banner banner banner
Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман
Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман

скачать книгу бесплатно

Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман
Александр Ахматов

Конец II века до нашей эры. Могущественный Рим, покоритель почти всех стран Средиземноморья, отпраздновал окончание войны с Югуртой, царем Нумидии. Но радость римлян омрачена их тяжелыми поражениями в Галлии, куда вторглись многочисленные германские племена кимвров и тевтонов. Рим лихорадочно готовится к войне. Страхом и неуверенностью римлян пытаются воспользоваться угнетенные рабы. Близ города Капуи вспыхивает рабское восстание, которое возглавил римский всадник Тит Минуций…

Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима

Исторический роман

Александр Ахматов

© Александр Ахматов, 2017

© В. А. Жуков, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-7697-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

ИГРОК

Глава первая

ТОРЖЕСТВО МАРИЯ

В январские календы[1 - Календы – первый день месяца в древнеримском календаре.] (1 января) 649 года от основания Рима[2 - 649 год от основания Рима – Согласно преданию город Рим был основан в 754—753 гг. до н. э. Римляне вели летосчисление от основания Рима. 649 г. от основания Рима соответствует 104 г. до н. э.] Гай Марий[3 - Гай Марий – римский полководец и политический деятель, семь раз избиравшийся консулом. Происходил из простой крестьянской семьи. В первый раз стал консулом в 107 г. до н. э., провел военную реформу, положившую начало замене гражданского ополчения постоянной армией наемников. Летом 105 г. до н. э. победоносно завершил войну с нумидийским царем Югуртой. В 102 г. до н. э. разгромил полчища тевтонов близ Акв Секстиевых, а в 101-м уничтожил кимвров под Верцеллами, избавив Рим и Италию от величайшей опасности. В дальнейшем возглавил демократическую группировку в Риме, выступив против аристократической партии, и силой захватил власть, но вскоре умер (86 г. до н. э.).] праздновал триумф[4 - Триумф – торжественный въезд в Рим полководца-победителя, сопровождавшийся шествием должностных лиц, сенаторов, жрецов, демонстрацией военной добычи и пленных. За триумфатором, ехавшим на колеснице, двигалось его победоносное войско.] над Югуртой[5 - Югурта – царь Нумидии (древней страны в Северной Африке, приблизительно и отчасти совпадающей с территорией нынешнего Алжира). Устранив своих соправителей, сделался единоличным владыкой царства, одержал ряд побед над римлянами, вмешавшимися в нумидийские дела, причем широко использовал подкуп римских должностных лиц и полководцев. В 105 г. до н. э. потерпел поражение от Мария и попал в плен. Проведенный по Риму в триумфальном шествии, Югурта был брошен в тюрьму, где его уморили голодом (104 г. до н. э.).], царем нумидийским…

На рассвете шумные толпы народа стали занимать улицы и площади города, откуда можно было увидеть шествие. Двери храмов распахивались настежь. Святилища наполнялись венками и благовонными курениями. На Форум, Велабр и Бычий рынок сходились тысячи зрителей. Они поднимались на деревянные ступенчатые помосты, специально сооруженные там по случаю большого торжества. Со склонов Палатинского и Авентинского холмов нескончаемые вереницы людей, все в белых праздничных одеждах, спускались в Мурцийскую долину, к Большому цирку. Из густонаселенных кварталов Эсквилина, Виминала и Квиринала оживленные и крикливые толпы, двигаясь по извилистым и тесным улицам к Фонтинальским, Санквальским и Карментанским воротам, высыпали за городские стены, на Марсово поле[6 - Марсово поле – посвященная Марсу, римскому богу войны, равнина на берегу Тибра. Военный плац и место для военных собраний.], которое уже все пестрело, словно цветами, яркими нарядами участников предстоящего шествия. Зрители частью собирались на Овощном рынке, близ Карментанских ворот, частью заполняли портики храмов Дианы и Всаднической Фортуны, стоявшие на пути к Фламиниеву цирку, или спешили прямо в цирк, где согласно обычаю должен был начаться триумф.

Там уже было полно народа. По свидетельству античных писателей, цирк Фламиния вмещал до сорока тысяч зрителей. На арене суетились общественные служители и рабы, посыпая ее чистым желтым песком. Арена имела двести восемьдесят шагов в ширину и по всей длине была разделена невысокой стеной, называвшейся спиной, на которой стояли статуи богов, священные обелиски и маленькие алтари. Во время торжественных церемоний здесь совершались жертвоприношения. На восточной и западной оконечностях спины возвышались меты в виде пирамидальных столбов. Рядом с каждой из них стояли подставки на колоннах. На одной лежали семь бронзовых дельфинов, на другой – семь бронзовых яиц. Когда в цирке устраивались колесничные ристания, служители снимали с подставок по одному яйцу и одному дельфину всякий раз, как только колесницы совершали, огибая спину, полный круг по арене, и так продолжалось до тех пор, пока на последнем, седьмом, круге не приносилась к финишу победившая упряжка.

В цирк стекались и главные виновники торжества – гордые легионеры Мария, сменившие воинские доспехи на праздничные тоги[7 - Тога – верхняя одежда свободных римских граждан.] и украсившие головы лавровыми венками. Их должно было явиться сюда, по меньшей мере, около двадцати пяти тысяч человек из шести легионов[8 - Легион – римское воинское соединение. После военной реформы Мария легион насчитывал 5—6 тыс. солдат.], принимавших участие в нумидийском походе. Здесь, в цирке, солдат ожидали вручение боевых наград и раздача денежных подарков от имени триумфатора, после чего все они должны были присоединиться к шествию, следуя за колесницей своего прославленного полководца.

Триумф привлек в Рим немало жителей Лация[9 - Лаций – область в Средней Италии, примыкавшая к побережью Тирренского моря. Центром Лация был Рим. Сами римляне принадлежали к племени латинов (латинян) и говорили на латинском языке. Однако лишь немногие жители Лация имели права римского гражданства. Большинство их обладало особым статусом латинского гражданства, стоявшего ниже римского.], которым хотелось собственными глазами увидеть закованного в цепи царя Нумидии, столь долго издевавшегося над римским могуществом. Среди приезжих были также представители союзников римского народа, колоний[10 - Колония – поселение римских граждан, выведенное на завоеванную землю и управлявшееся на основании римских законов. Жители колоний пользовались полным правом римского гражданства.] и муниципиев[11 - Муниципий – покоренная община Италии. Муниципии имели внутреннее самоуправление, но были лишены права голоса в римских собраниях.]. Они явились в Вечный город с золотыми венками, чтобы почтить ими Юпитера Всеблагого и Величайшего[12 - Юпитер – римский национальный верховный бог, отождествленный с греческим Зевсом; царь неба, богов и людей. Храм Юпитера Всеблагого и Величайшего – главная святыня Рима – находился на вершине Капитолийского холма. Собственно, триумф был религиозным актом в честь Юпитера, а сам триумфатор выступал в роли этого бога, одетый в его пурпурные одежды, которые он получал напрокат из храмовой сокровищницы.].

День обещал быть прекрасным. Это первое январское утро выдалось теплым и ясным, словно сам отец богов, в честь которого устраивалось празднование триумфа, решил порадовать римлян хорошей погодой. Ни одним облачком не было омрачено чистое голубое небо. Из-за отдаленных пламенеющих пурпуром горных вершин поднималось солнце, золотившее склоны Альбанских холмов. Оно вступало в победную борьбу с туманом, который клубился над Тибром и Марсовым полем, сливаясь с дымом догорающих солдатских костров на лагерной стоянке африканских легионов.

