скачать книгу бесплатно
Башня континуума
Александра Седых
Основанная на руинах технократического государства Великой Сопричаствующей Машины и просуществовавшая пять столетий, несокрушимая Империя оказалась на грани гибели. Государство умирает, раздираемое давними междоусобицами и ослабленное яростной борьбой за власть высших чиновников и аристократических кланов. Тем временем в огнедышащих недрах Промышленной Зоны Южная Венеция пробуждаются от долгой летаргии таинственные и мстительные враги людской расы – Инженеры, о которых ходят слухи, будто они – демоны в человеческом обличье. На этом фоне разворачивается история Любви, история Мести, История Восхождения к Власти; и, наконец, самая странная и страшная история Безумия, способного уничтожить саму вселенную и обратить время вспять.
А. Седых
Башня континуума
Родителям
Карлу
Пролог
Тринадцатого января 506 года Освобождения девятнадцатый потомок лорда Джека Ланкастера по прямой линии, их сиятельная милость лорд Кеннет Ланкастер готовился сыграть в старинную увлекательную игру под названием «спринт с фальстартом». Чувствовал он себя спокойно и уверенно, поскольку знал, что на сей раз обставит их, – обставит, это точно. Он бы улыбнулся, широко и радостно, но улыбаться широко и радостно мешало дуло лучевика во рту.
Ультра-сталь холодила нёбо и зубы, и этот мятный, пряный холод отзывался эхом глубоко в мозжечке. Его пальцы непроизвольно скользили по гладкому литому стволу, поглаживая и лаская. Превосходное оружие невероятной мощи, одна из тех бронебойных штуковин, что заставляют владельца чувствовать себя настоящим мужчиной. Давний и дорогой подарок главы Синдиката Крайм-О, наследного принца Садахару Моримото.
В свое время, лет десять или пятнадцать тому назад, когда дети еще были совсем маленькими, Кеннету частенько доводилось бывать на Луизитании, проводить время, общаясь с криминальными воротилами Синдиката. Переговоры их касались покупки двадцати процентов копей услада-плюс – поистине бесценного для Корпорации приобретения. Кеннету удалось заломить дельцам Синдиката руки за спину и правдами и неправдами вынудить сойтись на приемлемой цене, но на финальном этапе сделки вмешался Отдел Благонадежности. Директор Холлис не мог не понимать, что подобная сделка катастрофически подорвет позиции Отдела в Гетто и, быть может, вовсе выведет бесценные копи услада-плюс из сферы государственных интересов.
Последовавшая за деловыми переговорами необъявленная война унесла жизни многих сотен сотрудников службы безопасности «Ланкастер Индастриз», элитных солдат и рядовых гвардейцев Синдиката, безымянных сотрудников Отдела Благонадежности… а также некоторых влиятельных чиновников, застреленных в лоб из снайперских винтовок или угостившихся за завтраком отравленным кофе, поданным им нежной женой или дочерью. Но, в действительности, дело закончилось пшиком. Кеннет отступил, а Холлис и Моримото улыбались друг другу при своих частых встречах, как ни в чем не бывало.
Воспоминание о той давнишней неудаче терзало Кеннета Ланкастера до сих пор, но, в целом, он мог сказать, что в его деятельной и насыщенной жизни блистательных побед насчитывалось куда больше, чем горьких поражений. Ему едва исполнилось семьдесят девять, он сильно пил, но все же находился не в самой плохой физической форме… и уж точно в куда более здравом и ясном рассудке, чем полагали многие. Да. Лет пять-десять он бы еще, пожалуй, протянул, радостно и широко улыбаясь.
