скачать книгу бесплатно
Охота на охотника
Ярослав Александров
Мы сталкиваемся со злом ежедневно, порой не замечая его. Зло бесконечно, оно порождается в безумных умах, в черной тьме подсознания. Оно способно подчинить себе слабого духом, оно непримиримо с человеческими благодетелями. Что если зло обретает форму и начинает кровавую игру на улицах мегаполиса? Схватка в которую невольно втягиваются все. Схватка, в которой есть проигравшие, но нет победителей. Схватка, цена поражения в которой слишком высока. Можно ли справиться со злом? Или переиграть его…
Ярослав Александров
Охота на охотника
Произведение является плодом фантазии автора. Любые сходства с реальными людьми, местами или событиями случайны. Своим произведением автор не хочет никого оскорбить и не призывает к совершению противозаконных действий. Мнения героев книги могут не совпадать с мнением автора.
Пролог
Эта история относится к разряду полумифических, в том смысле, что большинство в нее не верит, а оставшаяся часть вздрагивает в ужасе. Такие истории расписывают в газетах, подробно и в то же время недостаточно, оставляя читателя в мучительном неведении, что только добавляет страха и дискомфорта. Эта история подтверждает, звери – рядом… Вот прямо тут!
Бабушки, пугая своих внуков, могут привести ее в пример, что, впрочем, не будет иметь результата, потому что в пересказе она не будет выглядеть страшно, а скорее всего – очередной сказкой, хоть и немного жесткой.
Она могла бы приключиться в 90-е и стать городской легендой, страшилкой, о ней мог бы быть снят выпуск "Криминальной России", что возвел бы в звание мифологических героев всех ее персонажей, сравнивая их с такими, как Чума, Солоник, Смеян, Муханкин, Спесивцев, Мадуев, Ряховский. Слухи и толки разносили бы ее во все концы страны, оставляя провинциалов в шоке и недоверчивом недоумении. "Они что там, в больших городах, с ума посходили, что ли?" – качали бы головой тетеньки и дяденьки.
Так могло бы быть, произойди она тогда… Но!
Она произошла в 201. году. На глазах у нас, а не у наших мам и пап. И мы, в силу своих способностей, умений и красноречия разносим ее. И видели ее не мифические существа без страха и упрека, а вполне живые люди, наши соседи и родственники. У части которых появилась еще одна фобия…
Эта улица всегда шумная и на ней всегда люди. Много людей, спешащих и неторопливых, местных и не совсем, любопытных и не очень. И много машин, чаще всего шикарных и дорогих.
Совсем недалеко центр города, огромная площадь со стоящей в центре исполинской колонной, глядя на которую сомневаешься, что она ни к чему не крепится.
Впрочем, этой улице тоже есть чем похвастаться. На ней вход на станцию метро, самую глубокую в городе. И эта улица знает и помнит много всякого, так что эта история только лишь зарубка в ее памяти.
Дорогие авто прибывали к входу в отель. Хлопали дверцы, импозантный швейцар с фирменной улыбкой распахивал дверь, легко шелестели флаги над входом.
Машины, выпуская пассажиров, устремлялись прочь, на смену прибывали новые, люди сменялись с частотой калейдоскопа. Туристы, бросая взгляды по сторонам, шли сплошным потоком, им не зачем было здесь останавливаться.
Впрочем, в этом непрерывном людском течении была одна фигурка, застывшая здесь, словно щепка, уцепившаяся за травинку, торчащую из воды, и стоявшая на месте.
Молодая девушка в коротком вечернем платье кремового цвета, едва спускавшемся до середины бедра, стояла у самого края проезжей части, не доходя пары метров до того места, где останавливаются машины.