Хотя по старинному обычаю полководец, вернувшийся с войны, обязан был распустить своих воинов по домам, Марий с согласия сената удержал их в лагере. В Риме сохранялась тревожная обстановка, после того как кимвры[13 - Кимвры – народ германского происхождения, живший первоначально на берегах Северного моря, как предполагают, на полуострове Ютландия. В 113 г. до н. э. они появились в Восточных Альпах, разбили римского консула Гнея Папирия Карбона, а затем через Рейн и Юрские горы проникли в Галлию (совр. Швейцария и Франция). Здесь они заключили союз с тигуринцами, обитавшими в нынешней Швейцарии. В 109 г. до н. э. кимвры разбили армию консула Марка Юния Силана, а в 107 г. отправили часть своих сил – племя амбронов – на помощь тигуринцам, которые нанесли поражение консулу Луцию Кассию Лонгину близ Леманского (ныне Женевского) озера, причем сам консул пал в сражении. Особенно тяжелым для римлян было поражение под Араузионом в 105 г. до н. э. В этой битве они потеряли сразу две армии. Но кимвры не воспользовались своей победой и не пошли на Рим, избрав объектом нападения Испанию, откуда, встретив упорное сопротивление местных племен, двинулись вдоль морского побережья на север, пока не достигли земель, населенных белгами (совр. Бельгия). Соединившись в этих местах с родственным народом – тевтонами, кимвры договорились с ними о совместном походе на Италию. В своем движении оба народа разделились: кимвры избрали более длинный и трудный северный путь с целью увлечь с собой союзников-тигуринцев, а тевтоны быстро достигли римских владений в Южной Галлии, встретившись с армией Мария близ устья Родана (Роны). При Аквах Секстиевых тевтоны были разбиты наголову (102 г. до н. э.). Между тем кимвры заставили отступить армию консула Квинта Лутация Катула, однако в следующем, 101, году к нему на помощь явился Марий, и в битве при Верцеллах кимвры почти полностью были уничтожены.], вторгшиеся в Нарбоннскую Галлию[14 - Нарбоннская Галлия – римская провинция, занимавшая область в Южной Галлии (ныне Прованс во Франции) с главным городом Нарбоном (откуда и название). В описываемое время была захвачена кимврами.], уничтожили три месяца назад при Араузионе[15 - Араузион – город в Нарбоннской Галлии, на берегу Родана. Близ него в октябре 105 г. до н. э. две римские армии – одна под командованием консула Гнея Манлия Максима, другая во главе с проконсулом Квинтом Сервилием Цепионом – потерпели жесточайшее поражение от кимвров. По некоторым сообщениям, в этой битве погибло свыше 80 тыс. римлян и их союзников, не считая 40 тыс. обозников, солдатских рабов и торговцев.] две консульские армии, повергнув в ужас Рим и всю Италию. Марий и его солдаты, испытанные в сражениях Нумидийской войны, были единственной надеждой и защитой Рима в случае внезапного нападения воинственных, окрыленных своими победами полчищ германцев.

Лагерь занимал пространство по обе стороны уходившей на север от города Фламиниевой дороги. С западной ее стороны крайние ряды палаток примыкали к берегу небольшого ручья, разделявшего почти пополам все Марсово поле и впадавшего в Тибр напротив острова Эскулапа. К югу от Государственной виллы[16 - Государственная вилла – общественное поместье на Марсовом поле, служившее обычным местом пребывания в нем иноземных послов, а также полководцев, которые ожидали триумфа (до начала триумфа полководец не имел права войти в город). Здесь же содержались знатные пленники и хранилась военная добыча.] и лагеря, ниже по ручью, на его правом берегу, стоял древний храм Беллоны[17 - Беллона – римская богиня войны, сестра Марса.]. От него прямиком через ручей пролегал путь, вымощенный альбанским камнем. Он соединял храм с цирком Фламиния.

В этот ранний час в храме Беллоны началось торжественное заседание сената[18 - Сенат – высший государственный совет в Риме эпохи Республики. В состав сената входили главным образом бывшие магистраты (консулы, преторы, квесторы и др.). Созывать сенат могли высшие магистраты: диктаторы, консулы, преторы. Сенат представлял интересы крупных землевладельцев.], на котором по традиции в честь полководца, удостоившегося триумфа, произносились хвалебные речи и зачитывалось особое постановление с перечнем его заслуг перед римским народом.

Марию назначен был однодневный триумф, и по этому поводу многие из его горячих приверженцев выражали недовольство. Они считали, что борьба с Югуртой по своей трудности не уступала войне с Персеем[19 - Персей – последний царь Македонии, сын Филиппа V. Вступил в войну с Римом, но потерпел поражение. Умер в плену (166 г. до н. э.).], царем Македонии, за победу над которым Эмилий Павел[20 - Луций Эмилий Павел – консул 168 г. до н. э., одержавший победу над македонским царем Персеем.] получил триумф, продолжавшийся три дня. Но, как бы то ни было, сам Марий должен был испытывать огромное чувство удовлетворения и беспредельного торжества. Ведь первое его избрание в консулы[21 - Консул – высшее должностное лицо в республиканском Риме. Ежегодно избирались два консула.] знать восприняла словно какую-то прихоть Фортуны, неожиданным образом пославшей «новому человеку»[22 - «Новый человек» – так называли в Риме незнатного человека, который первым в своем роду добился высокой государственной должности, особенно консульства. Гай Марий был уроженцем деревни Цереаты в области города Арпина, жители которого получили права римского гражданства в 188 г. до н. э.] благоволение народа. Мог ли кто-нибудь предположить тогда, что всего через два года Марий будет удостоен неслыханной чести, получив вместе с триумфом и второе консульство?

Но на этот раз избрание Мария не было знаком одного лишь простого расположения к нему большинства граждан, отдавших за него свои голоса на выборах, чтобы досадить высокомерной и обесславившей себя знати. Оно объяснялось страхом всех римлян перед кимврами.

Когда в Рим пришла весть о великом побоище под Араузионом и над всей Италией невиданным ужасом нависла страшная туча гиперборейских полчищ, гордые потомки Квирина[23 - Потомки Квирина – то есть исконные жители Рима (римляне считали себя потомками Ромула, легендарного основателя Рима; сам Ромул после смерти был обожествлен, и его культ слился с культом Квирина, древнейшего римского божества, вошедшего в троицу главных римских богов вместе с Юпитером и Марсом).], до той поры считавшие, что перед их доблестью должны склоняться все народы, впервые вынуждены были признать: с воинственными пришельцами из Германии им придется вести борьбу не за славу или галльские владения, а ради собственной безопасности. Состоявшиеся вскоре после этого центуриатные комиции[24 - Центуриатные комиции – народное собрание, учрежденное, согласно преданию, шестым римским царем Сервием Туллием, разделившим всех римских граждан на центурии, которые в свою очередь подразделялись на шесть разрядов в зависимости от имущественного ценза таким образом, что наиболее состоятельные граждане всегда имели перевес при голосовании над малоимущими. На этом собрании избирались консулы, преторы, цензоры.] специальным постановлением вручили Марию заочно (он тогда еще находился в Африке) консульскую власть как лучшему полководцу республики[25 - Второй раз, то есть на 104 г. до н. э., Марий был избран в консулы с нарушением закона, так как заочное избрание не допускалось, и, кроме того, между двумя магистратурами полагался промежуток не менее трех лет.]. Одна лишь знать яростно противилась его избранию, требуя соблюдения установлений предков, но в ответ раздавались гневные речи о том, что и раньше приходилось жертвовать законом в интересах общественной пользы, что и Сципион Африканский[26 - Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Младший (в отличие от Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего, победителя Ганнибала) – римский полководец; был избран консулом, хотя не достиг положенного возраста (у римлян при занятии государственных должностей существовал определенный возрастной ценз), и направлен против Карфагена (III Пуническая война), который он взял штурмом и разрушил в 146 г. до н. э. Впоследствии, в 133 г. до н. э., покорил и разрушил Нуманцию в Испании.] стал консулом, когда римлянам нужно было лишь Карфаген[27 - Карфаген – древнейший город на северном побережье Африки (на территории нынешнего Туниса). Возник как финикийская колония, по преданию, около 800 г. до н. э. Вступил в борьбу с Римом за господство в Средиземноморье. В результате трех Пунических войн Карфаген потерпел полное поражение и был разрушен римлянами до основания в 146 г. до н. э.] разрушить, а теперь гибель угрожает их собственному городу. Очевидно, из одной только ненависти к оптиматам[28 - Оптиматы – название, применявшееся в Риме к сторонникам сената и аристократической формы правления. Им противостояли популяры (народная партия) – противники сенатской республики.] народное собрание отклонило кандидатуру Квинта Лутация Катула[29 - Квинт Лутаций Катул – полководец и политический деятель, видный оптимат, консул 102 г. до н. э. Во время войны с кимврами командовал вместе с Марием римскими войсками в битве при Верцеллах. Покончил с собой в 87 г. до н. э., когда Рим был захвачен войсками Мария.], опытного в военном деле, и вторым консулом был избран Гай Флавий Фимбрия, известный как оратор и законовед, но мало проявивший себя на войне.

