скачать книгу бесплатно
Глобус Билла. Четвёртая книга. Дракон
Александра Нюренберг
На Эриду уже осень. Бывший экипаж Глобуса привыкает к распорядку жизни в дядюшкином замке. Командир Ас покупает пастбище и строит космодром. Энкиду влюблён. Билл не понимает, что значит быть наследником. Иннан и Шанни насмешничают. Сир Мардук подозревает всех.
Глобус Билла
Четвёртая книга. Дракон
Александра Нюренберг
Корректор Эстер
Иллюстратор StockSnap
© Александра Нюренберг, 2023
© StockSnap, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-4485-9317-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1. НЛО, ДНК и УК
Вспыхнул легонько запад и погас, следующая вспышка заставила себя ждать и томительное, высасывающее душу чувство устремилось в темноту, к затаившимся горам. Было подозрение, что они идут, ворочаются в темноте. Когда снова включили зарницу, одному рыжему отпрыску монархии не удалось рассмотреть чёрные вершины, изломанные гребешком из дядиной кунсткамеры.
В общем – птичий шторм.
Сегодняшним вечером произошло что-то за горизонтом, далеко в океане. По всему восточному полушарию Эриду широкими взмахами мёл воздушный поток.
Да, долго бабье лето не протянуло. Осень не осталась равнодушной к своим правам. Ветер ознобный и напряжённое с проступающими проводками слабых молний небо придуманы наскоро.
Язык океана задумчиво слизывал песчаные пляжи за пустырём, из окна исторической школы видно – вот молча поднимается и застывает загнутая кошачьим язычком волна весом в паровоз.
Береговая линия, как наваленная к переезду мебель, и столбы прежних непонятных сооружений большого города, покинутого за одно поколение до катастрофы, выглядели одинаково.
На континенте за проливом разгоралась вонючим угольком война. Грязный коптящий очаг был вдвинут в границы какой-то местности с названием, напечатанным на политической карте. Теми же, кто подбрасывает в чадящий огонь всякую сгораемую материю, называли две державы, некогда так охотно расставшиеся с рабством.
Но так ли это? Разве? Целые две державы? Да вы что? Господа? Так-таки две державы? Множество людей, занятых своими жизнями, что ли? Вот так, за ранним завтраком, миллионы начали войну? Мы ведь с вами не дети малые, и не Билл Баст, который готов верить всяким пустякам. Два человека отдали эту пару приказов.
Да вот же они. Что? Разверните газету… да нет, не разворачивайте – они всегда на первой странице. Не разворачивайте. Вы их знаете. Вот они.
Это они и только они объявили войну. Но будут потом говорить не о них, таких временных, таких слабых и грозных, – будут говорить о двух державах, о миллионах людей, которые, читая газету, между двумя кусочками поджаренного хлеба двинули через океаны, через реки, по воздуху, под землёй машины со смертью и вонью.
А эти двое мирно проживут свои жизни и возникнут переводными картинками на страницах уже не газеты – учебника.
Повинуясь дяде Мардуку, они на свой страх и риск начали эту войну.
Дядя Мардук имел свои резоны. Не думайте, что только одна мелкая мстительность и желание наказать неведомого каменщика из переулка, нарассказавшего всякой ереси его племяннику, послужили мотивом.
Но пути дяди Мардука неисповедимы.
Война начата, она будет идти, как говорят про войны, пока не сожрёт всё, что сможет.
Малые звери лесостепи выглядели великанами, когда вылезали из норок и с мучительной любознательностью вглядывались в притихшую дорогу к проливу.
Ловушки и звери, которые их обходят, занимали мысли Энкиду. Вместе с темноватым туманом в самой глухой части леса он рыскал в поисках следов.
В доме дядины аномалии пока не проявлялись. Он притих после продажи пастбища, возможно, раздумывал о дальнейших судьбах этой земли.
После бессонной ночи Билл принял решение погулять. Как и все незначительные решения, это было принято внезапно, с последним глотком нелюбимого Биллом чая, потому что кофию дядя перестал давать. Объяснил, что перебои. Мол, продукты выдаются нуждающимся по карточкам, а он не может транжирить дефицит, когда народ страдает.
Билл умолял друзей нарисовать ему карточки, потом попытался купить кофий на чёрном рынке. Наконец, он прямо взмолился. Дядя злорадствовал.
– Ну, если ты хочешь возвести социальные перегородки между собой и народом.
Билл сказал, что ему всё равно, возведёт он перегородки или нет. Напрасно старался, кофию ему не дали.
Он никому не сказался, ушёл в недавно рассекреченные дядей конюшни и окликнул самого большого и самого гнедого коня с квадратной от мышц грудью, с тонкими ногами, помеченными узлами силы в коленях.
– Давай-ка от них… этот чай.
