скачать книгу бесплатно
Как цари в народ ходили
Щедр Салтыков
«Как цари в народ ходили» Щедра Салтыкова, как и другие произведения категории «современная русская литература», характеризуется слиянием различных жанров и демонстрирует эффектный русский язык. В них всегда рассматриваются жизненно важные проблемы и присутствуют яркие герои.
От автора:
…Президент России возвращается из визита в Японию. Борт №1 терпит катастрофу в предгорьях Сибири в результате воздействия НЛО. Оставшиеся в живых люди показывают весь свой внутренний мир по отношению к друг другу и к окружающему миру во всей красе…
Щедр Салтыков
Как цари в народ ходили
Были б живы господа – слуги им всегда найдутся.
(от автора)
Уважаемый читатель!
В этом произведении автор не углубляется во временные, технические и лингвистические подробности, дабы не утруждать Ваше чтение и не отвлекать от сути лишней информацией.
Сходство героев произведения с реальными персонами является случайным.
Автор также сознательно не стал раскрывать черты характера многих персонажей, поскольку одни из них – это типичные представители своего времени, другие же этого просто не заслужили.
(от автора)
Глава I
Ранней осенью тысяча девятьсот девяносто девятого года личный самолет президента России Березкина Николая Николаевича, легко разбежавшись по взлетной полосе Токийского Международного аэропорта «Ханеда» взмыл вверх, поднялся над облаками и, лаская слух работой мощных двигателей, взял курс на Москву.
Официальный визит Главы Российского Государства в Страну Восходящего Солнца в преддверии Миллениума завершился.
Увиденное в Японии просто потрясло всех участников этой поездки, поэтому в обоих салонах огромного авиалайнера царило невообразимое оживление. Все пассажиры делились друг с другом своими впечатлениями, фотографиями, сувенирами. Казалось, что говорили все сразу, поэтому стоял такой гвалт, который не затихал ни на минуту.
Все – это примерно сто пятьдесят человек: взрослые голоса вперемешку с детскими; мужские – с женскими.
В отдельном кабинете, на втором этаже, в небольшом кожаном кресле, удобно и вальяжно усевшись, взирал на этот людской муравейник Президент. Казалось, что он ничего не слышит и смотрит как бы сквозь.
Он устал. Визит был долгим и непростым. В голове все смешалось: люди, машины, поездки, речи…
Очнувшись, перевел взгляд в зал. На одном из ближайших кресел увидел супругу. Та, укрывшись пледом, кажется, готовилась ко сну. Фаина Степановна поймала его взгляд и показала жестом, соединив ладони: мол, приляг, отдохни. Он, повинуясь, кивнул. Успокоившись, она, удобнее устроившись в ложе, тут же уснула.
У входа в кабинет появилась миловидная стюардесса. Тихо, но четко произнесла:
– Николай Николаевич… Как вы просили.
Со стоявшей рядом тележки она быстро и аккуратно поставила на дубовый стол бутылку «Столичной», стакан и много разных закусок. Обернув в салфетку бутылку, налила в стакан немного водки. Не переставая улыбаться, произнесла:
– Прошу Вас, Николай Николаевич. Потом, сделав паузу, добавила:
– Что-нибудь еще?
– Нет, мне кажется, на сегодня хватит, – сказал он устало и жестом отпустил девушку.
Та вышла из кабинета, прикрыла стеклянную дверцу, отделяющую кабинет от зала и, грациозно, как умеют, наверное, только стюардессы, пошла через весь салон к выходу из верхнего яруса лайнера к нижнему, чувствуя спиной взгляды мужчин – ближайших соратников Президента и… завистливые взгляды их жен.
Николай Николаевич какое-то время тоже смотрел ей вслед. «Хороша!» – мелькнуло в голове.
Потом перевел все-таки взгляд на стол и усмехнулся: «Кто их, чертей, научил так водку наливать?» Взял бутылку и долил в стакан до краев. Резко выдохнул. Выпил. Выдохнул еще раз: протяжно, с чувством. Закусил бутербродом с икрой. «Ух. Хорошо пошла! На пользу, значит, – подумал он. – Аж слезы навернулись».
