Вторая жизнь

скачать книгу бесплатно

Вторая жизнь
Татьяна Бродских

Есть ли жизнь после смерти? Судьба? Предназначение? Никто не может ответить на этот вопрос однозначно. А если ничего этого нет, то как назвать того, кто дает тебе еще один шанс прожить новую жизнь? Творец? Бог? А может быть, это был маг-мошенник? И как прожить эту новую жизнь правильно? Как не повторить тех же ошибок, если ничего не помнишь о прошлом? Особенно если у тебя два прошлого – одно у твоей души и другое у чужого тела. Могла ли Анна предположить, что ей суждено не только побороться в новой жизни за свое счастье, но и стать неугодной свидетельницей убийства, которое окажется первой ниточкой к окутанному тайнами заговору?

Татьяна Бродских

Вторая жизнь

Пролог

– Зачем ты согласился? – шептал один из двоих, присутствовавших в спальне молодой девушки. Он мог бы говорить громче, все равно она не могла бы его услышать: жило только ее тело, в то время как душа давно обитала в райских кущах или отправилась на перерождение. – Мы не можем им помочь, девушка практически мертва.

– Ты забыл, что нам уже заплатили? Или хочешь еще несколько лет придумывать, как получить этот артефакт, причем отданный добровольно? Не моя вина, что девчонка оказалась так слаба, – раздраженно ответил второй. Он не утруждал себя сдерживанием голоса, зачем, их язык не могут знать какие-то людишки.

– Если мы не вылечим девушку, это будет нарушением договора, тогда артефакт не подействует, – все больше нервничал первый.

– Лечить здесь уже нечего, мы вернем душу обратно в тело, я призову ее. Да, придется истратить весь резерв и даже у тебя позаимствовать, но лучше так, чем потом опять искать артефакт.

– У тебя ничего не выйдет! Ты не сможешь вернуть именно ее душу! – срываясь на визгливые нотки, заявил первый. – Ты хочешь поставить на карту дело нескольких десятилетий?

– Успокойся, я внимательно читал договор, если мы оживим девчонку, то он нарушен не будет, а для этого подойдет любая душа.

– А вдруг это будет душа мужчины? Ты об этом подумал?

– Идиот! Чему тебя только учили? У души нет пола – это кусочек сущности создателя, – отвесил подзатыльник первому более старший. – Я призову душу из небытия, у них уже нет воспоминаний о прошлой жизни. Зато у тела сохранилась мышечная память и подсознание. Дочка хозяев будет жить. Да, это будет не совсем она, но никто об этом не узнает. Вот увидишь, они даже не заметят разницы. Люди крайне примитивные создания, только единицы среди них видят ауры и владеют парочкой фокусов, при этом называют себя громким словом «маги». А потерю памяти будет легко списать на длительную болезнь. Они нам еще руки целовать будут, – самодовольно закончил речь старший из двух, чем заслужил восхищенный взгляд молодого ученика.

Глава 1

«Как же плохо! Давненько мне не было так хреново!» – мысли текли вяло, в голове стояла муть, во рту мерзкий привкус лекарств, а еще до невозможности хотелось пить. «Я заболела или выпила лишнего?» – почему-то память ускользала, не давая зацепиться ни за одно событие. Как будто все, что было до сегодняшнего дня, покрылось туманом, изредка там мелькал краешек чего-то, но только стоило мне сосредоточиться, как все опять терялось.

«Так, надо встать и хотя бы утолить жажду», – этот сушняк сбивал меня с мыслей. Принять решение было легко, но исполнить его не получалось. Сначала я запуталась в одеяле, потом долго искала, где у кровати конец, пока не уткнулась носом в штору и не свалилась на пол вместе с ней. К тому времени я совершенно выбилась из сил, все тело покрылось потом, руки дрожали, а сердце лихорадочно билось в груди.

