banner banner banner
Бульварное чтиво. Повести и рассказы
Бульварное чтиво. Повести и рассказы
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Бульварное чтиво. Повести и рассказы

скачать книгу бесплатно

Бульварное чтиво. Повести и рассказы
Александр Казимиров

Дорогой читатель, вы окунетесь в мир простых людей с их мелочными и пустяковыми неурядицами. Захватывающие сюжеты, стилистически яркие, интригуют с первых же страниц. Комизм ситуаций настолько гармонично вплетен в сюжеты, что становится неразрывной его частью. Автор не делает никаких выводов, он веселится, грустит и умирает со своими героями. В книге «Бульварное чтиво» есть и прекрасный воплощенный замысел и изюминка для истинных ценителей художественного слова.

Бульварное чтиво

Повести и рассказы

Александр Казимиров

При изготовлении обложки использована иллюстрация Sebastian Kruger

© Александр Казимиров, 2018

ISBN 978-5-4485-3194-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наледь, снятая с мозга

Душ

I

В стороне от ослепленных светом реклам и оглохших от шума метро городов, встречаются места, где время замерло. На первый взгляд кажется, будто бы прогресс туда забыл дорогу, бытие течет вялой рекой, в которой нет водоворотов, а тихие омуты с чертями давно затянуло ряской. Однако если прислушаться к разговорам на скамейках, то с удивлением узнаешь дикие истории о многочисленных трупах на дне живописного озера, об убийствах на сонных улочках или загадочной смерти в доме напротив. Журналисты популярных изданий здесь редчайшие гости, поэтому сплетни и пересуды не покидают медвежьего угла. Они рождаются и умирают здесь, оставляя в памяти жителей кошмары, которые терзают их в полнолуние. Впрочем, не стоит забегать вперед и торопить события, от которых стынет кровь. Начнем по порядку. Итак…

Елизавета Ивановна Лейка при росте метр с кепкой тянула килограммов на сто или даже чуть больше. Чтобы казаться выше, она делала начесы и цементировала их косметическим лаком. Если бы на нее упал кирпич, то существенного вреда он бы не причинил – подушка безопасности была надежной.

– Уф, уф… – голубкой ворковала она, подставляя налетевшему ветру рыхлое лицо.

Вавилонская башня на голове плавно покачивалась. Для оригинальности башню можно было бы украсить бантом, но Лейка и так выглядела неотразимо. Мало кто из горожан мог пройти мимо, не оценив ее по достоинству. Бесформенной картофелиной она перекатывалась по тротуару, и тот болезненно потрескивал. Надо признать, потрескивал тихо, так, что никто не слышал. О его страданиях можно было догадаться, глядя на изломанные молнии, бегущие из-под ног Елизаветы Ивановны в разные стороны. При ее появлении воробьи прекращали чирикать; бродячие псы поджимали хвосты и уступали дорогу. Ничему не удивлялись только витрины магазинов, куда она захаживала. Надраенными до блеска стеклами они пожирали ее, отражая в своей прозрачной утробе.

Магазины Лейка посещала с таким же любопытством, с каким культурные люди ходят по музеям. Она подолгу стояла у прилавков, что-то высматривала, удивлялась. Иногда доставала пухлый кошель и с некоторым сожалением расставалась с деньгами. Спрятав покупку в сумочку, Лейка теряла потребительский аппетит.

Елизавета Ивановна в свои тридцать с хвостиком лет не имела никакой профессии и жила за счет мужа, председателя городского общества инвалидов. Тонкий, гибкий во всех отношениях Анатолий Лукич славился дипломатичностью, политкорректностью и еще бес его знает какими положительными характеристиками. Это был вполне здоровый мужчина, если не брать во внимание отсутствие одной ноги. Инвалидность не являлась следствием какой-то трагедии, – он таким родился. Что поделать, природа иногда дает сбои, выпуская на свет божий некондиционную продукцию. Муж Лейки не страдал от врожденной убогости. У него имелся замечательный протез, беззаботно поскрипывающий при ходьбе.

Лукичу неизменно уступали место в общественном транспорте и всюду пропускали без очереди. Все, благодаря неполноценности. Председатель боготворил деревянную ногу не меньше, чем жену. На ночь он отстегивал ее, гладил и прятал под кровать. Затем плющом обвивал Елизавету Ивановну.