Вытирая их ладонью, вдруг заметил какой-то блеск чуть поодаль, у стены. «Что это?.. А-а-а!.. Подарок Премьера Накамуры. Даже не его, а лично «”Их Императорского Величества”» кажется, вспомнил он, пристально вглядываясь в искусно сделанную вещь.
На специальной подставке, на полке над телевизором, стоящем на полу, лежал самурайский меч. Строгие черты орнамента на рукояти и ножнах, темная вороненая раскраска гипнотически притягивали взгляд. Его даже не хотелось как-то взять в руки, вынуть из ножен, взмахнуть, сверкнув молнией каленого клинка, разрубая воздух. На него хотелось просто смотреть. От его грозного вида исходило что-то далекое, философское, неведомое… Казалось, что это и была сама Япония: с ее древней историей, с ее мощью сегодняшней.
«Черт! Как его Накамура-то называл? Таками, что ли? Забыл!» – вдруг очнулся он от охватывающей было его неги. Николай Николаевич присмотрелся еще раз. Теперь он отчетливо видел тот блеск и откуда он исходит.
Накатили воспоминания…
Процедура приема у Премьера Накамуры. Как всегда в таких случаях – много речей, тостов и т. д. Все у них как-то солидно, строго, даже жестко. Движения все отточены. Даже кланяются все как-то одинаково: миллиметр в миллиметр, градус в градус. Та-ак… Потом вся эта болтовня, весь этот дипломатический этикет кончился, слава Богу… Дальше?.. Дальше: принесли ему меч. Накамура взял его крепко за рукоять и за ножны, вынул клинок из ножен почти полностью. Потом крикнул что-то гортанное (Ох и мастаки они орать!) Та-ак, так… Так. Хитрый самурай! Все с намеком делает! Обнажив меч, видно, хотел показать, какие они сильные. А в ножны потом не до конца его вложил – вот он, блеск-то у меня в кабинете откуда! Вот так мол, русские! У нас еще не все сказано друг другу; не все между нами гладко».
Потом почему-то начал вспоминать весь визит с самого начала.
Сразу повез могилы наших воинов Русско-японской войны показывать. Ухожены. Ничего не скажешь: хорошо, аккуратно все. Батюшка тамошний и наш Патриарх Арсений совместную службу провели. Все чинно, как и полагается в таких случаях. Дальше?.. А дальше начал чудеса ихние демонстрировать. Мы аж рты разинули! Ох и работящие же они, черти узкоглазые! Все у них как-то отлажено, четко, добротно получается. Умно: все отмерено до миллиметра, до секунды. Из ничего сто один процент пользы выжмут. Ну и народ!
Вдруг на Березкина повеяло Россией…
«Народ!.. А наш! Только бунтовать да водку хлестать умеет! Вся история – сплошная резня. Пьет, гуляет да дерется. Умнейшие, бывало, люди им правили, а ему хоть бы что! Вот и пойми его! Та-ак, о чем это я? Что дальше-то было?
A-а… Плавно последней войны коснулся: мол, пора бы и мир уже заключить. Потом Курилы тронул… Стоп! А-а-а! Намек прост: они нам помогут подняться немного экономически, а мы им за это мирный договор, а потом и Курилы. Хитрецы! Кого надуть хотите?! У нас в России любой школьник знает, что им не мир нужен, а Южные Курилы. А к островам по всем мировым законам и правилам положена двухсотмильная морская зона вокруг. А зона эта тогда влезет в Охотское море. А море это самое богатое морепродуктами в мире. И тогда они уж там развернутся!.. Хрен вам!..
Я уж им так не сказал, конечно. Мол, подумать надо, подсчитать все. Хотя горячих голов и у нас хватает. Говорят: «Давайте отдадим. А они наши магазины за это заполнят». Не-ет. Пусть эти азиаты надеются. Потянем немножко время. А в случае чего они в резкую оппозицию нам не встанут. Политика, брат!
Налил еще водки; взял кружочек лимона в сахаре и поднес ко рту стакан. Вдруг опустил выпивку и усмехнулся: «Нет, не все у них хорошо! Телевизор вот, “Сони”, что ли (присмотрелся на блестящие буквы под кинескопом), хороший. А вот водка ихняя сакэ – дрянь! Слабая… У нас вода из кранов в домах и то крепче течет!»