Ухоженные волосы, водопадом опускавшиеся на плечи и ниже, удивительно гармонировали с платьем и было непонятно, что к чему подобрано. Матовая кожа, явно после посещения дорогих соляриев, была на пару оттенков темнее и волос с платьем, и сумочки с туфлями, что довершало образ. Аккуратно раскрашенное натуральной косметикой лицо делало ее похожей на мечту художника, который в своей тесной мастерской бьется над уплывающим образом, виденным во сне и раз за разом терпит фиаско. Человек попроще мог бы подумать, что она сошла с обложки модного журнала, что было бы полной безвкусицей и пошлостью и сказало бы об этом человеке больше, чем он сам бы того хотел.
Девушке можно было дать от двадцати до двадцати пяти, хотя вряд ли бы кто-то отважился спрашивать, настолько неприступно, дорого и непривычно она выглядела. Такие девушки, скрытые от чужих глаз почти глухой тонировкой, обычно смотрят на мир с пассажирских сидений автомобилей с ценой в которой цифр больше, чем в номере мобильного.
Эта скорее всего ничем от них не отличалась, просто ее автомобиль еще не подъехал. Морща вздернутый носик, то и дело поглядывая на часы на тонком запястье, девушка встревоженно смотрела на дорогу в сторону проспекта. Иногда она немного наклонялась, вытягивая изящную шею, всматривалась вдаль и разочарованно вздыхая вновь смотрела то на часики, то на экран телефона. На кукольном личике явственно читались досада, непонимание и раздражение.
Мужские взгляды скрещивались на ней, некоторые в попытке раздеть, некоторые с завистью: «И ведь трахает же кто-то!». Женщины же, благодаря своему природному фильтру – не замечать того, кто не может представить конкуренцию, спокойно шли мимо. И правда, девушка выглядела так, что их спутники предельно четко понимали – шансов нет! А многие мужчины, мазнув по девушке взглядом, цыкали и мысленно плевались. Ее профессия читалась на лбу и была выражена в каждом движении и в каждой детали.
А ожидаемый транспорт, тем не менее, все не ехал. Досады во взгляде было все больше, а милый пальчик бил по экрану телефона все ожесточеннее.
– Привет, красивая! Тебя как зовут?
Девушка даже головы не подняла. Она не то чтобы не услышала, но одаривать взглядом, того кто ходит пешком сейчас было бы глупо. Она слышала от подруг по бизнесу, что еще встречаются индивиды-романтики, которые пытаются присунуть нашару. Обычно после первой фразы, если не отвечать, они не находят, что еще сказать и пристыженно отчаливают гонять лысого дальше.
– Слышь, я к тебе обращаюсь!
Снова ноль эмоций. Такое тоже бывает. Дальше слов не пойдет. Гопники, даже те что могут избить девушку на улице, если не совсем психи, конечно, побояться делать это в центе города на глазах у сотни свидетелей, охраны отеля и патруля ментов у метро, которые за такое дело еще и лишатся небольшого приработка. Место людное, и чтобы исключить возможность, что какую-либо девочку обидят, охране еженедельно засылается копеечка.
– Ты че овца…
Мужская рука сильно сжала локоть и развернула девушку лицом к оппоненту. Перед ней стоял невзрачный парень лет тридцати в шортах и футболке навыпуск с умопомрачительно старой бейсболкой на голове. Во второй руке он сжимал бумажный пакет, откуда торчало стеклянное горлышко. И от него противно пахло пивом.
– Отпусти, дебил! Синяк останется! – сквозь зубы процедила она, вырывая руку и снова хотела отвернуться, считая разговор завершенным, но парень не сдавался.
– А ты че такая наглая? Я же нормально подошел познакомиться.
Девушка тяжело вздохнула. Ни охране, ни ментам эта ситуация видимо не показалась опасной. Звать их самой было запрещено, да и орать на улице без надобности тоже не стоило. Будут коситься при случае, а это может повлиять и на круг знакомств. Придется разбираться самой. Она снова повернулась к парню.
– Ты че, мудак, не видишь? Ты с твоим ебалом поросячим иди своей шмаре влупи под забором! А нет шмары, так дрочи, пока не отвалится! Думаешь, можно подойти и девочку на халяву развести!? Ты с Пряжки что ли сдернул? Пиздуй отсюда, пока ребята не подошли! – она кивнула в сторону полицейского патруля.
