скачать книгу бесплатно
Портрет Анны
Александр Негрубин
Сегодня, когда словесность наша мертва, когда поэзия отсохла и истлела, а беллетристика источает зловоние, – сегодня нам в пору взглянуть на самих себя. Мы живем как ни в чем не бывало – так же, как жили при Данте, при Шекспире. Так жили при Эйзенштейне и при Довженко… Мы и не заметили вовсе, как потеряли, может быть, самую главную из наших способностей: способность к языку, способность к слову. Отыщем ли мы то, что потеряно? Пожалуй, поиски стоит продолжить, не думая об успехе.
В. Хохряков
Портрет Анны
Александр Негрубин
Что делает историю? – Тела. Искусство? – Обезглавленное тело…
И. Бродский
© Александр Негрубин, 2016
© Екатерина Леонидовна Легостаева, дизайн обложки, 2016
Редактор Василий Васильевич Андрианов
Корректор Ольга Игоревна Новожилова
ISBN 978-5-4474-6285-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
Он поднял воротник и утонул в куртке. Тусклый фонарь освещал полутемную улицу, все еще мокрую после дождя. Он шел в раздумьях, вспоминая об утреннем разговоре. Предложение, которое ему сделала незнакомая женщина, было вполне понятным и даже интересным, но сомнения продолжали тревожить его, и он никак не мог отделаться от мысли, что эта работа ничем хорошим не закончится.
Поднявшись на третий этаж на старом скрипучем лифте, он немного постоял у двери, не спеша повернул ключ и прошел внутрь, разглядывая свои руки. Мозоли от инструментов и кистей расползлись по его пальцам, кожа стала твердой и грубой, не смытые остатки растворителя уже начали разъедать ногти. Он нахмурился, снял ботинки и ловко запрыгнул на диван. Кати еще не было дома, поэтому он широко развалился, зная, что она не смотрит на него, закрыл глаза и снова почувствовал, как волнение охватывает его. Она казалась чуть моложе своих лет, имя Маргарита поразительно подходило к ее образу: бледная кожа, сосредоточенный взгляд, слегка приподнятые плечи и светлые волосы, небрежно прикрывавшие лопатки, маленькая круглая грудь, стянутая рубашкой, и длинная юбка, спрятавшая стройные ноги, – вот все, что он знал о ней. И тем более странным казалось ему, что она пришла без звонка, представилась и сразу же попросила не задавать личных вопросов. Он вынужден был согласиться, потому что чувствовал, как она решительно настроена, ощущал, что она старше и умело пользуется этим, хотя и нельзя было точно сказать, было ли ей тридцать пять или сорок пять, в глазах отсутствовал отпечаток времени, по которому он всегда очень точно определял возраст человека. С ее слов, она узнала о нем от их общего приятеля, вечного студента, до сих пор пытавшегося безуспешно закончить Академию. Это знакомство никогда не радовало его, он бы и не вспомнил об этом неудачнике, если бы не Маргарита. Она видела несколько его работ и слышала, что он увлекся боди-артом, именно поэтому она оказалась в его квартире. Он показал несколько фотографий, пару холстов, стоявших прислоненными к стене, собирался рассказать о других работах, но она прервала его, сказав, что ей и так понятно, как он пишет, оставила визитку и сообщила, что позвонит на днях.
Он устало прилег, повернулся на бок, мысленно прокрутил еще раз их встречу и постепенно стал проваливаться в сон, отдаляясь от мыслей и звуков, проникавших через приоткрытое окно, как вдруг холодная рука прикоснулась к шее и осторожно щипнула его за ухо.
– Так я и знала, что ты уже спишь, – разочарованно сказала Катя. – Сегодня Женич ждет нас у себя, а ты дрыхнешь.
– Что там у него? – сквозь сон спросил он.
– Как что? – удивилась она. – Он же пригласил сегодня моделей, будет работать с ними и покажет свои рисунки.
– Фуфло, а не искусство, – вяло произнес он.
– Сам ты фуфло, – обиделась Катя. – Между прочим, он поуспешнее тебя будет, что и говорить.
– Рад за него, но я хочу спать. Ничего нового я там не увижу.
– Ну пошли, пожалуйста, – сдалась Катя.
– Зачем куда-то идти, чтобы умереть со скуки, когда это можно сделать у себя дома на теплом диване?
– Там не бывает скучно, и ты это прекрасно знаешь, – настаивала она. – И потом, мы давно не виделись.
– Похоже, ты не отстанешь от меня.
– Вообще-то Женич твой друг, а не мой.
– Но пригласил тебя он. Хорошо, я встану, иначе этот вынос мозга никогда не закончится.
– Пора бы уже нам что-то менять, – отвернувшись, сказала Катя, но он ответил молчанием. – Когда мы с ребятами снимали квартиру, все было гораздо лучше, а с тех пор, как я переехала к тебе, ты очень изменился.
– Может, ты стала просто наблюдательнее?
– Не знаю.
– Все будет в порядке, – жизнерадостно произнес он, поверив на мгновение в собственные слова.
