скачать книгу бесплатно
– Выходит, что ни ускорения, ни перестройки у вас не было, а идиотский клич «Доведем хозрасчет до каждого рабочего места!» у вас никогда не звучал.
– Почему у «вас»? – уже настороженно спросил Андрей.
– Хорошо, у нас, – тут же примирительно сказал Олег и снова спросил: – А как себя чувствуют партия и правительство?
– Да нормально себя чувствуют, – продолжая внимательно приглядываться к другу, как-то не совсем уверенно произнес Андрей и тут же твердо добавил: – Партия перестала быть руководящей и направляющей, а преобразилась в некий идейно-философский, аналитический мозговой центр, имеющий отделения по всему Союзу. Народные депутаты низового уровня избираются из трудовых коллективов, далее из самых достойных из них формируются высшие органы власти. Вместе с идейным центром они формируют правительство, ставят перед ним задачи и контролируют исполнение…
– А как у вас… сорри, у нас, с коррупцией и взяточничеством? – не дав договорить Андрею, перебил его следующим вопросом Олег.
– Полный порядок, за полным отсутствием таковых, – ответил Андрей.
– Поясни, – попросил Олег.
– Пожалуйста, – с готовностью ответил Андрей, продолжая пристально смотреть на Олега. – Во-первых, все безналичные деньги имеют электронную метку, и их путь при желании можно проследить вплоть до окна выдачи зарплаты. По сути дела, вместо хождения огромных сумм по стране в ней повсеместно используется клиринг – система безналичных взаимозачетов, – при этом подлинными свойствами денег обладает только зарплата. В результате рубль стал самой стабильной мировой валютой, а экономика устойчиво развивается без всяких финансовых пузырей, спекуляций, кризисов и инфляций. Во-вторых, армия чиновников является полувоенным образованием с произнесением торжественной клятвы, за нарушение которой чиновник сразу становится клятвопреступником и без долгих судебных разбирательств моментально лишается всех своих немалых прав и доходов. И это помимо уголовной ответственности. А в-третьих, постоянная ротация чиновников, переезд их через каждые четыре года на место нового назначения, которое определяется по жребию, надежно препятствуют образованию преступных сговоров и преступных групп.
– Так что же, у вас тут натуральная красная Шамбала образовалась, и капитализма нет и в помине? – настойчиво продолжал свои расспросы Олег.
– Ну почему же, в разумных пределах и это есть, – увлекшись, как ему казалось, предложенной Олегом занимательной игрой, уверенно ответил Андрей, – финансы, системы жизнеобеспечения, транспорт, добывающие, стратегические отрасли находятся в руках государства, а в отраслях группы Б помимо государственного имеется и частный сектор…
– Так-так, – перебил Олег и задумчиво, обращаясь в пространство, продолжил: – Стало быть, на самом деле именно сознание руководителей определяет бытие народа, а не наоборот, как нас тому учили в школе.
– Ошибаешься, дружище, – с вызовом в голосе ответил Андрей, – нас в школе и в институте учили не догмам и не метафизике, а диалектике, по которой качества и свойства материальных и духовных предметов неизбежно меняются в зависимости от условий. Никто тебя не заставлял зубрить догмы и безголово следовать им. Тебя учили прежде всего работать собственной головой, опираясь на проверенные знания, руководствуясь настоящим моментом, ну и учитывая кое-какие аксиомы, конечно, – не без того.
Олег хотел было возразить, что он-то как раз менее подвержен догмам и даже более инициативен, чем сам Андрей, и это наглядно доказывают хотя бы его резкий уход из института и своевольное обращение в челнока, правда, потерпевшего на этой увлекательной стезе сокрушительный крах. Раскрыв было рот для возражения, Олег все же успел вовремя прикусить себе язык. Он находился в данный момент в другом времени, где его жизнь, очевидно, сложились иначе, и теперь, в условиях процветающего государства, экономики и науки, Олег должен был оставаться в институте и сделать при этом головокружительную карьеру, может быть, даже лучшую, чем та, которая удалась Андрею. Однако, мельком оглядев комнату еще раз, никаких признаков высокого социального положения обитателя этой квартиры он не обнаружил. Комната, в которой они находились с Андреем, скорее напоминала приют неудачника, холостяка-отшельника, чем выдающегося светила прикладной науки. Не дав себе времени поразмыслить над этим несоответствием, Олег продолжил беседу.