Парень поставил пакет на землю и шутливо поднял вверх обе руки.
– Злая какая! Я думал, стоит девушка расстроенная, переживает. Надо подойти помочь, развеселить чем-то. Не пропадать же такой красавице. А выходит нет! … Пропадать!
С этими словами, он легко, почти нежно провел ей ладонью по лицу. Девушка даже не сразу поняла, что случилось. Зажатое между указательным и средним пальцами лезвие глубоко, задев даже череп, полоснуло плоть. От вспыхнувшего ужаса он даже не сразу поняла, что надо кричать, а парень уже второй раз провел рукой, словно стирал ей губную помаду.
Рот открылся неожиданно широко. Это была насквозь разрезана правая щека.
– А-а-а…– этот стон вырвался из глубины, руки оказались перехвачены точным движением, в глазах потемнело. А парень с грацией художника водил рукой, внося все новые штрихи.
Ноги подкосились, она стала заваливаться назад. Ударилась спиной о как раз проезжавшую сзади машину. От удара ее развернуло и бросило на брусчатку. Сознание не померкло и приподняв голову она увидела красное пятно на камне, увеличивающееся в размерах за счет того, что капало с ее лица.
Чудовищный визг огласил эти улицу, заставив людей шарахнуться, кого-то схватиться за сердце, а многих – просто ускорить шаг. Машины все также проносились, просто из-за начавшейся давки они уже не могли притормаживать у входа в отель.
Наконец подбежавшие охранники и патрульные с ужасом взирали на визжащее существо, боясь приблизиться. На них смотрела кровавая маска ужаса с кривой от разрезанной щеки челюстью, висящем на лоскуте кожи носом и вытекшим на подбородок глазом.
Спустя много часов по камерам наблюдения вычислят, что общительный парень, забрав бутылку и почти никем не замеченный и затерявшийся в толпе преспокойно зайдет в оставшуюся без охраны стацию метро и благополучно скроется в его недрах. В качестве улики останется лишь затоптанная на платформе брошенная им уже ненужная старая и безвкусная бейсболка.
Клац! Дзынь! Щелк! Вжик! Щелк! Клац!
Разрозненные детали различных форм и размеров раз за разом собирались в одно готовое изделие, затем вновь рассоединялись и аккуратно раскладывались на расстеленной на кухонном столе ветоши. Все они были тщательно смазаны и вычищены до блеска. Лучи солнца, проникающие через открытое настежь окно, играли на их гранях, отбрасывая крохотные солнечные зайчики на обои.
Но вот, в очередной раз собранные, безобидные железки приняли форму грозного пистолета, улегшегося на той же самой ветоши, и пока еще не представляющего угрозы, но уже источающего страх и опасность.
Именно поэтому человек, сидящий за столом и любил это занятие. Каждый раз, собирая и разбирая пистолет, он пытался понять, в какой момент железная игрушка начинает испускать волны ужаса, а в какой вновь превращается в бесполезный металлический хлам. Никакого успокоения, как у старых вояк, или ощущения уверенности, как у жуликов, бандитов или простых обывателей, это занятие тоже не приносило. Просто любопытство. Когда же? Но нет, этот момент всегда неуловимо ускользал от его сознания. Но, пожалуй, это было хорошо. Неразгаданная тайна всегда манит сильнее.
Человек встал, с хрустом потянулся, взглянул на настенные часы. Пора. Что-то засиделся. Почти три часа сидеть и заниматься одним и тем же, так и отупеть недолго, отругал он сам себя. Протер от лишнего масла оружие, затем вытер руки и стал собираться. Дел сегодня предстояло много. Спускаясь по лестнице, он в очередной раз прокручивал в голове весь алгоритм предстоящих действий и улыбался. Это могло показаться чудовищным тому, кто мог знать, куда этот человек идет и что собирается делать. Вот только никто этого не знал. Никто. Даже тот, кто просил его об этой, так сказать, «услуге». Что и не удивительно. Его тоже ждал сюрприз, и тоже сегодня.