– Я говорю себе это каждый день, но не помогает, – тихо сказала она, надеясь, что он не услышит.
Он снова промолчал, не желая углубляться в выяснение отношений, зная, что все закончится тем, чем заканчивалось и раньше – она хлопнет дверью и закроется в комнате, он включит громко музыку, сожмет кулаки и будет ненавидеть ее, пока не наступит утро, она не переберется к нему в кровать и не начнет гладить его спину, целовать шею и поглаживать коленом бедра, готовясь полностью завладеть им. Вместо этого он заварил крепкий кофе и рассказал несколько незначительных новостей, которые слышал от своих однокурсников. Утренний разговор все еще беспокоил его, и он не сумел сдержаться, описал их встречу с Маргаритой. Катя сделала вид, что она не слушает, но как только они вышли из дома, тут же стала выяснять мельчайшие подробности их разговора.
– Странно, – с недоумением в голосе сказала Катя. – Она явно что-то скрывает, может быть, вообще лучше отказаться от этой затеи?
– У меня мало заказов, а тут еще неплохие деньги, – ответил он. – В конце концов, какое мне дело, как она будет дальше распоряжаться моей работой? Я сделаю то, о чем она просит, и забуду.
– Тебе виднее, – протянула она. – Но знай, я предупреждала.
Он кивнул ей как маленькому ребенку и улыбнулся. – Вот сейчас она скажет еще какую-нибудь глупость, а мне придется объяснять или делать вид, что я согласен, хотя это совсем не так, – подумал он, сжимая носовой платок в кармане.
Они прошли по Разъезжей и перебрались на Рубинштейна. Небо окончательно затянуло облаками. Катя повисла на его руке, стараясь прижаться к нему плотнее.
– Ничего нет кроме прерывающихся действий, никаких ценностей, никакого абсолюта, только прием пищи и испражнения, – вяло размышлял он.
– Пойдем быстрее, холодно, – прервала его Катя.
– Мы уже почти пришли, вот этот двор, – указал он рукой на темную арку.
– Все равно давай добежим, а то я уже ног не чувствую.
Они пронеслись последние метры до парадной и скрылись за металлической дверью.
II
Съемная мансарда была полна голых тел. Упругие и дряблые, они были покрыты яркими красками, переливающимися под светом подвешенных ламп. Квартира, превращенная в мастерскую, была защищена толстыми стенами и покатой крышей, в которой виднелись миниатюрные окна. Плетеные стулья в жирных пятнах разбавителя и красок, облупленные консоли, огрызки мелков, карандаши и кисти, разбросанные повсеместно, смешались с бешеными ритмами, разрывающими колонки, стоявшие по углам. У двери одна из моделей подмигнула Илье, обнажив пушистый треугольник, спрятанный между бедер. На мгновение ему захотелось оказаться здесь одному, без Кати, среди этих молодых разноцветных людей, совсем не боявшихся ни чужой, ни своей наготы.
Они прошли в прямоугольную гостиную, откуда постоянно выходили люди и тут же возвращались. Народа было столько, что они не смогли войти внутрь, остановившись у самой двери. В центре комнаты лежало толстое одеяло, на которое сверху были набросаны подушки. Две модели расположились по бокам, третья между ними принимала самые разнообразные позы. Вокруг стояло много фотографов и других моделей, ждущих своей очереди. Полная брюнетка изгибалась на проваленной подушке, изображая дикую тигрицу. Она плавно двигалась, упираясь локтями и коленями в пол, вытягивала спину и напрягала мышцы рук и ног, ее кожа поразительно напоминала шерсть, издали казалось, что это уже не человек. Ее широкие бедра округлялись, когда она расслаблялась и перекатывалась на спину. Рядом с ней лежали замершие девушки в роли деревьев. Их сомкнутые ноги превратились в толстый ствол акации, покрытые редкой листвой ветки росли из живота в разные стороны. По команде одного из фотографов тигрица поднялась, показав всем свои спелые формы, вслед за ней встали деревья, и вспышки фотоаппаратов попеременно замелькали из разных частей гостиной, после чего следующие модели вышли в центр.
– Просто Крейг Трейси, – усмехнулся Илья, обращаясь к Кате.
– Какая красота, а ты говоришь. Где автор?
– Думаю, в одной из комнат заканчивает работу, – предположил он.
– Они такие стройные, эффектные, – восхищенно сказала Катя.
– Такие тела невозможно испортить, они сами по себе уже являются частью искусства, – добавил он. – Можно нарисовать посредственную картину, сделать никчемную татуировку, но природа все исправит, тело компенсирует недостатки техники и таланта художника.
– Именно поэтому ты не считаешь боди-арт полноценным искусством?
– Я этого никогда не говорил.
– Но ты так думаешь? – настойчиво переспросила она.
– Нет, дело в другом. Перед тобой не пустой холст, условный ноль, от которого ведется отсчет, а уже готовое целое, которое нужно лишь умело подправить, довести до конца то, что уже начато до тебя. Тело дает тебе фору, понимаешь? – он задумчиво посмотрел на нее.