В это время многим приходили на память ставшие пророческими слова Сципиона Эмилиана, сказанные им как бы невзначай под осажденной Нуманцией[30 - Нуманция – крупный город в древней Испании, долгое время боровшийся за независимость против римлян. В 133 г. до н. э. был взят и разрушен Публием Корнелием Сципионом Эмилианом Африканским Младшим.] вскоре после того, как Марий, тогда еще никому не известный молодой солдат, поразил его своей силой и храбростью, сойдясь один на один с неприятельским воином и одолев его на виду у всего римского войска (за этот подвиг Сципион наградил храбреца венком и включил в число своих сопалатников). Потом рассказывали, что незадолго до падения Нуманции на пиру у Сципиона кто-то произносил восторженный панегирик в его честь и воскликнул: «Будет ли когда-нибудь у римского народа такой же вождь и защитник?», на что разрушитель Карфагена, хлопнув по плечу лежащего рядом Мария, сказал: «Будет. И, может быть, даже он».

Марий шел к консульству трудной дорогой. Под Нуманцией он получил звание военного трибуна[31 - Военный трибун – высший офицерский чин в римской армии. В легионе их было шесть, и они командовали им по очереди, сменяя друг друга каждые два месяца.], потом был квестором[32 - Квестор – должностное лицо, ведавшее государственной казной и архивами. Провинциальные (военные) квесторы были помощниками наместников провинций, а иногда и замещали их.] и народным трибуном[33 - Народный трибун – должностное лицо, обязанностью которого была защита прав и интересов простого народа (плебеев). В описываемое время избирались ежегодно десять народных трибунов.], а за двенадцать лет до нашего рассказа Марий неожиданно для всей знати победил на преторских выборах. Претура[34 - Претура – вторая после консульства высшая магистратура. Претор ведал охраной внутреннего порядка и права, исполнял обязанности судьи, устраивал игры в цирке. Как и консул, после отправления своей должности непосредственно в городе Риме претор становился наместником какой-нибудь провинции.], как правило, открывала доступ к консульству, и надменные представители высшего сословия, считавшие консульскую должность своей особой привилегией, вознегодовали на безродного выходца из Арпинской земли, осмелившегося вплотную приблизиться к самой вершине государственного Олимпа. В ту пору знать уже оформилась в совершенно замкнутую касту. Марк Порций Катон[35 - Марк Порций Катон – выдающийся римский политический деятель, консул 194 г. до н. э., непримиримый враг Карфагена, настаивавший на его безусловном разрушении. Автор сохранившегося трактата «О земледелии», содержащего ценные сведения о развитии хозяйства и экономики Италии во II в. до н. э.] был последним из тех «новых людей», которые время от времени проникали в нее. Поэтому успех Мария породил всякие толки, его подозревали в подкупе избирателей. Нашлись и обвинители, привлекшие Мария к суду. Цензоры[36 - Цензоры – специальные должностные лица, проводившие один раз в четыре года ценз, иначе всеобщую перепись, введенную для римских граждан с целью упорядочения сбора налогов и военной службы. Во II в. до н. э. государственные налоги были отменены, и ценз превратился в обычную перепись гражданского населения. Наряду с этим цензоры составляли списки сенаторов, осуществляли надзор над нравственностью граждан и контроль над государственными финансами.] поспешили вычеркнуть его имя из списков сенаторов. Впрочем, никаких серьезных улик против Мария не было. Все обвинение строилось на том, что во время голосования за оградой Септы[37 - Септа – огороженное место на Марсовом поле для голосующих, которые собирались и находились там после подачи голосов до конца выборов. Это делалось с целью, чтобы никто не мог проголосовать дважды.] видели одного из рабов Кассия Сабакона, ярого приверженца Мария. Обвиняемый объяснил судьям, что он попросил раба принести ему напиться, так как в Септе было жарко и его мучила жажда. В конце концов суд вынес ему оправдательный приговор, выразив лишь порицание за невоздержанность. Несомненно, этот судебный процесс должен был показать Марию, что отныне он находится под недремлющим оком корпорации сенатской знати, которая никогда не допустит его к консульской должности.

По истечении срока своей городской претуры Марий получил в управление Дальнюю Испанию, одну из самых беспокойных римских провинций, где старую ненависть к римлянам не мог сдержать даже тот страх, который они внушали. Там шла настоящая война. Марий, возглавив провинцию, показал себя решительным и умелым полководцем. В течение короткого времени он заставил непокорные племена сложить оружие. Это была первая война, которую он выиграл под своими ауспициями[38 - Ауспициями у римлян называлось наблюдение за полетом вещих птиц (или за их криком, клевом и т. д.) с целью получения благоприятных или неблагоприятных предзнаменований. Этим занимались специальные жрецы-авгуры, но право производить ауспиции имели только высшие магистраты (консулы, преторы, а также наместники провинций). Поэтому приведенное выше выражение (ходовое у римлян) имело отношение лишь к упомянутым магистратам. Только они имели право на триумф.] и которая в полной мере выявила его решительный характер, его привычку доводить до конца начатое дело, не останавливаясь перед крайними средствами.

Репутация его в Риме была безупречной. Но отношение к нему знати оставалось по-прежнему холодным и высокомерным. Женитьба арпинца на патрицианке из рода Юлиев[39 - Жена Мария Юлия была родной теткой Гая Юлия Цезаря.] ничего не изменила. Между тем наступила пора неожиданных перемен, связанных со злополучной для знати Нумидийской войной. После принятия закона Мамилия[40 - В 108 г. до н. э. народный трибун Гай Мамилий Лиметан в связи с неудачными военными действиями римских войск в Нумидии против Югурты провел в народном собрании закон «о попустительстве Югурте». Согласно этому закону лица, получавшие взятки от нумидийского царя, передававшие ему за деньги оружие, снаряжение, слонов, перебежчиков и т. д., предавались суду. Закон был направлен против коррумпированной знати, многие видные представители которой подверглись изгнанию.] о попустительстве Югурте многие оптиматы, изобличенные во взятках, полученных от нумидийского царя, с великим позором осуждены были на изгнание. Сокрушительные поражения римлян в войне с кимврами давали повод для обвинений всего знатного сословия в неспособности управлять делами государства. Впервые после Гракхов подняла голову партия популяров[41 - Эта «партия» не была партией в современном значении слова. Она представляла собой пеструю по своему составу группировку политически активных людей, недовольных засильем знати в государственных структурах.], которая быстро набирала силу, используя малейший промах своих политических противников.

В консульство Марка Юния Силана[42 - Марк Юний Силан – консул 109 г. до н. э., потерпевший в этом же году поражение от кимвров.] и Квинта Цецилия Метелла[43 - Квинт Цецилий Метелл Нумидийский – консул 109 г. до н. э. В течение двух лет воевал с Югуртой, заставив его перейти к полупартизанской тактике. В 107 г. неожиданно был лишен командования, которое перешло к Марию, непримиримый враг популяров.] Марий отправился вместе с последним в качестве его легата[44 - Легат. – В описываемый период легатами назывались помощники римских полководцев, назначаемые с согласия последних сенатом из наиболее опытных в военном деле бывших магистратов.] против Югурты. Метелл взял его себе в помощники, учитывая храбрость, боевой опыт и популярность, какой пользовался арпинец в солдатской массе.

Война началась успешно для римлян. Метелл нанес Югурте решительное поражение на реке Мутуле. Нумидийский царь пал духом и начал переговоры с Метеллом о сдаче. Но внезапно он отказался от капитуляции. Война вспыхнула с новой силой. Постепенно стало ясно, что пока жив Югурта, нумидийцы не откажутся от сопротивления. Наиболее крупные и хорошо укрепленные города по-прежнему были на стороне царя. Предпринятая Метеллом попытка овладеть крепостью Замой окончилась неудачей, а в захваченной после ожесточенного приступа Тале римляне не взяли никакой добычи, ибо последние из ее защитников, запершись в царском дворце, предали огню и себя, и хранившиеся там сокровища Югурты. Военные действия затянулись. Марий к этому времени успел наполнить всю Африку и весь Рим славой своего имени, выказав доблесть военачальника, способного довести до конца любую войну. Уже приближался срок центуриатных комиций, и Марий решился попытать счастья на консульских выборах.