Макушка и верхняя губа нестерпимо чесались от некачественного гримерного клея, но дотрагиваться до них было нельзя. Человек мог лишь вздыхать по этому поводу. Но ничего не бывает совершенно идеально. А это, в сущности, такая мелочь. Отвлечь себя более приятными мыслями не составило труда.
Выйдя из подъезда, он бодро зашагал по тротуару, но через несколько метров встал, словно наткнувшись на невидимую стену. Резко повернул голову и вперился взглядом в открытые окна. Ну же!.. Так и есть! Он был уверен, что успел уловить в глубине квартиры взгляд маленьких бусин-глазок, провожавших его.
Уголок рта под наклеенными усами пополз в сторону, придавая и без того странноватому выражению лица немного пугающий оттенок.
Маленький тесный дворик на окраине города сегодня был необычайно весел и праздничен. Вся кавалькада разукрашенных и увешанных шарами и куклами машин в него, разумеется, не влезла бы никогда. Даже длинный белый лимузин, предназначенный для молодых, было решено оставить на улице. Во дворе ему было банально не развернуться.
Толпа, человек в шестьдесят, занимая почти весь дворик, шумела, улюлюкала и переругивалась. Почти все смотрели наверх, на окна последнего этажа, откуда вот-вот должна была показаться рука невесты и помахать букетом. Кто вспомнил этот обычай или, может, даже придумал его, оставалось загадкой, но только мать и отец жениха твердо стояли за то, чтобы он был.
Вскоре из подъезда во главе с тамадой вышли родители молодых и присоединились к толпе. Прокатился вздох облегчения. Наконец-то! Сколько можно? Это никому не нужное соблюдение традиций порядком всех утомило. Но никто этого вслух не говорил. Попробуй только! Всю свадьбу оплачивали родители жениха, а поэтому они и заказывали музыку. Тучный отец истинно номенклатурного вида, бывший партиец, а ныне уважаемый в определенных кругах человек, был ярым приверженцем старых порядков в бытовых вопросах. Сильно уступающая ему в комплекции жена тем не менее так же относилась к свадьбе старшего сына.
Наконец дверь подъезда распахнулась, и на улице показались молодые. Жених, уменьшенная копия отца, утомленный бесконечным выкупом, (шутка ли, два часа толкаться в подъезде, отвечая на странные вопросы и придумывая на ходу стишки, тем более с гудящей головой), поддерживал за руку, дефилирующую на высоких каблуках, вульгарно размалеванную невесту. Гости словно из последних сил закричали и засвистели, тамада, очевидно злоупотребивший своим положением, равно как и спиртным, заплетающимся языком выкрикивал какие-то бессмысленные вирши, защелкали вспышки фотокамер. Фотографы не спрашивали, зачем снимать молодых на фоне обшарпанного подъезда в замызганном и грязном дворе. Сказали – надо, значит надо.
Во всеобщем гвалте и восторге никто и не обратил внимания на проталкивающуюся поближе к подъезду фигуру. Этого человека не знали, но на него и не смотрели, принимая за гостя из другого лагеря родственников.
Молодые по указке родителей остановились на невысокой лесенке, для первой семейной фотографии. Жених высмотрел в толпе своих бритоголовых друзей и с отвязной улыбкой приветствовал их «козой» на вытянутой руке. Невеста же разглядывала толпу, скучающим взглядом скользя по лицам, пока не наткнулась на него…
– Ты?! Что ты здесь дела…
Договорить она не успела. Жених при первых словах повернувший к ней голову и открывший было рот резко дернул головой и повалился назад. Первая и единственная пуля угодила ему в висок.
Переведя ствол на невесту, человек выпустил пять пуль, не целясь в определенное место. Он ни разу не промахнулся. Невеста тоже уже падала назад, а в повисшей тишине тамада, упиваясь своим красноречием и не замечая ничего вокруг, продолжал декламировать напутствия молодым, когда дикий визг женской половины толпы взорвал дворик. Люди заметались, забились по сторонам, братва рванула поближе к подъезду, лихорадочно работая локтями, чтобы пробиться.
