скачать книгу бесплатно
Время взаймы
Александр Левин
Антон Фридман – путешественник во времени. Однажды он самонадеянно решил, что готов сразиться со страшным врагом, машиной, которая лишила человечество права выбора, и потерял всех, кого любил. Теперь, постоянно возвращаясь на шаг назад, он пытается все исправить, починить свою жизнь. Умирает, оживает и снова умирает, чтобы опять ожить и попытаться сделать, как было. Только вот… как было?
Время взаймы
Александр Левин
Корректор Сергей Ким
Дизайнер обложки Найк Волков
© Александр Левин, 2017
© Найк Волков, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4483-9654-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
КОГДА СОСТАРИШЬСЯ, НАУЧИШЬСЯ
УВАЖАТЬ КАМНИ
ЕСЛИ СОСТАРИШЬСЯ
ЕСЛИ ОСТАНУТСЯ КАМНИ
Хоакин Пасос
Часть 1. Смерти нет
Глава 1
Цезарь Ларин ненавидел свой новый кабинет. Cолнце беспощадно печет спину даже сквозь закрытые жалюзи. Замученный жарой, Цезарь только и мог, что считать минуты до конца рабочего дня. Мечтал встать и размять затекшие ноги, спуститься в импровизированный спортзал в подвале отделения и поколотить грушу, но вынужден был сидеть и делать вид, что внимательно слушает гостью. Та наклонилась, обдав запахом пота и слишком терпких духов, посмотрела на Ларина стеклянными от горя глазами, и выговорила:
– Икиаквиик.
Ларин вспотел, как боров, а окно не откроешь – рядом, через улицу, кладут асфальт и воняет так, что хоть топор вешай. Некстати вспомнил, как несколько таджиков в ярко-оранжевых безрукавках гонялись за тощим бродячим псом и загнали его в угол между двумя мусорными контейнерами как раз тогда, когда Цезарь проходил мимо.
– Путешествие сквозь слои, – сказала женщина. – Икиаквиик. Взаимодействие с тонким миром.
Цезарь поерзал в кресле.
– Что вы несете?
Женщина сглотнула так, будто ей было больно глотать. Тощая, как мумия, и страшно бледная, она держалась из последних сил.
– Именно так это называется в терминологии чукотских шаманов.
Чукотские шаманы вывели Ларина из себя. Причем здесь шаманы? Чтобы не сорваться на грубость, он молчал, и, видимо, молчал долго.
– Вы меня понимаете? – спросила женщина.
Ларин понимал, что в последнее время таких вот персонажей становится пугающе много. Проклятые чипы в головах выходят из строя, и персонажи перестают уметь нормально соображать.
Вытер лоб носовым платком и вздохнул.
– Причем здесь шаманы?
– Вы меня слушаете?!
– Гражданка…
Ларин глянул на часы на стене и принялся расставлять точки над «i».
– Спокойнее. Какое отношение чукотские шаманы имеют к самоубийству вашего сына?
Женщина поджала губы. Помолчала.
В голове Ларина заскулил несчастный пес.
– Я же вам… Мой муж… – прикусила верхнюю губу. – Мой муж на фоне своего… своего расстройства, – голос сломался, превратившись в полушепот, – впал в параноидальное… Он состоял на учете, ничего не… Я хочу, чтобы вы расследовали его убийство. Он был уверен, что регулирует поток снов, понимаете, как регулировщик на дороге, и не допускает, чтобы кошмары просачивались из бессознательного в сознательное. В терминологии чукотских шаманов подобные практики называются икиаквиик, путешествие сквозь слои. Об этом, я же говорю, об этом мне рассказал сын перед тем, тем, как…
Опять тишина, но того и гляди разрыдается.
– Заявление писать будете? – сухо спросил Ларин. Тратить еще больше времени на эту сумасшедшую было бесполезно.
– Что? – опешила женщина.
– Заявление, говорю, писать будете? На кого в суд подадим: на шаманов, на губернатора Чукотки или на производителей оконных рам?
– Что вы…
– А чего вы от меня хотите, гражданка?
Ларин сгреб стопку каких-то бумаг, сложил и стал нервно стучать ей о стол. Отложил. Выдохнул и начал говорить, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно, рассудительно и уверенно.
– Ваш муж умер от рака мозга, состава преступления нет. Сын бросился из окна, состава преступления нет. Чукотские шаманы к этому всему не имеют ровным счетом никакого отношения. Вы…
– Вы должны проверить.
