Петербургский день

скачать книгу бесплатно

Петербургский день
Василий Григорьевич Авсеенко

Петербургские очерки #3
«Иванъ Александровичъ Воловановъ проснулся, какъ всегда, въ половин? десятаго. Онъ потянулся, з?внулъ, провелъ пальцемъ по р?сницамъ, и ткнулъ въ пуговку электрическаго звонка.

Явился лакей, съ длиннымъ люстриновымъ фартукомъ на заграничный манеръ, и сперва положилъ на столикъ подл? кровати утреннюю почту, потомъ отогнулъ занав?си и поднялъ шторы. Мутный осеннiй св?тъ л?ниво, словно нехотя, вобрался въ комнату и поползъ по ст?намъ, но никакъ не могъ добраться до угловъ, и оставилъ половину предметовъ въ потемкахъ…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

Василий Григорьевич Авсеенко

Петербургскiй день

I

Иванъ Александровичъ Воловановъ проснулся, какъ всегда, въ половин? десятаго. Онъ потянулся, з?внулъ, провелъ пальцемъ по р?сницамъ, и ткнулъ въ пуговку электрическаго звонка.

Явился лакей, съ длиннымъ люстриновымъ фартукомъ на заграничный манеръ, и сперва положилъ на столикъ подл? кровати утреннюю почту, потомъ отогнулъ занав?си и поднялъ шторы. Мутный осеннiй св?тъ л?ниво, словно нехотя, вобрался въ комнату и поползъ по ст?намъ, но никакъ не могъ добраться до угловъ, и оставилъ половину предметовъ въ потемкахъ.

– Какая погода? – спросилъ Иванъ Александровичъ.

– Погода ничего.

– Что ты врешь? Почему-же такъ темно?

– На улиц? темно: время такое. Въ это время всегда темно.

– Еще, пожалуй, дождь идетъ?

– Идетъ. Мокро до чрезвычайности.

– Вотъ дуракъ! Какъ-же ты говоришь – ничего?

– Какъ угодно-съ. Откуда теперь быть погод?? Ни л?то, ни зима. Обыкновенно – слизь.

– Ужасно ты глупъ, Матв?й. Сколько градусовъ?

Матв?й долго стоитъ у окна передъ термометромъ, подымаетъ и опускаетъ толстыя складки на лбу, моргаетъ и что-то считаетъ шопотомъ.

– Ну?

– Три градуса холоду.

– Эге! Морозитъ! Вотъ славно.

– Никакъ н?тъ-съ, морозу н?тъ.

– Какъ н?тъ? Ты-же сказалъ – три градуса холоду.

– Градусникъ показываетъ. Только не морозитъ, слизь.

– Такъ значитъ тепла три градуса.

Матв?й усм?хается, отчего огромные, мрачные усы его подымаются кверху и быстро опускаются.

– Ничего не тепло, помилуйте, – возражаетъ онъ какъ нельзя проще.

Зат?мъ онъ беретъ съ туалетнаго столика ручное зеркальце и молча держитъ его передъ бариномъ.

– Что теб??

– Гляд?ться будете.

Иванъ Александровичъ протягиваетъ руку и беретъ зеркальце.

«Глупъ этотъ Матв?й до невозможности, но вотъ т?мъ хорошъ, что вс? мои привычки наизусть знаетъ», говоритъ про себя Иванъ Александровичъ, и начинаетъ осматривать себя въ зеркало. Это продолжается, впрочемъ, недолго. Онъ отдаетъ зеркало и протягиваетъ руку къ письмамъ. Преобладаютъ печатные циркуляры.

«Милостивый государь. Расширивъ свои обороты и занявъ новое пом?щенiе, соотв?тствующее постоянно возрастающему числу нашихъ клiентовъ…» Подписано: Готлибъ Пипъ, монументный мастеръ.

«Милостив… государ… Пользуясь постояннымъ вашимъ вниманьемъ и вступивъ въ сношенiе съ лучшими заграничными домами…» Подписано: Джонъ Смитъ, спецiальность мельничные жернова.