«Нет, это явно не с перепоя, да я же и не выпью такое количество», – я сидела у кровати, прислонившись к ней спиной, в надежде, что сердце перестанет выпрыгивать из груди и мне удастся встать. Подняться получилось только с третьей попытки и то, держась за еще одну штору. Из памяти выплыло название «балдахин», и зачем оно мне, собственно, нет бы, что-нибудь стоящее вспомнить. Ноги не хотели слушаться, подкашивались, дрожали не меньше, чем руки, но не садиться же обратно, если я уже встала, да и пить очень хотелось. Почему-то у меня не возникло мысли позвать кого-нибудь на помощь, но об этом я подумала позже, тогда же все мои мысли были о воде, а она есть в ванной комнате. Дав себе установку, я побрела на ее поиски, придерживаясь сначала кровати, а потом стены.

Полумрак меня не смущал, окружающее пространство меня не интересовало, мозг вяло поддакнул, как бы говоря, что мы там не видели. Действительно, раз я здесь, значит, комната моя или нет? Логика потерялась там же, где и память, ладно, буду считать, что я дома, вот и ванная нашлась с первого раза. Утренний сумрак проникал через большое окно, здесь было светлее, чем в комнате. Хм, а может, я все-таки не дома? Я с сомнением уставилась на чугунную ванну на гнутых ножках в форме лап льва, что-то я не припомню у себя такого раритета. Ладно, это потом, а сейчас водичка. Да где же кран с водой?! Я помню, что из-под крана пить нельзя, но мне сейчас не до абстрактных микробов.

Как назло, крана не было, слив у ванны был, а труба, откуда должна поступать вода, нет. Что за глюк? Забыли сделать или ремонт какой-нибудь затеяли? Я еще раз оглядела комнату: ванна, унитаз, стилизованный под древний, но вполне изящный, столик с зеркалом, на нем фаянсовый тазик и кувшин. Кувшин! Дай бог, чтобы там была вода, и муки мои были ненапрасными. Я, опять же по стеночке, доползла до вожделенного предмета. Небо или боги надо мной сжалились, вода в кувшине была! Поднять его у меня не хватило сил, тогда я просто его наклонила, подставив под струю рот. Какое же это блаженство! В моей жизни не было прекраснее момента, мне так кажется. Я захлебывалась, давилась, больше половины проливая на ночную рубашку, но мне было все равно, вода давала мне силы.

Тут послышался визг, такой пронзительный и громкий, что я невольно схватилась за голову, выпустив из рук кувшин. Он, потеряв устойчивость, упал и разбился. Вода растеклась по полу, заполняя канавки между мозаичной плиткой, и я без сил опустилась на нее. Дверь открылась и в нее ворвалась молодая дородная девица, весьма решительно настроенная. Но, заметив меня, растеряла свой воинственный пыл, запричитала, заохала, что-то у меня настойчиво спрашивая, я же ее не понимала. Вроде слова были знакомы, а смысл уловить не удается, может, у девушки что-нибудь с дикцией? Не добившись от меня ничего, девица куда-то умчалась. Ну и пусть идет, с разбившимся кувшином пропал стимул шевелиться и что-то делать. Я сидела на мокром полу, привалившись спиной к стене, полностью погасить жажду не удалось, но мне существенно стало легче, утихла головная боль, пропал мерзкий привкус во рту, только слабость еще давала о себе знать, мне бы поспать немного. Глаза сами закрылись, отрезая меня от странной реальности, так похожей на сон или все же наоборот?

* * *

Второй раз я очнулась от того, что какая-то женщина рыдала на моей груди. Я лежала в кровати, опять укрытая этим тяжелым одеялом. Изверги, и так воздуха не хватает, а они еще балдахин обратно повесили, хоть бы постирали его. Кто были те люди, которых я в душе обзывала извергами и садистами, не знаю, возможно, рыдающая женщина одна из них. Я пошевелилась, стараясь выбраться из ее цепких объятий, она вскинула голову, уставившись на меня огромными голубыми глазами, полными слез.

– Доченька, очнулась?! Святая великомученица, какое счастье! – вскрикнула она, с новой силой наваливаясь на мой многострадальный организм. Постойте, она сказала «доченька»? Впервые вижу эту женщину, может, она не в себе? Я скривилась. Не люблю, когда меня трогают посторонние люди, женщина это заметила и поспешно отодвинулась.

