banner banner banner
Призрак Великой Смуты
Призрак Великой Смуты
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Призрак Великой Смуты

скачать книгу бесплатно

Призрак Великой Смуты
Александр Борисович Михайловский

Александр Петрович Харников

Военная фантастика (АСТ)Ангелы в погонахОднажды в Октябре #5
Объединенная эскадра флота Российской Федерации, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, неведомым путем оказалась в октябре 1917 года. А вместо Средиземного моря она попала в море Балтийское. Разбив германскую эскадру у Моонзунда, они направились в Петроград и помогли большевикам взять власть.

Но власть еще требуется удержать, а также не допустить сползание страны в пучину Гражданской войны. А вот это сделать не так-то просто. Слишком многие противники Советской России желают развалить государство, посмевшее бросить вызов мировой плутократии.

«Пожарной командой», которая мечется по просторам великой страны, стараясь загасить угольки, из которых может вспыхнуть пламя братоубийственной войны, стал Корпус Красной гвардии, возглавляемый полковником Бережным. Сформированный как из «попаданцев», так и из офицеров и солдат бывшей русской армии, он наводит порядок на Дальнем Востоке, в Закавказье и даже в Персии и Ираке. Советское правительство решает внешнеполитические задачи, борется с заговорами и мятежами. «Великой Смуты» на одной пятой части земного шара быть не должно.

Александр Михайловский, Александр Харников

Октябрь. Призрак Великой Смуты

© Александр Михайловский, 2018

© Александр Харников, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Авторы благодарят за помощь и поддержку Макса Д (он же Road Warrior) и Олега Васильевича Ильина.

Пролог

Все началось с того, что неведомо как в осеннюю Балтику 1917 года была заброшена эскадра российских боевых кораблей из XXI века. Она оказалась у берегов острова Эзель в тот самый момент, когда неподалеку от нее германская эскадра приготовилась к высадке на острова Моонзундского архипелага. Адмирал Ларионов не колебался ни минуты – ударом с воздуха кайзеровские корабли были потоплены, а десантный корпус практически полностью уничтожен.

Ну, а потом люди из будущего установили связь с большевиками: Сталиным, Лениным, Дзержинским и представителями русской военной разведки генералами Потаповым и Бонч-Бруевичем.

В результате вмешательства «попаданцев» власть перешла к большевикам. Все произошло тихо и буднично, без стрельбы и прочей пиротехники. Самое трудное было потом.

Нужно было бороться с врагами, как внешними, так и внутренними. Причем и те и другие смертельно опасны. Бывшие товарищи по партии стали неожиданно злейшими врагами. Правда, излишним гуманизмом большевики и их новые союзники не страдали. Под огнем пулеметов полегли люди Троцкого и Свердлова, мечтавшие разжечь «мировой пожар в крови».

В Риге, после того как с помощью пришельцев из будущего была разгромлена 8-я немецкая армия, заключили мир с кайзеровской Германией. В Киеве войска Красной гвардии разогнали Центральную раду. Разоружен Чехословацкий корпус, который уже не думает поднимать мятеж против власти Советов.

В Мурманске разгромили эскадру британских кораблей, которые решили «навести порядок» на Русском Севере. Большевики пришли к власти в стране всерьез и надолго. Работы было невпроворот. Но, как говорил глава Советского правительства Сталин, «нет таких крепостей на свете, которые не смогли бы взять большевики!»

Часть 1

Даурский фронт

22 января 1918 года. Петроград, Таврический дворец. Руководитель ИТАР Александр Васильевич Тамбовцев

Подготовка к всеобщим выборам в Советы шла полным ходом. И значительная часть этой огромной работы легла на плечи нашего Агентства. Поскольку телевидения здесь еще нет, пресса в информационных войнах играет роль тяжелой артиллерии РГК. В первую очередь нам требуется качественно преподнести электорату – тьфу, до чего я не люблю это слово – наших кандидатов и постараться посильнее лягнуть конкурентов. В поте лица вкалывают все – и Сталин, и Ленин, и другие вожди большевиков. Ирочка Андреева заработалась так, что Иосиф Виссарионович на меня косится – дескать, совсем заездил девку – креста на мне нет.

Но мы знали только одно – нам требуется победить, причем победить с огромным перевесом все остальные партии. Лишь тогда, опираясь на легитимное большинство во всех органах власти, мы сможем дожать своих оппонентов и, не оглядываясь больше ни на кого, проводить свою политику.

Кстати, как и в нашей истории, партия эсеров снова раскололась на правых и левых, и левые эсеры опять взяли курс на союз с большевиками. Сколько времени продлится у них эта бурная страсть – пока неизвестно. Дальнейший дрейф этой партии влево приведет ее на позиции, близкие к анархо-синдикализму. Ведь ее лидер, Мария Спиридонова – особа со сдвигом по фазе, экзальтированная и почти неуправляемая.

Но это все будет потом, а сейчас левые эсеры льют воду на нашу мельницу, отбирая симпатии у своих правых собратьев и анархистов.