А широко и радостно улыбаться было отчего. Личное состояние лорда Ланкастера оценивалось в шестьдесят миллиардов империалов – по облагаемым налогами официальным данным. Что уж говорить о данных неофициальных! Предыдущие сорок два года он возглавлял одну из крупнейших промышленных корпораций Империи, разделял и правил железной рукой, и забудьте о бархатной перчатке – потомственный аристократ, он не выносил этих сентиментальных глупостей. Перед ним заискивали официанты и раболепствовали министры. Он единственный на белом свете мог позволить себе фамильярно похлопать Императора Константина Шестнадцатого по плечу и назвать всемогущего благого Василевса «приятелем». А, когда ему становилось скучно, Кеннет отправлялся в картинную галерею, расположенную в левом крыле огромного фамильного особняка, и любовался длинной чередой парадных портретов своих именитых предков, включая самого именитого из них – лорда Джека Ланкастера, героя Освобождения, прославленного победителя Черного Триумвирата.
Но это было далеко не все.
Его преследовали призраки. Его любимая жена, его дорогая Елена, умерла. Его старший сын ненавидел его. Его дочь ненавидела его. Младшего сына он не видел пять лет и не знал, жив ли еще его ребенок, но знал наверняка, что сын ненавидит его. У него не было друзей, лишь соучастники в его преступлениях, а его преступления взывали к нему во тьме долгих, одиноких ночей, требуя возмездия.
Он слышал пение мертвецов. Он видел грядущий Армаггедон… Мрак, Гибель, Красную Смерть.
Он видел, как они идут за ним.
Что ж.
Настало время платить по счетам.
В самый последний миг перед тем, как его голова разлетелась в клочья, он успел улыбнуться.
Он их обставил, обставил.
Когда они пришли за ним в своих фетровых шляпах, плащах и серых костюмах, он был уже мертв.
Книга первая
Ассоциация Абсолютной Абстиненции
Год первый: Относительной Стабильности
Мартовские Иды-I
Монтеррей Милбэнк, Тридцать Седьмой Верховный Канцлер Империи всем сердцем ненавидел месяц март. Котам и дрянным поэтам этот сырой, промозглый, ветреный и слякотный месяц, быть может, и навевал мысли о любовном томлении, но Верховному Канцлеру напоминал исключительно о мартовских идах. В месяц март Милбэнк, как никогда, понимал, что находится в плотном окружении брутов и кассиев, мечтающих об одном – вонзить кинжал ему в сердце. Или в спину. Неважно. Главное, чтобы наверняка.
К сожалению, сходные чувства одиночества и паранойи обуревали Милбэнка и все прочие месяцы в году. Вот и сейчас, хоть был отнюдь не март, а самое начало января, Милбэнк, стоя перед картой Империи, распростертой на стене его кабинета, поеживался от пронизывающего насквозь знобкого, липкого, тошнотворного мартовского холода.
Вздрагивая, он смотрел на карту.
Империя была огромна. Восемьсот двадцать населенных миров, связанные высокоскоростными Би-магистралями и плотно охваченные сетью сверхдальней спин-связи. Численность населения – четыреста миллиардов человек, с учетом Особых Территорий, плюс четыре миллиона не-существ в Гетто на Эпллтоне. Административное деление: Первое и Второе Кольцо, а также Особые Территории, имевшие специальный административный статус автономии. Кольца, в свою очередь, подразделялись на Квадранты, администраторы которых назначались Верховным Канцлером и непосредственно подчинялись ему же. Дальше в табели о рангах самыми важными персонами становились губернаторы планет, наделенные на местах огромными полномочиями, избравшиеся свободным тайным голосованием.
Последнее в исторической перспективе являлось весьма недавним достижением. После Освобождения и подписания Пакта о Прогрессе, заключенном победителями Черного Триумвирата – лордом Джеком Ланкастером, правителем Свободной Торговой Колонии Францем Максимилианом и Императором Константином Первым – минуло пять столетий, из которых четыре Империя просуществовала в форме жесткой, централизованной, абсолютистской монархии. Но времена менялись. Первыми ласточками стал целый ряд неприятных инцидентов, связанных с большим количеством человеческих жертв, бунтами, повешением, колесованием и четвертованием императорских наместников. Особенных успехов на этом кровавом поприще в свое время достигли свободолюбивые салемские лендлорды. Размах мятежей на Салеме, Второе Кольцо, в свое время достиг столь неслыханных масштабов, что именно после тех событий Дворец счел благоразумным чуть ослабить поводья, и абсолютная монархия превратилась в монархию конституционную.
