banner banner banner
Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 8
Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 8
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 8

скачать книгу бесплатно


Возможно, это он подумал, что богатый и хотел ограбить меня в вагоне? Ну, допустим, что с этим разобрались. Вот только, кто зарезал Москвичёва? Шурик был в Тбилиси. Сидел в психушке, для всех был в горах.

Мы оба отпадаем. Да и едва ли Шурик мог зарезать Москвичёва, который два года издевался над Шуриком, а тот даже голоса на него не мог повысить. Можно сделать один вывод.

После того, как друзья Москвичёва были искалечены мной, то они решили отыграться над Москвичёвым за свой провал по расправе со мной. Возможно, что парни опять искали меня и Шурика, но мы отсутствовали в Орджоникидзе.

Вот тогда парни прирезали Москвичёва, как вонючего шакала, который поганил всем жизнь. Есть, конечно, другой вариант, это то, что Москвичёв не смог уплатить своим друзьям за нападение на меня.

Ведь не могли же парни просто так напасть на меня. Тем более, Шурик говорил, что у Москвичёва есть купленная орава парней для всех разборок. Собственных денег у Москвичёва не было.

До зарплаты Москвичёв задолжал друзьям и у него собирались высчитать с зарплаты за разбитое стекло на заводе у проходной. Кроме того, на Москвичёва завод решил подать в суд, где Москвичёв мог расколоться против своих друзей.

Видимо, у папы и мама, Москвичёв был один ребёнок, который часто пользовался родительским кошельком, а тут ему каналы к деньгам перекрыли. Вот его друзья убили за это.

Тем не менее, это всего лишь моё определение. Попытался рассмотреть происходящее со всех сторон восприятия моим разумом, в данной ситуации, происходящих вокруг меня событий.

Но все события, случившиеся когда-то, можно узнать от свидетелей. Примером тому, это моя драка у переезда с шестью парнями. Как говорили, дедушка Гурей и бабушка Маня, что пустота тоже глаза имеет, только её надо хорошо расшевелить и дать голос.

Пустота вам такое расскажет! Что у вас волосы дыбом встанут! Опять-таки, всё говорит о том, что кто-то драку видел. Возможно, когда-то, мы узнаем всю правду про убийство Москвичёва.

Однако мы оставим своё определение на совести свидетелей. Пускай они, позже переносят свои муки колебания на почву здравого разума, способного определить дальнейшее действие мысли.

Полагаю, что у меня самого есть настолько огромная проблема, связанная с увиденным в психушке, что мои свидетельские показания мало помогут жителям этого страшного заведения.

Думаю, что у любого человека, которому расскажу о том, что мне довелось увидеть, услышать от Мамочки и прочитать в лабораторных книгах, посчитают, что мой разум был воспалённый аминозином.

За такую информацию меня либо отправят обратно в психушку или посадят надолго в тюрьму за клевету на советский строй, а точнее, за клевету на свою Родину.

Следовательно, мне надо хорошо подумать. В подобных случаях скороспелые показания лично для меня трагичны. Своим языком без мыслей, в беседе с профессором психушки, едва не погубил сам себя.

Хорошо, это что вовремя пришли мне на выручку посланники военкома. Мне надо найти влиятельного человека, который внимательно отнесётся к моим словам.

Рассматривая проблему вдвоём, мы скорее придём к решению подобного вопроса и огласке происходящего в психушке. Выходит, что небезопасно и для свидетелей наобум оглашать всё, что придётся увидеть. В данном случае, мой пример. Ни всё нужно оглашать людям, так можно ни только свободы, но и жизни своей лишиться. Надо мне тут хорошо подумать.

– Саша! Мы совсем забыли! – прервал мои мысли, брат Юрка. – Тебе письмо из Москвы пришло.

Юрка протянул мне продолговатый конверт, на котором стоял штемпель с адресом Заочного Московского университета искусств, в котором учился на заочном отделении изобразительного искусства.

Вскрыл конверт и прочитал текст, в котором было написано, что меня приглашают принять участие в выставке любителей народного творчества, которое состоится в Москве в последних числах ноября 1970 года.

Отборочный конкурс, с 15 по 20 ноября 1970 года. Дальше, перечислялись все виды возможных творческих работ и правила конкурсного отбора работ на выставку любителей народного творчества в Москве.

4. Побег с Кавказа.

Решение пришло сразу. Надо срочно ехать. Там, в Москве, надо найти человека, которому можно будет доверить всю тайну психушки. Тут же приготовил всё свои вещи, которые могли поместиться в кожаную сумку.

Из своих работ, отобрал картину, написанную маслом и чеканку. Возможно, что даже эту цель своей поездки больше связывал с проблемой психушки, а не собственного творчества в изобразительном искусстве, которым давно не занимался дома. Даже думал оставить учёбу в этом заочном университете. Утром, с первым поездом поехал на военный завод "ФЭУ".