– Хорошо, по части диалектики согласен, – одобрительно закивал головой Олег и тут же снова спросил: – А что у нас с международным положением?
– Тоже полный порядок, – невозмутимо продолжил Андрей, – СССР в тесном экономическом союзе с Китаем и Индией являются общепризнанными мировыми лидерами, на которых равняются все развивающиеся страны. США постоянно пыжатся, пытаясь изобразить из себя сверхдержаву, но это у них плохо получается после того, как доллар перестал быть резервной валютой. Старушка Европа, потеряв всякое политическое значение и политическую самостоятельность, а заодно и экономический вес, превратилась в мировые задворки и нынче имеет значение только как музей под открытым небом, куда народ ездит для поедания жареных сосисок и запивания их баварским пивом. Хотя это можно успешно делать и дома.
– Но если доллара нет, то как осуществляется мировая торговля? – неутомимо продолжал пытать Андрея Олег.
– С помощью экю, – пожав плечами, но уже с некоторым раздражением ответил Андрей – ему эта игра в вопросы и ответы уже начинала надоедать. Но он, взяв себя в руки, невозмутимо ответил и на этот раз: – Экю – это такой условный эталон, средство расчета в торговых операциях между разными странами. Раз в полгода национальные валюты стран, желающих торговать на международных рынках, приводятся к экю с учетом покупательной способности местной валюты, состояния экономики, валового продукта и прочего.
Выдержав небольшую паузу и не услышав новых вопросов, Андрей сказал:
– Надеюсь, на этом допрос закончен и наконец-то я услышу ответ на свой скромный вопрос.
Олег очнулся от задумчивости и вопросительно уставился на Андрея. В этот момент терпение у Андрея лопнуло:
– Ну, хватит дурачиться, Олег, еще раз спрашиваю: пойдешь ты к нам в субботу на дачу или нет?
– Я не знаю, – растерянно сказал Олег и взглянул на стену, на которой висела фотография жены с дочкой, почему-то взятая в черную рамку. Задумчиво посмотрев на фотографию, он неуверенно произнес: – Может быть, жену надо спросить, отпустит ли она со мной дочь?
У Андрея округлились глаза, и он медленно откинулся на спинку дивана, совершенно потрясенный услышанным. Поймав ошалелый взгляд Андрея, Олег снова взглянул на фотографию на стене. Он хорошо помнил эту фотографию – ее он сделал в 2002 году, когда дочери исполнилось 14 лет. Андрей продолжал подавленно молчать. Наконец он твердо произнес:
– Да, на дачу ты точно не пойдешь, а пойдешь к психиатру, и немедленно.
Стараясь отогнать страшную догадку, Олег запальчиво спросил:
– А в чем дело, дружище?
Не скрывая гневного негодования, Андрей встал с дивана и вплотную подошел к сидящему на стуле Олегу.
– Дело в том, что твои жена и дочь погибли в Пхукете во время страшного цунами 2004 года, и ты сам их туда отправил на отдых, – рассерженно отчеканил свой приговор Андрей.
Несколько мгновений Олег непрерывно смотрел в переполненные возмущением глаза Андрея, затем он отвел свой взгляд в сторону, и его голова сама собой медленно опустилась на грудь.
После долгой паузы он тихо сказал:
– Знаешь Андрей, прямо сейчас я не смогу пойти к врачу…
– К психиатру, – раздраженно поправил друга Андрей.
– Да, к психиатру, – так же тихо и безропотно согласился Олег, – мне нужно побыть сейчас одному, пойми правильно. А завтра я обязательно туда пойду.