Но парламентские дрязги и интриги – это так, это все больше для виду. Главная же работа нас ждет на местах. Причем в этой реальности в основном бороться приходится не с отрядами белогвардейцев, а с теми, кто называет себя большевиками и их союзниками, в действительности не имея ни к тем, ни к другим никакого отношения.

Дело в том, что наша власть сильна в больших городах, индустриальных центрах. А в глубинке же часто правят бал всякие прохвосты, которые записались в пламенные революционеры с единственной целью – под шумок вволю пограбить, покуражиться, поизгаляться над теми, кто раньше бы таких люмпенов и на порог дома не пустил.

Ну, даст бог, с этими «большевиками» мы управимся. На них у нас есть ведомство товарища Дзержинского, которому с бонапартами уездного розлива вполне по силам справиться. В основном нас беспокоили те дела, которые происходили за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке.

Вот там работы непочатый край. Сибирь будет для нас крепким орешком. Крестьянство там испокон веков не знало крепостного права и помещичьего землевладения. На безземелье сибирские мужики тоже никогда не жаловались. Народу там мало, а землицы полно. Бери, сколько сможешь, если только у тебя хватит сил раскорчевать и распахать дремучую тайгу. Поэтому Декрет о земле, который всколыхнул европейскую крестьянскую Россию, за Уралом мужиками был почти не замечен. Рабочий класс там тоже малочисленный. В основном сибирский пролетариат состоял из тех, кто обслуживал тамошние железные дороги и речные пароходы на Оби, Енисее и Амуре.

К тому же издавна Сибирь была тем местом, куда царское правительство отправляло всякого рода возмутителей спокойствия, как политических, так и уголовных. Политические, правда, после того как в феврале семнадцатого им всем была объявлена амнистия, в основном подались туда, где их замела царская охранка. Лишь некоторые, успевшие жениться на местных и обрасти жильем и хозяйством, остались в Сибири. А вот уголовнички, или, как их еще называли, «птенцы Керенского», тоже угодившие под амнистию, домой не заспешили. Им в Сибири понравилось. Тем более что, нахватавшись у своих сокамерников – политических – трескучей революционной фразеологии, они быстро поняли, что к чему, и стали пробиваться во власть.

«За что боролись, за что кандалами звенели!» – орали они перед местными обывателями. А обыватели и не догадывались, что стоящий перед ними «страдалец за народную свободу» загремел в Сибирь-матушку не за борьбу с самодержавием, а за грабежи и разбои. А то и за душегубство.

С этими властями в Сибири, на словах – большевистскими, а на деле – бандитскими, нам тоже придется воевать не на жизнь, а на смерть. Это не прекраснодушные интеллигенты, мечтающие об эфемерном «царстве свободы», а засиженные варнаки, для которых человека зарезать – что высморкаться. Такие типусы привыкли решать все проблемы с помощью ножа и кистеня, а в случае опасности сбиваться в стаи.

Настоящих же, «идейных» противников советской власти в Сибири было сравнительно немного. К сожалению, их число увеличивалось из-за беспредела вчерашних уголовников, а нынешних «большевиков». Поэтому-то борьба с последними и была для нас так важна.

Значительно облегчало положение лишь то, что по Транссибу не следовали эшелоны с Чехословацким корпусом. То есть не было той реальной военной силы, которая в нашей истории свергла советскую власть (какая бы она ни была) по всей Сибири и разожгла пожар гражданской войны на огромных территориях. Чехословацкие части были заблаговременно разоружены Красной гвардией, и их солдаты и офицеры сейчас частично готовились к отправке на Западный фронт через Швецию и Норвегию, а частично вступили в Красную гвардию, образовав сводный чехословацкий батальон. Те же из них, кому война окончательно осточертела, осели в России и на правах обывателей занялись частным бизнесом, не имея никакого желания встревать в российские политические разборки.

А вот в Забайкалье и на Дальнем Востоке нам еще предстоит повоевать за власть. Там заварилась такая каша, что с ходу понять «кто есть кто» для нормального человека просто невозможно. Группировки, претендующие на то, что именно они являются настоящей властью, наслаивались друг на друга, как коржи в вафельном торте.

Первыми были большевики, которые по факту завоевали большинство в местных Советах крупных городов Омска, Томска, Красноярска, Иркутска и Читы. Второй властью были эсеры, в основном правые, еще при Временном правительстве выигравшие выборы в так называемую Сибирскую думу. И пусть эта говорильня пока еще не была созвана, но господа депутаты уже считали себя выше звезд и круче яиц. Третьей властью считали себя казачьи атаманы, которые при их подпитке финансами и оружием из-за рубежа готовились к установлению военной диктатуры. Атаман Семенов собирал свое войско в Маньчжурии и целился на Забайкалье, атаманы Гамов и Кузнецов – в Амурской области, атаман Калмыков – в Приморье. И за всеми этими деятелями поблескивали хитрые самурайские глазки, а в карманах атаманов шуршали британские фунты и французские франки.