– Меня бы оно отвлекало, вряд ли я смогла бы концентрироваться на живописи при виде голой женщины, будь я мужчиной. Видимо, именно поэтому я и не художник. Давай найдем Женича.
– Зачем? – с недовольством спросил он. – Ты же сама говоришь, что тебе нравится здесь. Посмотрим другие работы.
– Я хочу увидеть, как он работает. Это интересно.
– Ну хорошо, пойдем поищем.
Он неохотно протиснулся сквозь напирающую из коридора толпу, взял ее за руку, и они пошли к дальней комнате, где, как он предполагал, работал сейчас Женич. Дверь была закрыта изнутри, приглушенная музыка проникала через щели дверного проема.
– Слышишь, винил играет? – обратился он к Кате.
– Такое шипение. Постучи.
Он трижды дотронулся костяшками до деревянной доски, скрепляющей расшатанную дверь, но никто не отвечал.
– Я тебе говорил, что лучше было остаться, он вряд ли откроет.
– Чем он там занимается?
– Не знаю. Рисует, наверное.
За дверью послышались голоса, один их них приблизился, щелкнул замок, и выглянула растрепанная шарообразная голова автора, похожая на перезрелый плод.
– А, это вы, – с заметным энтузиазмом произнес Женич. – Салют. Она сохнет пока, не заходите.
– Привет. Я все пропустила? – расстроилась Катя.
– Нет, после нее будет следующая. Кстати, хочешь стать холстом на ночь? Ведь никто не против из присутствующих? – Женич улыбчиво посмотрел на него.
– Валяй, – ответил он, замечая, как застеснялась Катя.
– Я не в форме сегодня, совсем не готова.
– Брось, это лучшее состояние, когда человек не готов, не ожидает, а значит, не проецирует себя. Половина приглашенных не представляли, что им придется раздеться и превратиться в картины на несколько часов. В этом суть такого искусства.
– Сырая реальность, – добавил Илья.
– Это импровизация, публичное искусство, которое принадлежит и художнику, и самой модели, она становится его частью. Подумай, – закончил Женич.
Он вышел в коридор и устало осмотрелся. Из гостиной по-прежнему доносились громкие, разбитые на кусочки сэмплов ритмичные звуки, смешанные с аплодисментами и одобрительными выкриками. Он подозвал их в самый конец коридора.
– Ты выглядишь утомленным, – сказала Катя.
– Вторые сутки подряд работаю, не спал уже давно.
– Настоящий акционизм. Будешь писать, пока сознание не потеряешь? – спросил Илья.
– Посмотрим. Была бы камера, можно было бы обратить пристальное внимание на саморазрушение, а так просто не интересно, – улыбнувшись, ответил Женич. – Да и потом, модели тоже выматываются, требуют выполнять их капризы, ведь не всегда человеку нравится, когда его первичная собственность перестает ему принадлежать.
– Это ты о теле? – уточнила Катя.
– Да, именно о теле. Она отдает мне его на время, а потом все смывает и получает его обратно.
– Шварцкоглера из тебя не получится, – подметил Илья.
– И слава Богу, сейчас не шестидесятые, мы все еще слишком молоды, – встрепенулась Катя. – Я согласна, если у тебя хватит сил на меня.
– Ты пойдешь вне очереди, – рассмеялся Женич. – У меня уже есть идея.
– Модель-то еще сохнет? – иронично уточнил Илья.
– Вот иди и посмотри, – резко сказал Женич. – Там открыто.
Он аккуратно постучался, слегка толкнул дверь и вошел в комнату. В освещенном углу спиной к нему на левом боку лежала женщина, упираясь рукой в стену. Половина ее спины была продолжением кирпичной кладки, другая половина состояла из черных квадратов, разделенных между собой тонкими белыми рамками. Он приблизился к ней, разглядывая свежую краску на изогнутых ногах. Она не слышала, как он вошел, смотрела полуприкрытыми глазами в пол. Он хотел поздороваться, чтобы она знала, что не одна в комнате, но не удержался и замер, разглядывая линию ее бедер и расщелину между ними. Она гипнотизировала его, мысленно он проникал внутрь, оказывался в глубине ее тела, изучал каждый ее нерв, содрогание, вздох. Ее крепкие ноги обвивали его шею, руки сжимали голову, а он продолжал впиваться в нее, оставаясь стоять на месте.
– Ну как? – послышался голос за спиной.
– Отлично, – машинально ответил Илья.
– Это все, что ты можешь сказать? – удивился Женич.
– Мне нужно время, чтобы сопоставить черный квадрат и кирпичную стену.
– Нулевое искусство, – вмешалась Катя. – Это отличная композиция, человек – продолжение вещи. Очень естественно.
Модель пошевелила пальцами ноги, но не сказала ни слова.
– Сейчас я приглашу сюда всех из гостиной, а потом займусь тобой, – сказал он Кате.
– Она специально молчит? – спросила Катя в дверях.
– Картина не может разговаривать, – ответил Илья вместо Женича.
На время они перебрались в коридор, пока Женич объяснял гостям и моделям, что будет происходить дальше.
