banner banner banner
Ночь – царство кота
Ночь – царство кота
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Ночь – царство кота

скачать книгу бесплатно

Ночь – царство кота
Александр Тарнорудер

Если вы любите мистику, которая выглядит настолько реальной, что вы начинаете ощущать ее совсем близко, практически в своей обыденной жизни, то этот роман для вас. Вы будете читать его и перечитывать.

Александр Тарнорудер

Ночь – царство кота

1

Конец черному четвергу…

Это была первая мысль, завладевшая Артемом, когда он вышел за проходную нефтезавода. Наконец-то кончилось это чертово шестнадцатое августа – последний день перед двухнедельным отпуском. И как раз сегодня ему досталось дежурить с семи утра до одиннадцати ночи. Его сменщик должен был появиться в полчетвертого, чтобы в четыре Артем был свободен, но вместо него возник босс – начальник центрального пульта и, нахально улыбаясь, оставил Артема на вторую смену, что было против всяких писаных и неписаных правил. Вообще-то, Артем был не обязан – строгие инструкции не позволяли оставлять оператора установки больше чем на два часа, да и то в случае экстренных ситуаций, но еще вчера он совсем не собирался в отпуск, а сегодня ему срочно понадобились две недели. Как раз в то самое время, когда не работают ни школы, ни детские сады, и граждане Израиля, устав от собственных детей, мечутся по паркам и магазинам, несмотря на чудовищную жару, только чтобы не оставаться дома, где уже второй месяц требуют повышенного внимания страдающие от безделья чада.

Конечно, ни один оператор, будучи в здравом уме и твердой памяти, не подойдет к телефону в четверг к вечеру, а Артем – вот он – никуда не денется, и есть еще более строгая инструкция, о том, что не может оператор покинуть пульт без сменщика. Ну да ладно, Бог накажет этого сукина сына, зато теперь впереди отпуск.

По территории до проходной смену довез заводской автобус с мощным кондиционером. А до машины нужно было преодолеть еще метров сто в атмосфере, которую только с издевкой можно назвать «воздухом», да пока разойдется кондиционер в машине – это еще время. Хотелось хотя бы дуновения ветерка, но густой и влажный августовский воздух, пропитанный большой химией Хайфского залива, был неподвижен. Артем скорее почувствовал, чем увидел, как за спиной полыхнуло, хотя отблеск отразился на стеклах стоявших на стоянке машин. Он обернулся, и действительно: от высокой трубы оторвался длинный и узкий красно-желтый с черными краями язык сбросного выхлопа. Идиот, подумал Артем, еще четверть часа назад все было нормально, а этот кретин уже успел раскачать процесс, теперь часа два полыхать будет. Операторы делились на две примерно равные группы – одни каким-то внутренним чувством понимали процесс и держали его в пределах заданных параметров, а другие, неизменно выходя за пределы допустимого, постоянно жаловались на невыносимые условия труда. Артем горделиво относил себя к первым, хотя прекрасно понимал, что не будь этих задиристо агрессивных вторых – сидеть бы им всем в полном дерьме: если бы никто не орал и не жаловался, начальство не почесалось бы сделать элементарную профилактику.

Тойота дружелюбно мигнула глазками. Отпуск! – блаженно подумал Артем, выруливая по направлению к Хайфе. Машин почти не было. Гора Кармель быстро придвигалась, напоминая большую астматическую рыбу с боковой полоской золотистых огней, всеми силами пытающуюся добраться до спасительной воды. Вспомнился Аю-Даг – дрессированный медведь, припавший к Черному морю. Странно, улыбнулся сам себе Артем – медведя зовут рыбой, а эта большая и толстая рыба страдает от жары, как медведь в теплую погоду. Артем слегка придавил педаль газа – машина ответила тихим радостным утробным урчанием, и они взлетели от Чек Поста на Кармель на одном дыхании. Артем привычно крутил по узким, забитым припаркованными машинами хайфским улочкам. Когда-то, в первый год жизни в Хаифе, сидя в автобусе, он нервно хватался за поручни, глядя на немыслимые пируэты водителей, а теперь он и сам изучил все завитки городских лабиринтов, и петлял по ним с автоматизмом, достойным местных уроженцев.