С высоты своего положения Верховный Канцлер Милбэнк, как никто иной, понимал, до чего формальным, на бумаге, оказалось это превращение. Даже по этой самой бумаге, что носила гордое название Конституция, Император сохранил большую часть своих абсолютных полномочий. Свободные выборы гарантировали зрелища, но хлеб – едва ли. Что касалось Имперского Парламента, то он существовал в качестве номинального института, смертельно напуганного и сытно прикормленного одновременно. Подобное положение вещей мало изменилось после последних выборов, на которых неожиданно и с довольно существенным перевесом победила Партия Новых Демократических Преобразований во главе с Милбэнком, вытеснив с лидирующих позиций, казалось бы, бессменную Консервативную Партию. Именно в качестве кандидата от ПНДП Милбэнк и занял свой теперешний высочайший пост.
Депутаты от ПНДП старались быть лояльными к Милбэнку, но в равной степени они старались быть лояльными к Императору, его богатым и знатным монархическим прихвостням из высшей аристократии, главе Священного Трибунала при Святой Единой Церкви архиепископу Райту, и особенно – к директору Отдела Благонадежности Блэку Холлису. Равно как и к любому, у кого хватало полномочий их запугать или денег, чтобы их подкупить. В свободное время демократические депутаты грызлись за кусочек сытного пирога с консерваторами, чьи позиции, между тем, все еще оставались весьма сильными как в самых высших эшелонах власти, так и на местах, особенно – в провинциях.
Консерваторам и вовсе было незачем миндальничать с Милбэнком, и они постоянно строили Верховному Канцлеру хитрые козни, громогласно распевая с высоких трибун любимую песенку консерваторов всех времен – песенку о старых, добрых временах, когда все было стократ лучше, чем сегодня и сейчас.
Будучи неглупым, Милбэнк ничуть не сомневался, что в старые, добрые времена все и впрямь было гораздо лучше… да вот жили-то они не в старые, добрые времена, а именно сегодня и сейчас. А дела сегодня и сейчас шли кое-как. Проблем у Милбэнка хватало по горло.
Например, свободолюбивые Особые Территории, которые никак не желали становиться Третьим Имперским Кольцом, включая главный рассадник сепаратизма и ереси – мятежную Дезерет.
Или Эпллтон с проклятым Гетто и проклятыми рудниками услада-плюс.
Или Лудд, где находилась Коммуна истинных луддитов.
Или Промышленная Зона Южная Венеция, где последние семь лет заправлял одиозный губернатор Винсент Вольф, по совместительству председатель Народного Трудового Альянса.
Или Луизитания – сточная канава Империи, обитель криминального спрута Крайм-О.
Дни Верховного Канцлера Монтеррея Милбэнка проходили в постоянной борьбе, в тревогах и искусных интригах, а ночи – в постоянном страхе, что они вот-вот придут за ним. Милбэнк не знал, кем именно были эти «они», но ему казалось, что однажды он узнает.
И ему определенно хотелось как можно дальше оттянуть момент своего прозрения.
Взгляд Милбэнка, поблуждав по карте, остановился на точке, отмеченной на карте алым флажком. ДЕЗЕРЕТ. Эпицентр не утихающего последние тридцать лет военного конфликта, зловещая купель яростного противостояния между имперскими властями и последователями отставного губернатора Джона Сэйнта, так называемыми сэйнтистами. Кровавая мясорубка, приведенная много лет тому назад в действие непомерными амбициями бывшего губернатора Дезерет, и так и не остановившаяся и по сию пору.
Вот его проклятье на день, его сегодняшняя головная боль, заноза в мякоти ладони. Милбэнк раздраженно раздавил в хрустальной пепельнице дорогую сигару с золотым ободком и проронил в переговорное устройство:
– Пригласите ко мне господина Холлиса.
Глава первая
Январские Календы
1
Смерть отца застала Кита врасплох.