В один прекрасный день он явился к Метеллу и, объявив о своем намерении, просил проконсула[45 - Проконсул – бывший консул, получивший от сената назначение управлять какой-нибудь провинцией. При этом под термином «провинция» римляне подразумевали как завоеванную территорию, «добычу римского народа», так и территорию, которую надо завоевать.] дать ему отпуск для поездки в Рим.

Метелл очень холодно отнесся к затее своего легата. Одна только мысль, что этот простолюдин может появиться на Марсовом поле в тоге соискателя консульской должности, казалась ему кощунственной. Убежденный оптимат, он готов был грудью защищать привилегии своего благородного сословия. Он считал их священными.

Метелл потратил много слов, пытаясь убедить Мария отказаться от неразумного, по его мнению, шага, который в конечном итоге не принесет человеку его положения ничего, кроме горького разочарования, но тот остался глух к его доводам. Проконсул был крайне раздражен упрямством легата. Пообещав ему на словах предоставить отпуск, Метелл долгое время под тем или иным предлогом оттягивал день отъезда. Из-за этого между ними произошел однажды неприятный разговор, во время которого Метелл бросил Марию высокомерные слова:

– Не торопись, милейший, покидать нас! Для тебя не поздно будет домогаться консульства вместе с моим сыном.

Надо сказать, сыну Метелла не было тогда и двадцати лет. Так было положено начало их вражде. Марий после этого, дав волю своему гневу, без всякого стеснения ругал Метелла в присутствии солдат, которыми он командовал в зимнем лагере под Утикой[46 - Утика – старинный город, основанный финикийцами на африканском побережье Средиземного моря, к северо-западу от Карфагена.], и вместе с тем умело заискивал перед людьми из всаднического сословия[47 - Всадническое сословие (или всадники) – по римской конституции граждане, обладающие высоким имущественным цензом. Они обязаны были служить в коннице, имея собственного коня и вооружение, приобретенное за свой счет. В мирное время это были торговцы, откупщики налогов, ростовщики и крупные землевладельцы.]. В Утике был многочисленный и сплоченный конвент римских граждан[48 - Конвент римских граждан – объединение, общество римских граждан, живущих в провинции.]. В него входили различного рода дельцы, имевшие на африканской земле торговые и ростовщические интересы. Марий прекрасно знал, что у этих людей большие связи в Риме. Все они испытывали недовольство слишком вялыми, по их мнению, военными действиями в Нумидии. Они несли большие убытки из-за невозможности вести свои дела в условиях расстройства и бедствий, охвативших страну. Часто появляясь на собраниях конвента, Марий произносил там пылкие речи, доказывая, что с Югуртой давно уже можно было покончить, но Метеллу, этому честолюбцу, упивающемуся своей властью в Африке, больше всего хочется, чтобы война длилась подольше, тем более что сенат назначил ему Нумидию в качестве провинции, пока над врагом не будет одержана полная победа.

Там же, в Утике, Марий познакомился и подружился с Гаудой[49 - Гауда – болезненный и слабоумный наследник нумидийского трона, сводный брат Югурты, ставший после него царем Нумидии.], сыном Мастанабала[50 - Мастанабал – отец Югурты и Гауды. Правил Нумидией вместе с братьями Миципсой и Гулуссой.]. Тот приходился Югурте сводным братом. Царь Миципса[51 - Миципса – нумидийский царь, правивший страной после смерти Гулуссы и Мастанабала. Умер в 118 г. до н. э.] в своем завещании включил его, человека болезненного и слабого умом, в список своих наследников после Адгербала[52 - Адгербал – старший сын Миципсы. Боролся с Югуртой за власть в Нумидии, но потерпел поражение, попал в плен и был казнен.], Гиемпсала[53 - Гиемпсал – младший сын Миципсы. Погиб от рук убийц, подосланных Югуртой.] и Югурты. Со смертью Массивы[54 - Массива – сын Гулуссы, претендовавший на нумидийскую корону. Его Югурта устранил через наемного убийцу прямо в Риме.] Гауда остался единственным законным преемником Миципсы, не считая, разумеется, самого Югурты. Царственный нумидиец постоянно находился при римском войске, с нетерпением ожидая, когда с ненавистным братцем будет покончено и он получит возможность без особых хлопот занять трон под могущественным покровительством Рима.

Как-то Марий узнал, что Гауда претерпел обиду от надменности Метелла. Нумидиец жаловался, что в ответ на его просьбу выделить ему, «по обычаю царей», охранную турму[55 - Турма – в римской коннице эскадрон численностью в 30 всадников.] римских всадников, а также разрешить ставить свое кресло рядом с курульным креслом[56 - Курульное кресло – складная скамейка, отделанная слоновой костью. Она служила знаком отличия для ряда должностных лиц (напр., консулов, преторов, курульных эдилов и в том числе наместников провинций в звании проконсулов, пропреторов).] Метелла. Последний отказал ему и в том, и в другом, так как, заявил он с обычной своей суровостью, Гауда еще не является царем.

Марий охотно выслушивал эти жалобы и со своей стороны всячески настраивал Гауду против Метелла, говоря о том, что негоже так поступать со столь выдающимся мужем, внуком великого Массиниссы[57 - Массинисса – царь Нумидии, возведенный на трон с помощью римлян по окончании II Пунической (Ганнибаловой) войны. Отец Миципсы, Гулуссы и Мастанабала.], который не сегодня-завтра получит власть над всей Нумидией, причем это может произойти совсем скоро, если его, Мария, пошлют в качестве консула вести эту войну.

Этими и другими словами Марий так расположил к себе простодушного нумидийца, что тот через своих друзей, римских сенаторов, многие из которых были обременены долгами и по этой причине весьма дорожили приятельскими отношениями с будущим властителем богатейшего царства, оказывал постоянное воздействие на умы членов высшего совета римской державы в духе, благоприятном для своего нового друга.

Таким вот образом арпинец и вдали от Рима с успехом обрабатывал там общественное мнение в свою пользу. Солдаты, недовольные малой добычей и строгостями дисциплины, введенными Метеллом, писали домой, что не будет ни конца, ни предела этой войне, пока его не заменят Марием. Во всаднических кругах и в самом сенате все громче раздавались голоса, осуждавшие Метелла за медлительность и превозносившие военные таланты Мария. Незадолго до консульских выборов о нем уже говорила вся столица.

Метелл отпустил его всего за десять дней до центуриатных комиций. Марий из ставки проконсула тотчас выехал в Утику. Там он сел на корабль и при попутном ветре за четыре дня пересек море, успев вовремя появиться в Риме. Ремесленники и сельские жители, узнав о его прибытии, бросили работу и толпами сопровождали его на Форум, где он в краткой речи просил дать ему консульство, обещая захватить Югурту живым или мертвым.

На выборах он одержал решительную победу: большинство центурий проголосовало за него. А в скором времени трибутные комиции[58 - Трибутные комиции – народное собрание по трибам (территориальным избирательным округам). Имущественный ценз в этих собраниях не играл роли, поэтому они были более демократичны, чем центуриатные комиции. В трибутных собраниях избирались народные трибуны, квесторы и ряд других должностных лиц. Постановления трибутных комиций считались законом.] вынесли постановление передать Марию ведение войны в Нумидии, отменив тем самым решение сената о продлении полномочий Метелла. Последний, узнав о случившемся, был так потрясен, что не мог удержаться от слез в присутствии советников и военных трибунов, наговорив при этом много лишнего. Квириты[59 - Квириты – торжественно-почетное наименование римских граждан.] поразили его в самое сердце, ибо он страдал не столько от того, что у него отняли командование, сколько от того, что его передали именно Марию.

Новый главнокомандующий, прибыв в Африку, повел беспощадную истребительную войну. Вся Нумидия была предана опустошению и залита кровью. Впрочем, и Марий не оправдал в полной мере тех ожиданий, которые на него возлагали в Риме, потому что военные действия продолжались еще почти два года, пока предательство Бокха[60 - Бокх – царь Мавретании, страны в северо-западной Африке (к западу от Нумидии), тесть и союзник Югурты, которого он выдал римлянам.] не положило конец этой слишком затянувшейся эпопее.