Утром Катерина улетала в Москву, к родителям, а он оставался вдвоем с Мошиком. На «зикухе», так Артем прозвал нефтезавод, его выручило только то, что количество неиспользованных отпускных часов перевалило за критическую границу – четыреста. Почему отпуск начисляли в часах, а не в днях он не понял до сих пор. Артем даже получил письменное предупреждение, сперва не обратив на него внимания, но бумажка, чудом оказавшаяся не в мусорной корзине, а в ящике стола, пришлась весьма кстати. Почти немыслимо получить отпуск в тот же день, но цена вышла мизерная – всего лишь двойная смена, и Артем посчитал, что овчинка выделки абсолютно стоит.

Свернув к дому, Артем осторожно втиснулся на стоянку между мокрыми от ночной росы соседскими машинами. Едва лишь фары уткнулись в зеленую загородку, отгораживающую маленькую лужайку перед домом, как в глубине постриженных кустов загорелись желтые глаза местного помоечного бандита – кота, укрывшегося от блестевших в ночном освещении струй поливальной системы. Приглушив двигатель, Артем не спешил выключать фары, заворожено следя за парой желтых светляков. Через секунду они исчезли, и Артем со вздохом выбрался из машины – ночная духота никуда не исчезла, несмотря на то, что район, в котором он жил, находился на высоте добрых трехсот метров, воздух оставался густ и недвижен, как и там, внизу, разве что не было нефтяной вони. Он открыл багажник и принялся разгребать всякое накопившееся барахло, освобождая место для Катькиных вещей.

– Здравствуйте, – услышал он позади себя женский голос.

Артем разогнулся. Справа от него стояла молодая женщина. Лицо ее оставалось в тени, и Артем не смог бы точно определить ее возраст – где-то между двадцатью и сорока. Как это всегда получается, что мгновенно узнают «русского», раздраженно подумал Артем, сам он почти никогда не мог определить по внешнему виду, кто есть кто. В следующий момент он сообразил, что выдала его полупрозрачная занавеска под задним стеклом с рекламой на русском языке. В другой раз Артем просто развернулся бы и ушел – не в его привычках было заводить случайные уличные разговоры с незнакомыми соплеменниками, особенно в непосредственной близости от новенькой тойоты, особенно в полдвенадцатого ночи, но было в облике женщины, что-то такое, что остановило его.

– Возьмите котенка, – женщина повернулась лицом к желтому свету уличного фонаря, и на Артема нахлынуло давнее воспоминание…

Ничто так не бередит память, как милостыня, поданная и неподанная…

Артем привык к бесконечной череде собирателей пожертвований, считавших, что выше Адара живут одни только богачи. Было столько статей в газетах, изобличавших бесконечных профессиональных вымогателей, с лицензией и без, что становилось тошно только от одного их вида. Он перестал обращать внимание и на уличных попрошаек, нападавших на перекрестках, считая эту профессию первой древнейшей. Лишь изредка Артем бросал случайно выбившиеся из кошелька и оказавшиеся в кармане монеты в кружку, почти всегда почему-то возле церкви, или в раскрытый футляр от музыкального инструмента, чаще скрипки, ведь скрипка на улице гораздо больше располагает к милостыне, чем что-либо другое, наверно, своим несоответствием уличной толпе, средиземноморскому шуму, запаху шуармы и фалафеля. А впрочем, кто ее поймет, задубевшую еврейскую душу…

Год назад они с Катериной и Мошиком, соскучившись по европейской архитектуре, природе и ресторанам, носились по Франции, стараясь не пропускать ничего примечательного по пути. Солнце косыми тенями уже садилось в конце того долгого удивительного дня, в котором было все: сказочный Сен-Мало, вымытый ночным дождем в нестерпимо ярких лучах утреннего солнца, как игрушка на морском берегу, маленький белый с красной палубой кораблик, борющийся с отливом и холоднющим ветром, постоянные попытки загнать Мошика внутрь, в тепло, но куда там. Свежайшие, прямо со льда мидии, дрожащие под каплями выжатого лимона, с молодым вином из старой деревянной бочки прямо у дороги, сколько душа пожелает, по совсем смешной цене. Щемящая радость оторванности и свободы, вкус другой, «заграничной», беззаботной жизни, прикосновение к судьбе вечного странника, приговоренного к постоянной неожиданности, подстерегающей за каждым углом. А вечером – Динан, с волшебным закатным освещением… Мошик, смертельно уставший от беготни по кораблику, без ума от знакомства с капитаном – накачанным молодым французом. Хорошо еще, что Мошик не понимал, как тот на скверном английском проклинал надоевшие каждодневные круизы с туристами из залива в открытое море и обратно, и с заносчивостью и презрением кричал на ловцов креветок и устриц, копошащихся на покрытых коростой лодках-синаго. Мошик засыпал, сидя на плечах, очарование и уют вечернего Динана были для него пустой тратой времени после красной палубы, соленой пены и морской фуражки капитана, свободно вертевшейся у него на голове.

