скачать книгу бесплатно
Подлость плюс
Алексей Батраков
Уважаемый читатель! Автор сборника рассказов и повестей "Подлость плюс" начинал работать ещё в Советской милиции, а заканчивал в другой стране и при другом строе. Всё, что поведано в этой книге, имеет реальную основу. А основными героями здесь выступают милицейские следователи и начальники, участковые и оперативники, которые в подлое такое время не ходили под бандитами и не плясали под их дудку. Именно эти люди, на мой субъективный взгляд, не допустили массовой резни в России. А спасти её от разграбления – были просто не в состоянии. И ещё один момент, уважаемый читатель. При отсутствии чувства юмора за книгу эту лучше не беритесь.
Алексей Батраков
Подлость плюс
(зарисовки милицейских будней и не только)
От автора
Уважаемый читатель! Все события, о которых идёт речь в данной книге, имеют реальную основу.
Её автор пришел в милицию в 84-м году прошлого века с тяжёлыми мыслями о том, что до пенсии не дослужит, что с преступностью в стране к тому времени будет покончено. За семнадцать лет работы он не единожды был проклят некоторыми из обвиняемых, его два раза пытались загубить некоторые из уголовников, и два раза – затолкать в тюрьму некоторые из прокуратуры.
Но книга эта, по большому счёту, не про них. Она – про тех людей, что работали за совесть. Мы не были ангелами во плоти. И глупо-глупо порой ошибались, и бандитов беззаконно обижали, и пили водку в кабинетах, и спали с другими женщинами… Но никогда мы не были ворьём, что, говорят, стало очень актуально в нынешнее время.
Мои рассказы и повести – не шедевр мировой литературы, но поведаны, думаю, интересно, особенно для людей, не лишённых чувства юмора. Всё же, списаны они с натуры и не являются плодом модных сейчас фантазий на милицейско-полицейскую и прокурорскую темы. Хотя, определённый элемент – присутствует. Надеюсь, уважаемый читатель, книга Вам понравится.
С самыми добрыми пожеланиям
А. Батраков
Раздел 1
Рассказы
Подлость
История эта имела место в начале девяностых годов прошлого века. Великая битва за бабло тогда в стране лишь начиналась. Деньгократия и бандитское движение только-только набирали обороты, но развивались до неприличия стремительно Злые языки говаривали, что воров развелось столько, что их численность превысила численность голов так называемых КРС. Для несведущих поясняю, что КРС – это крупнорогатый скот, а если не замудряться – обыкновенные быки и коровы, из которых говядина получается.
В считанные по пальцам одной руки годы времена для бурёнок пришли чёрные. Попали они под срочное накопление первоначальных капиталов, под массовое, то есть, вырезание. А для губивших скотину субъектов, естественно, времена пришли очень даже неплохие, золотые, можно сказать, времена. В прямом и переносном смыслах этого слова.
Причину резкого перехода от граждан великой некогда державы к вышеуказанным домашним животным Вы, уважаемый читатель, поймёте, если хватит терпения прочитать мой опус полностью.
Два соседа из одной деревни, Семён Разуваев и Антон Мозов, много лет отработали учителями в местной школе. Один был физик и математик, второй историю с географией преподавал. Строили и укрепляли вместе со всеми социализм. Даже развитым его сделали. Будущий коммунизм представляли плохо, хотя достаточно были наслышаны. Всё, вроде, шло своим чередом. И… не заметили даже сначала, что общество-то (московское, конечно, в основном) тихой сапой строить коммунизм передумало и к капитализму дореволюционному решило возвернуться. Тут и выяснилось, что оказались наши педагоги, мягко говоря, не очень-то для жизни такой и приспособленными. Для шагающей по бывшим советским городам и весям базарной, или словами другими, рыночной экономики оказались они, мягко говоря, не готовы. Честный труд на благо общества оказался не в почёте, а самое хреновое, мало и редко оплачивался. А жить как-то надо, социализм ли на дворе старый, или капитализм новый-старый…
Основная часть сельских мужиков, оказавшись вовсе и не нужной нарождающейся формации, дружно выразила свой протест. Протестовала жёстко и в едином порыве – систематическим употреблением национального напитка с незатейливым названием «самогон». Малая же часть, более продвинутая /раньше таких ещё проворными называли/, а потому и прогрессивная при новом-то строе, по примеру торгашей столичных быстро смекнула, что тут и к чему. Развернулась она круто и окунулась с головой в неизведанную тогда ещё сферу под мудрёными названиями коммерция и бизнес, с бандитизмом, естественно, вперемежку. Кому-то повезло больше, кому – меньше, некоторым вообще не повезло.