Особо опасным врагом советской власти, по нашему разумению, считался бывший есаул Забайкальского казачьего войска Григорий Семенов. Он отличался храбростью и беспринципностью. Семенов успел повоевать в Первую мировую на Западном фронте и в Персии. Оказавшись на Румынском фронте, он отправил рапорт тогдашнему военному министру Керенскому, с предложением сформировать в Забайкалье отдельный монголо-бурятский конный полк, как он писал, «с целью пробудить совесть русского солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело».

После прихода к власти большевистского правительства Сталина Семенов перебрался в Харбин. Там, на деньги японцев и англо-французов, он начал формировать отряд для борьбы с советской властью. Если дела пойдут так же, как и в нашей истории, то «особый маньчжурский отряд» атамана Семенова должен в самое ближайшее время двинуться на Читу. В тот раз местные читинские красногвардейцы вместе с вернувшимся с фронта пробольшевистским 1-м Аргунским казачьим полком под командованием Сергея Лазо разбили воинство Семенова и выкинули его обратно в Маньчжурию.

Такое развитие событий нас категорически не устраивало. Атамана Семенова и его отряд надо было не просто разбить и выгнать, а полностью уничтожить. Самого Семенова и его подельника, отмороженного на всю голову барона Унгерна, следовало ликвидировать. Только после этого советская власть сможет окончательно укрепиться в Забайкалье. Удерживая контроль над Транссибом, мы могли продвигаться дальше на восток, устанавливая свою власть над верхним течением Амура и КВЖД, отказываться от которой, как в прошлой истории, мы не собирались.

Для этого нам еще предстояло послать в Читу специальную группу особо опытных товарищей. Нашим людям, которые остались во Владивостоке вместе с адмиралом Колчаком, назначенным в начале декабря прошлого года решением ВЦИК командующими всеми вооруженными силами Советской России на Дальнем Востоке, заниматься Семеновым и Унгерном было несподручно. Расстояние от Владивостока до Читы – почти тысяча семьсот километров по прямой и больше двух с половиной тысяч километров по Транссибу. К тому же им хватало забот и хлопот на местах. Приходилось воевать с врагами советской власти, засевшими в самом Владивостоке, Хабаровске и Николаевске. А ведь им еще надо внимательно следить за не в меру алчными соседями – японцами и американцами, мечтающими подгрести под себя богатства Приморья. Мы поддерживаем с ними постоянную связь и по мере возможности информируем обо всем происходящем в европейской России.

Я вздохнул. Выборы выборами, но о наших делах по всей Руси Великой тоже не следует забывать. Поэтому-то я и собираюсь отправиться к Сталину, чтобы обсудить с ним ситуацию, сложившуюся к настоящему моменту в Сибири и на Дальнем Востоке…

24 января 1918 года. Иркутск, Набережная улица, 24. Резиденция Центрального исполнительного комитета Советов Сибири – Центросибирь. Военный комендант гарнизона Иркутска Сергей Георгиевич Лазо

Вчера утром я получил из Петрограда шифрограмму, в которой председатель Совнаркома товарищ Сталин поручил мне на основе 1-го Аргунского казачьего полка начать формирование Забайкальской бригады Красной гвардии. Этот полк имел большой боевой опыт, участвовал еще в Японской войне, а во время Германской, в составе 1-й Забайкальской казачьей дивизии, отличился во время Брусиловского прорыва.

Аргунский полк был полностью большевизирован. Его бойцы выразили полную поддержку линии товарища Сталина еще до прихода большевиков к власти в Петрограде. Потом в полк из Петрограда пришло письмо от генерала Деникина, бывшего во время Японской войны начальником штаба Забайкальской казачьей дивизии. В нем он вспоминал о своей службе с лихими забайкальцами и высказал надежду, что они и сейчас, после отстранения от власти Временного правительства, останутся верными Родине, и так же, как и прежде, будут защищать ее от внешних и внутренних врагов. В полку еще служили офицеры, которые помнили Антона Ивановича, бывшего в Японскую войну подполковником.

Надо сказать, что новости, которые хотя и не регулярно, но все же доходили до нас из центральной России, были настолько удивительными, что некоторые просто отказывались верить во все происходящее. Полный разгром германского флота и десантных частей у острова Эзель, добровольная передача власти Керенским большевикам, наведение порядка в Петрограде, возвращение в столицу бывшего императора Николая II и его открытое письмо в поддержку новой власти – все это никак не могло уложиться в головах депутатов созванного в Иркутске Всесибирского Съезда Советов. Но, как бы то ни было, именно эти депутаты создали ЦИК Советов Сибири (Центросибирь), который высказался в поддержку новой власти в Петрограде.

Еще более удивительными оказались действия сформированной в Петрограде бригады Красной гвардии, которая впоследствии так разрослась численно за счет притока добровольцев, что была развернута в особый корпус по подавлению разного рода «самостийников», попытавшихся повсюду провозглашать свои «державы», национальные по лозунгам и вполне буржуазные по сути. Особенно меня порадовало известие о разгоне Сфатул Церий – жалкой буржуазно-националистической пародии на правительство в моей родной Бессарабии. Причем там все даже обошлось без кровопролития. Стоило только народному комиссару по военным и морским делам товарищу Фрунзе лишь слегка нахмуриться, и вся эта банда новоявленных «государственных мужей» с визгом разбежалась в разные стороны.