Катерина отстала купить воды, а Артем двинулся в обход собора, в направлении которого они шли уже с четверть часа, и вышли, естественно, сзади. Артем, шагнув из-за угла, выступил из густой тени прямо навстречу закатному солнцу и на секунду замер от неожиданности. Прямо перед ним, прислонясь к линялой деревянной створке двери стояла ослепительно рыжая полная молодая женщина с шоколадным спаниелем на поводке. Артема ослепило не яркое солнце, и не золотоволосая женщина, находившаяся в тени, – его остановил взгляд этой француженки, в старом грязно-коричневом пальто и деревянной коробкой из-под сыра в руках с горсткой сантимов, взгляд, так похожий на взгляд терпеливо сидящего у нее в ногах рыжего спаниеля с человечьими глазами. Три пары глаз на мгновенье встретились в нарушение всех законов оптики, и Артем зажмурился, как человек, вышедший из густой тени на яркое солнце.

Опомнившись, Артем повернулся спиной к солнцу, или, скорее, пытаясь избежать взгляда, неясно, чьего более – женщины или спаниеля – осторожно перенес Мошика через голову и опустил на землю. Потом он вынул из кармана фотоаппарат, щелкнул Мошика, сонно и терпеливо стоящего перед собором, схватил его за руку и увлек, стараясь не замечать рыжую пару, в спасительно открывшуюся облупленную дверь. Они сделали круг в гулком полумраке – ничего запоминающегося. На выходе Артем высыпал в деревянную коробку из-под камамбера все попавшиеся в кармане монеты и потянул Мошика в сторону от вытянувшего морду спаниеля навстречу приближающейся с бутылкой воды в руках Катерине.

– Ты дал ей что-нибудь? – Катерина, как всегда, оценила ситуацию за полсекунды. Артем поспешно кивнул и сделал большой глоток. Только сейчас он понял, что готов был многое отдать за этот спасительный глоток воды – так пересохло в горле. Какая купюра, подумал Артем, может избавить от этого взгляда? Десять? Сто франков? Спаниель, нетерпеливо дергая ремешок, потащил женщину в сторону, и они исчезли за углом.

– …Что-что? – оторопело переспросил Артем – так его хайфская соседка напомнила француженку из Динана. Он только сейчас заметил рыжего котенка у нее на руках.

– Вы не возьмете котенка? – повторила женщина, просительно заглядывая ему в глаза. – У вас есть дети? Им, наверно, хочется котенка?

– М-м-м, – Артем поморщился как от головной боли, до того дешевым показался ему этот трюк.

– Ему сегодня исполнилось всего полгода, а он уже все знает, как надо себя вести. Дочка почему-то назвала его Артемон, ну как пуделя этого, а я зову его Артем – Тема, правда, ему идет это имя, правда?

– Да уж! – Артем фыркнул и протянул руку, чтобы погладить своего тезку.

…Вернее не совсем тезку, или, скорее, бывшего тезку…

Мишка был еще совсем кроха, когда они прилетели из Москвы в Хайфу, и последнее, о чем они с Катериной думали, так это об… обрезании. Задумались об этой процедуре они только за год до поступления сына в школу, когда хочешь – не хочешь, а пришлось отдать Мишку, а теперь Моше – Мошика в дошкольную группу. Проблемы начались чуть ли не с первого дня, но Катерина, со свойственным ей упорством, объявила войну конформизму и решила до конца бороться за сыновью крайнюю плоть. Сдалась она только под угрозой уже второго, к тому времени, перевода Мошика из сада в сад.

– Не хочу быть Моше! – заявил Мишка на следующий день после эпохального решения, что сын, впрочем, как и отец, за компанию, пожертвует частью мужского достоинства.

– А кем хочешь? – осторожно спросил Артем, косясь на Катерину.

– Эялем. – Мошик подхватил вилку и принялся жевать аккуратно нарезанный Катериной куриный стейк.

Артем под столом двинул Катерину по ноге. По всему было видно, что Мошик обдумывал это довольно давно – слишком невинной выглядела его физиономия.

– Может и фамилию сменить заодно, чтобы тридцать раз не возиться? – насмешливо спросил Артем.

