скачать книгу бесплатно
«Следующий, – услышал он голос Бургомистра и с трудом оторвал взгляд от витражей. – Бери свои деньги и проваливай».
Трубочист вдруг понял, что Бургомистр похож на варёного рака. Луч света, прошедший через красное стёклышко витража, так подсвечивал лицо с глазами на выкате, что сходство было поразительным и смешным. Улыбнувшись сделанному открытию, Трубочист взял из рук Бургомистра грошовую монетку, щелчком большого пальца подбросил вверх и, ловко поймав её в кулак, направился к выходу.
…
Проводив взглядом последнего посетителя, Бургомистр удалил стражу и запер изнутри двери на ключ. Он служил Бургомистром уже много лет и все эти годы ему удавалось обирать людей, набивая деньгами свои сундуки. Жители города когда-то сами выбрали его бургомистром, не подозревая какой алчный человек будет ими управлять. Не успели они опомниться, как оказались обложены многочисленными налогами, изобретательно придуманными выбранным ими же администратором. Горожане платили за пользование дорогами, за освещение улиц, за всякую скотину в хозяйстве, включая кошек и собак, за пользование водой, и за многое другое. В частности, что касается нашего Трубочиста, горожане платили в городскую казну большой налог с каждой печной трубы, а Бургомистр отсчитывал работнику всего один грош. И так же обстояло дело с другими работниками городского хозяйства. Но, что самое главное, значительную часть собираемых денег Бургомистр присваивал себе. Люди конечно догадывались, что выбранный ими администратор не чист на руку, но ничего с этим поделать не могли. Ведь в городе был порядок: улицы были чисты, снабжение работало, здания отремонтированы, и трубы, заметим, регулярно чистились. А то, что городским работникам платились гроши: «Так это нас вроде не касается» – рассуждали горожане.
Нельзя сказать, чтобы Бургомистр обкрадывал горожан слишком рьяно, ему хватало ума не переступать ту грань, за которой могут возникнуть необратимые для него последствия. Больше всего он побаивался, что Герцогу – правителю страны, может не понравиться состояние города и его жителей, а тогда ему уж точно несдобровать. Словом, это был обычный администратор, которых и сейчас пруд пруди. Вот если бы я сказал вам, что это был кристально честный человек, вы бы мне не поверили и скорее всего рассмеялись.
Разумеется, были вещи на которые Бургомистр денег не жалел: Во-первых, это стража, что следила за порядком в городе, охраняла городские ворота, общественные здания и его самого; а во-вторых, когда подходил срок очередных выборов главы города, Бургомистр не жалел денег на подкуп, а если надо и на запугивание людей, продлевая всякий раз таким образом своё правление. В конце концов люди рассуждали примерно так: «Жить можно, а с другим, как бы хуже не было».
…
«Вот так работаешь, работаешь, а денег только на еду и хватает», – ничуть не унывая вздохнул Трубочист выходя из ратуши.
– Там, где во поле ручей, ручеёк,
Я сорву себе цветочек, цветок …
Худенькая девочка всё ещё пела в нише под аркой. Трубочист подошёл поближе. Казалось бы, весёлую песенку девочка пела с какой-то глубокой грустью, даже, пожалуй, с отчаянием. Сердце Трубочиста захлестнула жалость. «Есть на свете кто-то, кому хуже, чем мне», – подумал он.
– Кто ты, что ты здесь делаешь? – спросил Трубочист, когда девочка закончила петь.
– Я Луиза, живу на окраине за городской стеной по дороге к замку.
– Кто твои родители? – продолжил он, оглядывая очень скромное одеяние девочки.
– У меня никого нет, я живу одна.
– Как так одна?
– Родителей я не помню, а дедушка, с которым я жила, недавно помер.
Большие, голубые глаза девочки наполнились слезами.
– Прости, не хотел тебя огорчать. Вот возьми, – и Трубочист протянул девочке свой грош.
– Спасибо, – тихо сказала девочка и взяла монетку.