Покончив с бессарабскими националистами, корпус Красной гвардии обрушил свой удар на Романию Маре – королевскую Румынию, возмечтавшую стать наследницей Римской империи и оторвать от России территории до Днестра, а может, даже и до Днепра. В историю операция корпуса Красной гвардии против буржуазной Румынии, наверное, войдет под названием «Однодневная война». На рассвете 16 декабря прошлого года началась артиллерийская подготовка, а к полудню румынская армия уже разбежалась, временная столица – Яссы – была захвачена, а королевская семья и правительство попали в плен.

И вот, похоже, что, наведя порядок в европейских губерниях России, в Петрограде теперь решили вплотную заняться нашими сибирскими делами. Именно для этого товарищу Сталину потребовалась реальная вооруженная сила, которая сможет поставить на место наших сибирских сепаратистов и автономистов всех мастей. Ведь и у нас, в Сибири, таких пруд пруди.

Думая, что Иркутск далеко, а Петроград вообще им не указ, некоторые товарищи в местных Советах решили, что они сами себе власть, и наиздавали таких указов и декретов, что, когда я их читал, у меня остатки волос на голове вставали дыбом. Нет, с доморощенной сибирской «самостийностью» надо будет тоже кончать как можно скорее. А для этого, как правильно указывают питерские товарищи, нам необходима надежная и профессионально подготовленная вооруженная сила.

Конечно, не все в Центросибири обрадовались известию о том, что и у нас вскоре появится своя регулярная Красная гвардия. Особо бурно возмущался поступившим из Петрограда новостям председатель Центросибири Борис Захарович Шумяцкий, сторонник и хороший знакомый бывшего «межрайонца» Льва Троцкого, убитого в октябре прошлого года при подавлении левацкого мятежа в Петрограде. Правда, узнав о произошедших в Петрограде событиях, товарищ Шумяцкий на словах осудил, как он выразился, «авантюру антипартийной группы Троцкого-Свердлова», которая «вступила в преступный сговор с врагами революции». Но по кислому выражению лица председателя Центросибири было видно, что его мысли расходятся со словами, произносимыми им с трибуны.

Досконально разобравшись с шифрограммой и узнав, что Забайкальская бригада Красной гвардии будет состоять в основном из казаков, Шумяцкий стал публично возмущаться, заявляя, что в Петрограде руководство партии большевиков оказалось поголовно подверженным правому уклону. Вместо того чтобы расформировать и разоружить казаков, которые, по его словам, «всегда были палачами и угнетателями русского народа», он сказал, что власти в Петрограде хотят сделать из этих «держиморд в папахах» своих преторианцев.

Я попытался было доказать ему, что казаки тоже бывают разные, и что в Петрограде именно они помогли подавить мятеж авантюристов, действовавших рука об руку с уголовниками, выступившими против руководства большевистской партии. Похоже, что напоминание о печальной судьбе его приятеля Троцкого пришлось Шумяцкому не по душе. Он злобно посмотрел на меня, хотел было что-то сказать, но промолчал и, покинув заседание, закрылся в своем кабинете.

Другим противником формирования бригады Красной гвардии был Иван Никитич Смирнов. В отличие от меня, бывшего левого эсера, это был старый большевик, человек неукротимой энергии, отличный конспиратор, который еще при царском режиме не раз арестовывался, отбывал ссылку и сидел в тюрьмах. Но у него есть один большой недостаток – он крайне честолюбив и нетерпим к мнению окружающих.

Иван Никитич при первом же нашем знакомстве с ходу заявил, что считает меня лишь «временным попутчиком», так как я офицер и «представитель эксплуататорских классов». На мое замечание о том, что и товарищ Ленин, с которым я познакомился летом 1917 года в Петрограде на I-м Всероссийском Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, тоже по происхождению дворянин, Смирнов сквозь зубы процедил, что, дескать, «придет время, когда дойдет очередь и до Ленина». Я даже растерялся от его слов и не смог ничего сказать в ответ.

Я уже понял, что с началом формирования бригады мне придется столкнуться с фрондой со стороны товарищей Шумяцкого, Смирнова и их сторонников. Меня радовало, что были люди, которые меня поддерживали, и среди них член ЦИК Центросибири Николай Андреевич Гаврилов. Он так же, как и Смирнов, был выходцем из крестьян и старым большевиком. Николай Андреевич по приговору царского суда четыре года отсидел в Бутырской тюрьме, где выучил четыре иностранных языка. Но, в отличие от Ивана Никитича, он не делил людей по социальному происхождению и тоже высказал полную поддержку всем решениям правительства товарища Сталина.