– Скорую!.. – взвыл мужской голос откуда-то сбоку.
Так продолжалось некоторое время. Когда же люди осознали, что хлопков выстрелов пистолета с глушителем больше не слышно и сконцентрировали взгляды, то увидели, что возле подъезда уже никто не стоит, и только на ступенях лежат два наряженных тела, так и не успевшие стать семьей.
Глава 1
– Земцов Максим Николаевич, одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года выпуска, проживающий по адресу… Куда ты «выпуска» то пишешь? Совсем не отдупляешь, что ли? «Рождения» пиши, неуч! Так, где я остановился, – капитан полиции сверился с паспортом Максима и продолжил диктовать данные старательно пишущему протокол задержания лейтенанту,– проживающий …
– Слышь, кэп, дай позвонить, – уже в который раз подал голос Земцов, с ухмылкой наблюдая за этим серьезным, во всех отношениях, процессом.
– Не положено, – наконец отозвался тот.
– С хера ли не положено? Ты что, околоточный, удостоверение купил, а на уголовный кодекс денег не хватило? – Максим понимал, что нарывается, но слишком уж накалила его ситуация.
– Откуда же ты такой умный взялся на мою голову? – капитан, широко расставив ноги, встал возле решетки. – И куда это ты звонить собрался? Адвокату, наверно?
Земцов по ту сторону тоже встал и глянул в упор, сквозь прутья, в глаза полисмена.
– Адвокату Званцеву! Капитан, ты же видишь, что я журналист, – он кивнул на документы в его руках, среди которых было и журналистское удостоверение. – Тебе проблемы с прессой нужны, или ты самый непогрешимый? Что, если я выйду отсюда и напишу сочинение в свободной форме на тему «Как я познакомился с внутренними порядками питерского подземелья, или, почему полиция метро задерживает только несопротивляющихся правонарушителей». Ты ведь даже не представился. Подскажи, как твоя фамилия?
Мент скривился, как от зубной боли и, отвернувшись брезгливо бросил лейтенанту:
– Дай ему трубку.
Тот, помявшись, протянул Максиму радиотелефон. Недолго думая, Земцов набрал номер и, не обращая внимания на недовольное бурчание капитана, отвернулся вглубь камеры.
– Кира, здоров. Слушай, сразу к делу. Можешь меня забрать? На «Чернышевской», в опорном пункте. Да ничего я не сделал, за тетеньку заступился. Да, а когда стражи порядка прибыли, нападающие бежать бросились, и тетенька следом за ними. Чего следом не побежал? А у меня совесть чистая, от ментов бегать, – Максим покосился на хмурящего брови капитана и подмигнул соседке по камере, размалеванной девице, лет двадцати. – Понял тебя, держать рот закрытым! Жду!
Он вернул трубку, с чувством выполненного долга уселся на лавку и, облокотившись на стену, закрыл глаза. Продолжать писать протокол полицейские не стали, видимо поняли, что занятие бесполезное. Лейтенант погрузился было в книгу но, получив тычок от старшего по званию, вздохнул и открыл сейф. Достав и нацепив поясную кобуру с пистолетом, он отправился на обход территории. Сам же капитан, сняв и убрав в сейф свою кобуру, оседлал стул напротив камеры и принялся разглядывать сидельцев уставшим взглядом.
– Слышь, Моков, дай мне тоже позвонить. Адвокату, – подала голос девица. – А я тебе за это приятное сделаю, – она оттопырила правую щеку языком и поводила вверх-вниз.
Земцов, наблюдавший за ней из-под прикрытых век, удивленно перевел взгляд на мента. Тот же только тяжело вздохнул и посмотрел на часы. Он уже не был таким крутым, как три минуты назад. Поднявшись, поставил стул обратно за стол, достал из ящика книгу, раскрыл ее. Максим мельком взглянул на обложку. «Волки Кальи». Перевел взгляд на капитана. Мазохист!
