скачать книгу бесплатно
Человек и история. Книга третья. Начало трудовой деятельности
Владимир Фомичев
Человек и история #3
В книге рассказывается о начале трудовой деятельности главного героя – горным инженером на шахте Северного Урала, затем в песчаном карьере на Смоленщине, и наконец работа в передвижном асфальтобетонном заводе Московской железной дороги.
Пассионарный характер личности автора толкает его к постоянному поиску новых знаний и сфер приложения своих возможностей.
Книга адресуется людям старшего поколения
Владимир Фомичев
Человек и история
Книга третья
Начало трудовой деятельности: уральская шахта – смоленский карьер – асфальтобетонный завод на колесах
Жанр: мемуары
Меня совсем не беспокоит, Куда поехать и пойти: Секреты жизнь сама откроет В уютном доме и в пути. Искал я мудрость в книгах толстых, В их многотомных погребах… Так время шло, бежали вёрсты С усмешкой хитрой на губах: Не там, мол, ищешь тайны вечной. Так скажем, если не простак – Палач, как мастер дел заплечных, её откроет просто так!
***
Глава 1. Работа
Как молодой специалист по подземной разработке угольных месторождений, я получил направление прямиком в подземелье. Разумеется, подземелье – это не океан с его романтикой, с синим гюйсом или под чёрным флагом джентльмена удачи, а также не голубое небо и место командира лайнера. Подземелье – это чёрное, пыльное и в то же время сырое место с гремучим газом метаном, локальными землетрясениями, называемыми горными ударами, вызывающими обвалы, и многие другие неприятные неожиданности.
В утешение можно сказать, что подобного «романтизма» у шахтёров, лётчиков и моряков весьма предостаточно, если не сказать в изобилии.
Начал я свою карьеру на шахте «Капитальная-2». Правда, я полюбопытствовал у местных: а где находится первая «Капитальная»? На что мне резонно заметили, что лучше бы этого не знать. Оказалось, что на этой шахте, которая находится в Воркуте, произошёл взрыв метана, причём в самую многолюдную пересмену! В результате ДОК комбината несколько дней сколачивал гробы – а их понадобились горы!
«Для начала очень даже впечатляет!» – подумал я и пошёл работать десятником на участок вентиляции по воле главного инженера шахты Петра Ивановича Куватова, резонно считавшего, что именно с этого и нужно начинать постижение горного дела на практике.
Три месяца я измерял интерферометром состав воздушной смеси, а анемометром – скорость вентиляционной струи, и заодно хорошо ознакомился с многокилометровым лабиринтом подземных горных выработок. Они располагались от центрального ствола шахты на юг и на север по 3 км на глубине 1000 м. Добыча угля шла сразу на трёх горизонтах, на крутопадающих пластах, под 60 градусов.
Это только место, площадка, на которой разыгрываются драмы, комедии и даже трагедии с участием моих героев (а они и в самом деле герои). Так что технической конкретики будет самый минимум.
Я работал начальником смены на участке, где добывают уголь. Горно-геологические условия не позволяли сколько-нибудь применить технику, кроме испытанного ОМСП, широко известного всем, кто долбил асфальт, мёрзлую землю и прочее.
Так вот, на одном из этих уступов работали два забойщика с редким сочетанием фамилий – Белоус и Бородатый. Разумеется, ни у кого из них ни усов, ни тем более бороды не было – не промоешь! Белоус был сухощав, но жилист, и славился лучшим крепильщиком. Бородатый был моложе, но мощнее и с очень сильными руками. Отбойный молоток он мог держать в одной вытянутой руке и рубить уголь с такой лёгкостью, что, казалось, это не доставляет ему никакого труда. Если пара неслабых забойщиков делала «уступ» за смену, то эта парочка – два! А так как уголь смены шёл в «общий котёл», то часто возникали недоразумения.
Как-то раз я вышел со второй смены, помылся, зашёл в нарядную, чтобы написать отчёт за смену. Все уже разошлись, и только Александр Бородатый, удобно усевшись, курил. Когда я закончил отчёт и уже собирался уходить, он спросил:
– Ты теперь, горный, куда?
– К себе, а куда же ещё?
– Можно ко мне домой.
– Ну, ты скажешь! Время-то…
***
Глава 2. О Бородатом
– А что время? Ты послухай сюда: у тебя бабы нет – значит, и еды, как для мужика, стало быть, тоже нет. А вот у меня дома это всё имеется. Потом, если я один домой приду, то мне Галя в лучшем случае стакан нальёт и всё. А если я завалюсь с гостем…
– Ага, получим по балде вместе!