По возвращении из победоносного похода Марий и его легионы застали Рим, полнившимся тревожными слухами. Из Нарбоннской Галлии сообщали, что кимвры явно готовятся к вторжению в Италию этой же весной, заключив союз с тигуринцами[61 - Тигуринцы – кельтский народ, обитавший в нынешней Швейцарии по северному побережью Леманского (Женевского) озера. Тигуринцы воевали с римлянами в союзе с кимврами. В 102 г. до н. э. присоединились к походу кимвров в Италию, но в пути отстали и вернулись на родину.], тектосагами[62 - Тектосаги – кельтский народ, живший на юге современной Франции (к северу от Марселя).] и даже некоторыми германскими племенами. В самой Италии спешно собирались войска союзников. Из провинций отзывались все римские граждане, проходившие там военную службу. В сенате под воздействием страха, охватившего население, все больше склонялись к мысли, что необходимо привлечь к участию в войне войска союзных царей и тетрархов[63 - Тетрарх – правитель небольшой области, обычно четвертой части страны.].

В городе, как это обычно бывает, молва передавала рассказы о чудесах, знамениях и грозных явлениях природы. Появилось множество халдеев[64 - Халдеи – семитическое племя, появившееся в конце II тысячелетия до н. э. в южной части Месопотамии. Цари халдейской династии были основателями Ново-Вавилонского царства. Позднее в Риме халдеями называли астрологов, так как искусство гадания по звездам было заимствовано от вавилонских жрецов.] и прочих предсказателей будущего. Они указывали на неблагоприятное положение звезд и призывали римлян к совершению новых очистительных и умилостивительных жертвоприношений богам и чуждым демонам, напоминая о кощунственном преступлении весталок[65 - Весталки – жрицы богини Весты, хранительницы неугасимого огня в ее храме, принявшие священный обет безбрачия и целомудрия. В Риме пользовались величайшим почетом, считаясь живыми воплощениями Весты – богини домашнего очага, домовитости и чистоты семейной жизни. Наряду с этим обычай налагал на них суровую ответственность. Если по вине весталки угасал священный огонь в храме, ее секли розгами. За нарушение обета целомудрия весталок живыми зарывали в землю. Упомянутое «кощунственное преступление» весталок относится к 114 или 113 г. до н. э. По Плутарху это были Эмилия, Марция и Лициния, уличенные в утрате девственности и казненные согласно обычаю.], из-за которого разгневанные божества покарали Рим неудачами в войнах со скордисками[66 - Скордиски – одно из племен Иллирии, горной страны на восточном побережье Адриатического моря (приблизительно на территории позднейших Далмации, Боснии и Албании). Союзники кимвров, нанесшие поражение римлянам в 114 г. до н. э.], кимврами и тигуринцами. Они говорили, что искупительные человеческие жертвоприношения, совершенные десять лет назад по рекомендации Сивиллиных книг[67 - Сивиллины книги – сборник предсказаний в греческих стихах, якобы составленный Сивиллой, пророчицей из Кум, и купленный за большие деньги Тарквинием Древним, пятым римским царем, у какой-то таинственной старухи. Он повелел хранить эти книги в подземелье храма Юпитера на Капитолии. Вопрошать их могли только особо назначенные для этого должностные лица и только по приказанию сената. Человеческие жертвоприношения по «рекомендации» Сивиллиных книг были совершены после упомянутой выше казни весталок: на Бычьем рынке в Риме зарыли живыми двух гречанок и двух галлов.], оказались явно недостаточными: жесточайший разгром сразу двух римских армий при Араузионе был явным тому свидетельством. От бродячих прорицателей не отставали и римские жрецы, толкователи знамений и различного рода предвестий. Они в один голос утверждали, что поражение под Араузионом явилось священным возмездием за святотатство Квинта Цепиона в Толозо и требовали привлечь его к судебной ответственности. Сенат, желавший хоть как-то успокоить народ, принял обет устроить десятидневные всенародные молебствия, если положение государства улучшится, а также назначил следователей по делу Цепиона.

На фоне всеобщей тревоги и уныния победа Мария над Югуртой выглядела особенно блестящей. Из Сирии приехала знаменитая пророчица Марта и сразу объявила Мария избранником Великой матери богов Кибелы[68 - Кибела – мать богов и всего живущего на земле («Великая мать»), богиня плодородия во Фригии (Малая Азия); фригийский культ богини Кибелы был распространен во многих странах античного мира.] для спасения Италии. Огромное впечатление произвело на суеверные души римлян сообщение гаруспика[69 - Гаруспик – гадатель по внутренностям животных во время жертвоприношений.], который в день отъезда Мария из Африки увидел знамение, предвещавшее великое и славное будущее уроженцу Арпинской земли.

Торжественное заседание сената в храме Беллоны закончилось. Сенаторы выходили из храма, окруженного густой толпой жрецов, флейтистов, трубачей и общественных служителей. Сенаторы были одеты в ослепительно белые тоги. Головы их украшали венки из лавра. В руках они держали лавровые ветви. Построившись в колонну на дороге, ведущей к Фламиниеву цирку, сенаторы двинулись вперед и вскоре перешли через ручей по каменному мосту, направляясь к воротам цирка, называвшимися Триумфальными.

Цирк встретил их оглушительными рукоплесканиями и бурными приветствиями, которые вскоре переросли в мощный клич, повторяемый тысячами голосов:

– Ио! Триумф!.. Ио! Триумф!

Шествие возглавляли высшие магистраты республики: консул Гай Флавий Фимбрия и оба городских претора, Гай Меммий[70 - Гай Меммий – известный политический деятель. В 111 г. до н. э., будучи народным трибуном, настоял на вызове Югурты в Рим, чтобы с его помощью разоблачить высокопоставленных лиц, бравших у него взятки. Позднее перешел на сторону оптиматов, и в 100 г. до н. э. был убит популярами во время драки, вспыхнувшей в народном собрании.] и Луций Лициний Лукулл[71 - Луций Лициний Лукулл – претор 104 г. до н. э. Был женат на сестре Метелла Нумидийского. Подавил восстание рабов под предводительством Тита Минуция. В следующем, 103, году был направлен в Сицилию против восставших там рабов, одержал над ними победу в сражении при Скиртее, но в конце концов потерпел неудачу и подвергся изгнанию.]. Рядом с ними шли принцепс сената[72 - Принцепс сената – старший из сенаторов, «первоприсутствующий», имя которого ставилось первым в списке и который при голосовании в сенате первым приглашался высказаться.] Марк Эмилий Скавр[73 - Марк Эмилий Скавр – влиятельный политик, происходил из обедневшей патрицианской семьи, но проложил дорогу к высшим должностям и большому богатству. Был консулом в 115 и 107 гг. до н. э. и пожизненно оставался принцепсом сената.] и консуляр[74 - Консуляр – бывший консул, не занимавший в данный момент никакой официальной должности.] Квинт Цецилий Метелл Нумидийский, удостоившийся чести шествовать в почетном первом ряду за свои победы в Нумидии.

Прозвище «Нумидийский» Метелл по единогласному решению сената получил в позапрошлом году вместе с триумфом, который ему великодушно предоставило народное собрание, хотя война с Югуртой еще продолжалась.

Конечно, благородный и честолюбивый Метелл испытывал не самые лучшие чувства, принимая участие в сегодняшнем празднестве. Это было торжество его ненавистного врага, о котором он даже слышать не мог хладнокровно. Он с гораздо большей охотой провел бы этот день в своем загородном имении. Но Метелл собирался выставить свою кандидатуру на предстоящих в этом году цензорских выборах. Поэтому ему очень важно было произвести сегодня на сограждан благоприятное впечатление и не подавать лишнего повода для разговоров о своей непомерной гордыне. В данном случае он выглядел как человек, поставивший всеобщую радость победы над врагами Рима выше личной обиды.

Хотя в цирке стоял сплошной гул от аплодисментов и криков, все же можно было различить обращенные к Метеллу возгласы:

– Да здравствует Метелл!..

– Да здравствует Метелл Нумидийский!..

– Слава победителю при Мутуле!