Злые языки из пресловутой той основной части называли сферу эту присвоением общественного добра, а также – спекуляцией и ещё словом каким-то заумным. «Эксплуатация», по-моему, слово это мудрёное, если память не подводит. Неблагодарной, короче, оказалась основная часть сельских мужиков, как, впрочем, и остального не продвинутого народа. И свободу им подарили, и демократию. И ваучеры раздали. Господами все стали! Ну что ещё нужно?… А они помирать взялись. Да скоро так! Мрут и мрут, как мухи. Да ещё и размножаться перестали. Не хотим, заявляют, нищету плодить беспросветную. Отговорки, естественно, сплошные.
Что-то я отвлёкся, похоже, от существа повествования…
В общем и целом, герои наши, по фамилии и имени вышеупомянутые, извините за резкое выражение, мутными какими-то были. С одной стороны, спиваться они, видите ли, не хотели. С другой стороны, хапать и сограждан своих дурить, не могли. Они, учителя-то, сами так выражались. Мужики из «основной части», в принципе, то же самое говорили, только по наматерному, нецензурно, то есть, значит, не совсем культурно.
Таким образом, сами видите, уважаемый читатель, никчемными эти люди оказались, педагоги одним словом.
Тут ещё и Новый год на смену старому надвигается. Подарки принято дарить и жёнам, и детям. Основная вышеназванная часть сельского мужского населения вопросом этим давно уже не заморачивалась. Малая же часть, кого не подстрелили, первоначальный капитал сколотить уже успела и даже – раскрутить немножко. На подарки близким-то своим, как-нибудь, но выкроит. А что вот делать таким, как эти самые Семён и Антон, ни рыба, ни мясо которые?…
Но отступать перед трудностями дальше было некуда, да и в глаза детям смотреть стало стыдно. Потому и решили они добиться всё ж на праздник и рыбы, и мяса, и подарков для родных и близких. При этом, Разуваев и Мозов велосипед изобретать не стали, в сельской местности – бесполезное это занятие. Просто-напросто совместили они оба направления движения к лучшей жизни. Первое – основной непроворной части сельских мужиков, и второе – малой, но проворной. Соответственно, выпить было решено сначала и для храбрости, как все уже догадались, самогона. Во-вторых, договорено было увести с фермы одну коровку /вышеуказанный КРС/, продать скотину эту и разрешить тем самым новогодние проблемы. Зарплаты пятый месяц нет – рассуждали учителя, ещё по трезвому, когда будет, вообще неизвестно. К тому же скот этот, бывший общественный, городские парни с короткими причёсками моментом оприходовали. Ежедневно по несколько голов вывозят, явно не голодающим Поволжья.
Выпив по стакашке первачка, прихватив с собой ещё бутылочку и луковку на закусь, верёвку также, двинулись Семён и Антон глубокой ночью по скрипучему снегу морозному. К бывшей ферме колхозной направились, вернее к собственности уже частной.
Как назло, сторож в ту ночь вредный очень попался. Второй час уж пошёл, а он всё бодрствует. Спать ложиться, похоже, вообще не собирается. А что ему спешить. Сидит себе в коровнике на топчане. Тепло, светло, не то, что скотокрадам нашим новоявленным. Под окном они, в снегу и на морозе двадцать градусов по Цельсию. Первое время, правда, самогоночка спасала, а потом-то ещё хуже стало, холодней ещё. И в бутылке-то пусто стало, не бежать же за другой через всё село. Нет-то нет, угомонился сторож. Уснул, слава Богу.