Целый день он был занят как обычно – до полнейшего умопомрачения, а вечером они с Гордоном договорились встретиться и посидеть в тихой, уютной пивной. Но, едва они с комфортом устроились, едва смазливая официанточка подала им салат, фирменную тушеную ягнятину и выпивку, едва рука Кита потянулась к вожделенному после долгого рабочего дня стаканчику, надрывно заверещала спин-трубка.
Кит выудил из нагрудного кармана пиджака голосящий портативный спин-передатчик и невольно залюбовался компактным серебристым корпусом. Девятьсот Восемнадцатый, одна из лучших моделей в истории индустрии сверхдальней связи, великолепный дизайн, простота и функциональность, голосовое управление, высочайшее качество связи как на близкие, так и на сверхдальние расстояния. Спустя три стандартных года после выпуска, несмотря на минимальные затраты на рекламную кампанию, Девятьсот Восемнадцатые раскупались, как горячие пирожки. «Денежки, – ласково подумал, Кит, – да, денежки, денежки…»
– Кто там еще? – нетерпеливо поинтересовался Гордон, оторвав шурина от сладких мыслей о наживе и прибыли.
– Тереза, – ответил Кит, глянув на дисплей спин-трубки.
– Вот те раз. Я думал, Тереза…
– А она всегда так делает, как будто сам не знаешь. Всякий раз, когда я собираюсь выпить, даже когда я только подумываю об этом… а еще мясо. Спиртное. Соль, сахар, никотин, кофеин, холестерин. И зубная паста.
– Зубная что? Паста?
– Вот послушай. Уже десять лет я прошу Терезу не выдавливать пасту с середины тюбика. Прошу, умоляю, уговариваю ее, пытаюсь ей растолковать, что это некрасиво, выглядит отвратительно, раздражает меня до невозможности, прямо до белого каления доводит. Она всякий раз извиняется, обещает, что больше не будет, говорит «Ой, прости, я забыла, Кит» или «Ой, извини, дорогой», а иногда просто «Ой-ой». Хорошо, подумал я, в браке нельзя быть максималистом. Я решил пойти на компромисс. Я купил свой тюбик с пастой и поставил в отдельный стакан. Что, по-твоему, она стала делать?… Брать мой тюбик с пастой из моего стакана и выдавливать его с середины. Что ты гогочешь, деревенский ты олух!
– Лучше поговори с женой все-таки, а то она затаит зло, дождется своих женских недомоганий и прикончит тебя. А, если дамочка тебя прикончит в свой лунный период, это может послужить для нее смягчающим обстоятельством в суде.
Кит хмыкнул.
– Насколько смягчающим?
– Дамочку могут и оправдать. Удивительно сентиментальные нынче пошли присяжные.
Кит расхохотался, но все же решил ответить. Гордон работал адвокатом и знал, о чем толкует.
– Да?
– Почему ты сразу не отвечаешь? – прорыдала Терри в трубку.
Рыдания ее в первый момент не насторожили Кита. У жены частенько глаза бывали на мокром месте.
– Видишь ли, маленькая…
– Где ты?
– В пивной, – брякнул Кит.
– Сопляк, – весело сказал Гордон, со сладострастным причмокиванием присасываясь к пенной кружке бархатистого портера.
– С кем ты?
– С зятем.
– Что вы там делаете?
Что можно делать в пивной. Как думаете. Только честно и правдиво, без утайки.
– Дорогая, я утром говорил тебе…
– Твой отец.
Кит тоскливо поглядел на стаканчик целебного и горячительного, который в течение предыдущих двух минут безуспешно пытался донести до пересохшего рта, и поставил его обратно.
– Что случилось, Терри.
– Твой отец. Он… умер.
– Как?
– С ним произошел несчастный случай… а больше мне ничего не сказали… они хотят поговорить с тобой. Все они сюда приехали пятнадцать минут тому назад… они все здесь, и Мерфи – тоже. Ты должен поехать домой, немедленно, Господи Иисусе…
– Успокойся, дорогая, я скоро буду.