Резко опустошив второй стакан, сморщился. Потом выдохнул: «У-у-х!» – и закусил лимоном. Потянуло в сон. Сладко и протяжно зевнув, глянул на меч и снова задумался, пытаясь отогнать слабость, сопутствующую надвигающейся ночи.
«Оттяпали они у Николая-царя Сахалин, Курилы и на материке вроде кое-что. А все почему? Слабый он был. Семью свою, особенно Александру, жену, любил. Слушался всех подряд. Всяких дармоедов хитрож…х типа Распутина. Так Россию-матушку и прозевал, а народ развратил. И что в итоге? Сам и загремел вместе с семьей под топор народного гнева. Два поражения подряд: сначала японцам, затем и немцам в Первую мировую – такое не прощается. Слабаков над собой народ не любит.
А я так думаю. Если взялся такой громадиной, как Россия, управлять, то ты должен быть один. Всегда и во всем. Сам – бог, сам – царь. Иван Грозный никому не доверял, а вон как Россию размахнул – до самого Тихого океана! Опять же Петр Великий. Да что далеко-то ходить: Ленин, Сталин. Коммунисты, то есть. Вон как все в мире перевернули. Крутехоньки были. Сопли не распускали и другим не давали. То ли люди были такие, то ли время такое выпало им? Настоящие были, идейные! Весь мир заставили себя уважать и… трепетать. В такие лихолетья вытянули страну из руин! Народу, правда, положили немеряно. Что народ?! Главное – идея! А людишек бабы нарожают… Сильны были, черти!
Один вот только затесался среди них какой-то не такой. Комбайнер этот ставропольский. Прославиться на весь мир захотел. Имя себе сделать. Стену в Берлине снес – ему за это Нобелевскую премию Мира. Запад в ладоши хлопает: «Мо-ло-дец!», а этот не унимается. Варшавский Договор развалил: «Мо-ло-дец!!» На старых партийцев, выкормивших его, попер: «Мо-ло-дец!!!» А как они на него, так в штаны сразу и наложил. В Форосе… С самолета в Москве сходил – как мумия! Даже жинка его сама не своя. Бывало, лезла наперед него всюду. А тут притихла, сгорбилась вся. Ведьма ведьмой!
Ничего народу не дал, кроме болтовни своей. Цельными днями по телевизору и по радио трещал. Болтун! А когда Чернобыль ухнул, так и Союз затрещал по швам. Все один к одному. Интересная штука жизнь! На западе все его любят и уважают. А дома, в России, ненавидят всей душой. Чудно!
Я не такой. Я главное сделал: Россию сохранил. Коммунистов скинул. Народу свободу дал, демократию. Вздохнул народ свободно. Полной грудью, после стольких лет рабства. Свобода – это лучшее лекарство от всех бед.
Даже в кино я где-то слышал. Один так и сказал: что, мол, лучше быть голодным, холодным, но свободным, чем сытым рабом. Спартаком его звали, кажется?
Горбачева скоро забудут. А меня будут помнить долго. Вот только Кавказ немного успокою; сепаратистов этих приструню. И все у нас будет, как они там, за бугром, говорят: «О кей!» А потом… Глядишь, и в историю обо мне напишут. А что? Написано же там про всяких князей, царей да императоров, про вождей разных… И вдруг: Президент Всея Руси Николай Березкин! Меня же называют так эти», – кое-как приподнявшись с кресла и отодвинув дверцу кабинета, посмотрел в салон. Постояв пару минут, плюхнулся в кресло.
«Вот она, вся моя Президентская Рать! Кого здесь только нет! Правительство, министры, замы, чиновники пониже рангом. Все с женами, детьми. Даже с внуками. Охрана, обслуга – полно! В лицо-то всех не знаю. Целый самолет; в целых два этажа набились. Надоела им Москва. Решил я их в Японию свозить. Ладно уж! Вот если бы надо было в Урюпинск какой-нибудь лететь, то тыщу причин нашли бы, чтобы в столице остаться. А за границу – уговаривать не надо!.. Пусть. Свои же люди. Ишь как резвятся. Веселые все, радостные. Не всех еще и взял. А интересно, кто в Москве-то у нас остался? На кого страну-то оставили?! А вдруг… Да нет. Тихо сейчас. Кругом все в друзья лезут – хоть в очередь ставь! Даже американцы. Не посмеют, нет. Они меня уважают. Побаиваются даже. Я им давеча в Америке такое устроил! До сих пор не поймут: что у меня на уме? Чего от меня ждать можно? Держава-то у меня все-таки ядерная! Ядреная!» – усмехнулся он.