Отодрали Разуваев и Мозов плёнку полиэтиленовую с окна крайнего, в помещение проникли. Зацепили одну их коровок с противоположного от сторожа края фермы, открыли изнутри ворота и увели бурёнку на верёвке, как и задумано было. Через деревню, понятное дело, идти с ворованным не с руки. В поле снегу по… пояс. Самое оптимальное, коровку вдоль шоссейки провести. И снегу меньше и следы затеряются. Продумано, короче, всё до мелочей.
Вот только бурёнка с их планом не знакомилась и не утверждала, а когда до дороги дошли, вообще несогласие выражать стала. Сначала мычать взялась, как оглашенная. Потом – взбрыкивать, как рысак орловский, хорошо мужики её спереди за верёвку тянули. А надо сказать, уважаемый читатель, сложением оба были далеко не богатырским. К тому же градусы самогонные свою пагубную роль сыграли, развезло учителей основательно. Пить-то надо умеючи, это вам не детишек грамоте учить…
Корова этим всем и воспользовалась. Рванула, что есть мочи, свалила Семёна и Антона с ног и потащила их по снежному насту по кювету вдоль большака. Они ж верёвку-то из рук не выпускали. Не для того же под окном коровника мёрзли битых два часа. Выходило по сути дела, что ролями они поменялись, и ситуацию под контролем уже бурёнка держала.
Так вот, скотина эта безмозглая, недолго думая, повернула на шоссейку, вытащив похитителей чуть не под колёса «УАЗика», на котором участковый двигался. Он из соседнего села возвращался. На семейный скандал выезжал, кухонного боксёра усмирял. А тут смотрит в свете фар, корова бежит с верёвкой к рогам привязанной, и два мужика на пузах волочатся, за верёвку эту держатся.
Не часто в жизни такое наблюдать приходится. И милиционер-то опешил сначала. Но, как профессионал, смекнул вскоре, что не пастись бурёнку-то вывели, по сугробам глубоким и средь ночи глухой…
Короче, обнажил ствол табельного пистолета капитан милиции, да и задержал всех троих. Корова только сопротивлялась, да и то недолго. А когда признал в преступных элементах педагогов местных, ещё раз опешил, можно сказать, шок испытал. Расхитители капиталистического имущества ему, по-пьяни, жаловаться стали. На жизнь свою беспросветно безденежную. От крайней необходимости, лопочут, пошли на такое. Бессовестные, короче, люди. На самое святое эти негодяи позарились, на собственность частную…
И участковый бесчестно поступил. Вопреки всем интересам службы государственной. Бурёнке пинка дал в направлении фермы родной, а ворюг вообще отпустил на все четыре стороны. Приказал, при этом, чтоб не болтали лишнего. Такую вот подлость проявили педагоги эти и ещё – участковый…
Сделка
В понедельник на утренней планерке зам. по следствию Виктор Николаевич Осипов был угрюм и раздражителен. Только что имел место не совсем приятный разговор у начальника райотдела по поводу следователя Сорокиной, дежурившей в воскресенье…
– В чем проблема, Наталья Сергеевна? – начальник следствия перевел взгляд на сдававшую дежурство Сорокину.
– В смысле? – приготовилась к активной обороне Наталья Сергеевна, известная своим строптивым нравом.