– Только без глупостей, – наконец смягчившись, сказал Андрей и дружески похлопал старого товарища по плечу.
– Да-да, конечно, – глухо отозвался Олег и встал со стула. Друзья снова посмотрели друг на друга.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Андрей.
– Нет, не нужно, спасибо, я сам, – уже тверже ответил Олег.
– Ну давай, сам так сам. – И еще раз хлопнув друга по плечу, Андрей направился к выходной двери, но тут же повернувшись, добавил: – Но как побываешь у психиатра, обязательно мне позвони.
Олег несколько раз утвердительно кивнул головой, и они расстались. Закрыв за Андреем дверь, Олег вернулся в комнату, снял фотографию со стены, подошел к окну и стал ее внимательно рассматривать. Фотография была очень похожа на ту, что он сделал восемь лет назад, но была снята в другом месте, прически и наряды женщин тоже несколько отличались от тех, что помнил Олег. Постояв у окна, он прошел к дивану и сел на него, не выпуская фотографию из рук.
Он понимал, что его окружал другой мир, и мир гораздо более счастливый, чем тот, который он покинул. Но при всей соблазнительной прелести и манящей привлекательности этого мира он почти физически почувствовал, что не может принять этот мир. Сверлящая мысль о том, что самых близких ему людей здесь больше нет и он сам был тому виной, погружала его сознание в беспросветный мрак и страдание. Олегу вдруг стало трудно дышать и больно думать о чем-то другом, чем о том, что здесь он задыхается и чем дольше он здесь находится, тем больше теряет смысл его жизнь. Отчетливо осознав, что он ни минуты не может далее находиться ни в этой квартире, ни в этом мире, Олег аккуратно повесил фотографию на место и прошел к секретеру, где переложил половину денег во внутренний карман своей куртки. Затем быстро прошел в коридор, открыл входную дверь и вышел из квартиры. Сбежав по лестнице и ни разу не обернувшись, он выскочил из дома и направился к вокзалу.
Он плохо помнил, как добрался до Бийска, и только тогда, когда он вошел в магазин, чтобы купить необходимое для похода снаряжение, он начал понемногу приходить в себя.
Дорога до Улагана на этот раз заняла намного меньше времени и тоже обошлась без приключений. Выбравшись поздним вечером из комфортабельного автобуса, Олег заночевал на одной из многочисленных туристических баз. Наутро, еще до восхода солнца, он уже был на ногах и поднимался на первый хребет. Весь день он ни о чем не думал и только упрямо и без устали шел к единственной цели – ко второму горному хребту. Погода этому способствовала: солнце не вылезало из-за тяжелых туч, но дождя, даже мелкого, не пролилось ни капли. К отрогу второго хребта Олег подошел чуть раньше запланированного времени и хотел было сходу броситься на его штурм, но, немного поразмыслив, выбрал сухое место под огромным кедром, достал палатку и сосредоточенно начал ее устанавливать.
Ночь прошла спокойно, но пару раз принимался моросить мелкий дождик, и крупные капли, скатывавшиеся одна за другой с тяжелых ветвей кедра, громко ударяли по крыше палатки. Сырость следующего утра подхлестнула Олега, и он, без привалов и только время от времени меняя ритм движения, вышел вскоре после обеда на овальное плато. При приближении к хрустальному провалу его вдруг охватило быстро нараставшее волнение, тесно переплетавшееся с чувством приближающегося освобождения от давившей его тяжести безвозвратной утраты.
Выйдя на самый край провала, он внимательно огляделся. Ничего нового и необычного он не заметил. Он заглянул в провал. Многочисленные ручьи как ни в чем не бывало продолжали щедро одаривать своими нескончаемыми потоками кристально чистой воды ненасытное круглое озеро. Еще раз оглядевшись, Олег выбрал ствол самого могучего кедра, бросил возле него рюкзак с палаткой и присел на сырую траву, прижавшись к стволу кедра спиной. Затем он закрыл глаза и по всем правилам светлой йоги приступил к активной медитации.