Увидев живо беседующего с кем-то премьер-министра Чернова и перехватив на секунду его взгляд, Президент поманил его пальцем к себе. Виктор Петрович резко прервал беседу и, не мешкая, предстал перед Березкиным.
– Звали, Николай Николаевич? – как-то в полупоклоне произнес он.
– Виктор Петрович, – глядя в упор, произнес Президент. – А кто у нас в Москве-то остался? Мы вроде бы все здесь.
Чернов обернулся… Долго рассматривал людей из близкого окружения Президента… Потом, виновато потупив взгляд, покраснев, поняв, что что-то не сходится, произнес:
– Все в порядке, Николай Николаевич. Все… Все под контролем.
Президент сдвинул брови, отчего премьер весь съежился и лицо его пошло пятнами. Зная крутой нрав главы государства, Виктор Петрович сразу почувствовал недоброе. На своем веку он уже не раз видел, как слетают с высоких постов и теряют портфели высокопоставленные чиновники.
– Выпьешь? – вдруг, протяжно зевнув, спросил Президент и указал рукой:
– Сядь.
– Можно, – не своим голосом ответил Премьер. Отказываться в такой ситуации было нелепо. И он сел напротив.
– Налей, выпей… Успокойся, – уже мягче произнес Березкин.
Виктор Петрович, волнуясь, налил полстакана водки. Потом, поперхнувшись и облившись, кое-как выпил.
– Даже… Даже как-то забыл сказать «Ваше здоровье!», Николай Николаевич.
– Да ладно. Ладно, – успокоил его Президент. – Иди.
Чернов вышел, прикрыв за собой дверцу, и сразу же как будто растворился, исчез среди кресел.
«Что это я перед ним как… как? – подумал Премьер, усевшись в удобное сиденье. – Где-нибудь в Кремле, да один на один, все было бы по-другому». (Чернов был одним из богатейших и влиятельных людей России.) Там он ему быстро сказал бы пару ласковых выражений и указал бы ему на его место. На место в ИХ обществе. Но здесь, при людях, при подчиненных, было нельзя. Здесь уже все иначе. Здесь так принято, так устроено. С этим все давно свыклись; с этим все жили: Наверху должен быть только один! Никаких компромиссов! Точка! Все. Ничего не было. Летим дальше.
За стеклами иллюминаторов засветлело. Высыпали звезды. Налилась желто-белым светом Луна. Было как-то тихо и торжественно.
«Небесный Пастух пасет облака…» Возможно, от такой же красотищи навеяло когда-то Виктору Цою (автору и исполнителю, лидеру группы «Кино»).
Лайнер, нежно посвистывая турбинами, быстро приближался к воздушной границе России. Самолеты сопровождения Японских Сил Самообороны, качнув, прощаясь, крыльями, «свалились» в темную бездну облаков и направились обратно в сторону своих островов. Около президентского борта остались только наши МИГи.
Оживление, царившее внутри лайнера каких-то полчаса тому назад, стало стихать. Ходьба по салонам прекратилась.
Разговоры постепенно перешли в тихие беседы шепотом и полушепотом. Многие уже спали. Стюардессы ходили между кресел, складывали посуду в тележки, раздавали желающим газеты и журналы, помогали укладываться спать. Включилось дежурное освещение. Ночь постепенно входила в свои права.
Ольга Николаевна, дочь Президента, уложила спать двух своих дочек-близняшек, подошла к уже давно спящей матери и, поправив на ней полусползший плед, вошла в кабинет отца. Тот уже было задремал, но, увидев дочь, взбодрился:
– A-а, Оленька. Что, не спится?
– Да вот, зашла пожелать тебе спокойной ночи, – ответила та.