– В прямом смысле! – начал постепенно свирепеть Осипов – Ты почему вчера Шульгина не закрыла?! Почему он дома, а не в камере?! Какие проблемы, чёрт бы вас всех подрал…
– Нет проблем – Сорокина сначала было стушевалась, но тут же взяла себя в руки – Не считаю нужным… Шульгину двадцать ещё не исполнилось, не судим и роль его второстепенная. Ножом-то угрожал второй… неизвестный…
– Вот именно, что неизвестный! – взбеленился, как и ожидалось, Виктор Николаевич – Они разбой совершили! Раз-бо-ой, а не флягу с фермы упёрли… Или тебе это до лампочки, чёрт бы вас всех подрал…Ты почему мне не позвонила, не посоветовалась? По всякой хреновине звоните, а когда надо… – Осипов закурил и тут же продолжил – Ты мне скажи, как демократ демократу, ты по кой хрен отпускаешь человека, когда его подельник не установлен и в бегах? Как это понимать, чёрт бы вас всех подрал…
– Ну, мы ж работали с ним, вместе с опером дежурным – Наташа вся напряглась, отстаивая свою правоту. Собралась свою мысль развивать далее, но не успела…
– С каким, к чёрту, опером! – начальник следствия перешёл на откровенный крик – Да опер этот твой неделю как в розыске работает, чёрт бы вас всех подрал! Колольщики хреновы… Это, Сорокина, раньше вредительством называлось. Будем ещё разбираться с тобой. А сейчас домой ты не идёшь, дежурство я не принимаю, пока твой друг Шульгин в камере не будет, где ему и положено находиться, чёрт бы вас всех подрал…
После обеда дверь широко распахнулась и в кабинет Осипова плавно прошествовал адвокат Павел Андреевич Никольский, бывший институтский однокашник.
– Какими судьбами в нашу глушь? – завёл разговор первым начальник следствия, как только поздоровались.
– Мамаша парня одного обратилась. Он влетел тут в вашем районе. Грабёж, насколько я понял – широко улыбаясь, объяснял Никольский причину своего появления старому знакомому – А час назад позвонила, сказала, что сынулю её следователь вызывает. Вот я и подъехал. Когда б ещё свиделись – продолжал радоваться встрече Никольский.
– Так ты Шульгина защищаешь? – Виктор Николаевич закурил – Пусть сухари сушит. Разбой у него.
– Да ладно уж, сразу сухари – всё также улыбаясь, закачал головой адвокат – Молоденький ещё мальчишка то…
– Молодой, да ранний – начальник следствия сделал непроницаемое лицо – По студенческому общежитию шакалил, с первокурсников деньги вышибал. Пусть посидит, может поумнеет.
– Так вы его закрывать хотите? – как можно осторожнее поинтересовался адвокат.
– А что ещё с ним ещё делать – продолжал гнуть своё Осипов – Разбой, всё-таки, сам понимаешь.
– Да ладно, Николаич – упорно продолжая улыбаться, постарался свести всё к шутке Никольский – тебе бы только в тюрьму человека затолкать. Никуда он не денется до суда. Родители – приличные люди… Да и, насколько я знаю, Шульгин-то в этом деле не основной…
– А кто основной? – как то сразу оживился начальник следствия.
– Говорит, что не знает этого парня, вчера только случайно познакомились…
– Вообщем так, Паша – перебил приятеля «Николаич» – если хочешь, чтоб клиент твой домой сейчас пошёл, коли его на подельника. Не колонёшь, извини. Даже в знак нашей старой дружбы помочь ничем не смогу.
– Попробую объяснить – призадумался адвокат – Но тогда подписка-то – однозначно?
– Я что, на болтуна похож? Дома будет твой клиент.
– Хорошо – Никольский опять призадумался – Но мой клиент здесь не при чём. Вы сами того нашли!
– Как хотите…
Адвокат, поразмышляв ещё с минуту, вышел из кабинета. Вернулся минут через двадцать. Положил перед приятелем листок – Вот, фамилия, имя, адрес подельника.
– Так-так – сдержанно обрадовался главный районный следователь. Тут же позвонил начальнику розыска – Пусть твои возьмут данные и едут за человеком по вчерашнему разбою.
– Ну, мы договорились? Это только между нами? – отсел подальше от Осипова адвокат.
– Естественно – начальник следствия только успел закурить, как в кабинет вместо ожидаемых оперативников стремительно прошагала Сорокина. Не удостоив взглядом адвоката, сразу доложила – Шульгин подъехал с мамашей и защитником. Я, как велели вы, оформила задержание, допрашивать буду и готовить на арест.