II. 1393–1404: Пленник Тимуридов
6. Обитель мира
Оглушительный звериный храп и резкий толчок в спину внезапно вывели Олега из трансцендентного состояния. Он мгновенно открыл глаза и в ту же секунду увидел мертвящий взгляд огромной черной королевской кобры, блестящая плоская головка которой медленно покачивалась прямо перед его носом. Инстинктивно, как от удара электротоком, Олег молниеносно отпрянул от жуткого видения. И эта чуждая ему обычно проворность стала его спасением – последовавший тут же резкий кивок кобры в его сторону опоздал на долю секунды. От неожиданного прыжка назад Олег откинулся навзничь, растянувшись во весь рост на твердой, каменистой земле, но тут же приподнялся, опершись на нее локтями, и быстро подтянул под себя ноги. В следующее мгновение пространство вокруг Олега заполнил взрыв человеческого хохота всех диапазонов – от высоко заливистого до хриплого, густо перемешанного с тяжелым туберкулезным кашлем. Продолжая непрерывно коситься на кобру, Олег осторожно огляделся.
Его, беспомощно лежащего на пыльной базарной площади, со всех сторон окружала моментально набежавшая толпа людей со смуглыми лицами, судорожно хватавшихся за животы и презрительно показывавших на него корявыми грязными пальцами. В перекошенных от непрерывного хохота ртах хорошие зубы были большой редкостью; чаще всего вместо зубов торчали гнилые редкие пеньки, криво выпирающие из воспаленных десен, изуродованных болезнями и непосильным жвачным трудом. Над гогочущей толпой горделиво возвышалось несколько невозмутимых морд флегматичных верблюдов, косивших одним глазом на Олега. Люди были одеты в разноцветные полосатые халаты, подпоясанные широкими матерчатыми кушаками, легкие цветные накидки и широкие шаровары. Их головы были украшены разнообразными тюрбанами, фесками, куфиями с черными обручами. Некоторые головы были просто повязаны головными платками на пиратский манер. В толпе имелись и женские головки в платках, хиджабах, чадре и парандже, которые звонче других потешались над неуклюжим броском Олега. Женщины хохотали с полной самоотдачей, намного превосходя разноцветные тюрбаны в восторженном злорадстве.
Олег как можно медленней, избегая при этом резких движений, осторожно отодвинулся на безопасное расстояние от круглой корзины с продолжавшей угрожающе раскачиваться коброй. Этот маневр Олега вызвал еще больший прилив хохота в толпе, и к нему добавился лающий хор ядовитых комментариев, смысл которых, к своему несказанному удивлению, Олег очень хорошо понимал.
– Этот факир сам уснул от звуков своей флейты, и кобре пришлось его разбудить!
– Нет, он просто плохо делился с коброй вином, и она решила ему отомстить!
– Да нет же, он перепутал концы флейты и дунул не в ту дырку!
После каждого комментария, понравившегося окружавшему Олега разношерстному сборищу людей, происходил очередной взрыв непрекращавшегося хохота, временами переходившего в ржание с икотой и воем. Олег опустил голову и с откровенным удивлением осмотрел себя. У самой корзины с коброй на земле валялись два странных, изрядно стоптанных шлепанца с остатками бисера на заношенном до невозможности синем бархате и с острыми, загнутыми наверх носами. В эти шлепанцы, видимо, мгновение назад, до его резвого прыжка, были обуты его босые, удивительно худые ноги, смуглая кожа которых была щедро покрыта слоем густой высохшей пыли. Рядом с ним на земле валялась, очевидно, принадлежавшая ему чалма, сорвавшаяся с его головы при его удачном приземлении. В его правой руке была зажата какая-то трубочка. Одет он был в полосатые короткие шаровары тонкого сукна, а на голом, почти черном от загара торсе была накинута расшитая расписными узорами короткая безрукавка-распашонка. Несказанное изумление от созерцания самого себя не осталось незамеченным толпой, и радостная публика, окружавшая растерянного Олега, загоготала еще пуще.