Трубочист успел заметить искорки радости в голубых глазах Луизы, от чего и у него на душе стало как-то по-особенному благостно.
И тут монотонную суету базарной площади прорезал громкий звук фанфары, а затем загрохотала барабанная дробь. В центре площади, взобравшись на телегу, стоял глашатай. Рядом на мостовой барабанщик и фанфарист созывали народ.
– Граждане города, – начал глашатай, – наш достопочтенный Герцог начинает строительство нового дворца. Он уже выбрал место, и это место рядом с вашим городом. Герцог приглашает на работу мастеровых людей и всех желающих, кто хочет потрудиться на благо нашего монарха и отечества. Каждый, кто согласится, получит достойное вознаграждение за свой труд, согласно стараниям и мастерству.
«Вот он мой шанс изменить жизнь», – подумал Трубочист.
– Эй, уважаемый, запиши меня, я согласен послужить Герцогу, – громко крикнул он глашатаю.
– Подходи, – пригласил тот.
– Прощай, Луиза, – уходя махнул он девочке рукой, – иду искать своё счастье.
– До свидания, – шевельнула губами Луиза, прижав кулачок с монеткой к груди.
…
Герцог был не плохим правителем, умевшим сочетать рациональное правление своим народом и землями с весёлой жизнью не бедного монарха. Он ловко избегал участия в военных конфликтах и амбициозных, но слишком затратных проектах, разоривших не одно государство. Его небольшое герцогство процветало, а народ был в принципе доволен, глядя как бедствуют соседи, хлебнувшие горя от непутёвого правления через чур алчных правителей, ввязавшихся в недавно прокатившуюся по всей Европе многолетнюю войну, в результате которой некоторые монархи вместо новых приобретений потеряли то, что имели.
Да видно так уж устроен человек: казалось бы, всё у тебя есть, чего ещё надо, но нет, всегда ему хочется чего-то большего. Вот так и у Герцога была навязчивая, честолюбивая мечта сделать что-то такое, что прославит его правление в веках. Он окружил себя творческими людьми – учёными, музыкантами, художниками, искусными мастерами – и всячески покровительствовал им в надежде, что это поможет ему сделать нужный выбор. И вот, наконец, когда в его краях были найдены большие залежи янтаря, он решил построить необыкновенный дворец и украсить его этим чудесным камнем. Вскоре было выбрано место под будущий дворец. Оно находилось недалеко от старого рыцарского замка, вблизи описываего нами городка. Обветшавший замок за ненадобностью решено было снести, но пока будет строится дворец, его хотели использовать как хранилище стройматериалов и жилище для рабочих.
Место для дворца Герцог считал удачным, с чем трудно не согласиться. Оно располагалось среди живописных холмов, не далеко от реки. Рядом пролегала важная дорога.
– Вот тут мы разобьём большой парк, а здесь главный фонтан, там и там – ещё фонтаны, – объяснял архитектор свой план Герцогу. Они стояли на небольшой возвышенности в пока ещё чистом поле, и обсуждали детали проекта.
– Отменно, добавьте ещё пруд с лебедями где-нибудь тут, – Герцог показал пальцем понравившееся ему место на лугу.
– Хорошо, но тогда придётся слегка поменять планировку парка.
– Ну так поменяйте. Лучше это изначально сделать на бумаге, чем потом перестраивать.
Герцогу в принципе нравился проект дворца, в который он уже вложил столько сил и стараний, но в его голове постоянно рождались новые идеи, и он понимал, что не осуществи он их сейчас, потом уже не получится.
…
Солнце клонилось к закату, когда Трубочист вошёл в ворота старого замка. Собственно, ворот, как таковых, и не было, просто проход был перегорожен бревном, которое поднималось за один конец при помощи верёвки. Пройдя во внутренний двор, Трубочист узнал у первого же встреченного им человека, где принимают на работу. Ему указали на ту часть замка, где через распахнутые окна были слышны голоса и тускло мерцал свет. Пройдя в указанном направлении, он отыскал дверь и вошёл внутрь. Это был большой зал с колоннами, сводчатым потолком и огромным дубовым столом по средине. В зале было много людей. Часть из них стояли по сторонам небольшими группами и о чём-то беседовали, другие ели за большим столом. В противоположной от входа стороне нещадно дымил огромный камин.