Какая-то матрона, сидевшая в первом ряду, бросила к его ногам букет цветов и крикнула:

– Метелл! Ты начал эту войну, а Сулла[75 - Луций Корнелий Сулла – будущий полководец и политический деятель. Служил войсковым квестором в армии Мария во время Югуртинской войны, прославившись тем, что убедил мавретанского царя Бокха выдать римлянам Югурту. Впоследствии стал главой партии оптиматов, ярым врагом Мария и популяров. Одержав победу над понтийским царем Митридатом VI Евпатором, вернулся в Италию и, захватив Рим, жестоко расправился со своими политическими противниками. Установил свою бессрочную диктатуру, но в 78 г. до н. э. неожиданно отказался от власти и умер в том же году.] ее закончил!

Метелл ответил незнакомой своей почитательнице грустной улыбкой признательности. Эту фразу он часто слышал от друзей, которые, желая сделать ему приятное, с пренебрежением отзывались о заслугах Мария в Нумидии и не без основания утверждали, что этот выскочка еще долго испытывал бы терпение римлян, ждавших обещанной им быстрой победы, если бы не выдающаяся отвага Суллы и трусливое коварство Бокха. Слабое утешение для человека, считавшего, что у него вырвали из рук почти что одержанную победу!

– Ио! Триумф!.. Ио! Триумф! – гремел цирк.

Среди сенаторов можно было видеть консула предыдущего года Публия Рутилия Руфа[76 - Публий Рутилий Руф – консул 105 г. до н. э., участник Югуртинской войны. Впоследствии прославился своей неподкупной честностью, пытаясь вести борьбу с произволом римских откупщиков в провинции Азия, однако по ложному обвинению был осужден на изгнание и удалился в город Смирну, жители которой приняли его с почетом, помня его справедливое управление провинцией.], любимого народом за честность и справедливость. Четыре года назад он был легатом Метелла, особенно отличившись в сражении у реки Мутул, когда он отразил со своими солдатами наступление слонов и пехоты противника, пытавшегося захватить римский лагерь.

Зрители горячо приветствовали Квинта Фабия Максима Аллоброгика[77 - Квинт Фабий Максим Аллоброгик – консул 121 г. до н. э., одержавший победу над коалицией галльских племен.], покорившего аллоброгов[78 - Аллоброги – галльское (кельтское) племя, жившее в области к югу от Леманского (Женевского) озера.] и наголову разбившего их союзника, царя арвернов[79 - Арверны – галльское племя, обитавшее в нынешней Франции (департамент Аверон).] Битуита[80 - Битуит – царь арвернов, потерпевший в 121 г. до н. э. поражение от римлян. Добровольно явился в Рим в качестве заложника и содержался под стражей в Альбе Фуцинской вместе с сыном своим Конгенатом. Дальнейшая судьба неизвестна.], а также Гая Секстия Кальвина[81 - Гай Секстий Кальвин – консул 123 г. до н. э.], одержавшего победу над саллювиями[82 - Саллювии – смешанное галльско-лигурийское племя в горной области близ Массилии (совр. Марселя).] и основавшего первую римскую колонию по ту сторону Альп, названную в его честь Аквами Секстиевыми[83 - Аквы Секстиевы – римская колония примерно в 26 км к северу от Массилии – ныне курортный город Экс. Неподалеку от этого места в 102 г. до н. э. произошла битва между армией Гая Мария и тевтонами.]. Оба консуляра были уже в преклонных годах и почти отошли от государственных дел, но сегодня решили принять участие в утомительной церемонии триумфа, чтобы напомнить квиритам, приунывшим после Араузиона, о своих славных победах в Галлии.

Сенаторы, проходя по арене под несмолкаемые приветствия и аплодисменты зрителей, покидали цирк через выход, обращенный к городским стенам. Они выходили на дорогу, по обочинам которой теснились толпы горожан. Ликторы и общественные служители наводили среди них порядок, расчищая проход для шествия. Сенаторы, помахивая лавровыми ветками, приближались к Карментанским воротам. Это был главный вход в город со стороны Марсова поля.

В это время на арене цирка показались музыканты, исполнявшие на трубах и флейтах священный гимн. За музыкантами двигалась процессия жрецов. Впереди шли девять авгуров, предсказателей будущего по полету и клеву священных кур. Это была древнейшая из жреческих коллегий. Авгурская должность была очень почитаема в Риме, но к предсказаниям авгуров относились с нескрываемой иронией даже набожные люди. Самому Катону, этому строгому защитнику римской старины и религии, приписывали слова о том, что авгуры во время своих гаданий едва удерживаются от смеха, глядя друг на друга.

Вслед за авгурами выступали фламины[84 - Фламин – жрец какого-нибудь определенного божества.], возглавляемые жрецами Юпитера, Марса и Квирина. Все они были в длинных белых одеждах из виссона[85 - Виссон – тонкая льняная ткань, которая считалась в древности предметом роскоши. Из виссона изготовлялись царские и жреческие одежды.] и в головных повязках, напоминавших остроконечную митру[86 - Митра – восточный головной убор, тюрбан. У греков и римлян его зачастую носили женщины и щеголи.] с прикрепленной к ней миртовой веткой.

Потом шли жрецы Марса Градива, или «Марса, шествующего в бой». Это были рослые и сильные молодые люди в медных шлемах, в пурпурных туниках и трабеях – белых плащах с пурпурными полосами, в бронзовых нагрудниках из прямоугольных или круглых пластин. На левом боку висели короткие мечи в ножнах, прикрепленных к широким бронзовым поясам. В руках они держали священные копья и особые, с выемками по бокам, медные щиты. По преданию, один из этих щитов упал с неба в царствование Нумы Помпилия[87 - Нума Помпилий – легендарный царь Рима, второй после Ромула, основателя города.], который, боясь, что его похитят, приказал изготовить еще одиннадцать таких же щитов, чтобы нельзя было отличить от настоящего, и назначил для их охраны две коллегии жрецов из числа патрициев, по двенадцать человек в каждой. Кроме особо торжественных случаев, их можно было видеть только в марте, месяце, посвященном суровому богу войны, когда они проходили по улицам города, исполняя под звуки военных рогов священную пляску, представлявшую собой сложные и частые прыжки, отчего в народе называли их «салиями», то есть «прыгунами». Свой военный танец салии сопровождали песнопениями, слова которых восходили к столь седой древности, что сами римляне не понимали их смысла.

Толпа шумно рукоплескала. В цирк вступали все новые и новые жреческие коллегии: фециалы, в ведении которых находились объявление войны и заключение мира; арвальские братья, совершавшие ежегодно в мае обход городской черты и возносившие моления богам об обильном урожае; целомудренные девы-весталки, хранительницы неугасимого огня в храме Весты; септемвиры-эпулоны, в обязанности которых входило устройство религиозных пиршеств; священники-децимвиры, хранители и толкователи Сивиллиных книг; курионы, являвшиеся старшинами в тридцати патрицианских куриях, и, наконец, коллегия понтификов, надзиравшая над всеми общественными и частными культами во главе со своим верховным жрецом – великим понтификом.

После прохода жреческих коллегий по арене двинулся отряд легионных трубачей и горнистов. Они заиграли боевой марш, под звуки которого римские воины ходили в наступление. Одновременно со стороны Триумфальных ворот нарастал какой-то неясный, но грозный гул.

Вскоре на арену одна за другой стали выезжать боевые колесницы и походные повозки, запряженные великолепными нумидийскими лошадьми. На повозках везли оружие и доспехи, отнятые Марием у неприятеля.

Оружие сияло на солнце начищенной медью и железом. Груды воинского снаряжения насквозь пронизывали копья и дротики. Все, что лежало на повозках, казалось нагроможденным без всякого порядка: колчаны были брошены поверх щитов, вперемешку со знаменами лежали конские уздечки, поножи и панцири. Воздух наполнился грохотом и лязгом сотрясавшегося на повозках оружия.

