скачать книгу бесплатно
– Через четыре года, – ответил я.
Иван Ильич что-то прикинул, посчитал в уме, а потом резюмировал: «Долгонько».
Что за планы он строил по поводу моей жены, для меня так и осталось загадкой. Может, ему тоже хотелось, чтобы у соседей горел свет долгими ноябрьскими вечерами.
В очередной раз Иван Ильич помогал мне что-то с трубой на участке, и я его пригласил зайти ко мне в новый дом. Он отнекивался. Я его увещевал. Что, мол, с пожара он и не заходил внутрь, надо же посмотреть, как я дом отстроил. Мне хотелось показать, похвалиться своими новыми поделками из дерева, новым резным зеркалом. Иван Ильич походил с постным лицом и наконец сказал:
– Да, Саша, снаружи-то у тебя дом, посмотришь, вроде бы большой, а внутри – так и жить негде, у меня в вагончике и то просторнее.
Я внутренне улыбнулся, узнавая Иван Ильича: не было в нем той светской привычки раздавать комплименты, он держал свою линию – «не хвалитесь, у меня все равно лучше». И еще я подумал: бывает, человек снаружи колючий, вредный, а внутри ранимый, бесхитростный, а бывает – наоборот.
***
Государство наше нет-нет да и придумает что-нибудь, как дополнительный налог с дачников собрать. Вот и нас сия чаша не миновала. Пришла наша новая председатель, Татьяна Ивановна, разъяснила, как надо зарегистрироваться в электронном кадастре, как вызвать замерщиков, куда потом диск везти, а главное – как собрать подписи с соседей, что, мол, они к текущему положению заборов претензий не имеют. Я как про Иван Ильича подумал, у меня сразу чувство нехорошее возникло. Я уж его знал не один год как бунтаря непредсказуемого. То ли подпишет, то ли обложит, заранее спрогнозировать невозможно. Пришлось пойти на маленькую хитрость: встретил я на улице Татьяну Ивановну и говорю:
– Приглашу Иван Ильича к вам в сторожку, он там буянить не станет, думаю, сразу подпишет, вы для него власть. А если я к нему приду просить, так не известно, что еще получится.
Татьяна Ивановна, конечно, Ильича знала и тут же согласилась. Зашел я к Иван Ильичу, так и так, говорю, вызывает нас председатель в сторожку по делу межевания документ подписывать, а подробности все Татьяна Ивановна вам сама объяснит.
Пришли, Татьяна Ивановна нас усадила и короткую лекцию прочитала про то, что государство наше новый проект проводит в жизнь, и мы его значит должны поддерживать и исполнять. Разъяснила Ивану Ильичу, что надо подпись поставить, что он согласен с существующими границами и положением забора.
Иван Ильич выслушал что-то смекнул и однозначно высказался:
– И не хера-то я не подпишу!
Татьяна Ивановна сделала вид, что не слышала бранного слова, и продолжила ровным голосом:
– Это почему же, Иван Ильич? Вы что, не согласны с тем, как сейчас забор стоит?
– Подпишешь тут у вас чего-нибудь, и себе же боком выйдет!
– Что же вам выйдет боком? – терпеливым голосом продолжала диалог Татьяна Ивановна.
Иван Ильич аж подпрыгнул от негодования, и стало ясно, что силы в нем еще гуляют молодецкие, и почти закричал:
– Саш, ты что, стало быть, не помнишь, мы с тобой забор этот ставили! Я тебе говорю – отступи от своего сарая сантиметров 20 на мой участок, а в другом конце также сдвинем забор в твою сторону: и тебе, и мне удобнее будет. Ты помнишь?
Я, честно говоря, забыл этот эпизод, и подивился, что Иван Ильич помнит такие мелочи через столько лет. И сказал:
– Точно, вроде было такое.
– Вот, – сказал Иван Ильич, как бы уличая меня в том, что я сам об этом председателю ничего не рассказал, – было, значит, все-таки? Вы вот зафиксируете сейчас в вашем кадастре этот забор. А по закону все совсем не так.
– Так у вас теперь меньше земли стало, или вам не нравится, как забор стоит? – спросила Татьяна Ивановна. – В чем проблема то?