Конь дружелюбно отозвался и, извернувшись, больно укусил Билла в плечо. Билл остался доволен лаской. Он посмотрел по сторонам и жарко поцеловал коня в белые, пахнущие травой зубы. Конь лязгнул зубами в сантиметре от щеки Билла, а когда тот отошёл за бархатом, чтобы обтереть запачканный конский лоб, попытался поддать Биллу нечестным и обидным манером.
– Но, но. – Билл толкнул коня кулаком. – Будто ты не жаждешь побыть один одинёшенек и всё-всё обдумать. Ну, или почти всё. А?
Конь прорычал что-то, но уже сдержанней. Когда большое тело Билла взгромоздилось в седло, он и ухом не повёл. И то – садился в седло Билл, как обрывок тополиного пуха, из тех, что летали по Гостиной в далёком июле.
С коня далеко распечатан огромный осенний лист, накрывший полуостров. Холмы скоро из разноцветных сделаются бурыми и серыми.
Рыжий на гнедом, оба раскачиваясь в такт движению полуострова на скользящей в океане плите, спустились с холма и вынырнули на плече нового вылезающего и не вылезшего из пучины земли краснокожего гиганта. Синий глаз следил сверху, смыкаясь в сонных осенних слезах. Клетчатый и пёстрый плед на холмах принимал формы тел и повиновался малейшему движению воздуха. Озёрный народ, выкупленный Асом одну полную луну тому, мало показывался и попадался, но если уж что – то именно в таких пледах на широких плечах. Ноги торчали внизу, как если бы холм приподнялся на столбах и пошёл себе.
Быки скромничали – или пастухи узнали о том, что новые боги облагодетельствовали их, – но приключение с деревом не повторилось, хотя частенько Билл отправлялся погулять, то ли чтобы заново испытать терпение Судьбы… а может, ему всё-таки хотелось украсть телёночка.
Мелькнула струйка дыма за холмами, скорее угаданная в остром приятном и волнующем полудне, нежели отражённая зрительным нервом… Билл и конь оказались вследствие своего неторопливого пути на площадке, нарочно выровненной кем-то для танцев. Кругла поляна, трава вытоптана, но любовно уложена, как солнце на фреске.
Где горит? Запах огня, ни с чем не сравнимый, наполнил лёгкие… Билл привстал в седле, и конь замер, потом повертелся, предоставляя всаднику обзор.
Осенний запах полз между холмов. Кто тут листья жёг…
Никто.
Вращающимися линиями очерчены холмы. Напряжённое движение самых крохотных частиц света, из которых сложен мир, здесь становилось явным. Это не зависело от качества освещения. И ночью вокруг звёзд возникали такие же круги. Всё это напоминало картинки одного нибирийца, доброго и очень нервного чистокровки.
И таким же нимбом очертился силуэт на склоне поблизости, хотя сам силуэт был сложный, вроде отдельного пейзажа.
Билл понимал, что его карие глаза округляются и светлеют, как всегда происходило с ним от изумления. В общем, никогда эти штуки так не округлялись и не светлели.
Глаза, чей взгляд он встретил, были больше.
Всё остановилось на площадке, только лист с ближайшего дерева летел, планируя на воздушной волне.
Бурые с металлическим блеском, как перья у голубя, чешуи, соединяясь, создавали сплошную линию могучего тела. Металл густо зеленел, но когда конь сделал шажок – Билл простодушно изумился: вот он, лиловый!
Какова стройность, как легко злобные бугры мышц спрягаются в целое, очерченное самой маленькой, самой нежной рукой художницы.
Хвост огибал холм, как непереведённое предложение иностранного журналиста из комментария к отечественному приговору.
А вот и глаза: тот взгляд, который втянул Билла прежде, чем тот осознал. Каждый размером с обугленную табличку из свайной избушки, пульсирующий, как готовая прорасти виноградина.
Даже отсюда Билл увидел, что в глазу темнеет двойной зрачок.
Что-то произошло, веко прикрыло взгляд… на мгновение Билл освободился от власти дракона. Он успел немножко подумать…
Откуда он взялся? Как полёт такой массивной штуки, вдобавок отягощённой наверное, таких же габаритов душой, остался тайным?
Повадка самолёта-истребителя, решившего передвигаться по земле. Билл, легко покачиваясь в люльке седла, расхаживал на лошадиных ногах на расстоянии…
А какое считается безопасным?
Конь издал звук, не разжимая рояльных челюстей. Вышло такое грозное ворчание, что громада дракона напряглась.
Медленно дракон двинул к ним. Осень запахла острее, и дух её иссяк. Небо тоже остановилось. Билл не мог объяснить, но явственно увидел своё сердце – красное с трубками, вроде гнезда птицы возле почтового ящика.
Встреча была неминуема и… встречу прервали.
С небес рушился кусище подвесного потолка, что ли. Сначала казалось, что это нечто твёрдое, затем, когда предмет приблизился, привиделось движение: извивалось и дёргалось то, что небу чуждо.