– Ничуть не бывало! Ты Галю не знаешь! Ну ладно – пойдём.
И мы пошли. Время действительно было позднее. Транспорт в посёлке был только эксклюзивный. Редкие фонари давали такой же редкий свет. Однако, как тут шутили, ботинки домой сами доведут.
И действительно, вскоре мы были у дома Александра. Этот дом – не какая-нибудь там многоэтажная махина, а одноэтажный барак на несколько квартир, деревянный, тёмно-коричневого цвета (а в ночных сумерках – так и совсем чёрного). Дверь распахнулась, только мы подошли к ней, и не удивительно: жена шахтёра, как и рыбачка, с тревогой ждёт своего супруга и всегда готова встретить, приветить и, конечно, накормить. Галя, увидев мужа, да ещё с гостем, искренне обрадовалась: гость в доме – праздник!
– Это наш «горный», – сказал Александр.
– Так это все знают… проходите!
И действительно, здесь все знали всё. Иначе нельзя. Момент – и мы уже сидели за столом. Если вид этих бараков снаружи был очень непрезентабельный, то здесь, «у Гали» – просто поражала высота возможного комфорта и уюта! На белом или кремовом фоне всевозможных занавесок, штор, накидок, салфеток и скатерти были вышиты представители флоры и фауны – этакое пиршество «прикладного искусства». Да и сама хозяйка была одета не в «ширпотреб».
– За нашего дорогого гостя! Будь здоров! – выпили не чокаясь (не принято).
Хозяйка участия в трапезе не принимала – сидела, опершись рукой о край стола, и внимательно наблюдала за мужиками, за их, казалось, неистребимым аппетитом. И это, по-видимому, ей очень нравилось.
– А ты давно располагаешься в этих хоромах? – полюбопытствовал я.
– Да сразу как женился – годков пять уже будет, наверно.
– Расскажи, как женился, – я разомлел, и захотелось поговорить.
– Да ничего особенного. Я тогда жил в общежитии вдвоём с приятелем, собирался в отпуск на батькивщину. Друг – то ли в шутку, то ли всерьёз – возьми и попроси: «А привези-ка ты мне хохлушку! Они, говорят, хорошо борщи варят».
Когда я уже под материнским оком обжирался этими борщами и галушками, то рассказал о просьбе приятеля, на что мать тут же оживилась: «А ты отвези ему Галю – она девка хорошая и родня нам, хотя очень дальняя». Я, честно говоря, забыл этот разговор – не до того было в родной хате. Однако, когда меня погружали на телегу вместе со всевозможной и обильной снедью, чтобы отвезти на станцию (так как отпуск не «резиновый»), я вдруг обнаружил, что на телеге устраивается вместе с объёмным сундуком и с узелком довольно юная девица. На мой немой вопрос мать тут же затараторила: это же Галя, которую твой друг просил… Тут уж мне ничего не оставалось делать.
Дорога была длинная, и я за это время успел приглядеться к дивчине. Едет из дома – нигде ещё не бывала, – от родненькой мамочки, из благоприятных мест в край суровый. И главное, она ничего не боится или вида не показывает. Тут зауважаешь! Правда, такое поведение можно было объяснить: ребят из деревни брали в армию, а обратно они уже не возвращались. Девчата подрастали, да ещё какие – красавицы! Так что, как говорится, выбора не было.
О том, что мой приятель в больнице, мне сообщили сразу же, как только я появился в общежитии: «Твоего Николая немного помяло в шахте…»
Я показал Гале кровать Николая, зашёл в магазин и отправился в больницу. Николай лежал весь забинтованный и загипсованный. Одна нога его была вытянута и поднята на спинку кровати. Я поздоровался и стал расспрашивать, как его угораздило. Уходя, я сказал:
– А я тебе, Микола, привёз то, что ты просил!
– А-а, горилку с салом! Это само собой…
– А что хохлушку просил – забыл?
– А что – в самом деле привёз? Не знаю, что и делать… ты же видишь, Сашок, что я теперь никакой и впереди всё неопределённо. Так что прости, друг, придумай что-нибудь…
Когда я вернулся в общежитие, то, несмотря на угнетённое настроение от посещения больницы, я был приятно удивлён: как преобразилась кровать Николая! Какой-то невидимый свет озарил этот угол комнаты. Да и сама Галя была наряжена так, что я представил, что очутился на миг в родной хате. Когда это очарование прошло, я рассказал Гале про наше несчастье. Она всё выслушала молча и спокойно.