– Мышка моя, – с придыханием бормотал он, – ты у меня самая красивая! Был бы я царем, я бы тебя на монетах увековечил или на марках почтовых выпустил! Был бы богомазом – на иконах запечатлел…

Лукич не был ни тем, ни другим. Перед сном он с жаром дарил Елизавете Ивановне порцию золотых слов. На этом его супружеский долг заканчивался. Лукич отворачивался и сладко засыпал. По данной причине детей в семье не водилось. Оно, может, и к лучшему: ни соплей, ни визга, ни других проблем. Товарищ Лейка чувствовал себя великолепно и для всех служил эталоном образцово-показательного человека. Вот только пуританские отношения не устраивали его супругу. Обделенная лаской женщина провожала мужа на работу и набирала номер домоуправления.

– Здравствуйте! У меня унитаз засорился!

Работники ЖЭУ догадывались о проблемах Елизаветы Ивановны и с пониманием относились к ней. На вызов приходил один и тот же, исполняющий роль мужа на час, невыбритый гражданин. Он бросал вантуз в прихожей, скидывал штиблеты и обнимал разомлевшую в предвкушении ласки женщину.

– Соскучилась, голуба моя? – одеколоном дышал сантехник.

– Истосковалась… – Лейка тащила его в спальню.

«Прочистив унитаз», награжденный за труды бутылкой водки слесарь уходил. Елизавета Ивановна запирала дверь и принимала ванну. Она смывала грехи, а потом долго сидела в горячей воде – вспоминала до мелочей все, что происходило в кровати. Однажды на вызов явился незнакомый мужик.

– А где тот, который до вас приходил?

– Заболел! – словно по живому резанул сантехник. – Ну, что тут у вас стряслось?

Он проверил смывной бачок. Все работало исправно.

– Дергаете по пустякам, а у меня еще пять вызовов!

Елизавета Ивановна пришла в бешенство, сочла себя обманутой самым гнусным образом, осмеянной и униженной. Она заб-ралась в ванну и так крутанула барашек крана, что сорвала резьбу.

Анатолию Лукичу пришлось покупать новый смеситель и собственноручно его устанавливать. Насвистывая под нос незатейли-вый мотивчик, председатель общества инвалидов вернулся с работы, поставил в угол трость и повертелся перед зеркалом.

– Лиза, Лизонька! – привычно крикнул он из прихожей.

Ему никто не ответил. «Странно, неужели в магазин ушла?» – он заглянул в комнату. Халат жены небрежно валялся на диване, из ванной доносился шум воды. «Ага, вот ты где!» – Лукич на цыпочках подкрался и потянул дверь на себя.

– Плаваешь, рыбонька моя?

Посиневшее лицо «рыбоньки» искажала гримаса ужаса; пальцы вцепились в душевой шланг, обмотанный вокруг шеи. Лукич оторопел. Не зная, чем помочь жене, он выскочил в подъезд и начал барабанить во все двери.

История загадочной смерти Елизаветы Ивановны вызвала интерес не только у правоохранительных органов, но и у соседей, хорошо знавших семью председателя. Никаких следов пребывания в квартире посторонних лиц не обнаружили, и подозрения пали на супруга убиенной. Лукич впал в уныние и был абсолютно разбит. Сидя возле гроба, он глотал слезы, не реагируя на происходящее вокруг. Вдовец не задумывался над тем, что надо готовиться к похоронам, заказывать поминки и выполнить еще кучу необходимых дел. Все эти заботы взвалило на себя возглавляемое им общество. Поглаживая остывшие кисти жены, Лукич пребывал в полной прострации. Единственное, что можно было от него услышать:

– Лизонька, а как же я?

Лукич всхлипывал и безотрывно глядел на покойную супругу. Будто чувствуя состояние мужа, она приоткрыла один глаз, игриво улыбнулась и тут же вернула лицу безучастное выражение. Председатель городского общества инвалидов едва сдержался, чтобы не вскрикнуть; отшатнулся, глянул на стоящих вокруг людей – все были торжественно печальны, и ничего особенного в их поведении не наблюдалось. «Померещилось!» – Лукич промокнул платочком глаза. Плаксиво завыли трубы. В унисон им минорным звоном рассыпались медные тарелки. Траурная процессия направилась к катафалку. Возглавляла ее соседка, посыпающая дорогу цветами.