Рюмочку он все же донес до рта и выпил. Не пропадать же добру.
Когда они с зятем приехали в особняк, Терри встретила их в холле, бледная и перепуганная. В ее больших карих глазах стыли маленькие слезинки, и она больше обычного походила на олененка, за которым гонятся охотники… или голодные волки. Кит обнял жену и почувствовал, как быстро-быстро трепыхается ее сердечко.
– Извини, Кит, но они… все приехали… на своих черных механо…
– Шшш. Тише, маленькая. Не надо плакать. Иди, приляг. Гордон?
– Да. Пойдем, Тереза.
Он увел ее, Кит стянул пальто и перчатки, пригладил волосы, затолкал в рот мятную пастилку, смахнул с рукава пиджака невидимую соринку и вошел в гостиную.
Там творилось настоящее светопреставление. Совет директоров корпорации «Ланкастер Индастриз» в полном составе, включая председателя Виктора Мерфи. Правление Ланкастеровского Делового Центра – тоже в полном составе, включая главу правления Гофмана. И еще целая толпа Очень Важных Персон, как знакомых Киту, так и незнакомых. Сразу становилось понятно, что стряслось нечто чрезвычайное. Впрочем, к чрезвычайным событиям этим людям было не привыкать. Пока они дожидались Кита, у них стихийно организовалась небольшая вечеринка. Ливрейные лакеи сновали с серебряными подносами, обнося нежданных гостей закусками и напитками. Гости ели и пили, негромко, но оживленно, переговаривались. Но, едва вошел Кит, все разговоры мигом стихли, всякое движение прекратилось, и ему на мгновение показалось, будто он очутился в музее восковых фигур.
– Здравствуйте, – сказал он сухо.
– Здравствуйте, – отозвался Мерфи из глубин инвалидной коляски. – Как поживаете?
Кит поглядел на старика. Он тут был самым главным. Остальные – так, декорации, что-то вроде хора в древнегреческих трагедиях.
– Спасибо, не жалуюсь.
– Вы лучше-ка присядьте, молодой человек. Не ровен час, лишитесь чувств и грохнетесь в обморок. Нам всем будет неудобно.
Кит справедливо полагал, что, если вдруг грохнется в обморок, неудобно будет ему одному, и покачал головой.
– Выпьете что-нибудь? – не унимался Мерфи.
Кит опять покачал головой, силясь не скрежетать зубами. Он ничуть не сомневался, что старый хрыч проделывает это нарочно. А Мерфи, действительно, был очень старый хрыч. Ему стукнул сто один год, из коих последние шестьдесят семь он являлся бессменным председателем совета директоров Корпорации «Ланкастер Индастриз». Старик заслуженно носил прозвище Брадобрей – за вкрадчивую повадку доводить злополучные жертвы своих интриг и махинаций до помешательств, самоубийств, запоев, длительных тюремных заключений, апоплексических ударов и сердечных приступов.
В хорошем настроении Мерфи напоминал сытого вампира. В плохом – голодного. В обоих настроениях он вызывал отвращение. Самым отвратительным было то, что, несмотря на преклонный возраст, мозги у Мерфи работали, как метроном, и на покой он явно не собирался. «Он изводил еще сиятельного прадеда Кита, и сиятельного деда, и отца… а теперь заявился по мою душу», – подумал Кит, и не ошибся.
– Что ж, как угодно. Вы, наверное, понимаете, что мы здесь не просто так собрались… у нас плохие новости. Ваш отец. Кеннет, бедный мальчик, мы все так любили его. Так вот, сегодня вечером, ваш отец скончался и, по видимости, находится сейчас уже в ином, лучшем мире, – объяснил Мерфи и поглядел почему-то вниз.
Кит проследил за взглядом председателя совета директоров Корпорации и увидел малиново-красный великолепный ковер. Ниже был паркетный пол, еще ниже – подвал, еще ниже… пожалуйста, давайте обойдемся без сомнительных аллегорий.
– Как это произошло?