– Прости, милая, я совсем тебя придавила, но это от счастья. Когда мне сегодня сказали, что ты пришла в себя и даже вставала, я не поверила, думала, меня обманывают, из благих побуждений, конечно, чтобы я не теряла надежду.

Тут дама опять всхлипнула.

– Какая может быть надежда, если ты два года угасала на моих глазах, моя кровиночка, мое единственное дитя. А эти последние три месяца, которые ты провела в бессознательном состоянии? Я каждый день боялась, что мне принесут страшную весть. Но теперь все будет хорошо, правда? Может, тебе чего-нибудь принести, попить или кушать?

Я молча закивала, надеясь, что эта странная женщина уйдет, и я смогу спокойно все обдумать. В первую очередь то, что я так и не вспомнила ни имени, ни лица своей матери.

– Надька! Где тебя черти носят? – голос у дамы оказался громкий настолько, что у меня заложило уши. В пределах моего взгляда появилась знакомая девица с виноватым выражением лица. – Быстро принеси для госпожи морса и съестного, на кухне должны знать, что подать, доктор оставлял им рекомендации. Да, и отправь Проньку за господином Корвусом. Милая, тебе еще что-то нужно?

– Да, – прохрипела я, во рту опять пересохло, говорить было тяжело. – Пусть откроют окно, дышать нечем, и балдахин уберут, он пыльный.

Дама опешила, не знаю, каких просьб она ожидала, а может вопрос был задан из вежливости, но уже через несколько секунд она справилась с собой, принюхалась к балдахину, чихнула и побагровела, переведя убийственный взгляд на служанку.

– Сейчас все сделают, радость моя, – она встала и вышла из комнаты, за ней следом плелась бедная Надька, у которой начался нервный тик.

Как оказалось, не зря: из-за двери раздались крики и топот, кричала, используя красочные эпитеты, все та же мадам, а топот, наверное, принадлежал тем, кому эти идиоматические выражения предназначались.

Буквально через пять минут в мою комнату – я уже привыкла считать ее своей – набилась куча народу. Они вытирали пыль, мыли, сняли шторы с окон и балдахин. А какой-то крупный детина подхватил меня на руки вместе с одеялом и куда-то понес.

– Надька, иди, помоги своей госпоже устроиться удобнее в моей комнате, там и покормишь ее, – давала распоряжения неизвестная дама, считающая себя моей матерью. – Милая, это временная мера, сейчас эти бездельники наведут порядок, и ты вернешься в свою комнату. Надеюсь, Наденька не даст тебе скучать.

Последняя фраза была произнесена таким тоном, что на месте Наденьки я стала бы заикаться. Но проблемы девушки меня не волновали, своих хватает, точнее, пока проблема была одна: как ни пыталась я хоть что-то вспомнить, у меня ничего не получалось, как будто я не жила до сегодняшнего утра. Возможно, выводы делать еще рано, слишком мало данных, но у меня закралось смутное подозрение: либо я сошла с ума, либо все остальные.

Комнаты мадам были светлые и довольно изысканно обставленные: гостиная, точнее будуар и спальня. На мой вкус было многовато золотого и красного цвета, я бы предпочла более спокойные тона. Наденька, радуясь, что вырвалась из-под неусыпного взора мадам, кормила меня супом-пюре, вкус которого не определялся, и щебетала о последних новостях. Кто на ком женился, у кого уже появились дети. Она сыпала именами, которые мне ни о чем не говорили. Она хочет пересказать все, что случилось за два года? Хотя ее можно понять, попадаться под горячую руку той даме не хотелось даже мне. Когда с едой было покончено, а на меня опять напала знакомая осоловелость, я, сдерживая зевоту, попросила у девушки зеркало. Она тут же сходила за небольшим зеркальцем и вручила мне, а я с некоторой опаской заглянула в него.