– Где тут главный, что принимает на работу, – спросил Трубочист, озираясь по сторонам. Ему показали на управляющего делами – богато одетого вельможу, который сидел на большом кованом сундуке рядом с маленьким столиком. К нему по очереди подходили работники и объясняли – кто они и что умеют. Управляющий записывал работника в тетрадь и назначал на ту или иную работу. Дождавшись своей очереди Трубочист подошёл и тоже начал было объяснять, но управляющий прервал его на полуслове.
– Вижу, знаю, очень нужен, хорошо, что пришёл. Кхе-кхе, – откашлялся он в кружевной платок, – видишь, как дымит камин, совсем дышать нечем, приходится окна держать открытыми, а по ночам уже прохладно.
– Трудно не заметить, – ответил ему Трубочист.
– Сможешь наладить отопление в замке?
– Ну а почему нет, дело привычное.
– Тогда приступай. Кто там следующий?
– Э...., а как с оплатой?
– Работай, не обижу, – и Управляющий многозначительно хлопнул ладонью по крышке сундука.
…
Утро выдалось туманным. Нагретая за день земля выдыхала из себя лишнюю влагу в прохладный утренний воздух, заполняя густой, белой пеленой низины между холмами. Трубочист, выйдя наружу с удовольствием сделал несколько глубоких вдохов, освобождая лёгкие от спёртого воздуха ночлежки. Всю ночь ему снились толпы закованных в доспехи рыцарей. Они бряцали оружием и отчаянно сквернословили. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, – на новом месте всегда снятся новые сны, тем более, что Трубочист ночевал в помещении, куда постоянно, спотыкаясь в темноте, приходили и уходили люди, такие же наёмные работники как он.
Плотно позавтракав в шумной кампании других работяг, Трубочист принялся за дело. Перво-наперво он убрал с макушки каминной трубы старое аистиное гнездо. Затем, спускаясь по верёвочной лестнице в довольно широкий дымоход внутри трубы, он отчистил от толстого слоя сажи весь дымоход сверху до низу, изрядно напугав людей, когда чумазый вылез из камина. Закончив с каминной трубой он принялся за небольшие очаги в разных помещениях замка. При помощи тяжёлого железного шара и жёсткой щётки он очистил от мусора и сажи все дымоходы. Эта работа заняла ещё пару дней. Наконец, когда все нужные трубы были приведены в порядок, Трубочист пришёл к Управляющему и попросил оплату.
Был поздний вечер. В большом зале как всегда было много народу. Весело потрескивали поленья в камине.
– Ты хорошо поработал, Трубочист, – сказал Управляющий, – вот твоя награда, – при этом он открыл сундук, на котором только что сидел и достал из него крупную золотую монету.
– Это мне? – удивился Трубочист, – он никогда не держал в руках такие деньги. На этот золотой можно было безбедно жить целый год, ничего больше не делая.
– Бери, бери, заработал, хотя постой, выполни ещё одно задание.
– Какое ещё задание, – обрадованный щедрой оплатой Трубочист готов был хоть горы свернуть, если попросят.
– В разрушенной части замка, на другой стороне, сохранилась одна комнатка, в ней живёт наш Философ, друг самого Герцога. Он не любит людской суеты и предпочитает одиночество. Наверняка он мёрзнет по ночам. Помоги ему с печкой или камином, не знаю, что там у него.
– Конечно, сделаю всё что могу, пойду прямо сейчас.
– Вот-вот, – дружелюбно кивнул Управляющий и переключился на другие дела.