Вместе с боевым снаряжением пехотинцев и всадников везли осадные машины: тяжелые баллисты[88 - Баллиста – военная машина для метания камней; камнемет.], легкие катапульты[89 - Катапульта – метательная машина, выбрасывавшая стрелы, копья, небольшие каменные ядра.], скорпионы[90 - Скорпион – одна из разновидностей легкого метательного орудия.] и другие метательные орудия. На отдельных колесницах, убранных дорогими коврами и покрывалами, были установлены мраморные изваяния финикийских божеств, когда-то украшавшие площади и храмы Карфагена. Нумидийцы, грабившие и разрушавшие злополучный город вместе с римлянами, похитили из него священные статуи и реликвии, не ведая, что всего сорок лет спустя все это станет военной добычей их прежних союзников.

В грозную демонстрацию побежденного оружия вносили разнообразие картинные изображения покоренных Марием нумидийских городов, выполненные на широких прямоугольных полотнах. Первым среди них было изображение Капсы, в которой Марий приказал вырезать все взрослое мужское население, хотя город сдался без сопротивления.

Дружные аплодисменты зрителей вызвало появление людей, несущих громадное полотнище с ярко размалеванной на нем сценой передачи Марию коленопреклоненного и связанного Югурты. Художник запечатлел полководца-победителя восседающим на курульном кресле в окружении легатов и военных трибунов.

Вслед за тем показались боевые слоны, покрытые широкими попонами, поверх которых раскачивались кожаные башни с сидящими в них людьми, изображавшими стрелков из луков. Югурта не раз использовал слонов в сражениях с римлянами, но последние еще со времен войны с Пирром[91 - Пирр – царь Эпира (область в Греции), создавший сильную армию и по приглашению г. Тарента, враждовавшего с Римом, высадившийся в Италии. Одержал ряд побед, применяя в сражениях слонов, которые римлянам в то время не были знакомы, но, в конце концов, потерпел поражение в 275 г. до н. э. Погиб в 272 г. во время уличного боя в Аргосе.] научились успешно бороться с ними. Сами римляне редко применяли слонов в бою. Марий, готовясь к триумфу, распорядился доставить из Африки этих огромных животных на больших кораблях, предназначенных для перевозки конницы.

Далее потянулись вереницы людей в ярких красных одеждах. Одни из них несли серебряные щиты и слоновые бивни, другие высоко над головой держали чаши из серебра, золота и электра[92 - Электр – янтарного цвета сплав золота (4 части) и серебра (1 часть).]. Большие серебряные и бронзовые ковши, доверху наполненные серебряными и золотыми монетами, несли на специальных носилках. Для показа зрителям часть монет была рассыпана прямо на коврах, покрывавших носилки. Помимо серебряных и золотых римских денариев[93 - Денарий – римская серебряная монета весом в 4 грамма. Золотой денарий, упоминаемый Титом Ливием (римским историком эпохи Августа), во II в. до н. э., по-видимому, был редкостью и предположительно равнялся 25 серебряным.], греческих драхм[94 - Драхма – греческая серебряная монета, равная денарию.] здесь можно было увидеть македонские филиппики[95 - Филиппик – золотая монета македонских царей.], азиатские кистофоры[96 - Кистофор – крупная азиатская монета, равная 2,5 денария.] и золотые монеты нумидийских царей.

Шествие уже растянулось по всему городу. Согласно установленному порядку процессия двигалась от цирка Фламиния к Карментанским воротам, затем направлялась в район Велабра, откуда поворачивала на Бычий рынок и продолжала движение к Большому цирку. Из Мурцийской долины, где располагался Большой цирк, участники шествия выходили на улицу, огибавшую восточный склон Палатинского холма и соединявшуюся со Священной улицей, которая вела прямо на Форум.

Возглавляющий шествие сенат под ликующие вопли и рукоплескания вступил на Форум с громоздившимися на нем многоярусными трибунами, на которых тысячи зрителей, приветствуя сенаторов, размахивали лавровыми ветками. Процессия живым потоком вливалась в шумливую толпу, занимавшую пространство между трибунами и теснившуюся по всей площади до самого храма Согласия. Сенаторы прошли мимо аркообразного храма Януса[97 - Янус – древнейший италийский бог солнечного круговращения, входов и проходов, дверей и ворот, начинаний и завершений, года и времени. Изображался с двумя лицами, старым и молодым, которые были обращены в прошлое и настоящее. Ему был посвящен месяц январь. Ворота его храма на Форуме закрывались во время мира и распахивались настежь во время войны.], Гостилиевой курии[98 - Гостилиева курия (курия Гостилия) – здание, построенное при царе Тулле Гостилии. Здесь заседал римский сенат.] и мрачного приземистого здания Мамертинской тюрьмы[99 - Мамертинская тюрьма – государственная тюрьма, построенная на месте старых каменоломен. В нижней, подземной, ее части, называемой Туллианом, происходили казни преступников.], после чего стали взбираться по ступеням Гемониевой лестницы[100 - Гемониева лестница (Гемонии) – «лестница рыданий», получила такое название из-за стонов и жалоб преступников, которых по этой лестнице вели на казнь. Тела казненных бросались у лестницы для всеобщего обозрения.]. Отсюда начинался подъем на Капитолий, где стоял, широко утвердясь на его вершине, величественный храм Юпитера Всеблагого и Величайшего…

Глава вторая

ПОКЛОННИК ДИАНЫ

В одном из домов на тихой и уютной Кипрской улице[101 - Кипрская улица. – Название и расположение римских улиц даются в соответствии с сообщениями античных авторов.], находившейся восточнее форума, не так далеко от него (жили здесь преимущественно состоятельные люди из сословия римских всадников) проснулся в тягостном похмелье молодой человек, которому волею судьбы или, вернее сказать, стечением роковых обстоятельств очень скоро предстояло возглавить дерзкое и отчаянное предприятие, едва не ввергнувшее всю Италию в жесточайшую войну.

Молодого человека звали Тит Минуций.

Отец его, умерший четыре года назад, присвоил себе фамильное имя Кельтик, потому что отличился на войне с испанскими кельтиками[102 - Кельтики – одно из многочисленных иберийских (испанских) племен, боровшихся с Римом за независимость.], получив золотой венок за отвагу при взятии одного города, выступавшего на стороне Вириата[103 - Вириат – предводитель восстания испанских племен против римлян (147—139 гг. до н. э.), над которыми одержал ряд побед, пока не был убит подкупленными лицами из своего окружения.]. Но сын предпочел носить только родовое имя[104 - Родовое имя. – Римляне, как правило, носили три имени – личное, родовое и фамильное (напр., Гай Юлий Цезарь), но нередко даже знатные люди обходились без фамильного имени, оставляя лишь личное и родовое (напр., Маний Аквилий).], считая его достаточно знаменитым, ибо род Минуциев по своей древности не уступал Корнелиям, Эмилиям, Цецилиям и другим римским родам, представители которых в описываемую эпоху составляли высшую знать. Считалось, что первым из прославивших минуциев род был Марк Минуций, ставший консулом двести пятьдесят шесть лет спустя после изгнания последнего римского царя Тарквиния Гордого[105 - Тарквиний Гордый – по преданию, последний, седьмой, римский царь, изгнанный народом в 510 г. до н. э. С этого времени в Риме была установлена республика.].

Надо сказать, отец Тита, человек староримской закалки, много и долго воевавший, со своим единственным законнорожденным сыном обращался не менее сурово, чем с детьми от рабынь: спуску ему ни в чем не давал и приказывал лорарию[106 - Лорарий – домашний палач.] сечь его розгами за малейшую провинность, полагая, что тем самым приучит мальчишку к будущей военной службе. Материнской ласки Тит не знал – мать его умерла, когда он еще ползал на четвереньках. За малышом присматривала рабыня-эфиопка, которую отец привез из Карфагена после окончания третьей Пунической войны[107 - Третья Пуническая война – последняя война Рима с Карфагеном (149—146 гг. до н. э). Римляне называли карфагенян пунийцами, а войны с ними – пуническими.].

В детстве и отрочестве мальчика отличали робость и замкнутость. Отца он боялся, как огня. Жить с ним под одной кровлей было для него настоящей пыткой. Счастьем для юного Тита и всей городской фамилии[108 - Фамилия – у римлян так называлась семья как совокупность всех домочадцев, включая рабов.] старика Минуция было то, что последний часто отлучался из Рима (он занимался откупными делами в провинциях). Сын относился к отцу по известной римской поговорке: «Ames parentem, si aequus est; si aliter, feras» («Люби отца, если он справедлив; если нет – терпи»). И емy приходилось покорно сносить бесконечные попреки, грозные окрики и самодурство отца. Пожалуй, как никто другой он тяготился отцовской властью[109 - Отцовская власть. По римским законам отец имел неограниченную власть над своими детьми. Он мог продать их в рабство и даже убить.], тайно ненавидимой большею частью римской молодежи.