Оттуда на меня смотрела миловидная девушка с точно такими же глазами, как у мадам. Сомнения в родстве отпали, стало быть, с ума сошла все-таки я. Что ж, этого и следовало ожидать. Я внимательно разглядывала свое отражение: большие ярко-голубые глаза, очень светлые, почти белые волосы, брови и ресницы, курносый носик, пухлые губки, этакое воплощение невинности и чистоты. Фу, никогда не любила такой типаж, я скривилась, зеркало отразило недовольную гримасу. На милом личике она смотрелась инородно. Вывод: я симпатичная, и это неплохо, было бы хуже, если бы болезнь меня обезобразила, но и не красавица. Единственная выразительная часть на лице – это глаза, надо только с взглядом потренироваться, а то он у меня какой-то тоскливый.

Еще я обратила внимание, что хоть мы с мадам очень похожи, есть и отличия. Во-первых, цвет волос, у нее они русые, во-вторых, форма губ, у нее они тонкие и капризно изогнутые, а еще у меня есть ямочка на подбородке. С другой стороны, должна же я что-то и от отца взять, его я тоже не помнила, впрочем, как и свое имя. Впору было впадать в панику, но организм был против новых стрессов, поэтому быстренько отключился.

* * *

В третий раз меня разбудили довольно бесцеремонно, подсунув под нос что-то с резким запахом. Я отстранилась, открывая глаза, надо мной склонился седовласый старичок, еще крепкий на вид, с ясным умным взором.

– Миледи, мое почтение, – он склонил голову, внимательно меня разглядывая. – Я счастлив, что известие о вашем чудесном выздоровлении не оказалось досужим слухом.

– Кто вы и зачем совали мне под нос эту гадость? Я спала, а не была без сознания, – старичок производил впечатление разумного человека, может, хоть он назовет меня по имени.

– Вы меня не помните? – несколько удивился он. – Я ваш семейный доктор, я присутствовал при вашем рождении, миледи, и на протяжении двадцати лет следил за вашим здоровьем, а также за здоровьем всех обитателей этого дома. Странно, что вы меня не помните. Что еще вам не удается вспомнить? Так понимаю, не только я кажусь вам незнакомым человеком?

Доктор – это хорошо, кому как не ему разбираться в этой проблеме.

– Я ничего не помню, даже своего имени, – призналась эскулапу.

– Ну что вы, так не бывает, вы же говорите, не путаете название предметов. То есть у вас задета только та часть мозга, где хранилась личная информация. Могу вас успокоить, такая форма амнезии вполне естественное осложнение после той болезни, что вы перенесли, и она обратима. Пройдет какое-то время и память вернется, уверяю вас. А теперь мне нужно вас осмотреть, чтобы назначить восстановительное лечение.

Осмотр доктора не затянулся: он измерил мне пульс, заглянул в рот, глаза, ощупал живот.

– Все в пределах нормы, если не считать общей слабости. Но это дело поправимое: хорошее питание, разумная нагрузка, крепкий сон и через пару месяцев вы будете полностью здоровы, – улыбнулся старичок. Он мне нравился, вызывал доверие.

– А когда мне можно будет выходить на улицу?

– На улицу? Вы имеете в виду выходить на прогулку? Думаю, недели через две, сейчас поздняя осень, грязь, слякоть, для здоровья такая погода неполезна. А вот когда подморозит, можно будет выходить, сначала ненадолго. Вы должны понимать, что только встали на путь выздоровления, поэтому во всем должна быть мера. Еще я сообщу миледи, что у вас провалы в памяти, но не буду ее расстраивать, что вы и ее не помните. Надеюсь, вы пойдете мне навстречу и сохраните эту маленькую недосказанность в тайне. Ваша мать очень чуткая и ранимая женщина, у нее слабое сердце, не хотелось бы, чтобы она опять страдала.

Особой ранимости и чуткости я не заметила, но кивнула в ответ, мне нетрудно немного слукавить. Ведь память может вернуться, доктор же обещал, и будет очень неловко, если я сейчас буду обращаться с родными грубо и холодно.

– Извините, а как мне обращаться к миледи? А еще вы не могли бы назвать имена моих родителей и мое заодно? – вспомнила насущный вопрос.

– Миледи зовут Алисандра Монфри. Милорда маркиза, вашего отца, Рейгар Монфри, а вас назвали в честь бабушки, мир ее праху, Рибианна.