Хотел быстрее разобраться во всех проблемах. Первым долгом дождался главного инженера завода, который приезжает на работу раньше всех.

– Ты меня окончательно зарезал! – взволнованно, воскликнул главный инженер, читая письмо из Москвы и моё заявление на отпуск. – Тебя не имею право отпускать, ни при каких условиях. Поставим вопрос так. Либо ты остаёшься на заводе и никуда не едешь. Либо тебя увольняю и тем самым развязываю себе руки. Иначе, меня самого уволят с работы за потерю нужных специалистов. Ты подумай над этим хорошо!

– Продиктуйте удобное вам заявление о моём увольнении. Напишу. – сразу, не задумываясь, ответил.

– Хорошо! Тебе виднее. – сухо, согласился главный инженер. – Пойдём в кабинет. Там напишешь.

Главный инженер дал некоторые распоряжения пришедшим на работу специалистам. Мы пошли в его кабинет, который находился на втором этаже административного здания.

В кабинете мы больше не обсуждали проблему моего увольнения. Написал своё заявление так, как было удобно обеим сторонам.

В главной причине своего увольнения сообщал о своём стремлении дальше развивать собственное творчество в области изобразительного искусства. заявление действительно снимало ответственность за утечку кадров с военного завода "ФЭУ".

Протянул написанное мной заявление главному инженеру. Он внимательно прочитал его и тут же подписал. Затем позвонил в отдел кадров и сказал, чтобы расчёт провели без задержки.

Так как уволенному, необходимо срочно ехать в Москву, согласно представленного им письма.

Поблагодарил главного инженера за оказанное мне внимание и пошл оформлять свой расчёт.

В конце рабочего дня стоял у кассы завода, чтобы получить полный расчёт. В это время рядом со мной проходили девушки нашего отдела. Делали вид, что меня совсем не замечают.

Мне самому было не по себе. Чувствовал себя предателем перед прекрасными созданиями. Как мог им объяснить, что у них будет всё прекрасно и без меня? В то время как другим нужна моя помощь.

Притом, если бы мой рассказ и опасности, которым подвергаются больные люди в психушке, принесли пользу девушкам, то, возможно, что в этом был бы какой-то смысл, но на самом же деле всё обстоит совершенно по-другому.

Красивые не поймут, что рядом с ними существует мир безобразных людей, которые прекрасны своим разумом. Ведь, только Мамочка могла понять меня по-настоящему в трудные дни моей жизни в психушке.

Все остальные видели во мне художника пригодного к наглядной агитации психушки и комика, побывавшего несколько дней в психушке. Вполне очевидно, что девушки превратили меня из героя дня в чудовище.

Возможно, что так поступил бы и тоже, если бы меня бросили? Однако обсуждать мою проблему сейчас было бесполезно. Поэтому и недоумеваю.

В самом деле, ведь девушки тоже меня бросили в беде, они даже не поинтересовались о причине моего ухода с завода. У меня также могли быть уважительные причины.

Мало ли что бывает в жизни у людей. В этом вижу лишь то, что незнание проблемы бывает причиной проявления невежества даже среди лучших друзей. Похоже, что люди сами не ведают того, что творят зло ближнему по незнанию причин происходящих рядом событий. Но не стану, же их обвинять в том, чего они не знают. Их тоже надо как-то верно понять. Ведь они тоже все на меня рассчитывали, а, выходит, подвёл их всех.

– Шурик! Постой! – крикнул, другу, когда вышел за пределы завода. – Пойдём, на прощание пиво выпьем.

– С предателями пиво не пью и не хочу знать. – не поворачиваясь, буркнул Шурик, направляясь к трамваю.

– Когда у твоего живота дважды останавливал металл, ты не говорил мне, что предатель. – крикнул, ему вдогонку. – Когда меня дважды пытались убить из-за тебя, тоже не подумал, что это ты, а ни, предатель. Можешь не поворачиваться, но запомни, это скоро и тебя коснётся, когда ты останешься совсем один.

Отвернулся и быстрым шагом направился в сторону площади «Революции» на свой переезд. Во мне всё кипело от злости, что именно из-за него попал в психушку.

Именно из-за него меня дважды пытались убить. Он сам предал меня, как последний вонючий шакал. Если его где-то увижу, то размажу по тротуару.

Пусть мне только попадётся. Всякое ему мог простить, но он! Как он мог так со мной поступить?! Зараза! Тюфяк с дерьмом! Лучше бы его прирезали!

Мне искренне его было жалко, а он оказался таким! В этот момент кто-то тронул меня за плечо.

До такой степени был напряжён, что как пружина развернулся и со всех сил врезал по физиономии идущего сзади меня человека.