– Не спеши, Наталья Сергеевна – поперхнулся и закашлялся начальник следствия – Обстоятельства изменились. Розыск вычислил второго, сейчас на задержание поедут. Закрывать Шульгина уже не следует, отпала необходимость…
– Я так не считаю – следователь посмотрела на Никольского, и тот вжался спиной в стену. – Буду арестовывать обоих…
– Делай, что тебе говорят! – У Осипова задрожало правое колено – Потом это дело обсудим…
– И нечего тут обсуждать! – голос Наташи задрожал от возмущения – Я знаю прекрасно, что адвокат этот – мотнула головой в сторону остановившего дыхание Павла Андреевича – ваш друг. Потому и передумали Шульгина арестовывать. Зато утром кричали – перевела дух – А я, между прочим, процессуально самостоятельное лицо, и я сама буду решать…
– Слушай ты!..Лицо… – вскочил со стула и заорал начальник – Ты почему себя так ведёшь! Салага! Характер свой дома будешь показывать, мужу своему будущему. Выполняй, что сказано – Виктор Николаевич вновь присел на стул – и давай друг другу трепать нервы не будем…
Наталья Сергеевна молча удалилась.
– С характером следачка – зацокал языком адвокат – крутая…
– Ладно, иди допрашивайся – махнул рукой Виктор Николаевич – потом заглянешь, вмажем со встречей.
Через час дверь кабинета приоткрылась, и показалось перепуганное лицо Никольского – Николаич, она его в камеру повела… Ты начальник или где?
Осипов грязно выругался и через дежурного вызвал следователя – Дело – мне на стол! Я от следствия тебя отстраняю…
– А я, Виктор Николаевич, а я… Я на вас рапорт в Управление напишу! Сегодня же! Я эту вашу с адвокатом сделку покрывать не буду!
– Пиши-пиши, грамотей. Дело сначала только принеси! Черт бы вас всех подрал…
Через шесть лет после проводов Осипова на заслуженный отдых его место заняла, как Вы, уважаемый читатель, наверное догадались, Наталья Сергеевна.
Эхо гражданской войны
1993 год. Воскресный день для середины мая в Среднем Поволжье выдался на редкость тёплым. Маленький приволжский городок утопал в дружном яблочном цвету…
Ответственный дежурный по местному отделению милиции Андрей Михайлович Абрамов до обеда откровенно бездельничал. С утра только проверил дежурный наряд, «суточников». Слава Богу, все на месте и все трезвые. Да ещё начальнику домой позвонил, обстановку доложил. Затем улёгся в кабинете на диван и задремал, изнурённый вчерашней поездкой с друзьями на природу.
А диван этот в кабинете уголовного розыска стоял уже много-много лет. Его происхождение никто из нынешних милиционеров и не помнил. Год назад в отделении проездом был генерал один из Москвы. Он в далёкой своей молодости начинал опером в нашем городке. Диван увидел, глаза вытаращил. Батюшки, говорит, родные, сохранился ещё. Чуть не прослезился генерал. Эх сколько девчат, говорит, на нём перелюблено было в те времена прекрасные. Начальник наш, как всегда, решил прогнуться. Так и так, говорит, товарищ генерал, давайте мы Вам диван-то отправим контейнером в Москву. Память всё ж такая… Генерал это предложение не принял. Настоящим оказался, не блатным. Отставить, говорит, майор. Парням твоим он понужнее будет. Так и остался антиквариат в кабинете оперативников ещё неизвестно на сколько лет. Кожаный, старинной работы, сносу ему нет. Сто лет ещё прослужит. Упругий, удобный. Знали, всё-таки, своё дело мастера-мебельщики старинные. Потому и не мудрено, что задремал сладко на диване этом ответственный дежурный Абрамов. Благо – ни происшествий, ни звонков тревожных в дежурную часть. Чуть обед не проспал.
Завёл Андрей Михайлович служебный свой «УАЗик» и домой отъехал. Только ложку с супом ко рту поднёс, телефон зазвонил. Так и есть – помощник дежурного, весь разволнованный – Михалыч! – орёт – Тут мужик один мину откопал на огороде. Чё делать-то будем?