«Милостивая государыня. Только что получивъ изъ лучшихъ парижскихъ домовъ громадный выборъ моделей осеннихъ жакетовъ, манто, конфексiонъ и пр.».

– Чортъ знаетъ что такое! Это должно быть вовсе не ко мн?! – восклицаетъ Иванъ Александровичъ, и осматриваетъ конвертъ. На немъ значится: Луиз? Андреевн? Фрауэнмильхъ. – В?чно ты путаешь: пакетъ какой-то Луиз? Андреевн? адресованъ, а ты мн? подаешь!

Матв?й беретъ конвертъ, долго разсматриваетъ его, и ухмыляется.

– Это въ седьмомъ номер?. Изъ мамзелей будетъ.

– Что? Изъ какихъ мамзелей?

– Луиза Андреевна. Надъ нами живетъ.

– Хорошенькая?

– Какъ сл?дуетъ. Хряская только изъ себя очень.

– Дурацкiя выраженiя у тебя какiя-то: хряская! Разв? есть такое слово?

– Стало быть есть. Не я выдумалъ.

– Н?мка какая-нибудь. Не люблю я н?мокъ.

– Что въ нихъ, въ н?мкахъ.

– Однако, ты зач?мъ-же мн? чужiя письма подаешь? Снеси къ ней, объяснись, скажи, что баринъ извиняется.

– Швейцаръ перепуталъ, я ему отдамъ. Какiя еще извиненiя.

Иванъ Александровичъ взялъ между т?мъ другой конвертикъ, вскрылъ и вытащилъ розовый листокъ, исписанный плохимъ женскимъ почеркомъ. Привычный взглядъ его быстро, въ разбивку, проб?жалъ по строчкамъ.

«Вы всегда были такой милый… не обращаюсь ни къ кому другому кром? васъ… маленькое денежное затрудненiе… расчитываю, что вы выручите… жду сегодня-же…».

– Зам?чательно, какъ женщины не ум?ютъ вести переписки; всегда у нихъ одно и тоже… проворчалъ Иванъ Александровичъ, и бросивъ розовый листокъ на коверъ, потянулъ со столика газету.

Но онъ тотчасъ зам?тилъ, что это вовсе не его газета.

– Что за новости? Ты и газету мн? какую-то чужую подсунулъ? – крикнулъ онъ на слугу.

Тотъ посмотр?лъ, пошевелилъ толстыми складками на лбу и пожалъ плечами.

– Опять швейцаръ перепуталъ. Удивительно даже!

– А самъ-то ты чего гляд?лъ? Сейчасъ иди, перем?ни.

Матв?й унесъ газету. Иванъ Александровичъ поднялся съ постели и занялся своимъ туалетомъ. Плескаясь и отфыркиваясь, онъ не безъ недоум?нiя зам?чалъ, что до обонянiя его достигаетъ какой-то весьма прiятный, св?жiй запахъ. Совершенно какъ на дач?, когда въ открытое окно потянетъ в?теркомъ съ цв?точныхъ клумбъ. «Нав?рное этотъ нел?пый Матв?й духи пролилъ», подумалъ Иванъ Александровичъ.

– Ты что это над?лалъ? Отчего это духами пахнетъ? – обратился онъ къ слуг?, какъ только тотъ возвратился съ газетой.

Матв?й потянулъ носомъ и повелъ усами.

– Пукетъ изъ себя пускаетъ, – отв?тилъ онъ.

– Что такое? Букетъ? Какой букетъ? – взволновался Иванъ Александровичъ.

– Хорошiй пукетъ. Вамъ прислали.

– Кто прислалъ? Когда?

– Давно прислали. Вы еще почивали.

– Болванъ! Отчего-же ты не сказалъ раньше? Гд? онъ?

– Что-жъ говорить, когда вы лежали. Я въ кабинет? на камин? поставилъ.

– А каминъ топится?