Но я все же надеюсь, что внутрипартийные разногласия в Центросибири не помешают нам сформировать бригаду Красной гвардии. Радовало, что обстановка в Иркутске была относительно спокойной. Брожение среди юнкеров и офицеров местного гарнизона утихло после того, как Красная гвардия и верные правительству Сталина армейские части разгромили под Ригой 8-ю германскую армию. Потом начались мирные переговоры и закончилась война с Германией. После этого со страниц газеты «Правда» товарищ Сталин заявил, что армию распускать никто не собирается, и все офицеры, желающие продолжить службу, найдут достойное для себя место в ее рядах.

Но вместе с тем нам также стало известно и о том, что окопавшийся в полосе отчуждения КВЖД есаул Семенов начал собирать под свое крыло всех недовольных новой властью. Похоже, что этот интриган при поддержке японских агентов – а мы прекрасно знали, кто именно является подлинным хозяином в тех краях – собирается начать наступление на Читу и далее – на Иркутск. Похоже, что именно против банды есаула Семенова и будет нацелен удар вновь сформированной бригады Красной гвардии Забайкалья.

24 января 1918 года, вечер. Екатеринодар, железнодорожный вокзал. Штабной поезд корпуса Красной гвардии. Генерал-лейтенант Деникин Антон Иванович

Двадцатого января по новому стилю наш корпус, погрузившись в эшелоны, выступил из Ростова в направлении северокавказских губерний. Продвижение наше по Кубани было стремительным.

Двадцать второго января мы уже были в станице Тихорецкой, где во время краткой остановки полковник Бережной устроил нам что-то вроде «политинформации». Это новое слово пришло к нам из XXI века и означало краткий доклад о политической и военной обстановке в той местности, куда мы в дальнейшем направим свои стопы. Скажу честно – раньше, в Русской императорской армии, для офицера рассуждать о политике считалось не совсем приличным занятием. Во всяком случае, на того, кто позволял себе публичные рассуждения о внутренней политике государства, сослуживцы всегда смотрели косо. И в этом, как я теперь понял, таилась большая опасность. Неплохо разбиравшиеся в военном деле офицеры оказывались сущими младенцами в политических делах и не могли грамотно оппонировать разного рода агитаторам, которые, начиная с февраля 1917 года, окончательно заморочили головы нижним чинам. Закончилось же все развалом армии и массовыми расправами над офицерами.

Я никогда не забуду позорной сцены в тюрьме Бердичева, куда меня посадили по приказу тогдашнего военного министра Керенского. Я слышал, как охранявшие мою камеру солдаты вполне всерьез рассуждали о том, что лучше не тратить время попусту, а тут же на месте прикончить «этого золотопогонного буржуя, который, сидя на мешках с деньгами, всю жизнь пил кровь из простого народа». Это меня-то – сына крепостного крестьянина! Моего отца рекрутом взяли из саратовской деревни. Потом и кровью он честно дослужился до майора! Меня – нищего гимназиста, зарабатывавшего на жизнь и на учебу репетиторством и в начале учебного года думавшего – прослужит мой сюртук до лета, если на него поставить еще несколько заплаток, или надо подтянуть пояс и скопить деньги на новый!

Но, господа, я немного отвлекся…

Во время своей политинформации полковник Бережной рассказал нам о том, что в данный момент творится на землях Кубанского казачьего войска в частности и на Северном Кавказе вообще. А происходит там то, что иначе как очередным изданием смуты назвать нельзя.

– Господа, – сказал Бережной, – прошу вас учесть, что на Кубани обстановка немногим отличается от той, которая была на Дону. Там до сих пор не разрешены противоречия между зажиточной частью казачества и казаками-бедняками. Богатая верхушка казачьего населения составляет чуть более одной пятой от числа всех кубанских казаков, но ей принадлежит до шестидесяти процентов всей пахотной земли. Лучшей земли, смею заметить. При этом беднота, составляющая чуть менее половины от всего казачьего населения Кубани, имеет фактические наделы по две-три десятины земли. Что же касается проживающих на Кубани иногородних, то и среди них встречаются довольно зажиточные хозяева. Но их всего восемь процентов от общего числа крестьян. Подавляющая же часть иногороднего крестьянства, составляющая большую часть населения области, своих земельных наделов не имеет вообще и вынуждена арендовать землю у богатых казаков.

Несмотря на свое привилегированное положение, основная масса казачества на Кубани бедствует. Как вы знаете, при призыве на службу казак должен был приобрести за свой счет коня, шашку и всю необходимую амуницию, что серьезно подрывало основы среднего казачьего хозяйства и окончательно разорило казачью бедноту, вынужденную пойти в кабалу к богатеям и их ставленникам – станичным атаманам, которым до сих пор принадлежит фактическая власть на местах. Почувствовав временное безвластие, эти господа в настоящий момент чувствуют себя в станицах полными хозяевами.

Полковник Бережной внимательно посмотрел на бывшего великого князя.