– Да он не только кобру, он и самого себя от страха узнать не может!
И снова все закатились безудержным лающим и воющим хохотом.
Кобра, которая все это время озабоченно покручивала своей любопытной головкой в разные стороны, наконец, потеряла всякий интерес к происходящему и тихо опустилась в корзину. Тут же какой-то проворный малый, выскочивший из толпы, ловко накинул на корзину лежавший рядом грязный темный платок. Главная опасность миновала, и Олег решил оставаться неподвижным до тех пор, пока толпа утратит к нему интерес. Это случилось довольно быстро – плотно окружавшая Олега людская масса быстро рассосалась, приступив к своим прерванным занятиям. И хотя вокруг сновало множество людей, на Олега уже мало кто обращал внимание. Неожиданно сбоку к Олегу подскочил тот самый малый, который умело прикрыл корзину с коброй. Он оказался сухим, поджарым, мускулистым и очень бойким молодым человеком с желтой кожей, без усов и бороды.
– Досточтимый чужеземец, – начал он, – не мог бы ты мне недорого уступить свою дрессированную змею? Я дам тебе за нее приличную цену!
Олег посмотрел в глаза юноши – в них горела неугасимым страстным пламенем безмерная жажда наживы, густо перемешанная с отчаянной надеждой на удачную сделку.
– Забирай даром, – машинально ответил Олег и тут же снова безмерно удивился тому, что из его собственного рта раздалась совершенно незнакомая ему речь. Но особенно он удивился легкости, с которой эта фраза вылетела из его уст. Прищуренные глаза незнакомца распахнулись в радостном изумлении, и он, не веря своим ушам, осторожно спросил:
– Можно вместе с корзиной?
– Да, конечно, – кивнул головой Олег и опять поразился своим уникальным лингвистическим дарованиям.
– Возблагодарит тебя всемилостивый Аллах за такую щедрость, чужеземец! – И с этими словами молодой человек в два прыжка оказался перед корзиной, расправил платок и плотно им обернул верх корзины, затем аккуратно ее поднял и тут же скрылся в непрерывно снующей вокруг толпе.
К Олегу понемногу стала возвращаться способность здраво мыслить. Он поднял голову и медленно осмотрелся. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась территория какого-то огромного восточного базара, границ которого, находясь в полулежащем положении, он не мог определить. Над базаром стоял непрерывный гвалт людских криков, хрипения верблюдов, икания ослов, скрипа телег. В разлитом по базару нестерпимом зное, без намека на малейший порыв ветерка, причудливо смешивались крепкие запахи специй, жареной рыбы и конского навоза.
Несколько проходивших мимо него людей едва о него не запнулись, обдав его крепким запахом человеческого пота. Олег поневоле поднялся, подобрал шлепанцы, чалму и инстинктивно побрел в направлении ближайшей, видневшейся перед ним высокой стены без окон, продолжая в правой руке крепко сжимать тонкую трубку.
Вдоль стены тянулись бесконечной лентой крытые столы-прилавки, ломившиеся от всевозможных фруктов, овощей, пряностей, дразнящий запах которых с каждым шагом приближавшегося к ним Олега становился все гуще и навязчивей. Раскаленная солнцем земля больно жгла подошвы ступней, поэтому Олег быстро натянул шлепанцы, которые оказались ему впору, и решительнее двинулся вдоль нескончаемых рядов лавок в поисках места, где бы он мог сесть и обдумать случившийся с ним непредвиденный кошмарный сюрприз. Наконец он нашел такое место в углу ряда, где продавались гончарные товары. Между горами горшков и прочей глиняной утвари оказалось небольшое пространство возле самой стены, свободное от горшечных пирамид и даже частично укрытое падающей на него от ближайшего навеса тенью. Олег, оглядевшись, осторожно пробрался к свободной стене и, не услышав предостерегающих окриков, так же осторожно уселся на теплую пыльную землю, сложив ноги калачиком и опершись спиной на стену.