Юная потаскуха открыла было рот, чтобы снова нахамить власти, но в этот момент дверь распахнулась словно от удара ноги, и в помещение ворвался, пыша праведным гневом, высокий пожилой представительный мужчина.
– Товарищ генерал!.. – вскочил со стула Моков, незаметно пряча книгу, но тот махнул рукой, мол, не до формальностей и повернувшись к камере, разразился яростным криком.
– Что же ты творишь, дрянь малолетняя?! Ты меня ни в грош не ставишь, так хоть мать пожалей. Что она натворила опять? – Не снижая тона обратился генерал к капитану, но тут же отвернулся. – А, какая разница! Очередную мерзость свою! – он продолжал кричать и ругаться, сыпать витиеватыми выражениями, и было видно, что в этом деле он настоящий профи.
Максим, при начале сцены попытавшийся слиться со стеной и очень надеявшийся, что получилось, в итоге заслушался и даже записал в памяти несколько выражений. Всегда приятно послушать грамотного оратора. Ха-ха. Девица же, закатив глаза, со скучающим видом ждала окончания словесной экзекуции.
Так продолжалось какое-то время. Потом сквозь крик генерала послышался стук в дверь, после чего она открылась и в помещение бодрым деловым шагом ввалился Кира. Плотная дверь скрывала все звуки и, попав на неожиданный «концерт», он немного растерялся. Наконец, воцарилась тишина, кричавший перевел дух и обратил внимание на вошедшего.
– Чего?
Генерал был в штатском, но Кира тонким ментовским чутьем определил начальство и гаркнул первое, что пришло в голову:
– Разрешите обратиться! Майор Кириллов!
– Обращайся, майор, – в свою очередь опешил генерал.
– Разрешите забрать заключенного Земцова из камеры для проведения следственных мероприятий, – вытянувшись в струну, отчеканил Кира.
– Этого? – переглянувшись с таращащим глаза Моковым, генерал, казалось только сейчас заметил вынырнувшего из режима секретности Максима. Потом разразился новым приступом крика.
– Что вы мне все голову морочите?! Забирай его и валите отсюда на хрен. Капитан, открой ему дверь!
Кира, чью принадлежность к внутренним органам выдавали форменные штаны и ботинки, скользнул взглядом по столу и, демонстративно забрав документы и личные вещи Земцова, вместе с недописанным протоколом, подтолкнул вышедшего из камеры Максима к выходу. Тот, решив внести свой вклад в царящую вакханалию, по-зековски заложив руки за спину, выходя из околотка затянул:
Поднимет пыль аэродромную
Без нас комфортный самолет,
И поведет беседу втемную
Из ФСБ мордоворот.
Получив сильный тычок в спину, Земцов сорвался с места и бросился бежать к выходу со станции, подгоняемый бегущим сзади, перепуганным, но веселым Кирилловым. Разносящиеся в отделении крики о разведенном бардаке, брошенном институте, не железных нервах и непростительном поведении, до них уже не долетали. Два взрослых мужика, как нашкодившие дети, выскочили со станции метро и, перегоняя друг друга, ломанулись прочь.
– Подведешь ты меня под монастырь, журналюга! – уже в машине проговорил Кириллов.
– Да ладно тебе, ментяра, ворон ворону глаз не выклюет, – развязно отозвался Земцов, потом добавил, – этот капитан, похоже, своей властью упивается, промурыжил бы до морковкиных…
– Не тебе его судить, – отмахнулся Кира. – Думаешь у него служба кайфовая? Ты лучше скажи, чего ты в такой блудняк влез? Больше всех надо что ли?
– Выходит, что больше, Андрюха, – Земцов вздохнул. – Я, может быть, второй Максим Горький, не могу пройти мимо, когда женщину обижают.
Повисла недолгая пауза.
– А что, Горький правда таким был? – Кириллов в школе учился плохо, что не всегда удавалось скрыть.