– А вы, Михаил Александрович, – сказал он, – имейте в виду, что почти такая же обстановка и у ближайших соседей Кубани – на Тереке и в Ставрополье, куда направляется ваша бригада, чтобы навести там порядок и восстановить власть центрального правительства. Так вот, к земельным и экономическим противоречиям на Ставрополье стоит приплюсовать еще и противоречия национально-религиозные. А они весьма взрывоопасны. Тем более что эти противоречия весьма активно подогревают турецкие агенты.

Теперь о земельном вопросе. В Ставропольской губернии безземельных – двадцать три процента от общего числа крестьянского населения, а семнадцать процентов крестьян имеют минимальные наделы, недостаточные для прокорма семьи. Кроме того, частые мобилизации людей и скота на протяжении трех лет войны, а также введенная в пятнадцатом году продразверстка окончательно подорвали крестьянское хозяйство.

Только вам, Михаил Александрович, там будет все же легче, чем нам на Кубани, поскольку в Ставрополь недавно с частями 111-го полка и 252-й Самарской дружины из Грозного прибыл надежный товарищ, старый большевик, Николай Андреевич Анисимов. Все необходимые указания, в том числе и насчет того, чтобы он отнесся к вам с полным доверием, им уже получены. Главные же ваши заботы – это межнациональные противоречия, которые ни в коем случае не должны вылиться в кровавую междоусобицу. Противоречия между различными народами Северного Кавказа и Терским казачьим войском достигли такого напряжения, что достаточно одной искры, чтобы началась всеобщая резня и погромы. Вся надежда, товарищ Романов, на местных большевиков и на ваш авторитет. Ведь многие из тех джигитов, которых вы водили в бой, надеюсь, еще не забыли своего лихого командира. Вы также можете опереться на местных старейшин. Они, в отличие от безбашенных юнцов – люди, умудренные жизнью, и прекрасно понимают, что война – это кровь и разрушения. Кроме того, если кто-то не захочет понимать добрых слов, то вы, не чинясь, должны употребить вооруженную силу. Для огневой поддержки вашей бригаде будут выделены несколько бронепоездов военной постройки, захваченных корпусом в полосе бывших Юго-Западного и Румынских фронтов.

– С вами пока все, Михаил Александрович, – сказал полковник Бережной бывшему великому князю, – а теперь мы поговорим о положении дел на Кубани. В Екатеринодаре сейчас пыжится хорунжий Рябовол, изображая из себя главу так называемой Кубанской законодательной рады. Вы спросите – почему так называемой? Да потому, что в выборах депутатов этой рады не участвовали иногородние, проживавшие на Кубани менее трех лет, и рабочие. А вот в Армавире в настоящее время готовится созыв первого съезда Советов Кубанской области, который намерен провозгласить советскую власть на территории всей области. На съезде должен быть избран Кубанский исполнительный комитет областного Совета. Вот он-то и станет настоящим правительством Кубани. Телеграмма в Армавир уже отбита, и сразу после занятия нами Екатеринодара туда прибудут делегаты съезда, чтобы продолжить свою работу. С паном Рябоволом нам особо нянчиться некогда, поскольку корпус должен как можно скорее попасть на Кавказский фронт. В случае, если он все поймет и осознает, мы направим его заниматься своими прямыми обязанностями на постройке Кубано-Черноморской железной дороги, где он перед войной довольно неплохо себя показал. Ну, а если нет… – тут полковник Бережной с сожалением развел руками, показывая, что Рябовола ждет незавидная участь.

– Что касается его сторонников, – продолжил Бережной, – ориентировавшихся до сего времени на «правительство» Украины, руководимое Петлюрой, то после разгона киевских шутов они утратили свой самостийный пыл и больше не носятся с идеей создания «незалэжного Кубанского государства». К тому же Декрет о советском казачестве уже подействовал на умы казаков, и на нашей стороне теперь подавляющая масса кубанцев и терцев…

…Все произошло именно так, как сказал полковник Бережной. Когда сегодня на рассвете передовые части нашего корпуса вошли в Екатеринодар, то в их сторону не было сделано ни одного выстрела. Стотысячный город словно и не заметил, что власть на Кубани снова поменялась.

Дворец наказного атамана Кубанского казачьего войска, расположенный в самом начале Бурсаковской улицы, встретил нас распахнутыми настежь дверями, пустыми коридорами и комнатами, по которым зимний ветер гонял никому не нужные бумаги. Зато в доме 48 по той же улице, там, где раньше находилось Второе общественное собрание, обустраивались прибывшие около полудня новые власти Екатеринодара – члены Совета рабочих, солдатских и казачьих депутатов.

Вот с ними-то и провел соответствующую работу господин-товарищ Фрунзе. Он собрал то, что большевики называют «местным активом», и разъяснил товарищам то, что они называют «политикой партии», предупредив, что новая власть в Петрограде шутить не любит и с нарушителями законов будет поступать самым решительным образом.