Однако тот устоял. Совершенно обезумевший, нанёс второй удар в бок стоящему и тут же получил от него такой сильный удар в челюсть, что если бы мои зубы не были стиснуты от злости, то разлетелись бы по всему тротуару. Получив удар в челюсть, устоял, но отскочил в сторону и принял позу обороны, чтобы продолжить свою драку с незнакомым противником. Каково было моё удивление, когда увидел перед собой разбитое в кровь лицо Шурика.

– Может быть, мирно поговорим? – предложил мне, Шурик. – Иначе милиция нас сейчас заметёт.

– Ладно! Пойдём, поговорим в стороне. Куда-нибудь подальше. – согласился, трогая распухшую челюсть.

Пару сотен метров мы шли не разговаривая. Шурик промокал носовым платком своё разбитое в кровь лицо. Держал рукой распухшую челюсть, которая увеличивалась так, что боялся её потерять по дороге.

Встречные люди разглядывали наши разбитые лица. Мне даже было неприятно это обозрение. Вырос с такого возраста, когда синяки украшали меня. Сейчас мне было бы интереснее, если бы синяки украшали после меня кого-то другого.

Вот, Шурика. Хотя сейчас, при таких обстоятельствах, мы были с ним равны. По русскому обычаю нам стоит отметить такое событие, которое сразу в корне изменило характер Шурика.

– Мы, что, так будем ходить по городу с разбитыми лицами? – спросил Шурик. – Лучше поедем к нам домой. Наведём марафет. Тебе надо сделать примочку. Вся челюсть у тебя отвисла. У меня тоже лицо в крови.

– Поехали. – согласился с ним. – Только без водки мы с тобой сегодня не разберёмся вообще. Зайдём в магазин.

Возле площади Революции мы взяли по одной бутылке водки в гастрономе и сели в автобус. Попутчики в автобусе посторонились от нас.

Наш вид и по бутылке водки у каждого в руках не внушали нам никакого доверия. Чтобы обстановка в автобусе не накалилась до драки при виде наших бутылок.

Мы спрятали бутылки под свои куртки. На то у нас были причины. Несмотря на то, что по календарю, в старом и в новом стиле, крейсер "Аврора" пальнул по Зимнему дворцу в совершенно другое время суток, но, пролетариат нашего Орджоникидзе начал отмечать дату досрочно.

Мы тоже решили поддержать пролетариат и отметить праздник досрочно. Поэтому вид бутылок омрачал разум даже самых стойких пролетариев нашего города.

Мы не хотели, чтобы нас разрисовали до того, как мы сами примем водку грамм по двести на душу. Отсюда вытекала проблема упаковки нашего товара.

Если бы нам в гастрономе бутылки положили в какой-то пакет, то не пришлось бы их прятать за пазуху в куртках. Дом Шурика оказался также, как и мой, на улице Маркова и близко от станции.

Даже номер домов совпадал. Разница была в том, что его дом был барачного типа, а у нас четырёхэтажный дом современного типа.

– Это кто вас так "разрисовал"? – испугано, спросила мама, Шурика. – Вроде трезвые, а битые оба.

– Мама, это мы сами наткнулись друг на друга. – успокоил Шурик, свою маму. – Нам надо такой случай отметить. Мы друг друга знаем больше двух лет, а за столом вместе ни разу ни сидели. Саша уезжает в Москву.

Посмотрел на часы. Был уже седьмой час. Предварительная касса вокзала работает до девяти часов вечера.

Если сейчас билеты на поезд не возьму, то придётся брать только после праздников. Это поздно.

– Шурик! Пока тут на стол накрывают. – сказал, другу. – Мне надо сбегать за билетом на поезд до Москвы. Ведь праздники будут три дня с выходными. Предварительная касса на поезд будет закрыта все эти дни.

– Нет, уж! Тебя сегодня не отпущу. – остановил меня, Шурик. – Вот, братишка Толик, за билетом сбегает. В предварительной кассе вокзала наша родственница работает. Толик тебе билеты возьмёт на любой поезд.

– Хорошо! – согласился с ним. – Пускай только на девятое ноября берет билет, это понедельник. Лучше в купе скорого поезда "Орджоникидзе-Москва". Мне после праздников нужен будет ещё отдых и сборка в дорогу.

Отдал подростку три красных червонца. Пацан скрылся за дверью комнаты. Тем временем, сестра Шурика оказывала нам скорую помощь.

Ссадины на лице Шурика, от моего кулака, смазала йодом. Мне сделала холодный компресс на подбородок. Лица моего не было видно. Шурик и его сестра стали смеяться.

– Брату ранку слегка йодом помазала и всё. – пошутил над собой. – Мне так всё лицо закрыла, чтобы не пил водку.