– Как? – мне показалось, что я ослышалась.

– Рибианна, – повторил доктор, улыбаясь. – Слуги обращаются к вам «маленькая леди» или «госпожа Риби», миледи часто зовет Рыбонькой и другими ласковыми словами. Вы называли ее маменька или миледи.

Полный кошмар, я еще и «рыба» для родственников.

– Дайте угадаю, я скромная, застенчивая девушка без собственного мнения и всегда делаю то, что скажут родители?

– Вот видите, я же говорил, что память начнет к вам возвращаться, – обрадовался эскулап.

Тут он ошибся, память ко мне не вернулась, но выводы я кое-какие сделала. И уже не так расстраивалась, что ничего не помню, может, это мой шанс начать жизнь с нового листа. Если родственники надеются, что им удастся вернуть ту кроткую овечку, то зря. И начну я с малого – никаких больше «маленьких леди» и «рыбок».

– А день рождения у меня когда?

– Третьего дня Стуженя месяца вам исполнится двадцать один.

– Это много или мало? – у меня не получалось сориентироваться с возрастом. Глядя в зеркало я видела молоденькую девушку, но озвученный возраст ассоциировался с замужеством и детьми.

– Как сказать, девушек из благородных семейств выдают замуж лет в семнадцать-восемнадцать, а деревенских и того раньше. Так что, наверное, много, но вы всегда были слабы здоровьем, да и миледи в вас души не чаяла. Вот и не выдали вас замуж в положенное время, а потом вас подкосила затяжная болезнь на два года. Но не расстраивайтесь, выздоровеете, и родители найдут вам достойного супруга. Я вас утомил, отдыхайте, рекомендации я оставлю миледи Алисандре.

– Подождите, а как зовут вас?

– Доктор Корвус, – точно, именно эту фамилию озвучивала маман, называть хозяйку дома «маменька» язык не поворачивался, наверное, ограничусь формальным «миледи».

– До свидания, доктор Корвус. Надеюсь, вы будете заходить чаще, у меня еще много вопросов, – улыбнулась старичку.

– Я рад, что болезнь вас пощадила. Память – это самое незначительное, что она могла забрать, – позже надо будет выяснить все про эту таинственную болезнь. Почему никто не говорит ничего конкретного о ней? – Всего вам доброго, выздоравливайте.

* * *

И потянулись скучные, однотипные дни. Выходить из комнаты мне не разрешали, мотивируя тем, что доктор велел лежать две недели. На мое заявление, что доктор запретил выходить на прогулку в ближайшие две недели, а не из комнаты, никто не реагировал, отвечая, что это распоряжение миледи. Разговора с ней тоже не получилось. Когда я попыталась настоять на своем и все-таки покинуть комнату, чтобы осмотреть хотя бы дом, маман залилась горючими слезами, схватилась за сердце, имитируя приступ. В общем, я из больной резко превратилась в черствую, неблагодарную дочь, которую миледи собственноручно спасла от смерти, недосыпая и недоедая, подорвав при этом свое и без того слабое здоровье. И если я хочу ее смерти, то могу идти на все четыре стороны, но дверь все же за собой она закрыла на ключ. Сломать крепкую дубовую дверь я бы не смогла даже будучи в полном здравии, а за окном потихоньку наступала зима, так что побег откладывался до теплых времен, возможно, к тому времени миледи успокоится, и материнский инстинкт не будет замещать ей здравый смысл.

Примерно через две недели я удостоилась чести познакомиться с отцом. За это время мои познания в окружающем мире не продвинулись, если не считать того, что я заочно знала всех слуг и половину жителей окрестной деревни, благодаря Наденьке. В тот день я как раз сидела в кресле у окна, любуясь на первый снег, мягкий, пушистый, он падал крупными хлопьями, хотелось выйти на улицу, ловить ртом снежинки или слепить снеговика. Я слышала, как щелкнул замок, и дверь открылась. С недавних пор меня все время запирают, наверное, боятся, что я убегу от такой заботы. Вообще-то правильно боятся, еще несколько недель взаперти, и я начну всерьез продумывать план побега. Оборачиваться было лень, да и неинтересно, ничего нового я бы там не увидела.