– Можно, – серьезно согласился Мишка, не отрываясь от тарелки.

– И что ты придумал?

– Алон.

Катерина не выдержала и расхохоталась.

– А почему не Алони, например? – спросила она.

– Так солиднее, – сбить Мишку с толку было явно не легко.

– Твои гены, – сказал Артем Катерине уже в постели.

– Я-то с этим в шестнадцать чудила, а ему шесть, – от горшка два вершка, а туда же.

– Акселерация…

– Ага, конечно, вот мы с тобой болтаем чего не попадя, а он на ус мотает. Откуда, по-вашему, господин Дубинчик, он этого Алона выкопал?

– Эяль Алон и правда неплохо звучит, все-таки у ребенка не дурной вкус.

– Зато Артем Алон – просто потрясающе, – Катерина вонзила локоть ему в бок.

– По-моему, Артем Дубнов – будет ничего, хоть на афишу, и улица такая есть.

– Проще надо быть: писали бы Фридман, и дело с концом.

– Ну да, а имя взять Иван! Иван и Катерина Фридман – это звучит гордо!

– Слушай, иди ты! Ну, чего не сделаешь в шестнадцать лет, особенно, когда родители достанут. Я от Вики Виноградовой просто зверела тогда. Виноградова еще так сяк, а за Вику я родителей ненавидела. А уж классная наша: “Викто-о-ория, ответьте нам на вопрос…”– убить мало!

– Ладно, ладно, с Фридманом – ясно, а Катерина откуда взялась, неужели, только чтобы родителей позлить?

– Сам знаешь, я фамилию менять не хотела, институт, все-таки, то-се, а в милиции этой сидит… ну, сам же знаешь: “Какую фамилию будете брать, Виктория Иосифовна?” А один хрен, мать хоть и Виноградова, а все равно – еврейка. И смотрит, сука такая, думает я… А я ему и говорю: “У нас, в России, традиция по отцу называться, так что вы уж – Фридман пишите, да, а имя я Катерина возьму, по своему конституционному праву.” “Ну что ж”, – говорит, – “Екатерина Иосифовна, поздравляю вас с…” А я ему: “Не Е! А Катерина Иосифовна, классику читать надо, нашу, русскую, Островского!” Ну, полный финиш, хорошо, что кто-то в комнату зашел, не знаю, чем это могло кончиться.

– Молодая была, горячая…

– А я и сейчас не холодная, отрежут тебе лишку, мне-то что делать?

– Катериной Алон будешь!

– Ну, это – фиг вам! Знаешь, Темка, я Катериной себя хорошо чувствую, есть в этом что-то, вот подумать, действительно, первое попавшееся тогда ляпнула, как дура, а потом успокоилась, Катерина – Катерина и есть.

– А с Мишкой что будем делать?

– Хочет Эяль – Эяль, хочет Алон – пусть будет Алон, может, и лучше, я на это не злая. Может, он больше ответственности будет чувствовать за свои решения.

– В шесть лет-то… Я, пожалуй, тоже все сменю, а то три разные фамилии в семье – слишком много. Мне Эхуд Алон нравится.

– Да хоть Игаль Алон, как улица, а я уже на всю жизнь имен наменялась, хватит уже.

– Так клиентам легче будет, для них Катерина, небось, слишком длинно.

– Во-во, в банке, первое время, никак привыкнуть не могла, думаю, все: как придет мужик, так за вырез таращится, а потом заметила, что и бабы тоже норовят. Так это они, козлы, имя по полминуты читают, а кто не первый раз, те привыкли уже – “Шалом, Катер-рина”.

2

– Шалом, Катер-рина! – Эхуд-Артем с Артемом-Артемоном на плече и с сумкой, полной кошачьих принадлежностей в руке – поднос с песком, миска и полпакета "вискас" – стоял на пороге собственной квартиры на улице Эхуд, что на Кармеле, и думал, что им обоим придется ночевать в ближайшем парке, в лучшем случае, коротать ночь на сидениях тойоты.

– Скажи “ДА”!! – открывшая дверь Катерина уставилась на кота.

Артем подумал, что он последний идиот, и что тетка из соседнего дома свое дело сделала, и теперь ему самому придется пристраивать этого несчастного котенка по всем знакомым.

– Да хрен с ней, с кошкой, Тема, скажи «ДА»?