От стены Олегу передалась приятная прохлада, которая окончательно привела его в чувство. Было ясно, что его вторая попытка покорения времени и пространства завела его слишком далеко, но причину произошедшего, и в особенности никак не ожидаемого, но очевидного совпадения его сознания с сознанием средневекового заклинателя змей он никак не мог постичь. Видимо, теория профессора Успенского во многом остается недоработанной. Он еще раз с надеждой утопающего взглянул вокруг себя, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки современной цивилизации – рекламу кока-колы, электрическое освещение, припаркованные автомобильные прицепы или хоть что-то в этом роде, – но ничего подобного его взгляд не находил. Да, это был типичный средневековый восточный базар необъятных размеров, располагавшийся, вероятнее всего, за крепостной стеной огромного города. Олегу приходилось бывать на восточных базарах в Бухаре и Самарканде, но базаров таких огромных размеров прежде он никогда не видел.
Устав от бессильных попыток понять и осознать происходящее, Олег переключился на анализ собственного сознания и физического состояния. Вне всякого сомнения, его новое тело было чужим для него. Он еще раз внимательно осмотрел свои смуглые, почти черные и необычайно худые руки и ноги с тонкими длинными пальцами, пощупал свои короткие, жесткие, смолянисто-черные волосы. Его новое тело явно принадлежало какому-то индусу неопределенного возраста. Видимо, тот кивок кобры, от которого Олег так удачно увернулся, был для индуса последним мгновением жизни. Олег начал копаться в глубинах своего сознания, инспектировать все наличные мысли и чувства, но никаких признаков посторонней интеллектуальной деятельности в собственном мозгу он не обнаружил. Все мысли и эмоции были его собственные – никаких следов чужого ума или скрытых до сих пор желаний и страстей он не заметил. Олег облегченно вздохнул, но тут же его сознание обожгла мысль, что он пару минут назад свободно разговаривал и понимал сказанное ему на неизвестном ему языке, и он даже не знал каком: арабском, персидском или тюркском. Олег снова задумался и тут же вспомнил, что на своей лекции профессор Успенский предупреждал о возможности этого феномена, который таится в свойствах скрытой, неосознанной памяти человека.
Олег задумчиво посмотрел на трубку, которую он по-прежнему сжимал в руке. Это была флейта, изготовленная с несомненным мастерством из неизвестной Олегу породы дерева. И у него тут же мелькнула ужасная догадка о причине зловещего слияния его сознания с сознанием средневекового заклинателя змей. Видимо, помимо схожести интегралов сознания, совпадения геномов, происходивших, очевидно, из единого индоевропейского корня, в этом случае сыграли решающую роль его навыки игры на флейте и его прежняя одержимость восточной мистикой.
Однако это открытие никоим образом не могло успокоить начавшего впадать в отчаяние Олега, находившегося в сотнях, а может быть, в тысячах километров от спасительного лифта времени – алтайской хрустальной чаши. Он плотнее прижался спиной к прохладной крепостной стене, и отяжелевшие от безрадостных дум веки его глаз сами собой опустились.
Вдруг сквозь вековечный, неумолкаемый гул базарной жизни он услышал торопливый, приглушенный разговор, доносившийся от лавки ближайшего горшечника. Олег слегка приоткрыл глаза и максимально напряг свой слух, стараясь не пропустить ни одного слова. Скороговоркой, захлебываясь от волнения, говорил низкорослый, желтолицый азиат, обращаясь к небольшой разношерстной группе слушателей, стихийно собравшейся вокруг горшечника.
– … пыль, которая поднимается от копыт лошадей его неисчислимого войска, застилает солнце, и день превращается в ночь!
– О Аллах милосердный, за какие наши грехи ты посылаешь на жителей Багдада это ужасное несчастье? – воскликнул один из внимательных слушателей, обладатель тонкого высокого голоса. Другие слушатели тут же на него громко зашипели.
– Тише! – заговорщицки предупредил другой голос низким басом. – Город наводнен шпионами Тамерлана, как чрево дохлого барана могильными червями.
