Главный герой. Сборник рассказов

скачать книгу бесплатно


– Так Сапи же сразу о нас узнают! – засуетились крошки Капа и Коги.

– И кого именно будем отдавать? – В вопросе хитрого Эшри читалось: «Кто сделает этот выбор?»

Могучий Бала молча вздохнул.

– Думаешь, старый Мег, такая жертва насытит Сапи? – прогремел южный гигант Юба.

– Нет, так нельзя, я против! – выпалил юный Орчи из племени Одо. – Надо сражаться! Сапи маленькие и слабые, им не победить нас. Я дам им отпор! Я стану первым нападать, где бы их ни встретил.

– К сожалению, это не вопрос победы, а вопрос сосуществования для достижения высшей цели, – попытался объяснить старый Мег. – Не нами заведен такой порядок, но, в отличие от них, мы знаем его истоки, а Сапи заблудились. И спасаем мы больше их, чем себя.

– Прощайте! – выпалил юный Орчи и ушел, уводя за собой свою семью.

– Боюсь, ты прав, старый Мег, – прогудел могучий Бала, – иначе де?ла не решить. Но одного раза будет недостаточно. Приносить жертву придется постоянно, пока мы живем с ними в одном мире.

Старый Мег кивнул:

– Ты понял и сам сказал это, Бала. Нам еще предстоит понять, кто же возьмет на себя этот подвиг…

На том они и порешили. Сапи были очень довольны. Им хватало тех, кто принес себя в жертву. Но юный Орчи сдержал слово: стал нападать на Сапи. Ненасытность Сапи, подогреваемая жаждой мести, привела к бойне. Великие племена снова собрались на совет. Гигант Юба рассказал, что крошки Капа и Коги погибли, а их семьи почти полностью истреблены. Пришел и юный Орчи, повинился перед старым Мегом и перед всеми и сказал:

– Я пойду следующим.

С тех пор некоторые из нас, кто острее других чувствует ответственность за жизнь великих племён, уходят, чтобы найти свой берег».

В сумерках тесного прокуренного портового бара с дощатыми столами и закопченой лампой над замызганой стойкой хриплый динамик старенького телевизора с выцветшим экраном вещал последние новости: «Сегодня на северо-западном побережье десятки китов выбросились на берег. Это явление пока не нашло научного объяснения. Ученые продолжают изучать физиологию китов и строят гипотезы, пытаясь объяснить, с какой целью морские млекопитающие совершают массовые самоубийства. Оставайтесь с нами, мы продолжим после рекламы».

Левкас

Кровельщик Артём приехал в городок С. на подворье небольшого монастыря, где уже квартировали иконописцы из Почаева. Познакомились. Поужинали. Художники сели «творить» краски на завтра. Артём на выделенной ему кровати накрылся ватным одеялом и слушал в полудрёме, как они шуршат курантами по стеклянным плиткам, растирая темперу, и рассказывают байки. Про Сурикова, про лавру. И подумалось ему: «Вот и меня жизнь так же трёт по дорогам, по монастырям. Интересно, что я за краска? Киноварь – цвет крови Господа и мучеников? Голубец – цвет Богородицы и мира? Ярь – цвет Святого Духа и преподобных? Нет, куда мне до таких высот. Бывает, работаешь на луковице и думаешь, мол, близко к Богу, а земля-то тянет. Всё же я, пожалуй, левкас. Втёртый, вклеенный в самую доску. Никто меня не видит, а на мне держится вся картина. Да уж, смиренно». Артём улыбнулся, натянул одеяло на голову и, засыпая, вспомнил своего учителя: «Мы высоты не боимся. До пятнадцати метров – ещё не высота, а после – уже не высота».

Коварство

С коварством Сева впервые столкнулся, когда ему было восемь. Коварству стукнуло пять, а имя ему было Мира. Судьба свела их на побережье, где Сева отдыхал с бабушкой и маленьким братиком Вовой, а Мира – с родителями. Бабушка непрестанно корила Севу и всеми силами принуждала его смотреть за братом.

Как-то, увидев пластиковую палочку у Севы во рту, Мира уточнила:

– Это твой Чупа-чупс?

– У бабушки в сумке нашел, – доверительно поведал Сева.

– Какого цвета, покажи! – Мира сделала манящее движение пальцем.

Сева, польщённый вниманием, с причмоком извлёк конфету.

– Вот, она так и сказала: «Красный»! Бабушка твоя его ищет! Говорит, купила Вове, а…

– Вове? – испугано выдохнул Сева. – Что же делать?

– Надо его назад в фантик завернуть, – предложила выход Мира, – давай, у меня есть.

– Нет! – Сева решительно оттолкнул протянутую ручонку. – Я помню, куда свой бросил, он в комнате.

– Беги скорей, – приободрила его Мира. – Чупа-чупс оставь, вдруг там бабушка.

Сева отдал ей конфету и бросился в дом… Дурачок!