Лукич плохо помнил, как прошли похороны. Очнулся он дома за столом. Из рамки, опоясанной черной лентой, на него смотрела покойная супруга. Невыносимая тоска щемила душу, не выпускала ее из цепких объятий. До самой ночи Лукич просидел возле фотографии. Огарок пустил дымок и с треском погас. Сумрак размазал образ ненаглядной Елизаветы Ивановны. Лукич завалился на кровать и сразу провалился в глубокую, темную яму. Его разбудил настырный стук в дверь. Подволакивая деревянную ногу, вдовец захромал в прихожую.

– Анатолий Лукич, может быть, по дому что сделать? – сочувственно поинтересовалась соседка, в руках она теребила листок бумаги. – Вот, повестка вам пришла!

Женщина протянула бланк. Лукич глянул на исписанное корявым почерком уведомление и запихнул его в карман. Одиночество угнетало. Выхолощенный им, он вернулся в комнату.

– Лиза, Лиза! Милая моя, ненаглядная девочка!

Слезы покатились по щекам председателя общества инвалидов.

II

Следователь прокуратуры Лаврентьев, активный, слегка взвинченный человек, задавал не имеющие отношения к смерти супруги Анатолия Лукича вопросы. Повторял их, то в одной, то в другой последовательности. Лукич отвечал не думая – жизнь без Лизы утратила для него интерес.

– Распишитесь, вот здесь. Нет, не здесь, а под фразой: «С моих слов записано верно». Все, можете быть свободны, пока.

Остаток дня прошел без каких-либо событий. Лукич лежал на кровати с закрытыми глазами. Незаметно он погрузился в дрему, очнулся же оттого, что кто-то гладил его по руке. Лукич открыл глаза и вздрогнул. Перед ним сидела супруга. Виновато улыбаясь, она теребила пальцами поясок на платье.

– Прости, Толя! Это была глупая шутка. Я хотела проверить, насколько сильно ты меня любишь. Не сердись, умоляю тебя! – сказала она и прильнула к его груди. – Обними меня, дорогой!

Лукич, не веря в чудо, прикоснулся к жене. Провел рукой по ее начесанным волосам и облегченно вздохнул. Сердце радостно заколотилось. «Господи, как хорошо, что это был розыгрыш! Пусть страшный, пусть глупый, но розыгрыш!» Он обнял Лизу и принялся целовать.

– Прими душ! – попросила она. – Я так соскучилась по ласковым словам! В гробу ужасно одиноко, и лежать неудобно!

Лукич скинул одежду и отстегнул протез. На одной ноге он запрыгал в ванную. Упругие струи воды приятно пощипывали тело, возвращали бодрость. Председатель общества инвалидов намылился и собрался ополоснуться, но не тут-то было! Душевая лейка выскользнула из рук, удавкой сдавив его горло. Лукич сопротивлялся, но силенок не хватало. В пылу борьбы он видел, как вошла жена. Начес на ее голове съехал набок, из-под слипшихся ресниц смотрели мертвые глаза. Вздувшееся, безобразное тело покрывали струпья. Елизавета Ивановна протянула к Лукичу руки с отросшими грязными ногтями.

– Мойся скорее, я жду тебя!

III

Озерная гладь нежилась под навесью тумана; свежий ветерок колыхал ковер из травы. Незаметно горизонт покраснел и выплюнул огненный диск. Косыми лучами тот растопил предрассветные сумерки. Следователь Лаврентьев глядел на застывший поплавок. «От чего оттолкнуться, за какую ниточку потянуть, чтобы распутать два странных убийства в одной квартире? Опрошены соседи, сняты отпечатки пальцев и проверены владельцы телефонов, которым убиенные звонили – никаких зацепок! Надо бы еще разок туда сходить, все досконально осмотреть. Не может быть, чтобы не осталось никаких улик!» Поплавок скрылся под водой. Лаврентьев дернул удилище, бросил в садок маленького окунька и смотал удочки.

Дома следователь переоделся и долго рылся в письменном столе. «Хорошо, ключ от злосчастной квартиры не оставил в сейфе, а то пришлось бы тащиться в прокуратуру, объяснять, что тебе там понадобилось», – он запер дверь и отправился на место запутанного преступления.

Осиротевшее жилище встретило следователя скрипом половиц. Слой пыли на журнальном столике уверял, что в квартире давно не прибирали. Лаврентьев рыскал, как пес, искал ниточку, за которую можно было бы потянуть и распутать таинственный клубок. Он обшарил все углы, но ничего интересного не обнаружил. Портрет покойной Елизаветы Ивановны внимательно наблюдал за его действиями. Напоследок следователь решил осмотреть санузел.