– Что проверить?
– Антон Фридман.
Глаза женщины на секунду прояснились.
– Приятель… знакомый моего мужа, Максим встретил его на этих собраниях. Вы должны его…
Не хватает дыхания, губы дрожат.
– …проверить его. Его фамилия Фридман, Антон. Он замешан, я точно знаю.
– На каком основании? Человек ходит на собрания в церебралку, где ему оказывают психологическая помощь. Тут я заявляюсь к нему и спрашиваю… Что именно, по-вашему, я должен буду спросить? Зачем, гражданин, вы довели сына вашего случайного приятеля до самоубийства? Так, что ли?
– Вы ублюдок, – выдавила женщина.
Так пусто и холодно, без эмоций, что Цезарю стало не по себе.
– Я вам говорю, мой… мой мальчик не мог просто взять и…
По щеке скользнула слеза. Женщина мелко дрожала, дышала тяжело, не знала, что еще сказать. Ларин даже опешил, но через секунду, ругая себя за мягкотелость, выпрямился в кресле.
– Вы подключены?
– Нет, в смысле да, но какое…
– Обратитесь к своему нейрооператору, пожалуйста.
Тишина.
– У вас все? – спросил и тут почувствовал, что не вовремя прекращается действие обезболивающего. Левый резец раскрошился еще в воскресенье, и Ларина второй день мучила злая зубная боль. Он тронул острые осколки зуба кончиком языка, при этом чуть приоткрыв рот.
– Я не знаю, чем вам помочь. Думаю, вы можете идти.
– Вы мне не поможете?
– Нет, не помогу.
Женщина резко встала, едва не упав, неловко то ли придержала, то ли оперлась на стул и посмотрела на Ларина сверху вниз.
– Что-то еще? – спросил он.
Когда за потерпевшей захлопнулась дверь, Цезарь вынул сигарету и аккуратно поставил ее на фильтр. Курить расхотелось.
За годы работы он привык к таким историям, часто люди выдумывали все эти душещипательные подробности, но сейчас что-то тяжелое и холодное зашевелилось внутри… Гадость какая-то, будто бы большая скользкая рыба, подыхая, трепыхалась под ребрами.
Дальше все в штатном режиме: крики из изолятора СЦ и тупой стук дубинки по железным прутьям. Цезарь и имя-то этой сумасшедшей забыл, бумажка с «такая-то, такого-то года рождения» осталась с другой стороны стола, а глаза из памяти никак не шли. Красные, опухшие от слез.
Вернувшись домой, Ларин первым делом позвонил бывшей по видеосвязи, хотел поговорить с дочкой, но на звонок не ответили.
Следователь допил вино, болтавшееся в холодильнике еще с Нового года, и с тяжелым сердцем лег спать, не раздеваясь.
***
…Снился огромный город: город будущего, утыканный небоскребами, точно иглами. Было пасмурно, и потому невозможно понять, сколько времени или какое теперь время года. Небо покрывали жирные черно-серые тучи, внутри которых нет-нет ворочался гром. Ларин оглядывался, чувствуя преследование, но никого не находил.
Где-то здесь, в лабиринтах железных улиц, таилась угроза. Цезаря преследовал дискомфорт, жгло в горле. В какой-то момент, абсолютно измотавшись, он вдруг понял, откуда тянет опасностью – небо. В небе над странным городом есть что-то.
Оно наблюдает. Оно ждет.
Ларину стало так страшно, как не было, наверное, лет тридцать, с тех самых пор, как они с братом охотились на русалок на холмах у дедова дома, и вот, начав поднимать голову… Цезарь проснулся.
Разбудила, – чертовы четыре утра, сиреневые чернила за окном, – проклятая зубная боль. В десну будто ввинтили ржавый болт. Боль пульсировала в висках, комната плыла. Сил подняться с кровати у Ларина не было.
Он некоторое время полежал так, глядя в облезлый белый потолок, и опять закрыл глаза. Через секунду за окном стало невыносимо светло. Цезарь повернулся на левый бок, спасаясь от наползающего утра, и обнаружил себя на посреди улицы, затопленной народом и заваленной огромными рекламными голограммами. Реклама была везде, куда ни повернись.
Ларин не удивился. Так уже бывало, когда сон и реальность на пороге пробуждения смешиваются и становится непонятно, где что.