– Доченька, поздоровайся с батюшкой, – защебетала миледи Алисандра. Иногда мне кажется, что она считает меня отсталой в развитии или не старше лет пяти.

Я обернулась, но вставать не стала, они же считают меня больной, вот и буду сидеть, а реверансы пусть сами себе делают. Рядом с маман стоял высокий подтянутый Лорд, именно так, с большой буквы. Теперь я знала, в кого у меня такой цвет волос, он производил впечатление вылепленного из снега: белые волосы, кожа и глаза то ли светло-серые, то ли светло-голубые. Разительным сходство со снежной фигурой делал контраст одежды, она была вся черная. Вдобавок холодное выражение лица: ни тебе радости от встречи с дочерью, ни просто участия, что увидел ее живой и здоровой.

– Добрый день, дочь. Как твое здоровье? – не дождавшись моего приветствия, он обратился ко мне первый. Я не собиралась его игнорировать, просто засмотрелась, ища между нами возможное сходство.

– День добрый, милорд, – так же равнодушно, как и он, поприветствовала его, не обращая внимания на закатывающую глаза миледи. Она явно делала мне какие-то знаки из-за спины милорда. – Здоровье уже лучше, видимо, поэтому меня закрывают, наверное боятся, что я поврежу себе что-нибудь на радостях.

Я смотрела ему в глаза не отрываясь, хотела не пропустить ни одной эмоции, если он на них способен, конечно. И мне это удалось. Он ухмыльнулся уголком рта, сказав:

– Раньше ты любила проводить все дни в своей комнате, что же изменилось сейчас?

– Я не помню, чем любила заниматься, поэтому сейчас мне скучно. Я хотела бы посещать библиотеку, чтобы быстрее вспомнить то, что забыла из-за болезни.

– Хорошо, это можно, впредь можешь ходить по дому, где вздумается.

– Дорогой, Рыбонька еще так слаба, я думала дать ей возможность окрепнуть, скажем, месяца через два она бы вполне могла бы спускаться в гостиную.

При слове «рыбонька» меня перекосило, что не осталось незамеченным милордом, он сощурил глаза, разглядывая меня, как какую-то диковинку.

– Сидя в четырех стенах окрепнуть невозможно, – проговорил он, ставя точку в несостоявшемся споре. – И пригласи учителя этикета, я хочу, чтобы моя дочь в первую очередь вспомнила хорошие манеры. И портного тоже, то, что надето на ней, никуда не годится. Думаю, несколько новых платьев исправят положение и порадуют дочь.

Миледи закивала головой. Видимо, аудиенция была закончена, потому что они, не попрощавшись со мной, пошли на выход. Это у меня-то плохие манеры? На свои пусть посмотрят. Но прижимистая жилка во мне заставила высказаться.

– Не надо новых платьев, через пару месяцев они станут малы, – заметив недоуменные взгляды обоих, решила пояснить: – За время болезни я сильно похудела, но со временем объемы вернутся. И покупать платья сейчас – это выкинуть деньги на ветер. Пусть портной перешьет несколько старых, а то у Нади это не очень хорошо выходит.

– Это разумно, – через несколько минут высказался Снежный Лорд.

– Но, милый, они же вышли из моды, – попыталась вмешаться маман.

– Неважно, ее здесь никто не видит и не увидит в ближайшие полгода, а перед балами закажем сразу для вас двоих по последней моде, – он позволил себе слегка улыбнуться. Миледи Алисандра расплылась в счастливой улыбке, было непонятно, чему она так обрадовалась: то ли мимолетному ласковому взгляду супруга, то ли предстоящим балам.

– Я рад, что у меня выросла такая разумная дочь, не то, что эти столичные легкомысленные девицы.

Судя по изумленному взгляду матери, милорд редко кого хвалил.

* * *

Милорд отец ненадолго задержался в собственном поместье, и уже через пару дней отбыл обратно в столицу, все-таки он занимал пост одного из советников короля. Когда я спросила, по каким вопросам он советует, глаза маман округлись от удивления больше обычного, ответ её был поистине гениален: «Что король спросит, то и советует».