Так как Тит не отличался крепким здоровьем, отец часто отсылал его в Капую, особенно с приближением осени, когда в Риме начинала свирепствовать лихорадка, заставлявшая родителей бледнеть за своих детей. Старый Минуций, потерявший в разное время трех сыновей от первой жены, боялся остаться без наследника – продолжателя рода.

Капуя, столица Кампании[110 - Кампания – область в Средней Италии на юго-западном побережье Тирренского моря. Отличалась благодатным климатом и необычайным плодородием, особенно в районе города Капуи.], стала второй родиной Тита. Отец владел там большим доходным домом, или инсулой, как римляне называли гостиницы. Кроме того, в области Свессулы, небольшого кампанского города, отстоявшего от Капуи на тринадцать с небольшим миль, у него была обширная вилла с работавшими на ней несколькими сотнями рабов.

В Капуе юный Тит закончил школьное обучение. Там его посетила первая любовь. Он воспылал страстью к красавице-гетере Никтимене. Она была из греческой семьи. Родители ее умерли рано, и молодой девушке, едва достигшей совершеннолетия, самой пришлось решать, как ей быть дальше. Она предпочла не связывать себя замужеством, а своим многочисленным поклонникам рассказывала, что какой-то астролог-халдей предсказал ей скорую смерть после того, как она выйдет замуж. Любовные похождения Никтимены были известны всему городу. Ходил слух, что она соблазнила самого капуанского префекта.

Бедный Тит долгое время мучился безответной любовью и ревностью. Прекрасная гречанка была умна, осмотрительна и тщательно избегала возможных скандалов, связанных с посещением ее дома как отцов семейств, так и несовершеннолетних юнцов. Это могло повлечь за собой неприятные для нее последствия. Поэтому, хотя пылкий юноша и нравился ей, держалась она с ним холодно и отчужденно до той поры, пока тот не сменил претексту[111 - Претекста – окаймленная пурпуром тога, которую носили магистраты и жрецы, а также мальчики свободных сословий до 17 лет, после чего они надевали мужскую тогу, гладкобелую.] на мужскую тогу.

А вскоре ему пришлось отправляться на военную службу. Отец, имевший широкие связи (он тогда был откупщиком в провинции Азия[112 - Провинция Азия – так римляне называли захваченную ими обширную западную часть Малой Азии.]), устроил сына в преторскую когорту проконсула, наместника азиатской провинции. В то время это была одна из спокойных римских провинций, куда богатые и знатные римляне стремились определить своих сыновей для прохождения ими обязательной военной службы, подальше от опасных войн в Испании или в Галлии.

Молодой Минуций очутился в городе Смирна, где находилась резиденция наместника провинции. Там он впервые познал вкус праздной жизни. Двор проконсула кишел актерами и танцовщицами, музыкантами и гетерами. Жажду там утоляли только вином, а игры в кости и бои гладиаторов были любимыми развлечениями.

Два года, проведенные в благословенной азиатской провинции, Тит Минуций называл не иначе как «военной службой у Венеры и Вакха», когда по возвращении в Рим со смехом рассказывал друзьям о своих похождениях на чужбине и потрясал кошелем, набитым золотыми денариями, которые он, по его словам, выиграл у самого проконсула.

Молодой человек продолжил было и в Риме приятное времяпрепровождение, но этому помешал отец, у которого имелись свои планы относительно его будущего. Старик давно уже решил, что сыну пора остепениться, и сосватал ему дочь Публия Сатурея, одного из своих друзей-откупщиков.

Этот Сатурей в свое время был народным трибуном и печально прославился тем, что нанес смертельный удар обломком скамьи по голове своему коллеге по должности Тиберию Семпронию Гракху[113 - Тиберий Семпроний Гракх – старший из двух братьев-реформаторов (см. выше). Греческий историк Плутарх так описывал гибель Тиберия: «Люди, окружавшие сенаторов, вооружились принесенными из дому дубинами и палками, а сами сенаторы – обломками и ножками разбитых толпою скамеек, и все они двинулись на Тиберия, избивая тех, кто защищал его; иных они убили, остальные обратились в бегство. Побежал и Тиберий, но кто-то схватил его за одежду; он же, сбросив тогу, бежал в одном хитоне, но споткнулся и упал на людей, лежавших перед ним, а когда поднялся, то Публий Сатурей, один из трибунов, нанес ему по голове, на виду у всех, первый удар ножкою скамейки. Второй удар приписывал себе Луций Руф, хвастаясь этим, как каким-то прекрасным подвигом».]. Во время бурного трибуната Гая Гракха, брата Тиберия, многие оптиматы, и в первую очередь Сатурей, поплатились за это убийство изгнанием, однако после того, как гракхианцы потерпели окончательное поражение, а сам Гай был убит, все осужденные по делу об убийстве Тиберия получили прощение и вернулись в Рим.

Возвращение Сатурея встречено было в городе с глухим ропотом. Большинство граждан относилось к нему враждебно. Даже породниться с ним многие считали кощунством. Его в глаза называли святотатцем, осквернившим самую грозную в Риме святыню убийством человека, неприкосновенность которого была освящена законом. Поэтому старших дочерей Сатурей выдал замуж за вольноотпущенников, а младшая дочь, Сатурея Квинта[114 - У римских женщин не было личных имен. Они носили родовое имя отца. Если у того было много дочерей, то они попросту обозначались цифрами (например, Сатурея Прима, то есть Первая, или Сатурея Квинта, то есть Пятая).], отличавшаяся пригожей внешностью, оставалась в девицах почти до двадцати пяти лет, пока ее не заприметил старый Минуций, ярый враг популяров и мятежных Гракхов. Сатурея он уважал как истинного римлянина, совершившего замечательный подвиг во имя спасения республики.

Сын не мог противиться воле отца.

Свадьбу справили. Но молодые недолго прожили вместе. Отец вскоре потребовал, чтобы Тит вступил добровольцем в армию консула Марка Минуция Руфа[115 - Марк Минуций Руф – консул 110 г. до н. э., вел успешную войну во Фракии против вторгшихся туда иллирийских племен, союзников кимвров.], который должен был отправиться во Фракию, куда вторглись воинственные скордиски, союзники кимвров, приглашенные восставшим против римлян местным населением. Старик считал, что сын непременно должен поддержать честь рода Минуциев, участвуя в этом походе.

Война во Фракии оказалась долгой и для римлян имела многие опасные перипетии. Лишь спустя три года Тит Минуций вернулся домой в составе сильно поредевших легионов. К тому времени он уже был в чине командира турмы римских всадников. Победа над скордисками и фракийцами праздновалась в Риме с большой пышностью. Во время триумфа Тит ехал в почетном конном строю за колесницей триумфатора; сбрую его коня украшали серебряные фалеры[116 - Фалеры – воинские награды в виде металлических блях с рельефными изображениями, прикреплявшиеся к панцирю или к конской сбруе.], свидетельствовавшие о том, что воевал он доблестно, не уронив чести своего славного рода.

Отец вскоре после этого умер. Сын устроил ему достойные похороны с боем гладиаторов[117 - Гладиаторы – специально подготовленные бойцы, предназначенные для поединков и групповых схваток на аренах цирков и амфитеатров. Гладиаторы набирались из рабов и осужденных на смерть преступников. Устройство гладиаторских боев во время похорон богатых и знатных людей было в Риме обычным явлением.] у погребального костра на Эсквилинском поле, а также угостил всех родственников, друзей покойного и всех обитателей Кипрской улицы невиданно щедрым поминальным пиром. Не пожалел он денег и на превосходный памятник из пентелийского мрамора, который установил на могиле отца близ Тибурской дороги.

Тит Минуций получил в наследство большие денежные суммы, три доходных имения, многоквартирную инсулу и дом в Капуе. В самом Риме он стал владельцем двух домов. Один из них, на Кипрской улице, он оставил себе, а другой, находившийся на Малом Целии, подарил вдове, своей мачехе, к которой всегда относился с большим почтением.