Что-то падало с ожившего задёргавшегося неба. Конь и дракон остановились в пылу враждебной страсти, и дракон скосился попугайчиком, а противник его, который чувствовал себя веселее с всадником, посмотрел в упор, основательно.
Билл задрал голову. Нечто выросло в небе – взбесившееся облако, решившее жить разумной жизнью или морское животное, плавная лента для волос, покинувшая чьи-то мысли.
Небесное неопознанное тело росло… Чёрт побери, это… Это!.. Да не мо…
Но не призывай чертей.
Конь повёл себя на удивление достойно. В панику он не впал, а гордо подняв химерический лик, в развевающемся дыме гривы смотрел в небо.
Дракон тоже взглянул, а потом решив, что это-то и есть подходящая минута, вернулся к новому знакомству. Новые персонажи жизни занимали его сильнее обрушающихся потолочных балок. В небе для него всё прочитано.
В том, что двухголовый неправильный дракон значится на втором плане, он не сомневался и собирался всё расставить по местам. Кого-то он этой самоуверенностью напоминал.
Ну, конечно – дядю.
Билл, краем глаза приметив краткий путь среди холмов позади, соскочил с коня, пихнул плечом в бок. Мог бы так стену приласкать. Упёрся ладонями в коня, вспоминая, как двигать упрямые диваны. Конь яростно и обидчиво заржал, устроил из себя новогоднюю свечку и, крепко впечатав передние копыта в землю, нечаянно и основательно приложил Билла.
То, что в его храбрости усомнились, оскорбило аристократа.
Штука валилась прямо на площадку. Билл, упавший на колено и кулак, вскочил и закричал на коня.
Тут же с криком Билла неопознанный предмет рухнул.
Билл, отвлёкшись в процессе отступления, не поверил – извините, но это так – глазам, вот этим карим, глуповатым. Стежки толстенного, в бедро толщиной, каната, полопались и торчали. Целостность утратилась, краски поблёкли, но узнать можно.
– Спрут, милый! – Воскликнул Билл. – Как же ты… ну, здравствуй.
Рухнул флаг государства Нибиру, рухнул с размаху, не сгорев в атмосфере, и дракон, задрав слишком поздно башку, ничего, вежливо выражаясь, не понял, хоть был не глупее Билла. Ткань трёх цветов скомкалась и распялилась на драконьем хребте, показывая сумасшедший символ чего-то там.
Конь, не испугавшийся, от изумления прянул и поскакал. Он счёл исчезновение противника с поля боя доказательством нечестной игры.
Билл с облегчением заметил, как он скачет прочь и изредка останавливается, оглядываясь.
Билл подбодрил его, махнув.
Дракон оказался в цирке шапито. Появился новый холм.
Скиталец-флаг был утомлён и грязен: свинец прави и ржавчина цепей, отравленная кровь народа и скисшее вино аристократии пропитали его насквозь до ниточки, превратив эту ниточку в прут решётки вечной.
Четверть года по нибирийскому гражданскому счёту он гнался за беглецами, преодолевая духоту безмолвия и увязая в чернилах, облипая пудрой утраченных сожжённых вселенных.
И теперь настигнув Эриду, он нашёл-таки на кого обрушиться: на символ безраздельной власти.
Тело дракона, светящееся под тканью, прожгло флаг в нескольких местах, будто там поместилось настоящее созвездие. Флаг был изжёван космосом, но опасен. Слюна спрута изменила структуру полимеров, а ядовитая пыль далёких уголков мира въелась в плетение ткани. Вершина творения лёгкой промышленности.
Хребет дракона шевелился с отчаянной тщетностью под этим грузом. Билл пожалел дракона. Вот запопал…
Дракон осознал, что очутился в ловушке, и звуки сопения и недоумения сменились испуганным воем бедного животного. Вой звучал приглушённо.
Грохот, как положено, запоздал и обрушился из заповедника серебристых облаков, где должно рождаться только прекрасное, минутою позже.
Билл смотрел… смотрел:
– Да ты запутался.
Разноцветный холм затих. Красавец дракон сделался тушей для разделки на второе. Где гордость, где высокомерие…
Билл приблизился.
– Бедолажечка, – сказал он себе. – Вот бы женщина увидела. Какие ласковые слова сказала бы.
Дракон не двигался. Билл, опустившись на целое колено, посмотрел на тыл кулака, испачканный кровью, распустил пальцы, толстые ловкие, и принялся распутывать тухлую ткань флага.
Сначала дракон слабо пинался одною лапой и растопыривал длинные загнутые когти. Занимая место между двумя скалами, в сущности, всю равнину, он казался себе малюткой.
Затих.
И вот он был распутан. Билл, обтерев изрезанные и окровавленные руки обо что ни попадя, приподнял лохмы грязного флага и грудой отшвырнул.
Подскочил – глаз дракона смотрел. Хвост развернулся и сбил его с ног – в благодарность, конечно. И снова после этой вспышки агрессии освобождённый узник уронил голову.