Чугунная ванна с пожелтевшей, местами отколовшейся эмалью выглядела нищенски по сравнению с новым блестящим смесителем. Некстати моргнула и погасла лампочка. Лаврентьев чиркнул спичкой. Та угрожающе зашипела и вспыхнула. На дне ванны петлей свернулся душевой шланг. Следователь наклонился и взял его.

– Д-у-ушно… Открой кран! – жалобно булькнула лейка.

Лаврентьев с ужасом отшвырнул ее от себя и рванул из квартиры. Прыгая через ступеньки, он выскочил во двор.

Старенький врач направил в глаза следователя луч фонарика и сокрушенно покачал головой.

– Сделайте ему укольчик! Никогда не думал, что в милиции сумасшедшие работают, – обратился он к медсестре.

Крепко спутанный по рукам и ногам Лаврентьев извивался на кушетке. Как заезженная пластинка, он повторял:

– Душно, откройте кран! Душно…

IV

Сантехник Криворучко сидел на скамеечке около родного ЖЭУ и вдыхал аромат давно нестиранных носков. К счастью, собственные запахи не вызывают такого отвращения, как чужие, иначе бы слесарь задохнулся. Тупо глядя на сандалеты, Криворучко мечтал раздобыть немного денег и подлечиться.

– Василич, заканчивай посиделки! – Марья Ильинична, начальник ЖЭУ, обмахивала себя газетой. – Вот ключи от жилища твоей бывшей пассии. Сходи, посмотри, что там? Соседей затопило, жалуются!

Криворучко схватился за голову. Опасаясь, что она расколется, он нехотя поднялся. Перед глазами кружились черные хлопья. Они расплывались, исчезали и появлялись снова.

– Опять с бодуна? Ну-ка, дыхни! – Марья Ильинична шумно втянула воздух угреватыми ноздрями.

Ядреный запах носков пропитал воздух и заглушал все остальные. Женщина непонимающе посмотрела на слесаря.

– Ты что пил?

– А-а-а!!! – обреченно махнул рукой Криворучко.

Сумка с инструментами повисла на плече, сантехник протянул трясущуюся руку.

– Давай ключи от квартиры, где трупы лежат!

– Осторожнее будь, шутник! Люди болтают: маньяк орудует! Не хватало еще на твои похороны деньги собирать. У меня кредит не погашен, каждая копейка на счету! – Марья Ильинична перекрестила удаляющегося сантехника.

Криворучко в задумчивости остановился перед хорошо знакомой квартирой и вставил ключ в замочную скважину. «Будь ты неладна!» – чертыхнулся он, обращаясь неизвестно к кому.

Дверь без скрипа отворилась и пригласила слесаря войти в темную прихожую. Криворучко включил свет в ванной. Кафельный пол заливала вода. Мочить ноги желания не было, слесарь разулся и стянул носки. Микроскопический свищ на трубе фонтанировал еле заметным веером. Криворучко уже хотел удалиться за сварщиком, как его внимание привлек смеситель, небрежно свисавший с ванны. «Вот она, панацея от похмелья!» – сантехник вытащил гаечный ключ и с потрясающей скоростью отвернул приглянувшуюся штуковину. Осталось на ее место прикрутить старенький смеситель, завалявшийся в каморке, а этот обменять на водку.

Криворучко шел и рассматривал неожиданную добычу. В приподнятом настроении он запихал указательный палец в отверстие крана и тут же пожалел – палец засосало с дьявольской силой. Слесарь остановился и попытался освободиться от капкана. Душевая лейка стала возмущенно шипеть. Намотанный на руку шланг сдавил запястье, да так сильно, что Криворучко вскрикнул.

– Товарищи, караул! Рабочему человеку конечности ломают!

Вокруг собралась толпа зевак.

– Белая горячка! – старичок с лицом алкоголика поправил на голове панаму и поспешил к телефонной будке.

Участь Криворучко выглядела уныло и он побежал. Гигантские прыжки удаляли его от смеющихся горожан. Пробегая мимо канавы с омерзительными испарениями, он почувствовал, что шланг ослаб. Палец с глухим хлопком выскочил из отверстия. Криворучко с ненавистью швырнул смеситель в жижу.

– Живой? – Марья Ильинична грызла семечки, поглядывая на слесаря. – Ничего потустороннего не наблюдал?