– Проблема в принципе, – сказал Иван Ильич. – И не просите, не подпишу я вашу бумагу и все.
– Ну вот вы сейчас не подпишите, а потом будете свой участок приватизировать, и вам соседи не подпишут – что же хорошего?
– И так проживу, – сказал Иван Ильич, – мне недолго осталось, не вижу смысла потакать вашим фокусам. И просить кого-то подписи мне ставить никогда не стану, плевать я хотел на ваши подписи.
Татьяна Ивановна (а она не просто умная женщина, но еще и психолог) сделала паузу и вдруг спрашивает:
– Иван Ильич, как, огурцы-то уже солили в этом году?
Иван Ильич прищурился, ища подвоха. Я молчал.
Через пять минут Иван Ильич вел на свой участок председателя, я через сетку видел, как он обстоятельно показывает, где у него что посажено, что как растет, выдавал секреты, хвалил свою малину. Прошло минут пятнадцать, прежде чем они зашли в дом, потом Татьяна Ивановна вышла из его дома, вышла из калитки Иван Ильича и вошла в мою – в руках она несла подписанный лист. Она отдала мне листок с корявой подписью Ивана Ильича, купленной пятью минутами внимания к его посадкам. В этот момент она мне напоминала воспитательницу детского сада.
***
В то лето Иван Ильич приехал не в мае, как всегда, а только в конце июня. Я уже слышал, что он перенес операцию. На вид осунулся, похудел.
– Как Вы, – спросил я, увидев его впервые в новом сезоне сквозь нашу общую сетку
– Ничего, – сказал Ильич, – вот приехал поправлять здоровье.
– Как больница, в которой вы лежали, как врачи?
– Как, Саня, везде жулики, – ответил он в своей обычной манере. – Не столько хотят тебя вылечить, сколько на тебе заработать.
Прошло пару недель, Иван Ильич вроде как ожил, бледность ушла. Даже похвалился мне, что смог рюмашку махнуть. В тот же, кажется, день работал я вечером за своим верстаком и заклинила у меня гайка на болгарке, так затянулась, что никак ее свернуть не могу. Позвал жену, но какое там, она к слесарным делам совершенно не приспособлена. И говорит мне:
– Ну ты придумал тоже себе помощницу, иди вон к Иван Ильичу.
Я зашел, постучался, Иван Ильич взялся помочь, мы закрепили болгарку у него на верстаке. Ильич командовал, как старший и более опытный, я признавал это его право на менторский тон.
– Давайте я буду крутить, – сказал я, – тут физическая сила нужна.
– Физическая-то еще есть, – сказал он, – хотя, конечно…
Мы отвернули гайку. Я благодарил Ильича и уже собрался уходить, как он остановил меня и спросил:
– А помнишь, как я к тебе пьяный приходил, а ты на меня телегу накатал?
Я кивнул, я помнил.
***
Пришла очередная осень. Я стоял возле своего верстака, смотрел сквозь сетку забора на Иван Ильича, он шел с березовой метлой (точно такой, какие бывают у дворников в городе), мел желтые мелкие листья с моей березы и матерился себе под нос. Меня он не видел.
Листья ложились заново на его выметенную дорожку. Он доходил до угла участка, начинал мести заново. Мне стало как-то остро его жаль, не из-за листьев, а из кого-то упорства, которое, как мне показалось, удерживало его на плаву. Я окликнул его и сказал:
– Иван Ильич, давайте зайду к вам, помогу листья убрать.
– Не надо ни хера, – сказал он тихо, – новые нападают.
Я вспомнил, как 30 лет назад он обещал, что листья полетят на его участок, и только тут заметил, какими огромными вымахали мои березы: листья отрывались с огромной высоты и летели далеко на участок Иван Ильича и еще дальше. И я вспомнил оба его пророчества: что я буду гореть, как швед под Полтавой, и что листья полетят на его участок.
В самом конце сезона приехали строители и одели домик Иван Ильича в сайдинг. Я посмотрел и дом не узнал, скрылись куски бетона внизу, и все некрасивые части, и обглоданные края досок. И старая рама слухового окна. Абсолютно новый дом.