– Правильно! – засмеялся Шурик. – Тебе в Москву надо ехать, а мне дома быть. Нечего тебе много пить в дорогу. Ну, это шутка. Ты не обижайся на меня. Сгоряча у завода ляпнул. Мы на тебя сильно рассчитывали. Все подготовили к сборке карусели, а ты, решил уволиться. Как бы ты на нашем месте поступил?

– Сам только ночью узнал о письме. – стал, оправдываться. – Когда это мог вам рассказать об отъезде?

– Ну, ладно! Без ссор. Давай тяпнем за нашу дружбу. – сказал Шурик, наливая в стаканы водку. – За дружбу!

Мы опрокинули по двести грамм водки и стали обсуждать наши последние проблемы. Честно говоря, после того как Толик принёс мне билет на поезд, мои мысли переключились на то, что мне нужно брать с собой в дорогу.

Разумеется, мне нужна хорошая встряска после этих напряжённых дней. Драка с Шуриком и двести грамм водки, сняли моё напряжение в душе и теле. Можно было уходить. Но Шурик повторил водку.

– Ну, ты мне хорошо врезал! – вспомнил Шурик, нашу драку. – У меня аж искры из глаз полетели! Меня никто так сильно никогда не бил. Теперь точно знаю вкус настоящего мужского удара. Ты меня сильно встряхнул.

– Ты тоже, тихоня, своим ударом чуть челюсть мне вместе с головой не оторвал. – трогая через повязку опухшую челюсть, напомнил. – Чего это ты столько времени не бил Москвичёва? Он бы сразу изменился.

– Если бы его ударил хоть раз, – острил Шурик, – то не было бы тогда у тебя всех этих историй с драками.

– Да, уж, спасибо! Сослужил ты хорошую службу. – уточнил. – Чуть жизни меня не лишил с его друзьями.

– Зато, теперь мы оба в безопасности. – подчеркнул Шурик. – Все наши враги мертвы. Ты уезжаешь. Здесь остаюсь. Ты научил меня драться. Теперь мне некого бояться, за себя сам постоять умею. Любого побью.

После следующих двести грамм водки у Шурика стал заплетаться язык. На меня в этот вечер водка не действовала. Вероятно, у меня не было настроения на то, чтобы пьянеть.

Мне стало не интересно сидеть за столом с пьяным другом. Отношения у нас стали не равные. Он пьян. Нет.

Ровняться с ним не хотел. Шурик был прав, ему оставаться здесь, а мне нужно в дорогу.

Пускай даже в этот момент дорога будет ближняя, всего лишь до Беслана, но мне надо быть в меру пьяным. Но кто может точно определить меру пьянки?

И так сильно подмочил свою репутацию перед родственниками в последние дни. Что они обо мне подумают, когда в таком пьяном виде уеду от них на поезде в Москву.

Пожалуй, мне надо закругляться с пьянкой, ехать к себе домой, пока окончательно тут не спился. Вон, мы вторую бутылку водки начали. На двоих по бутылке? Это многовато будет! Надо уходить, пока мои ноги ходят, чтобы не ползти.

– Всё, Шурик! Мне пора ехать. – твёрдо решил, поднимаясь из-за стола. – Меня не надо вам провожать. Сам дойду. Не люблю проводы. Проводы, это на кладбище. Мне умирать пока рано. Вокзал рядом с вами.

Шурик, не поднимая головы со стола, подал мне руку и окончательно отключился. Шурик словно держался до момента нашего прощания. Опустил его руку на стол и попрощавшись с родственниками Шурика, вышел на улицу.

Вздохнув свежего воздуха, почувствовал, что тоже пьян. Приток кислорода в лёгкие и в мозг, смешался с парами водки и меня закачало. Мне сразу стало дурно от такого состояний души и тела.

– "Ну, это мне совсем не нужно." – подумал. – "Чтобы меня ещё в медицинский вытрезвитель забрали?"

Мне понадобилось несколько минут постоять в стороне от дома Шурика, чтобы моё брожение в мозгах и в лёгких прекратилось, а моё состояние тела и души, приняло общую норму.

Случайный автобус проскочил рядом, встряхнув меня своим шумом и потоком воздуха. Перешёл улицу и по тротуару, раскисшему от мокрого снега, медленно двинулся в сторону железнодорожного вокзала.

Хотелось быстро пересилить пьяное состояние своего сознания, чтобы на вокзале у меня не заплетался язык. Если кто-то захочет со мной говорить. Но хмель, почему-то, не пыталась покинуть меня.

Тогда взял с бетонного забора снег руками и стал растирать себе всё своё лицо. Такая процедура была малоэффективна.

Выходит, что всё-таки нажрался водки до свинского состояния. Мне не хотелось сдаваться перед алкоголем. Он не на того нарвался. Раз сознание моё всё ещё работает, то должен привести себя в порядок.