…
Трубочист в приподнятом настроении шёл в другой конец замка, напевая песенку:
Вот уже почти полсотни лет
Не богат я и не нищий.
Чистил трубы мой отец и дед,
И я тоже трубы чищу.
С противоположной стороны замок представлял собой развалины без крыши. Лишь в одном месте в углу, где стены второго этажа ещё не совсем обвалились, внизу сохранилось нечто вроде небольшой каморки с крохотным окном, из которого струился сизый дымок. Трубочист опытным взглядом определил, где может быть расположена труба. С трудом среди битых камней ему удалось разглядеть остатки дымохода. «Ладно, – подумал Трубочист, – труба есть, посмотрим, что там за печка», – и он направился к каморке.
– Входи, не заперто, – услышал Трубочист подходя к двери голос жильца. Хруст его шагов по мелким камням был хорошо слышен.
– Что это ты такой радостный, будто тебе счастье привалило? – спросил появившегося на пороге Трубочиста обитатель коморки, на секунду оторвавшись от чтения книги.
Трубочист вошёл, прикрыл входную дверь и осмотрелся. Кругом, где только можно, лежали книги, много книг. В углу был небольшой каминчик, видимо его только что пытались растопить, но тяги не было, дым пошёл в комнатушку, и теперь потихоньку уходил в открытое окно. Сам Философ, сидя в кресле, кутался в толстый плед, а большой кудрявый парик скорее служил тёплой шапкой, нежели украшением головы. Он был средних лет, приземист, склонен к полноте, но ещё не толстяк. Большие, голубоватые глаза, как бы сверлили собеседника, но взгляд был добрым.
– Как же не радоваться, – с улыбкой ответил ему Трубочист, – я сегодня разбогател и чувствую себя самым счастливым человеком на свете.
– А ты считаешь, что счастье в деньгах? – Философ отложил книгу и повернулся к Трубочисту.
– Конечно, а в чём же? – с детской непосредственностью, как само собой разумеющееся, бросил Трубочист.
– Для меня, например, счастье сидеть в тепле и читать любимую книгу, – заметил Философ.
– Что касается тепла, то я как раз пришёл заняться этим вопросом. А вот про счастье я не совсем понял. Если у меня есть деньги, всё остальное я себе куплю.
С этими словами Трубочист сунул голову в потухший уже камин и посмотрел снизу-вверх. Ничего хорошего вид дымохода не предвещал. «Видимо, полностью забит хламом от давно обрушившейся крыши. Придётся основательно повозиться», – понял он.
– Ты думаешь любовь или настоящую дружбу тоже можно купить за деньги? – спросил Философ.
– Не знаю, наверное, нет. У меня никогда не было много денег, чтобы проверить. Я пойду наверх, – сказал Трубочист и вышел из каморки.
Через некоторое время в камин из трубы посыпались куски черепицы, обломки кирпича и разный хлам, происхождение которого с первого взгляда определить было не возможно. Затем из камина выскочил котёнок, своим испуганным видом развеселивший Философа. «Так вот кто по ночам у нас поёт, иди сюда, мой друг, не бойся», – усмехнулся он, пытаясь поймать котёнка. Наконец, в камин пробился тяжёлый железный шар с жесткой щёткой и раздался весёлый крик Трубочиста.
– Эге-гей, как меня слышно?
– Замечательно слышно, – крикнул в камин Философ.
Через час Трубочист и Философ сидели у растопленного камина и пили горячее красное вино.
– Хочешь понять, что такое счастье, – не спеша вёл беседу Философ. Он полулежал в кресле расположив ноги на скамейке поближе к огню. Без парика и пледа он выглядел моложе. – Для разных людей счастье разное. Один рад, когда у него всё есть и ему не важно, что творится вокруг. Другой счастлив, когда его соседу плохо. Третий, когда делает добро другому. Есть люди, которые счастливы, когда занимаются любимым делом, например, путешествуют, или что-то строят. Художник счастлив если удалась картина, музыкант или артист, когда ему аплодируют. А у кого-то всё это вместе. Или вот представь, что у тебя всё есть, и деньги, и друзья, и любимая работа, а твой кот заболел и не хочет с тобой поиграть, – при этом он перевернул на спину котёнка, пристроившегося у него на коленях, и пощекотал ему животик. Котёнок взбрыкнулся и соскочил с коленок на пол. – И вот ты уже самый несчастный в мире человек, – улыбаясь просюсюкал в след котёнку Философ.