Криворучко хотел рассказать о нападении смесителя, но промолчал: не дай боже, припишут кражу и сумасбродство.

– Живой, матушка пресвятая богородица! Фу ты черт! У тебя опохмелиться нечем? Дурно мне!

– Совсем спиваешься! – фыркнула Марья Ильинична, одернула прилипшее к потным ляжкам платье. – Айда, подлечу!

На этом можно было бы поставить точку, если бы не дальнейшие, полные трагизма события, произошедшие с Лаврентьевым. Продержав в психиатрическом диспансере почти год, его отпустили. Бывший следователь быстро подыскал занятие по душе. Сутки напролет он слонялся по городу, высматривал одинокую женщину и бочком приближался к ней.

– Душно мне! – таинственно говорил Лаврентьев, указывая глазами куда-то ниже пояса. – Открой кран!

Удовлетворенный видом растерявшейся дамы, он был счастлив в своем безумии. Однажды Лаврентьев подкрался к довольно полной гражданке и узнал в ней усопшую Лейку, чей портрет видел в странной квартире. Ужас овладел бывшим следователем. Лаврентьев сдавил голову руками и бросился наутек. Он не соображал, куда несут его ноги. Шаткий мостик, по которому сумасшедший бежал, раскачался. Лаврентьев не удержал равновесия. Перила с треском сломались и опрокинули его в зловонную жижу. Предвкушая забаву, та радостно хлюпнула.

Несчастный звал на помощь, однако поблизости никого не оказалось. Чем активнее он барахтался, тем быстрее кончались силы. Быть может, Лаврентьев бы и спасся, но нечто холодное и гибкое обвило его шею. В ушах зазвенело, язык распух и не помещался во рту. Лаврентьев прекратил сопротивление. Его нашли случайно, очищая сточную канаву. Шею разложившегося трупа обматывал никелированный шланг смесителя. Уголовное дело по факту убийства закрыли, списав все на суицид.

Работник прокуратуры вытащил из сейфа смертоносную улику, та торжественно сверкнула в лучах электрической лампы.

– Почти новый, послужит еще! Мой-то давно менять пора!

Смеситель перекочевал в его портфель.

Клиника

I

Сергей Геннадьевич Басаргин, мужчина глянцевой наружности, в коллективе театра имел неплохую репутацию. Не сказать, чтобы он был ангел: как всякий порядочный россиянин, Басаргин любил залить за воротник. Но пил не очень часто, игнорируя мелкие поводы и выходные дни. Зато, когда вожжа попадала под хвост, он срывался в крутое пике и мог гульнуть недели две. Впрочем, это нисколько не отражалось на его положении. Как-то после запоя он решил вступить в партию. Басаргин заперся в гримерной, заполнил анкету, а потом ее перечитал.

«Батюшка мой родился в семье известного государственного деятеля. Детство и юность провел в Англии, где дед исполнял обязанности российского посла. Возвратившись на родину, поступил в чине поручика на службу в гвардию. По собственному желанию перевелся на Кавказ для боевых действий против горцев. Вскоре отличился при штурме и был награжден. Участвовал в боях на реке Алазани.

Матушка родилась в 1830 году, но рано лишилась родителей и воспитывалась дядей. Она получила блестящее образование, включавшее не только языки, изящную словесность, музыку и танцы, но и основательное знакомство с историей, географией, литературой. Больше всего мама обожала заниматься математикой. Кроме того, интересовалась политикой, философией, экономикой… – Господи, что за околесицу я написал? Какие государственные деятели, дворяне?! В своем ли я уме?» – Басаргин поднялся, желая утолить жажду. Мельком глянул на календарь и пришел в замешательство – на нем витиеватыми цифрами значился 1899 год!

Из-за окон доносились несвойственные современному городу звуки. Сергей Геннадьевич одернул штору. По улице разъезжали конные экипажи. Внешним видом поражал народ: мужчины – в костюмах английского покроя, женщины – в платьях с завышенной талией… Шляпки, рафинированная элегантность серебряного века. «Кино, наверное, снимают историческое. Декорации – на загляденье!» – восхитился Басаргин и поспешил на театральное крыльцо. Вдоль украшенного скульптурной группой театрального фасада крутились торговцы-разносчики с лотками.

– «Вестник Европы», покупайте «Вестник Европы»! – зазывал прохожих мальчишка с сумкой наперевес.