Последовавшие за этим события показали, что товарищи из большевистской партии, когда надо, действуют весьма жестко. Дело в том, что, пользуясь безвластием, некоторые «р-р-революционные элементы» – именно так произносит это слово Михаил Васильевич – занялись самоуправством, конфискациями, больше похожими на грабежи, налетами на «классово чуждых» владельцев лавок и магазинов, а также насилием в отношении мирных обывателей. Несколько мародеров, пойманных на месте преступления патрулями из состава корпуса Красной гвардии, были, согласно большевистскому Декрету о борьбе с бандитизмом, показательно расстреляны после короткого военно-полевого суда, именуемого теперь революционным трибуналом.

В Екатеринодаре мы задержимся всего на день. Власть здесь, как я понял, утвердилась надежно и надолго, и уже завтра, двадцать пятого января, оставив «на хозяйстве» сводный полк Буденного-Думенко, к которому вскоре примкнут формируемые хорунжим Автономовым местные части Красной гвардии, отправимся по железной дороге в сторону Новороссийска, где большевики установили свою власть еще в ноябре прошлого года.

Там нам предстоит утром двадцать седьмого января погрузиться на пароходы, для последующей высадки в Поти, который сейчас контролируется самозваным Закавказским комиссариатом, являющимся сборищем грузинских, армянских и татарских сепаратистов. Пусть не думают, что они сумеют отсидеться за Кавказскими горами. Настанет и их черед. В общем, господа грузинские меньшевики, дашнаки, мусаватисты, поиграли в государство – и хватит! С тем борделем, который по всей Руси развел господин Керенский, пора уже заканчивать.

Со стороны Черноморского флота десантную операцию нашего корпуса будут прикрывать линкор «Воля» – бывший «Император Александр III», крейсера «Очаков» и «Память Меркурия», а также эсминцы «Фидониси», «Керчь», «Гаджибей» и «Калиакрия». После того как моряки обеспечат нашу высадку, они заглянут в Батум и Трапезунд, для того чтобы напомнить всем забывчивым, что власть в России снова есть, а Черноморский флот жив и действует.

25 января 1918 года. КВЖД, Харбин. Резиденция управляющего КВЖД. Управляющий КВЖД генерал-лейтенант Дмитрий Леонидович Хорват. Командир Особого Маньчжурского отряда есаул Григорий Семенов

Генерал-лейтенант Хорват смотрел на сидящего напротив него есаула Семенова, как на букашку, ползающую по обеденному столу. Здесь, в зоне отчуждения КВЖД, он считал себя полновластным хозяином. Назначенный еще в 1903 году управляющим строительством Китайской восточной железной дороги, он пережил наместника Алексеева, Русско-японскую войну, императора Николая II, а также Временные правительства князя Львова и Керенского.

Случившаяся в начале октября в Петрограде очередная смена власти тоже никак не повлияла на его положение. Где-то там, далеко отсюда, в европейских губерниях России происходили непонятные для генерала Хорвата перемены. Но тут, в полосе отчуждения КВЖД, казавшейся островком спокойствия и благополучия в бушующей революционной России, все шло своим чередом и сохранялись старые порядки, еще со времен «до без царя». Народ был сыт, обут, одет и считал, что пока генерал Хорват находится на своем посту, то положение в зоне отчуждения КВЖД ни в коем случае не может перемениться к худшему.

Совсем недавно генерал вернулся в Харбин из поездки во Владивосток, куда он отправился для встречи с адмиралом Колчаком, недавно назначенным управляющим всеми Дальневосточными территориями. И сама поездка, и разговор с адмиралом произвели на Хорвата двоякое впечатление. Колчак явно знал больше, чем говорил, особо тщательно обходя в разговоре тему своего путешествия из Японии во Владивосток. Не распространялся он и о причинах, побудивших его пойти на службу к правительству Сталина, а также о том, кем были люди из его нового окружения.

А люди эти не нравились Хорвату совершенно. Весь его опыт говорил генералу, что с такими, как они, в случае чего будет очень трудно «договориться». Они показались ему отнюдь не фанатиками большевистской идеи, да и взглядов придерживаются вполне умеренных, если не сказать больше. А вот поди ж ты… Как говорится – ни дать ни взять.

Сам генерал, чего греха таить, хоть и не отличался неумеренным корыстолюбием, но за время своего хозяйствования на КВЖД капиталец сколотил немалый. Сам жил и другим давал, не забывая, впрочем, и о своих прямых обязанностях. Потому-то он и продержался на этом посту так долго. Не желал он только влезать в грязные политические игрища, планируя через какое-то время, отойдя от дел, уехать из охваченной смутой России за границу, туда, где тепло и безопасно, и прожить там, в тишине и спокойствии, остаток дней своих.

Дело же, которое предложил ему есаул Семенов, действительно было грязным – грязнее не бывает. А именно – вооруженный мятеж против законной власти. Ничуть не менее законной, чем правительства князя Львова и Керенского. В такое Хорват вмешиваться не хотел. В порошок сотрут.