– Давно ужъ топится.

– Вотъ оселъ! в?дь цв?ты пропадутъ отъ топки.

– Где жъ имъ ц?лымъ быть.

– Н?тъ, ты меня съ ума сведешь! простоналъ Иванъ Александровичъ, и бросился въ кабинетъ.

На потухающемъ камин? красовался великолепный букетъ изъ темныхъ и б?лыхъ розъ. Но самые крупные лепестки уже совс?мъ сморщились, и н?которыя головки склонились внизъ.

– Болванъ! негодяй! неистовствовалъ Иванъ Александровичъ. – Такой букетъ, и сразу погубить!

Но Матв?й, очевидно, не соглашался признать свою вину.

– Съ этими пукетами завсегда такъ, – твердилъ онъ. – В?дь они, мошенники, на проволоку ихъ сажаютъ. Вотъ ежели-бы съ горшкомъ…

– Кто принесъ? Отъ кого? – спросилъ Воловановъ.

– Швейцаръ принесъ.

– Да отъ кого? Кто прислалъ?

– Посыльный принесъ.

– Отъ кого, я тебя спрашиваю! – крикнулъ Иванъ Александровичъ такимъ дикимъ голосомъ, что Матв?й даже отороп?лъ.

– Отъ неизв?стной личности, – пробормоталъ онъ сквозь усы.

Лицо Ивана Александровича начало понемногу проясняться. Онъ бережно перенесъ букетъ на письменный столъ, с?лъ въ кресло, запахнулъ полы халата, и съ наслажденiемъ втянулъ въ себя душистый запахъ. На губахъ его появилось нечто врод? улыбки.

– Ни записки, ни карточки, ничего не было? – спросилъ онъ.

– Откуда имъ быть! – отозвался, снова ободряясь, Матв?й.

– Какъ ты по-дурацки отв?чаешь, – снисходительно зам?тилъ Иванъ Александровичъ. – Чтожъ, посыльный такъ и сказалъ: не приказано, молъ, говорить, отъ кого прислано?

– Будетъ онъ, тоже, разговаривать!

Матв?й удалился, и черезъ минуту подалъ чай и филипповскiй калачъ. Иванъ Александровичъ продолжалъ задумчиво улыбаться. Эта улыбка все расцв?тала подъ его пушистыми усами, разливалась по вс?мъ чертамъ лица.

«Отъ кого бы, однако, этотъ букетъ? – думалъ онъ. – Чрезвычайно, чрезвычайно мило. Такого вниманiя нельзя не оц?нить. Но кто такая? Безъ сомн?нiя молоденькая, хорошенькая женщина; некрасивая не р?шилась бы. Нав?рное препикантная особа. И какая таинственность… О, женщины ум?ютъ. Она, очевидно, расчитываетъ на мою проницательность. И она не ошибается. Я ее знаю, эту прелестную незнакомку. Знаю, знаю… (Улыбка Ивана Александровича сообщилась его глазамъ, и они приняли чрезвычайно плутовское выраженiе). Это В?ра Михайловна, жена нашего директора. Она им?етъ неприступный видъ, но насъ этимъ не проведешь. Н?тъ, не проведешь! Ея мужъ – челов?къ государственнаго ума, но онъ вдвое старше ея; и притомъ, у него уши и губы оттопыриваются. Она, она, больше некому».

Иванъ Александровичъ вскочилъ и прошелся н?сколько разъ по кабинету, потомъ щелкнулъ пальцами.

– Я долженъ написать ей н?сколько строкъ, поблагодарить ее, показать, что я понялъ. Написать тонко, умно, остроумно; это у меня выходитъ – р?шилъ Иванъ Александровичъ, и прис?въ снова къ столу, раскрылъ бюваръ.

Н?сколько строчекъ потребовали, однако, добраго часа времени и почти ц?лой коробки бумаги. Наконецъ записка была сочинена. Воловановъ позвалъ Матв?я и приказалъ сб?гать за посыльнымъ.