– Чё делать, чё делать – передразнил машинально помощника – вешаться в посадке! Милиционера выставь охранять. Сейчас подъеду – Аппетит у Андрея Михайловича как-то незаметно пропал. Черпнул он ещё пару раз ложкой по тарелке и в отделение поехал.
– Вон там я эту хреновину откопал! – почему-то и с виноватым видом оправдывался хозяин огорода, указав на примыкавший к площади участка наполовину вскопанный косогор оврага – При коммунистах никогда там не вскапывал. А как ворьё это заявилось с алкашом своим долбаным, как зарплату давать перестали, так и приходится перекапывать всё под картошку. Куда деваться. Жрать-то надо чё-то…
Хоть и проходил Абрамов срочную службу в автобате, но сразу смекнул, что не мина это, а снаряд артиллерийский. Оставил его под охраной милиционера, строго настрого приказал никого к снаряду не подпускать. Вернувшись в отделение, первым делом на помощника наорал – Хоть бы раз информацию верно приняли! Не мина это вовсе, а снаряд! – затем в УВД областное стал названивать. До ответственного добрался. На радость Абрамова ответственным по области оказался полковник Геннадий Петрович Сосновский, зам генерала по оперативной работе. Геннадия Петровича во всех райотделах области личный состав уважал. Уважал потому, что Сосновский, будучи на редкость умным человеком, уважительно очень относился к милицейским работягам. А Абрамова лично знал по раскрытию одного из нашумевших в прошлом году убийств. Потому и обрадовался так Андрей Михайлович, что на своего напал. Доложив суть происшествия, совета попросил, помощи. Никогда такого в практике не было. Сосновский велел снаряд охранять и ждать, когда сапёров привезёт.
Ждать пришлось около пяти часов. Наконец в дежурке раздался долгожданный звонок Сосновского – Андрей, мы выезжаем. В отдел заезжать не будем, встретишь нас на въезде. Когда приехали, Абрамов понял, почему областной начальник не пожелал заехать в отделение. Оба приехавших с ним сапёра были изрядно выпимши. Но поразило капитана милиции Абрамова то, что сапёры были аж в звании полковников. Перехватив его взгляд, Сосновский тихо, чтобы не услышали военные, стал оправдываться – А что сделаешь, Андрей, выходной сегодня. Этих-то кое-как на даче отыскал. Отдыхали люди. Еле уговорил…
Глаза Абрамова приняли нахальное выражение – Я не про то, Геннадий Петрович… Я всё же расчитывал, Вы маршалов привезёте…
По прибытии на место происшествия, выяснилось, что снаряд уже находится запертым в сарае. Его туда милиционер перенёс. Он ждать устал. Сам был недалече, на кухне с хозяйкой чаем потчевался. При трёх полковниках Андрей Михайлович высказал милиционеру только часть того, что о нём думает, остальную, бОльшую часть – как-то даже постеснялся.
– Не кипятись, капитан, – стал успокаивать один из сапёров. Взял покрытый ржавчиной снаряд под мышку – Нет тут ничего страшного. Веди в овраг какой-нибудь. Взрывать будем. Снаряд взорвали в глухом овраге сразу за чертою города. Когда всё было закончено, Абрамов, стоя на краю ещё дымящейся воронки, вдруг спохватился, обращаясь к военным – А как снаряд-то в наших краях оказался?
– Эхо гражданской войны, сынок… – взгляд одного из сапёров принял мрачное выражение. Неожиданно он грязно выругался и круто повернул разговор на нынешнее время – Такую страну прощёлкали, идиоты. Отцы-то наши Союз от фашистов спасли, а мы – шпане какой-то сдали…
Побег
Уже за полночь Лёва Глотов вышел на край леса. Совсем рядом через картофельное поле виднелись редкие огоньки небольшого села. Кувшиновка, должно быть, подумал Лёва и, стараясь попадать между борозд, направился на свет огней. Почти шестнадцать часов осужденный за разбой Глотов находился в побеге из колонии строгого режима. И срок то у Лёвы заканчивался через полгода каких-то. Но так уж вышло, что пришлось вот срочно скрываться. Ноги уже подрагивали от усталости, поясницу ломило, а проклятое поле никак не кончалось. Перекурив, Глотов усилием воли поднялся с земли и путь свой продолжил.
