предложил нашим сопровождающим вернуться к ладье, оставив меня с Ильичом всё осмотреть надлежащим образом. Как только Людвиг с частью команды скрылись из вида, Пахом развязал сидор, доставая контейнер с привязанным к нему тонким капроновым тросом. Для него это было не в новинку, так что в четыре руки через двадцать минут мы имели неплохое фото местности. Сверяя современную карту с только что полученной картинкой, оставалось развести руками. Ландшафт поменялся, многие ориентиры угадывались с трудом, и требовалось основательно обновить оставленный в Новгороде макет.

– Что скажешь, Лексей? – Новгородец внимательно рассматривал отпечатанный рисунок.

– Да что тут говорить, интервенты будут ставить укрепления там, где сейчас находится домик убитого ижорца. Думаю, теоретически часть отряда может расположиться и здесь, на поляне, за поймой, но это сомнительно. Всё будет зависеть от количества воинов, которые придут с Фаси. Я бы не стал разделять войско, да и ярл не идиот. Если всё получится, бояре с князем ударят с левого берега, свяжут боем основные силы, а мы подсобим с реки и отсюда. Вот только, как это сделать по уму, надо покумекать.

Я застегнул рюкзак и направился к берегу. Пахом Ильич рассуждал на ходу, догоняя меня:

– Вот ты говоришь, теоретически возможно. Значит, выманить на этот берег свея надо как карася, да вот только что в качестве наживки предложить?

– Давай думать, Ильич. Для строительства укреплённого лагеря, а затем и острога нужно три вещи, – сказал я, немного сбавляя шаг, дожидаясь, пока новгородец поравняется со мной.

– Серебро, люди и жратва, – закончил за меня Пахом и протянул шишку.

– Спасибо за сувенир, но к чему это? – недоумевая, поинтересовался у купца.

«На кой чёрт он собирает шишки на поляне? Зайди в лесок, там этого добра навалом. Точно, у Ильича что-то с головой случилось, как увидел работу принтера», – подумал я.

– Помнишь, – Пахом хитровато прищурился, – в Долгомостье ложный склад с продовольствием делали?

– Помню, так в Смоленске шпион был, и мы знали о нём. А тут?

– Так в Новгороде почитай каждый торговый гость шпионит, да и среди своих, думаю, немало иуд сыщется. – Ильич перекрестился.