Но это не было спокойствие от равнодушия, что меня несказанно обрадовало: есть сердце у девочки! А ещё я подумал, что моему другу нет никакого дела до неё, как, впрочем, и ей до него. И с меня свалился какой-то груз ответственности, но тут же навалился другой, который мне сразу же показался очень приятным. На другой же день мы «зарегистрировали брак» – как говорят, «расписались».
Свидетельство о «браке» я предъявил в «жилконтору», место в семейном бараке было – и вот так мы здесь стали жить. Деньги у меня на обзаведение имелись, так что трудностей никаких у нас не было. Было, правда, небольшое недоразумение, больше похожее даже на анекдот. Эта моя женитьба произошла буквально за считанные дни, так что о своей молодице я ничего, собственно, не знал. Все деньги, как это и полагается у шахтёров, я отдал теперь уже своей хозяйке и, уходя на работу, попросил приготовить что-нибудь вкусненькое.
На работе о моей женитьбе уже все знали, так что поглумились надо мной всласть! И всё же это грубое внимание было мне приятнее, чем лицемерное сюсюканье.
– Сашок, барак, в который тебя поселили, не очень старый?
– Да такой малый и новый развалит!
– Ничего, Санёк, придёшь со смены сегодня, а на столе борщ с мясом, ложкой не повернёшь, галушки со сметаной – баба ж у тебя с Хохляндии, кажется, а, Сашок?
– Это ладно! Ты её сразу к порядку приучай: чтобы к обеду всегда стакан наливала! Скажи ей, чтобы пыль промыть после работы.
– Гы-ы!
Но если бы мои «поздравители» узнали, какой «стол» ожидал меня дома, то мне пришлось бы менять не только шахту…
Ассортимент всех кондитерских изделий, которые только нашлись в магазинах посёлка, наличествовал на всём пространстве стола, правда, разложено всё было очень красиво. Голод не тётка – поел. Галя – очевидно, не дождавшись от меня того восторга, на который рассчитывала, – немного смутилась. Чтобы сгладить неловкость, я расхвалил её старания и спросил с надеждой и с долей тревоги: «Слушай, Галя, а вот ты смогла бы борщ сварить?» На что Галя ответила с долей презрения: «Тю! Так то ж деревенская еда, чего там уметь! Конечно, могу!»
У меня потеплело на душе: «Так ты сваришь завтра?» Галя ничего не ответила. Проснулся я от такого родного запаха, что даже подумал: не у мамы ли я ещё?
За обедом я рассказал о «пожеланиях», которые получил на работе, упомянул даже о водке для «промывки». Как же я удивился, когда, придя с работы, увидел на столе бутылку! Я, конечно, поделился этим на работе с мужиками. Лучше бы я этого не делал! Они привели мой пример своим бабам – и те приступили к Гале, прихватив её в магазине за очередной покупкой бутылки.
Они быстро выяснили, в чём тут дело, и очень энергично вразумили мою хозяйку. Всё же я оказался Гале родней, и она, чтобы не раздражать общественность, стала ездить за бутылками в ближайший городок, а я перестал хвастаться на работе. Теперь, когда ездим в отпуск, помимо всякой снеди берём больше горилки, тем более что она значительно приятнее здешней водки.
– А ты, наверное, и не заметил, что пьёшь?
И только тут я обратил внимание, что на столе действительно стояла бутылка «горилки» – кстати, уже вторая.
Было уже неприлично поздно, и пора было прощаться.
Перед уходом я спросил насчёт детей – об их наличии.
– А то как же! – оживилось семейство Бородатого. – У нас их двое: Вовка и Егорка. И оба одного года рождения.
– Близнецы, стало быть?
– Да ни в коем разе! Было начало января, когда появился Егорка. Гале в роддоме вложили в уши, что пока кормишь грудью, то можно не опасаться зачатия нового. Может, оно и так у других, но у нас всё получилось наоборот: мы к концу этого же года принесли из роддома Вовку. Да это очень даже хорошо! Растут вдвоём, дерутся молча, но стоит их только расставить за это по углам – начинают так выть, не приведи господь!
– А почему вы им такие имена выбрали?
– Так я же Александр Егорович, а хозяйку зовут Галина Владимировна.