Плохая латынь

После наркоза Копыль чувствовал себя отсиженной коленкой. В спутанных мыслях толкались тревожные сомнения вперемешку с обрывками ярких фантазий. «Жаль музычка не играет. А что? Американец "Форда?" взял, а я, лучше, "Лексус", – Копыль то и дело приподнимал одеяло, поглядывал на бинты и прислушивался к организму. – Мне вдвое больше обещали. Поди, плохо! Ещё и на туда-сюда останется. Копылихе моей понравится. Да ей, вообще, сюрприз будет!»

В палату вошла лечащая – Анна Марковна, разулыбалась:

– Как вы, Пёт Фёдч?

«Ишь, губы накрасила! А зубки-то белые!» – непроизвольно отметил Копыль. – Что-то, Анна Марковна, пальцы немеют. – Он аккуратно ощупывал себя под одеялом. – Не пойму, что там. От наркоза?

Врачиха наклонилась и потрогала шею Копыля под ушами. «Ох ты, под халатом только бельё! – Копыль отвёл глаза и насторожился: тело отозвалось вялым эхом велосипедного звонка, вместо привычного перегуда туго натянутых струн. – Всё, встал на ручник».

Анна Марковна откинула одеяло. Копыль приготовился, как и до операции, с удовольствием ощутить её прикосновения. Но тело пробуксовало. Анна Марковна посмотрела Копылю в глаза:

– Секундочку, Пёт Фёдч, – она открыла папку-планшет. Полистала, похмурилась. – Щас, щас.

Врачиха ушла. Копыль натянул одеяло на нос: «Почему никогда без "щас-щас" не обходится?»

…

Кризис среднего возраста у Копыля затянулся. Сколько Пётр ни вглядывался, никаких зовущих далей впереди больше не видел. Одни пропасти через каждый шаг мерещились. Да и назад глянет – пустыня. У сыновей своя жизнь: один бебиситтером в Европе, второй где-то за полярным кругом грехи замаливает. Любовницы стареют. Талантов никаких не обнаружилось. Копылиху дома не застать – разъезжает с учениками по конкурсам и фестивалям. Она в музыкальном училище баян преподавала. Люто Копыль затосковал. От курева – кашель, от водки – головная боль. Маялся-маялся, да в очередной женин отъезд решил повеситься.

Снял люстру. Подёргал крюк – качается. Достал инструмент, укрепил. Вспомнил пилёж Копылихи – повесил полки на кухне. Заодно обои в коридоре переклеил. Стал верёвку привязывать, у соседа музыка заиграла: «Мне уже многое поздно, мне уже многим не стать…» «Вот, точно!» – воодушевился Копыль, завязывая петлю. «Самое время мечтать», – утверждали за стеной. «Самое время?» – Пётр проверил, хорошо ли скользит петля, удовлетворенно кивнул и включил телевизор. Собачка из Простоквашина предлагала продать что-нибудь ненужное. «Что б такого загнать, чтоб на "Лексус" хватило?» – горько ухмыльнулся Копыль, разворачивая свежий номер «Спид-инфо». «Американский пенсионер, мечтавший купить новый автомобиль, продал…» – прочитал Пётр и закрыл газету: «Так вот же решение!» Нашёл объявление подходящей клиники и позвонил.

– Здравствуйте! – ответил игривый женский голос. – Меня зовут Людмила. Чем могу вам помочь?

Копыль объяснил.

– Ой, какой приятный баритон, – кокетничала Людмила. – Да, мы делаем такие операции, приезжайте.

…

Анна Марковна без стука ворвалась в кабинет молодого хирурга, оперировавшего Копыля. Регистраторша Люся молниеносно соскочила со стола и оправила короткую юбку:

– Здрасьте! – Люся боком протиснулась в коридор.

Анна Марковна ногой захлопнула за ней дверь:

– Гамлет, ты показания Копыля читал?

– Я всё читаю, – под чёрными кудрями блеснул надменный взгляд.

– Что здесь написано? – Анна Марковна постучала пальцем по планшету перед носом у хирурга.

– Два testiculus, – прочитал Гамлет. – Да в чём дело?

– Testiculus – это единственное число, придурок!

– Э, у меня с латынью всегда было не очень, – Гамлет развёл руками и сощурил глаз, мол, чего вы хотите?

– У тебя и с русским «не очень», – Анна Марковна нависла над Гамлетом.

– Там «два» написано… же, – Гамлет, отстраняясь, качнулся и упал вместе со стулом.

– Два?! Если за тебя Люська бумаги заполняет, пусть хоть группу крови правильно пишет! Тебя не учили, что истории для прокурора заполняются?

– Где учили? – Гамлет барахтался между столом и стеной. – Зачем прокурора?

– Вы себе лет на двадцать назаполняли! Иди и пришивай обратно за свой счёт, что ты Копылю лишнего отрезал! – Анна Марковна пнула Гамлета в бедро.

– Ай! У меня нет счёт! – заскулил он.