Навстречу шел невысокого роста, средней комплекции человек в черной куртке наподобие кожаной. Сознание Цезаря мгновенно выделило этого человека из безликой толпы. Левая часть шеи у человека была вроде железной, и из правого рукава торчали стальные пальцы. Человек куда-то торопился или что-то искал. Ларин посмотрел на него и каким-то невероятным образом понял – это и есть Антон Фридман.
Глава 2
Вместо положенных двух месяцев раздолбанный челнок по гравитационной нити волокло почти полгода. Оказавшись на твердой земле, Фридман еще долго не мог прийти в себя. Голова опухла, ноги были ватные. А вдобавок ко всему, надо полагать из-за последней стычки в отсеке для амнистированных, что-то случилось с контактами в протезе. В порту Антон долго смотрел на свою ладонь, сжимал и разжимал кулак, проверяя, слушается ли его проклятая железяка.
Монорельсовый поезд сначала протащил его над сиреневой бездной, в которую как ни вглядывайся, не увидишь нижние уровни, потом нырнул в лохматый желтый туман и вынырнул с другой стороны, доставив к цивилизации.
Его встретил неспокойный дребезжащий муравейник средних уровней, над ним возвышались Башни, величественные, полыхающие в лучах восходящего солнца, а внизу, где больше никто не живет, была холодная мгла, из которой вдалеке, как чьи-то уродливые пальцы, торчали тонкие трубы фабрики снов.
Людей в городе стало чертовски много. Фридман так и не успел к этому до конца привыкнуть. А сойдя на шестьдесят седьмом уровне, уже на платформе понял, что кое-что еще изменилось: горожане стали подозрительно обходительными. Им как будто бы и правда было не плевать на окружающих, и поэтому обычно тоскливые серые улицы теперь кажутся какими-то болезненно приветливыми.
Люди улыбались, кивали, а иногда даже останавливались, чтобы вроде как справится о делах случайно встреченного, соседа или коллеги. А ведь раньше они даже отказывались признавать, что где-то рядом есть еще кто-то живой.
По дороге через центр Антон никак не мог отделаться от странного ощущения тревоги. Смотрел на милых и ухоженных зомби и пытался понять, что ими на самом деле движет. Они с такой охотой приняли этот новый порядок вещей, что становилось горько, до тошноты противно и страшно. Неужели никто и правда не понимает, что это все уже было? Мы двести лет предупреждали друг друга, что так вот и случится, смеялись, меметизировали страх, а теперь…
Дело прояснилось при встрече с Лапшой. Встретились они в небольшом кафе на первом этаже громадного делового центра в самом что ни на есть «элитном» районе шестьдесят седьмого.
Город сверлил Фридмана сотнями красных зрачков камер наблюдения, заставляя чувствовать себя так, будто ты совсем голый, а сотни людей смотрят, ловят каждое твое неловкое движение, и смеются, и тычут пальцами, а укрыться негде… Антон отогнал секундное наваждение, пожал протянутую пятерню здоровой рукой и сел за столик.
– Что за дерьмо, старик? – спросил. – Какого хрена люди так лебезят перед друг другом?
Лапша – толстяк с неаккуратной бородой и старомодным сканером вместо правого глаза – шумно втянул коктейль из трубочки. Старый друг, как и сам город, казался еще более подозрительным, чем обычно.
Во-первых, Лапша-то уж точно раньше никогда в такие места не заглядывал, считая, что это ниже его человеческого достоинства, а на сейчас сам пригласил именно сюда, даже не удивившись тому, что видит на экране коммуникатора лицо Фридмана, а во-вторых, встретиться согласился неохотно и теперь постоянно оглядывался, будто ожидая преследования. Вытер рот двумя пальцами и изрек:
– Все, что мы можем сказать, a priori может быть только бессмыслицей.
– Чего? – Антон быстро мотнул головой. – Ты так шутишь или что?
Лапша усмехнулся.
– Нужны подробности? Система репутации. На ней теперь все завязано. С низким средним баллом современный человек не может считаться полноценным. Ниже семи – и Сингулярность не выдаст разрешение не то что на ребенка, но даже на прием пищи. У тебя, например, такого разрешения пока нет.
Антон сглотнул.
– Чего?
Похолодел. В голове безумным калейдоскопом пронеслись события, которые и забросили его на другой край галактики.
– Эта… оно… работает?