– Да, это так, и всё же, какое оно настоящее счастье, – задумчиво произнёс Трубочист. —Пускай счастье не в деньгах, но ведь и не в их отсутствии.
– Несомненно, человеку для жизни необходим некий достаток, будь то деньги или натуральные продукты и вещи, – продолжил Философ, – но существует определённая грань, за которой излишнее обогащение становится пороком, а то и смертным грехом. Впрочем, всё в мире относительно. Грешник относительно праведника – плохой человек, а относительно злодея – хороший.
– Это понятно, – сказал Трубочист, – все мы перед Богом грешники, даже праведники. А кто нам судья, – хорошие мы или плохие? Делаешь что-нибудь и думаешь – что люди скажут? А люди и так могут, и эдак, в зависимости от настроения.
– Да, мой друг, общественное мнение подвержено внешнему воздействию, и легко превращает грешника в праведника и наоборот. – Философ встал, подбросил в камин пару поленьев, затем налил себе и Трубочисту ещё вина и продолжил: – Я считаю, что всем нам главным судьёй является собственная совесть. Ты скажешь – а как же Бог? Отвечу, Бог и есть совесть.
– Так что такое совесть, она вообще существует? – спросил Трубочист.
– Ха-ха-ха, – рассмеялся Философ, не в бровь, а в глаз! Хороший, я бы сказал ключевой вопрос ты задал. Попробую объяснить. Наверное, ты не раз слышал, когда люди говорят друг другу – побойся Бога.
– Это когда что-то не так делается, – сказал Трубочист. – Я и сам так часто говорю.
– Вот видишь, ты считаешь, что человек, которому ты это говоришь в принципе боится Бога, потому что так его воспитали. Хорошо. А что ты скажешь про тех, кто творят зло, они бога боятся?
– Выходит, что нет.
– Вот именно! Они вообще, скорее всего, не верят в его существование, потому что их так воспитали. Внешне, они такие как все, посещают церковь, крестятся, а в душе безбожники. Для них Законы Божьи не важны. Для них кто сильнее тот и прав.
– Но ведь есть ещё справедливость.
– Справедливость, мой друг, это такое же понятие, как и совесть. Человечество веками вырабатывало критерии с помощью которых можно было жить сообща – то есть, как-то сосуществовать вместе, не истребляя друг друга. Справедливо то, что соответствует этим критериям. У разных народов они, эти критерии, разные. У кого-то всё ещё справедливо «око за око» и они истребляют друг друга. А кто-то полагается на Божий суд.
– Ты хочешь сказать, что это люди придумали Бога?
– Я так не говорю. Как бы то ни было, люди, с Божьей помощью или сами, стали жить по определённым правилам, называемыми моралью. Эти правила они с детских лет прививают своим детям. Не все одинаково.
– Это заметно, – улыбнулся Трубочист.
– Так вот, стремление соблюдать то, что человек усвоил из этого воспитания, да ещё всё то, что он впитал, идя по жизни потом, я и называю совестью.
– По-твоему совесть, это набор правил?
– Нет, мой друг, совесть – это стремление соблюдать правила, это чувство, а не вещь. Она, совесть, в твоей душе. Собственная совесть и есть наш судья, она определяет грань между хорошим и плохим. А поскольку совесть у всех разная, и зависит от среды, в которой воспитан человек, то и грань между хорошим и плохим у всех разная. Ты со мной согласен? – спросил Философ.
– Это понятно, с этим трудно не согласиться, – вздохнул Трубочист.