– Что же делать? – уже тише, почти шепотом воскликнул тот же тонкий голос и тут же жалобно спросил: – Может быть, бежать из города?
– Бесполезно и смертельно опасно, – авторитетно возразил обладатель сочного баса и пояснил: – Передовые отряды эмира Тимура уже рыщут вокруг Багдада, и любые караваны и одинокие путники становятся их легкой добычей. Пощады воины Тимура не знают.
По всей видимости, после уверенных слов знающего человека его тонкоголосый собеседник впал в полную прострацию.
– Но есть надежда на наших толстосумов, – уверенно продолжил бас. – Собрав все свои несметные сокровища вместе, они смогли бы откупиться от ненасытного завоевателя.
– У наших толстосумов глаза больше, чем их желудки, – возразил третий собеседник, – их жадность не позволит им расстаться даже с частью их богатств…
В этот момент неподалеку из базарной толпы неожиданно вынырнул отряд вооруженной охраны с высоко поднятыми пиками, воины которого были одеты в одинаково алые накидки и остроконечные шлемы. Их легкие доспехи ослепительно сверкали в лучах полуденного солнца. Патрульный отряд остановился, и его предводитель стал внимательно оглядываться по сторонам. Недавние разгоряченные дискуссией участники стихийного собрания распрямились, повернулись друг к другу спинами и неслышно растворились в толпе.
Ошеломленный услышанным, Олег долгое время сидел все в той же позе, с полузакрытыми глазами. Теперь, располагая настолько важной, насколько и ужасающей информацией, он старался вспомнить все, что было ему известно о Тамерлане. Но, несмотря на все его усилия, он ничего, кроме вскрытия могилы великого завоевателя за день до начала Великой Отечественной войны и чудесного разворота его войск от столицы обессиленной, обреченной на окончательный разгром Древней Руси, он не помнил.
Смертельно устав от тщетных усилий его перенапрягшегося мозга, через какое-то время он вернулся к действительности.
Вокруг, как ни в чем не бывало, продолжал шуметь восточный базар. Убедившись, что никто не обращает на него никакого внимания, Олег всеми силами пытался отвлечься от мрачных мыслей. Не задумываясь, почти инстинктивно он поднес флейту к своим губам и осторожно в нее дунул. Инструмент чутко отозвался чистым и нежным звуком. Ближайший торговец-зазывала резко обернулся и удивленно взглянул на Олега. Олег быстро прижал флейту обеими руками к животу и какое-то время просидел неподвижно в этом положении. Но затем он снова упрямо поднес флейту ко рту и, уже не обращая внимания на окружающих, в отчаянном порыве опробовал ее звуковые качества во всем диапазоне. Они оказались вполне удовлетворительными. Но самым главным было то, что никаких криков недовольства со стороны торговцев и сновавших вокруг него по своим делам покупателей он не услышал.
Тогда, осмелев, он, поднапрягшись, вспомнил свой репертуар из детской музыкальной школы и заиграл «Ты, соловушко, умолкни» Глинки. Сначала перестал расхваливать свой товар и замолчал, повернувшись к Олегу, ближайший торговец. Затем один за другим смолкли крики других зазывал, и они все, как и их покупатели, сначала обернулись в сторону Олега, а затем стали подходить к нему все ближе и ближе, образуя вокруг него плотный полукруг. Олег закончил исполнение, и моментально со всех сторон раздалось требовательное «еще!». Олег, не заставив себя долго упрашивать, тут же заиграл «Сурка» Бетховена. После первой фразы, проигранной Олегом с особым чувством, о камень громко звякнула первая монета и скатилась к ногам музыканта. Вслед за первой монетой все чаще и чаще стали позвякивать и другие брошенные в его сторону медяки.
Олег играл долго, вспоминая другие вещи и повторяя через некоторое время те, которые особенно понравились публике. Люди, слушавшие игру Олега с самого начала, давно ушли, их заменяли другие, на смену другим приходили третьи – таким образом, толпа перед ним не собиралась редеть, а горстка монет, лежащая у его ног, непрерывно росла.