– Пойду, у директора поищу, – Анна Марковна вышла в коридор, не закрыв дверь.

В кабинете директора двое мужчин в одинаковых чёрных костюмах вынимали из шкафов папки, неспеша просматривали содержимое и складывали их в коробки. Анна Марковна, привыкшая не вникать в дела директора, не обратила внимания ни на его серое лицо, ни на всклокоченные седые волосы. Она красочно и подробно обрисовала халтуру Гамлета. Директор поднял на Анну Марковну страдальческий взгляд:

– Анечка, (в паузе послышалось: «Твою мать!») клинику закрывают, счета арестованы. Дайте вашему Копылю контейнер, в другой клинике пришьют, я договорюсь. А заплатим ему, когда сможем.

Добитая Анна Марковна плюхнулась в кожаное кресло:

– Может, ему оба отдать тогда?

– Можете отдать оба. Но реципиент деньги уже перевел. Не пересадим – убьёт.

– А как же, если клиника…

– Вы свободны, Анечка (послышалось: «Пошла на…»), – перебил её директор.

…

С другой клиникой директор не договорился. Не успел, наверное. Копыль обращался сам, но ему отказывали или заламывали неподъёмные цены. Делать нечего, продали квартиру. Заплатили. Открыли контейнер. По запаху стало ясно, что пришивать уже нечего. Копыль потребовал вернуть деньги. Ему ответили, мол, дело не быстрое, звоните. Звонил он усердно. А потом нашли в договоре козявку, убившую последнюю надежду наповал.

И пошли они с Копылихой петь в электричках и переходах. Через год начали выступать по кафе да ресторанам, на свадьбы их звали. Вместо фанерного домика на самозахваченном участке подняли кирпичный коттедж. Землю в собственность оформили. «Лексус» купили. Мыться стали не только летом. Копылихе и впрямь понравилось: и Петька от неё не гуляет, и заработок идёт стабильный. А она знай себе на баяне наяривает. Задорно так! Консерваторское образование – не отнять! Но по негласному уговору яйца они больше не покупают.

Большой вес

В нашем обществе я имею большой вес. В этом корень моего одиночества. Да, мужчины с вожделением сверлят взглядами мое литое тело, но мало кто осмеливается подойти. А уж увлечь меня могут лишь единицы.

Особенно хорош был последний. Как он ласкал, как поднимал и кружил меня! Как мне нравилось ощущать его мощные толчки, когда он брал меня сверху! А какое блаженство делать это перед зеркалом! Подниматься и опускаться под его напором и чувствовать, как его сила превращает закристаллизованную в меня энергию в инерцию страстных движений. Вверх–вниз!

Но мои мужчины уходят, не прощаясь. Еще теплая от прикосновений, я смотрю на их спины, и, в такт шагам, во мне медленно затухают вибрации восхитительной неги. И наступает одиночество. Холодная, неуютная пустота. Но у меня чугунные нервы и я не чувствую ее, только понимаю, что она есть. Понимать – хуже, чем чувствовать. Чувства сгорают, а от понимания можно избавиться, только сойдя с ума.

Подруги, знаю, подтрунивают надо мной, мол, поди, возьми её. Но за вес уважают. Они-то сами калибром помельче и мужичок вокруг них вьётся пожиже. Но постоянно. Понимаете? Весь день около них толпы поклонников. Обидно бывает. Завидую.

Постойте-ка! Это же он – моя последняя пассия! Его кожа божественного цвета! Вены струятся по его предплечьям и бицепсам! Мы снова вместе! Бери же меня скорее! Возьми меня сверху! Я хочу ощутить твои техничные толчки. Вверх–вниз!

Еще полный волнительного напряжения, он нежно ставит меня на пол, учащенно дышит, его грудные мышцы играют и переливаются под кожей. Я жду. Я готова! Там, где царствовал космический холод одиночества, бушует невиданной силы пожар желания, разогревая меня изнутри. Моей природе, вообще, свойственно раскаляться. И мы повторяем! Ещё. Ещё. Ещё.

А вы, мои легковесные подружки, знайте, что хоть я и смешна, не даваясь в руки неумёх с потными ладошками, вознаграждение за моё терпение многократно пропорционально весу, который я имею в нашей качалке, потому что среди вас я единственная – трёхпудовая гиря!

Хвосты и гривны

Рыбалка в Штормовом – что угодно, только не промысел. Каждый день местные выходят на один и тот же мысок. Приносят снасти и мебель – скамейки, стульчики, банкетки. Забрасывают спиннинги в лазурную даль, где на переломе отмели, дескать, кефаль «пасётся». Сидят. Ждут. Клюнет у кого, остальные тут как тут. Топчутся, судачат, обмывают. Но за день клюёт раз-другой, не больше. Поэтому часа через три пьют уже просто за удачу. Отдыхающие на выдержанные годами рыбацкие традиции смотрят по-разному – кто с уважением, кто с восхищением.