Он понял, что Катерине не до кота, а занимают ее совсем другие вещи, и что ему, Артему, уготовано нечто не слишком приятное, что при других обстоятельствах он и не подумал бы не то что делать, а даже обсуждать. Мишкин грипп? Новая школа? Его, Артема, родители в Кармиэле? Катькины родители в Москве? Черта? Дьявола?

– ДА. Дай в дом войти!

– Входи, Ленка у нас…

– Значит “ДА” – это ее обратно в Крайот везти, так что ли?

– Почти, но она сегодня у нас переночует. Ты что, сдурел, Темка, кошек подбирать? А вообще-то она смышленая, у-у глазищи желтые.

Артем поставил сумку на пол и осторожно отодрал кота от майки.

– Это кот, у него сегодня день рождения, полгода, и его зовут Артем.

– Кошка?! – Мошик пересек салон, схватил кота поперек туловища и прижал к груди.

В этот момент Артем понял, что дело плохо. В двенадцать ночи на ковре посреди салона голый шестилетний ребенок тискал незнакомого полосатого, ярко-рыжего до апельсиновой оранжевости кота, даже не пытавшегося бежать. Рядом валялся раскрытый чемодан, наполовину заполненный маленькими цветастыми тщательно упакованными пакетами с аккуратно наклеенными адресами и телефонами. Катины вещи располагались вперемежку с игрушками на обоих диванах. На кресле в полуобморочном состоянии возлежала Ленка и часто-часто моргала. Журнальный столик украшала коллекция нижнего белья, дополняемая наполовину выпитой бутылкой водки, стаканами, пакетом сока и миской с водой, которая, как догадался Артем, была когда-то льдом. Телевизор работал, но без звука, передавая полуночные новости на втором канале. Черный четверг кончился, подумал Артем, начинается черная пятница.

– Хочу познакомиться с котом! – Ленка сделала усилие встать, но грохнулась обратно в кресло.

– Артемон, – произнес Артем, – можно просто Тема.

– Люди совсем офигели, это ж кот, а не пудель! Буратину что ли не читали?

– То-то и оно, что слишком много читают, – Артем поймал проходившую мимо Катерину за талию. – Катька, ты что, сдурела, в восемь самолет, нам ехать через четыре часа, – а здесь и конь не валялся? Ты о чем думала? У Мишки еще температура, небось, а он тут голый разгуливает, за полночь.

Катерина беспомощно оглядела комнату.

– Тем, собери чемодан, у тебя хорошо получается. У человека СИ-ТУ-А-ЦИ-Я!

– Есть люди, у которых всегда ситуация. Почему, если у нас с тобой ситуация, то мы сами ее расхлебываем, а у Ленки всегда ситуация, и всегда одна и та же – очередной мужик бросил.

– Да нет, ты не понял, такое только раз в жизни бывает! Понимаешь, Ленка написала в газету!

– Ну конечно: настоящее имя и фамилия хранятся в редакции.

– Какой ты, она написала Той У Которой Связь С Космосом!! И ей ответили!!!

– Что ответили? Что деньги к вам не липнут и мужики тоже?

– Да нет! Хуже! Вот, – Катерина выдернула у Лены газету, – смотри, читай: “Постарайтесь со мной связаться”.

– Ну и что?

– А то, что она звонила и что ей НАЗНАЧЕНО! В Иерусалиме! В воскресенье! НА-ЗНА-ЧЕ-НО!!

– Поздравляю!

– Артем, с такими делами не шутят! Если Та У Которой Связь С Космосом берет на себя ответственность ответить, то это не шутки, это очень серьезно!

– Катерина, у тебя самолет!

– Понимаешь, Ленка позвонила и попросила в Москву посылку передать. Она по телефону нормальная была, а по дороге газету купила. Ты бы ее видел, когда она сюда вошла, это я ее водкой накачала – она только сейчас успокоилась.

– А может, в психушку позвонить?

– Артем, я ей обещала, и ты сказал “ДА”.

– Ах, вот оно что…

– Свози ее в Иерусалим, одна она помрет по дороге.

– Мне бы для начала тебя до Бен-Гуриона довезти. Ты начнешь собираться или нет?

– Артем, ты обещал, – Катерина скрылась в спальне.

Артем окончательно проснулся только в районе Хадеры, когда какой-то кретин обогнал их на полной скорости, отчаянно сигналя. Вообще-то шоссе было абсолютно пустым. Артем скосил глаза на спидометр: Катерина тоже вела машину не слишком медленно. Он попытался оценить, не опаздывают ли они к самолету, и пришел к выводу, что более-менее нет.