Поняв, что ничего умного от нее не узнаю, я решила добывать информацию сама. Так как милорд позволил мне бывать везде, где вздумается, то первым делом я наведалась в библиотеку. Что я могу сказать – печальное зрелище, из полезного только свод законов нашего королевства, да парочка исторических книжек и штук десять любовных романов. Свод законов стал моей настольной книгой, а исторические хроники удостоились беглого просмотра. Кажется, раньше история тоже меня не интересовала. Следующим набегу подвергся кабинет милорда, вот где я застряла надолго. Помимо изучения генеалогического древа, которое насчитывало двадцать одно поколений предков, меня увлекли финансовые документы поместья. Конечно, их сложно было назвать финансовыми, так, книги приходов и расходов, но это было уже кое-что, хоть не помру от скуки за долгую зиму.

Довольно быстро я обнаружила, что наш управляющий подворовывает, понемножку, но это дало мне в руки неиссякающий источник информации. Потихоньку добилась того, что стала вести большинство дел, связанных с поместьем. Для миледи подкинула немного лести, сказав, что хочу стать образцовой женой, как она, чтобы с честью представить наш многовековой род. Маман прослезилась и больше не приставала, что финансовые дела не для женского ума. Я же стойко сносила обязательные уроки этикета и танцев. Хоть я многое и забыла, но память тела осталась, это особенно замечалось в танцах. Стоило мне расслабиться и перестать контролировать руки и ноги, как у меня получалось само собой.

Иногда я закрывалась в музыкальной комнате, садилась за рояль и отдавалась во власть настроения, не смотря на клавиши, просто живя душой в тот момент. Я парила во власти нот, отдаваясь им, изливая все свое одиночество и тоску о чем-то необъяснимом. Не знаю, что это было, ведь я наоборот практически никогда не находилась одна, даже в комнате и это жутко раздражало. Наденька ночевала у меня, ее кровать стояла за ширмой около двери, когда я заикнулась, что уже вполне здорова и не пора бы девушке вернуться спать к себе, она очень удивилась. Потом улыбнулась, сообразив, что я так говорю по забывчивости. Если я правильно поняла ее объяснения (Надя любила перескакивать в рассказе с одного на другое), мне предстоит делить с ней комнату до тех пор, пока я не выйду замуж. То есть она приставлена следить за моей целомудренностью. На мой вопрос, что она сможет сделать, если ко мне в комнату вломится насильник, девушка растерялась и захлопала глазами. Но потом все же ответила, что за этим следят охранники поместья, а она следит, чтобы я не принимала в своих покоях тайных поклонников.

Кстати о поклонниках, соседи прослышали о моем чудесном выздоровлении и повадились наносить визиты, неофициальные конечно. Ведь до представления на ежегодном Королевском Балу я вроде должна была быть «больна». Это делалось потому, что Король первым должен быть в курсе всех событий, происходящих в его владениях, тем более я единственный ребенок третьего по древности рода в нашем государстве. К чему я это рассказываю? Так все дело в поклонниках, одним из которых был сын хорошей подруги маман, миледи Элизы, их поместье граничило с нашим на севере. Молодой человек со звучным именем Эльдар был нескладным прыщавым подростком семнадцати лет. Высокий, сутулый, он забавно краснел, стоило мне на него посмотреть. Единственное что мне в нем нравилось – это голос, когда он пел под мой аккомпанемент, нас сбегались послушать все присутствующие в поместье, а наши матери утирали слезы, тайком переглядываясь и подмигивая друг другу. Возможно, Эльдар не понимал, к чему все эти встречи, и что задумали наши маменьки, но мне все было ясно, они в мечтах видели нас мужем и женой. Парнишка он в принципе был неплохой, когда избавлялся от своей стеснительности, но это же не повод выходить за него замуж. С другой стороны, если сравнивать его с двумя привлекательными, но обедневшими дворянами, между прочим, двоюродными братьями, то лучше уж за Эльдара выйти замуж. Потому что прыщики пройдут, а вот когда на тебе хотят жениться из-за титула и приданого, то такое отношение к тебе останется до конца жизни, возможно недолгой.