Поглощенный своим невиданным успехом у благодарной средневековой аудитории, Олег на какое-то время отвлекся от тяжелых дум о своем бедственном положении и не заметил, как торговцы стали один за другим покидать базарную площадь. Скрип уезжавших с площади телег наконец вернул его к действительности. Толпа, стоящая перед ним, понемногу начала расходиться, и он увидел сквозь поредевшее полукольцо его слушателей небольшую группу людей в высоких колпаках конической формы, внимательно наблюдавших за ним.
В это время из-за стены города раздался громкий призыв муэдзина, приглашавшего всех правоверных принять участие в предвечерней молитве. Остатки толпы перед Олегом мгновенно исчезли, и все остававшиеся на базаре люди обернулись на юг, у большинства из них, откуда ни возьмись, появились небольшие коврики. Люди стелили коврики прямо на землю и быстро опускались на четвереньки. Команда в высоких колпаках тоже, как и все, опустилась на колени. После молитвы остававшиеся на базарной площади одинокие фигуры поспешили покинуть ее, но высокие колпаки почему-то остались стоять на месте. Вдруг от их группы отделилась статная фигура в темно-синем халате, подпоясанном широким золотистым поясом. Фигура неторопливым, уверенным шагом направилась прямо к Олегу. Это был человек высокого роста, крепкого телосложения, с открытым, мужественным лицом кавказского типа, обрамленным небольшой ухоженной смолянисто-черной бородкой и усами. Вплотную приблизившись к привставшему Олегу, кавказец в красном колпаке заговорил приятным баритоном:
– Мир тебе и милость Всевышнего, искусный чужеземец!
Олег, не зная, что ответить, почтительно склонил перед незнакомцем свою голову.
Незнакомец продолжил:
– Твое искусство благословило само небо, и твой талант ты должен использовать во славу Аллаха, а не менять его пошло на горстку меди!
Олег не знал, что сказать в ответ, и продолжал молчать. Истолковав по-своему молчание Олега, незнакомец продолжил:
– Мы, дервиши, беззаветно служим Аллаху, без колебаний отрекшись от всех земных благ и соблазнов собственности. У нас ничего своего нет, но есть щедрость и гостеприимство, которыми мы всегда готовы делиться с неимущими и страждущими. – Взглянув прямо в глаза Олега своими пронзительно-черными глазами, кавказец вдруг тихо спросил: – Ведь у тебя, как я вижу, нет ни дома, ни семьи?
Олег понял, что после этих слов незнакомца он уже обязан отвечать, и, продолжая удивляться своему невесть откуда свалившемуся на него таланту полиглота, он так же тихо произнес:
– Да, ты прав, незнакомец, у меня действительно, кроме флейты, ну и вот этой горсти монет, ничего нет.
– Это очень хорошо, что ты так же искренен, как и искусен в игре на флейте, – торжественно объявил незнакомец, – и я предлагаю тебе, чужеземец, пройти с нами. – И он жестом указал на стоявшую в отдалении кучку дервишей. – В нашу ханаку, где в моей келье найдется место и для тебя. Имя мое Джафар.
– Да благословит тебя Аллах за твое великодушное предложение, Джафар! – воскликнул неожиданно для самого себя Олег. – Я с радостью готов поселиться в твоей келье у твоего очага и надеюсь, что не стесню тебя!
– Как зовут тебя, чужеземец? – заметно удивившись учтивой речи Олега, спросил Джафар.
На мгновение Олег смутился, но в ту же минуту уверенно ответил:
– Меня зовут Омар!
– Хм, странное имя для пенджабца, – с сомнением покачав головой, сказал Джафар, но тут же непринужденно добавил: – Ну что же, досточтимый Омар, пойдем поскорей вместе с нами в нашу обитель мудрости и кротости, расположенную в укромном месте несравненного города Багдада! Ведь совсем скоро его ворота будут закрыты на всю ночь!