А вот и окраина села. Выбравшись на травку, прилёг у покосившегося забора. Отдышался, выкурил ещё сигарету, пытаясь заглушить никотином всё нарастающее чувство голода. Нарастало и чувство тревоги. Вдруг сбился с намеченного маршрута и не Кувшиновка это вовсе. И не попадёт он в избу к матери знакомого своего Вениамина, а останется ночевать под открытым небом. Голодный и холодный. Осмотревшись, Глотов понемногу успокоился. Кувшиновка это, слава Богу. Вот и две параллельные улицы, а вон – одна в стороне, наискосок за овражком. Всё сходится. Шесть долгих лет не был здесь Лёва. И вот ведь, надо ж, привела судьба. И Вениамин уже сгинул в мир иной. В аду, наверное парится. Сколько ведь натворил, пока на этом свете был. Пятьдесят лет почти, пока весной на «больничке зоновской» от туберкулёза не загнулся. Ну да ладно, Бог с ним, с Вениамином-то. Лишь бы бабушка Паша жива была и узнала его, Лёву Глотова. Столько лет прошло, как навещал он с Вениамином Пелагею Ивановну…
С такими мыслями направлялся Глотов позади и вдоль огородов к дому так ему нужному. Благо зрительная память была неплохая, и через шесть лет помнил он избу эту. Да и Вениамин-то на «зоне», пока живой был, частенько про дом свой отчий вспоминал. Сокрушался всё, врал наверное, что крышу не успел покрасить. Собирался-собирался, да и подсел за продмаг в соседнем селе… Глотов, нагостившись, тогда уже в городе был. Вскоре тоже влетел. В колонии и свиделись снова…
Так, вот башня водонапорная, вот прогон для скота, а вот и изба бабы Паши. При свете, звёзд, густо усыпавших ночное августовское небо, дом Пелагеи Ивановны был различим довольно отчётливо. Он. Сомнений не осталось. Вот и баня с наличником на окошке резным, вот рядом и яблоня старая, громадная. Всё совпадает. Света в окнах конечно не было. Господи, лишь бы собаки не было. Нет, похоже не завела…
Глотов пробрался к выходящему во двор окну задней комнаты. В этой самой комнате, насколько он помнил, на кровати рядом с русской печкой и спала хозяйка. Глотов тихо-тихо постучал в стекло. Потом – ещё. Неожиданно скоро в комнате вспыхнул свет. Машинально отпрянув от окна, Лёва спрятался за стену, наблюдая, кто покажется. Занавеска сдвинулась и показалась, слава Богу, баба Паша! – Хто тама? – Голос восьмидесятилетней хозяйки избы почти не был старческим – Хто тама в час такой? – вновь почти пропела Пелагея Ивановна, усиленно всматриваясь в окно.
– Лёвушка это, баб Паш – Глотов отделился от стены и вышел на свет – Помнишь, с сыном твоим приезжал в восьмидесятом. Олимпиаду ещё вместе смотрели по телику…
Бабе Паше и вспоминать нужды не было, Очень уж ей тогда слюбился молоденький этот голубоглазый паренёк. За какие-то три недели. Он и воды с колонки нанесёт, и картошку всю выполол, и ломаные штакетины в заборе поменял. А как слушать-то её, пожилого человека, умел внимательно. Олимпиаду по телевизору научил смотреть. Объяснял всё терпеливо, зачем бегут, куда прыгают… Хороший паренёк, ничего не скажешь, душевный такой…Непонятно было, конечно, Пелагее Ивановне, что связывало Лёвушку с сыном её непутным. И разница в годах такая, и характер совсем другой. От того слова доброго никогда не услышишь. Ну, да ладно, это их дела, мужицкие…
– Батюшки!.. Ты што-ли, Лёвушка!
– Я-я, баб Паш, пускай давай – В приготовленных специально для побега новых спортивном костюме и кедах «бесконвойник» Глотов выглядел вполне прилично. Ни дать, ни взять – только что со стадиона…