Глава 2

Полгода пролетели, понемногу я смогла приноровиться к новой жизни. За прошедшее время я так ничего и не вспомнила из прошлого, но иногда все же говорила обратное, не хотелось лишний раз расстраивать маменьку. Да-да, я даже стала ее так называть, правда, в обмен на то, что она перестанет звать меня «Рыбонька», у меня рыба ассоциировалась с мокрым, скользким и глупым существом, но никак не со мной. Слуги за эти полгода тоже привыкли называть меня «миледи Рибианна», а Наденьке я разрешила называться себя госпожа Анна. В целом моя жизнь наладилась. Спустя два месяца после того памятного утра, когда я очнулась в первый раз, меня стали выпускать на свежий воздух. Не буду рассказывать, сколько одежды на меня тогда надели, но все же этот выход состоялся, и я смогла насладиться недолгим видом заснеженного двора. Постепенно миледи успокаивалась, видя, что я не болею, не падаю в обморок, не хандрю, и прогулки мои становились более долгими. А недавно маман заявила мне, что надо поменьше кушать, потому что нынче в моде девушки утонченные, возвышенные, слабые, чтобы у мужчины возникло желание ее защищать. Это ее замечание еще больше утвердило меня в мысли, что этим летом меня планируют выдать замуж.

Вообще-то, проживая с маменькой полгода, я уже хотела замуж, более того, я согласна была даже на Эльдара, если бы только жить мы стали отдельно и как можно дальше от родителей. Но это были мечты, а реальность такова, что выйдя за него замуж, я помимо своей маменьки обретала еще и его, одним словом, кошмар. Вывод: надо искать сироту и чтобы поместье его было в другом конце страны. О любви я даже не мечтала и так понятно, что моего желания никто спрашивать не будет, но заняться поиском достойного жениха все же стоило. А на замечание маменьки о моем несоответствии канонам моды, я не реагировала, меня свое отражение в зеркале устраивало. Не всем же быть костлявыми и бледными. Да и толку ничего не есть, на мне и так женятся: приданое большое, единственная наследница титула, который я впоследствии смогу передать своему сыну. Спрашивается, какой толк тогда мучить себя диетами?

До столицы мы добирались два дня, могли бы и быстрее, но миледи в карете укачивало и нам приходилось частенько останавливаться. Я радовалась, всю поездку сидела у окна и смотрела на проплывающие мимо деревни, городки и просто пейзажи. Маман же всю дорогу жужжала над ухом, что меня продует, что смотреть там не на что, а солнечный свет слепит ей глаза, что благородные девушки не ведут себя как селянки, не выглядывают в окно с открытым ртом. И много чего еще говорила, но я уже привыкла кивать, при этом игнорируя большую часть ее слов.

Мне нравилось абсолютно все: цветущие деревья и кусты, солнце, пение птиц и даже лужи на дорогах после дождя, в одной из них мы простояли часа два, прежде чем вытащили нашу карету. Зато я смогла обойти всю деревню, поговорить со старостой, посмотреть с ним, куда он потратил деньги, выделенные лично мной на ремонт этой самой дороги еще месяц назад. Староста валялся у меня в ногах, просил сохранить ему жизнь, клялся и божился, что все вернет, а дорогу отремонтирует за свой счет. Думаю, на такую его реакцию повлияли два добрых молодца за моей спиной и бледный заикающийся управляющий поместьем. Заикаться он стал недавно, как только я нашла неопровержимое доказательство его воровства. А когда я настояла, чтобы он поехал с нами в столицу, дабы отчитаться перед милордом, он окончательно раскис. Сдавать я его не собиралась, он был не так уж плох, но припугнуть стоило, чтобы не расслаблялся, а то выйду замуж, уеду, а он оберет моих родителей.

Так что, дав задание управляющему на обратном пути проследить за выполнением взятых на себя обязательств старостой, мы поехали дальше. А старосту я предупредила, если в течение месяца он все не исправит, то его повесят за воровство, а имущество пустят с молотка. Это было не мое самоуправство, а законы нашей страны.