***
О том, что Иван Ильич умер, я узнал от Сереги-сторожа, в мае нового сезона. Мы шли мимо дома Иван Ильича, и Серега сказал: «Видишь, домик как новенький, а дядя Ваня не захотел в таком жить». У меня первая мысль мелькнула: «Жалко Ольгу: ей будет больно».
Как подруга наша Таня говорила: «Я понимаю, что мы уже к пенсионному возрасту подошли, и тем не менее, осталось ощущение, что есть мы, а есть они – взрослые. И таких людей все меньше. Они, „взрослые“, которые могут нам что-то поставить на вид, заругать нас. Сказать, вот наше поколение… И от этих фраз понимаешь: есть еще та гвардия за спиной. И, к сожалению, люди из этой гвардии все уходят и уходят».
Что остается от людей, когда они уходят? От Иван Ильича у меня осталось на удивление много: топор с разбитым обухом, розетка в сарае, кран на участке, заваренная петля, на которой держится наша калитка, и вот этот рассказ.
2018
Диалог в постели
– Нет, подожди, не надо! Я не могу расслабиться, когда за стенкой дети… Я думаю, нам надо когда-нибудь уехать куда-нибудь, где никого нет. Как ты думаешь? Чего не отвечаешь?
– Я согласен, что нам надо когда-нибудь куда-нибудь уехать…
– Ну ладно, я, по-твоему, сказала глупость?
– Ты разве когда-нибудь говоришь глупости?
– Нет.
– Вот видишь! А ты не можешь представить, что мы уже куда-нибудь уехали…
– А тебе что – так хочется? У тебя такой усталый вид…
– Я разве сказал, что хочется?
– Просто я не могу начинать этот разговор каждый раз в начале первого, когда язык еле ворочается.
– Так не начинай!
– Это ты начал.
– Ну, извини…
– Ты что сердишься? Я не люблю, когда ты начинаешь сердиться. Потом мне самой это необходимо. Но только тогда, когда, как бы тебе объяснить, когда пробегает искра. А иначе зачем все это?
– Ну, хорошо. Давай спать. Спокойной ночи.
– Я тебя не обидела?
– Нет!
– Честно?
– Я сплю.
– Ну, хорошо. Ты сегодня устал. Хочешь, я тебе сделаю массаж, и ты уснешь.
– Хочу.
– Расслабься, думай о чем-нибудь приятном.
– Например?
– Не отвлекайся. Почувствуй в моих руках тепло… Ты что, засыпаешь?
– Нет.
– А может быть, теперь ты потрешь мне холку? Только холку. Голова начинает болеть…
– Так приятно?
– У тебя такие чуткие руки…
– Руки как руки.
– Нет, правда, правда…
– Так хорошо?
– Почувствуй энергию в своих руках, и они сами будут делать то, что нужно. Хорошо, но ниже не надо.
– А так?
– Так хорошо, так очень хорошо… У нас, кстати, есть презервативы.
– У тебя же нет искры…
– Я просто не могу вспомнить, где они лежат. Не дай бог, найдут дети!
– То-то я удивился, что ты о них вспомнила!
– Потом этот ужасный диван!
– Чем же он ужасный?
– И диван, и комната. Половина мебели темного дерева, а половина светлого! Слушай, вот здесь ты массируешь, а мне больно. Причем какая-то новая боль, раньше тут не болело. Дай я сама потрогаю. Ну, точно, тут никогда не болело.
– Знаешь, кто-то сказал, что, если после сорока под утро вы вдруг чувствуете, что у вас абсолютно ничего не болит, это значит, что вы умерли. Так что давай ложись на бочок, ни о чем не думай. Завтра проснешься – все будет хорошо.
– А почему ты говоришь таким голосом?
– Каким я говорю голосом?
– Ты говоришь таким голосом, как будто я твоя дочка, и ты со мной сюсюкаешь. Я терпеть этого не могу. Я хочу чувствовать себя не дочкой, не мамой, а женщиной. Хочу, чтобы со мной рядом был взрослый мужчина.