Печальная судьба украинских и бессарабских самостийников, генералов Краснова и Алексеева, была еще у всех на слуху. Если будет надо, то эшелоны с Красной гвардией за неделю доберутся по Транссибу от Петрограда до Читы. После роспуска ВИКЖЕЛЯ и создания своего профсоюза большевики, имеющие немалое влияние среди железнодорожных рабочих, получили полный контроль над транспортными путями бывшей империи. В Красной гвардии сотни тысяч идейных бойцов, бронепоезда, опытные и проверенные войной командиры, в том числе, что больше всего удивило генерала, и брат бывшего царя.

А у есаула Семенова всего-навсего около шести сотен сабель. В свой Особый Маньчжурский отряд Семенову удалось набрать только бурят, которым безразлично, с кем воевать – лишь бы платили, и тех непримиримых офицеров, которые не видели и не видят в народе ничего, кроме быдла, и мечтают загнать это быдло обратно в стойло. План есаула – это авантюра, неизбежно обреченная на крах.

Генералу Хорвату было также прекрасно известно и то, что творится по ту сторону границы. Забайкальское казачество было скорее на стороне новой власти, чем против нее. Быстрое и решительное завершение войны с Германией, массовая демобилизация и, наконец, совсем недавно принятый Декрет о советском казачестве окончательно развернули симпатии основной массы казаков в сторону нового правительства. Да и не воевать сейчас хотелось казакам – непонятно зачем и непонятно за что, а заняться изрядно запущенным за три года войны личным хозяйством. Молодые стремились поскорее жениться на подзасидевшихся в девках невестах. А тем, кто постарше, вернувшись домой и обняв жену и детей, хотелось отдохнуть немного от войны и разлуки, а потом снова взяться за привычную мирную работу.

При этом генерал Хорват буквально кожей чувствовал, что не все в этой истории было чисто. Не все произошедшие в последнее время события можно было объяснить с помощью обычной обывательской логики. За всем стояла какая-то непонятная сила, угрюмая, мрачная, без пощады и сожаления действующая с одной только ей известной целью. Какая сила могла вынудить Германию умерить свои амбиции и заключить в общем-то вполне приемлемый для интересов и престижа России Рижский мир? Какая сила могла обуздать жажду разрушения всего и вся, овладевшую в последнее время обезумевшими массами, и направить эту энергию в более или менее конструктивное русло?

Некоторые решения большевистского правительства выглядели явно не вытекающими из их политической доктрины и практического опыта, они были выстраданные и обдуманные. Их словно преподнесли господину или товарищу Сталину кем-то свыше в виде упавших с неба каменных скрижалей. Генерал Хорват был умным человеком и знал, что все непонятное – потенциально опасно. А еще ему очень хотелось заглянуть в эти самые скрижали и посмотреть – нет ли там чего, высеченного неумолимой рукой судьбы и касающегося лично его. Пока о нем не вспоминают, но быть может, до него в Петрограде еще не дошла очередь? Сейчас у него есть определенное положение, какая-никакая власть и, наконец, деньги. Но он понимал, что все может измениться в любой момент. И неуместная авантюра есаула против новой власти вполне могла привести к тому, что этот роковой для него момент мог наступить в самое ближайшее время.

Приняв, наконец, окончательное решение, генерал Хорват пригладил свою роскошную седую бороду.

– Господин есаул, – сказал он, – должен сказать вам, что я с пониманием отношусь к тому, что вы пытаетесь сделать. Но при этом я не смогу оказать вам никакой реальной помощи. Ресурсы на вверенной мне территории весьма ограничены, а подчиненные мне люди довольны прекращением войны с Германией и не желают ввязываться в еще одну войну, на этот раз внутри России.

– Значит, вот так, ваше превосходительство? – с некоторой угрозой в голосе произнес Семенов, вставая. – Смотрите, как бы вам потом не пришлось пожалеть об этом решении.

«Тупой, ограниченный, самовлюбленный хам, – подумал про себя генерал Хорват, – он не видит ничего дальше собственного носа. Храбрый – в этом ему не откажешь, – но и только. Если он и дальше будет действовать в том же духе, то неизбежно окажется марионеткой внешних сил: англичан или тех же японцев, которые с удовольствием его используют, а потом выкинут как ненужную вещь».

– Не беспокойтесь за меня, есаул, – произнес генерал Хорват вслух, – за все принятые мною решения я всегда готов нести личную ответственность. А теперь я попрошу вас удалиться. Прощайте…

Когда есаул Семенов ушел, Хорват вызвал к себе своего доверенного секретаря и прошептал ему на ухо несколько слов. Дабы не делать ставку на одну лошадь, генерал решил проявить мудрость и сообщить о сегодняшнем разговоре адмиралу Колчаку во Владивосток, а заодно и центральной власти в Петроград. Возможно, что это ему со временем зачтется.

26 января 1918 года. Петроград, Таврический дворец. Руководитель ИТАР Александр Васильевич Тамбовцев

Сегодня в Таврическом дворце в кабинете у Сталина состоялся серьезный разговор, основную тему которого можно назвать так: «Дела сибирские». Нужно что-то срочно решать с этой частью России, которой, если верить Ломоносову, будет прирастать ее могущество.