Я горячо поблагодарил счастливое семейство за обед, какого я и дома никогда не ел, за уют, сердечность и доброту. Сколько времени уже прошло, многое выветрилось из памяти, а этот ночной обед, эти красивые люди, этот оазис доброты и уюта – всё ярко и свежо.
***
Глава 3. Старый знакомец
Когда я отпирал свою дверь, уборщица, проходя мимо, сказала:
– К вам подселили командированного – временно, конечно.
– Все мы здесь временно, в этом тленном мире, – проворчал я, закрывая за собой дверь.
В комнате никого не оказалось – никакого командированного, даже временного. Так прошло несколько дней. Однажды, вернувшись с работы, я увидел на столе толстую папку, на титульном листе которой красовался – о-о, старый знакомец! – угольный комбайн, по виду именно тот, с которым я познакомился ещё в лаборатории, а затем на производственной практике.
Я стал изучать техническую характеристику комбайна. Эта была знакомая мне базовая модель, но модернизированная для крутопадающих пластов. Увлёкшись, я даже не услышал, как вошёл «временный командированный».
– Я смотрю, вы интересуетесь техникой? – и, протянув руку, отрекомендовался: – Виталий.
Познакомились, разговорились. Виталий оказался работником конструкторского бюро Донецкого машиностроительного завода, где производились горные машины, в частности комбайны.
Один экземпляр такого комбайна и привёз Виталий сюда, на Северный Урал, для внедрения в производство, то есть для механизированной добычи угля.
– Что-то я ничего не слышал об этом, – сказал я Виталию.
– Дело в том, что я привёз этот комбайн на шахту № 4, а на вашу шахту запланирован комбайн другой модели.
– И когда поступит к нам это сокровище?
– Трудно сказать, – вздохнул Виталий, – около месяца прошло, как я привёз комбайн, а он до сих пор стоит на шахтном дворе без движения, как брошенный, а тут морозы с каждым днём сатанеют. За механическую часть я не беспокоюсь, а вот электрическая – трудно сказать. Мы её не рассчитывали на рубку льда в Арктике или Антарктике, при таких морозах.
– Но к нам-то когда поступит этот «красавчик» модернизированный? Виталий немного смутился:
– Мы планировали, что я очень быстро внедрю комбайн на шахте № 4, переберусь на шахту «Капитальная-2», и на мой запрос тут же вышлют комбайн для вас. А так как этот вариант пока не сработал и неизвестно, сработает ли в ближайшее время, то перспектива присылки комбайна на эту шахту пока откладывается, если не отложится совсем.
Тут уж возмутился я:
– Как это – «совсем отложится»? А при чём тут мы? Запланировали нам комбайн – извольте нам его и прислать! А уж мы тут «тянуть резину» не будем.
Мы выпили ещё по стаканчику. Виталий заметно погрустнел.
– Понимаешь, мне здесь так обрыдло всё, что если бы не эта канитель, я бы пешком по шпалам побежал домой.
– Слушай, Виталий, – попытался я его утешить, – а ты смог бы этот комбайн с шахты № 4 переоформить на нашу шахту «Капитальная-2»?
Виталий мгновенно протрезвел и с какой-то неистовой надеждой посмотрел на меня:
– Ну, это дело плёвое! А что?
– Пока ничего – во всяком случае, до завтра.
На шахте № 4 я когда-то проходил преддипломную практику. Впрочем, было это совсем недавно. Прошло, может, чуть более года. Да и работал я там не в очистных забоях, а на проходке наклонного ствола, так называемого уклона. В этом забое предпочтительнее было бы работать амфибиям – настолько он был сыр, мягко выражаясь. Вода лилась со всех сторон: сверху, снизу и неизвестно ещё откуда. Верхняя спецодежда была прорезиненная. В ней было очень трудно идти по поверхности до ствола, до рабочего места. В самом забое от воды эта защита почти не срабатывала, то есть была совершенно бесполезной. Так что, несмотря на хорошие заработки, охотников работать в тех условиях было немного. Скорее всего, поэтому мне, как практиканту, и предложили этот «Клондайк».
Практика уже подходила к концу, когда при высадке из клети меня сильно тряхнуло электрическим током и я соскользнул в забой. Хорошо, что он был заполнен водой, и это смягчило моё падение. Я согласился, по просьбе бригады, оформить травму как бытовую, чтобы не портить «показатели», которые могли сильно повлиять на заработки. От постоянной работы в ледяной воде к травме присоединилась сильная простуда. Так что от пребывания на преддипломной практике у меня осталось двоякое впечатление.