– Как там мои внучки? Спят уже, наверное? Десятый сон видят?
– Еле угомонились. Набрали в Японии этих электронных безделушек – не оторвешь от них! А что дома-то будет?! Об этом лучше и не думать. Учебу не забросили бы.
– Ничего. Что-нибудь придумаем. Мать-то что? Спит?
– Да, спит. Набегалась, бедняжка, за целый день. А ноги-то уже не те.
– Стареем помаленьку. А зять мой где? Что-то не заходит.
– Сергей в шахматы с компьютером играл. Проиграл, кажется. Потом выпил немного с Фроловым (Министром рыбной и рыбоперерабатывающей промышленности), и оба спят теперь рядышком. Я уж не стала их будить.
– Правильно сделала.
Ольга постояла еще немного, нежно глядя на отца. Потом заторопилась.
– Ну, я пойду, папа. Глаза уже слипаются – сил нет.
– Иди. Спасибо, что зашла. – Он обнял ее, поцеловал в лоб и проводил. Дочь он любил. Единственная все-таки. Глядя уже сонными глазами ей вслед, подумал: «Сильная женщина! Характер упрямый, железный. Чего хочет, добьется! За короткое время огромный капитал сколотила. И муж при деле. Я ей помог, конечно. Не без этого. Но все равно умна чертовски! Молодец. Молодец… моло…мо…».
Глава II
Темное небо будто треснуло и разверзлось. Казалось, что кто-то огромный и неимоверно сильный, как герой древнегреческого эпоса Атлант, схватив крепкими огромными руками черную мантию небосвода, рванул ее с силой в разные стороны. В образовавшуюся брешь ворвался невиданный по яркости и интенсивности свет. Резко. Как будто кто-то включил мощный прожектор. Даже не прожектор – лазер.
В тот же миг что-то огромное, непонятной формы, без строгих очертаний контура, рассыпая вокруг себя на огромные расстояния изумрудно-серебристые частицы, пронеслось сверху вниз километрах в двадцати – двадцати пяти по курсу авиалайнера.
Было похоже на то, что началась сильнейшая гроза и сверкнула мощнейшая молния. Поэтому видавшие виды пилоты самолета не сразу поняли, что бы это могло быть. Ведь летели-то они высоко над облаками, а сверкнуло высоко над ними.
В кабину пилотов лайнера ворвался ослепительный свет, такой яркий и плотный, что, казалось, самолет приблизился к Солнцу. Мигом позже то же самое ощутили и обитатели нижнего пассажирского отсека.
Все от неожиданности затихли, как-то резко, на вздохе. Так бывает, когда человек впервые собирается окунуться в прорубь морозной зимой: наберет в грудь воздуха, задержит дыхание и, сначала широко раскрыв глаза, потом, резко закрыв их, крепко сжав губы, окунается в ледяную воду…
Проснулись даже те, кто уже давно и крепко спал. И стали озираться по сторонам. Потом будто все разом выдохнули: «У— ух!» И… О, ужас! Кроме изумрудно-серебристого света, заполнившего все вокруг, никто ничего не видел.
Началось что-то невообразимое, граничащее с паникой. Почему граничащее? Это и была настоящая паника!
Многие повскакивали с мест и начали метаться по салону, натыкаясь на все, что попадалось на их пути. Кто-то сидел, закрыв лицо ладонями, но убрав их, он ничего не видел и начал причитать. Дети стали плакать и тереть глаза руками. Женщины завизжали и завыли, сдавленно, от охватившего их ужаса и бессилия. Слышались ругань и мат. Под ногами что-то хрустело и хлюпало. Запахи спиртного, косметики и прочего заполнили все вокруг. Люди стали падать, запутываясь в одеялах, вещах, сталкиваясь друг с другом. Появились сильно ушибленные и травмированные. Хаос продолжался. Отовсюду слышалось.
– Что происходит?
– Я ничего не вижу.
– Не плачь. Успокойся, пожалуйста.
– Господи, я, кажется, сломал ногу.
– Выпустите меня отсюда! Я не хочу! Я не хочу…
– Почему не сажают самолет?
– Где Президент? Что с ним? Надо же что-то делать.
