скачать книгу бесплатно
Раннее (сборник)
Александр Исаевич Солженицын
Собрание сочинений в 30 томах #18
В восемнадцатый том 30-томного собрания сочинений А. И. Солженицына вошли его повесть в стихах «Дороженька», неоконченная повесть «Люби революцию», стихи. Их публикации предпослано авторское пояснение: «Здесь помещены мои ранние произведения тюремно-лагерно-ссыльных лет. Я складывал их в уме и нёс в памяти все лагерные года, не доверяя бумаге. Они были моим дыханием и жизнью тогда. Помогли мне выстоять». Тексты снабжены обширными комментариями.
Александр Солженицын
Раннее
© А. И. Солженицын, наследники, 2016
© Н. Д. Солженицына, составление, 2016
© В. В. Радзишевский, комментарии, 2016
© В. Калныньш, макет и оформление, 2016
© «Время», 2016
* * *
Дороженька
Повесть в стихах
Зарождение
Чернеют вышки очерком знакомым.
От вышки к вышке день сочится над державою.
От зоны к зоне звонами подъёмов
Задолго до свету ликуют рельсы ржавые.
Похлёбка с рыбкой кошачьей, мучная затирка.
В прохуженном, пролатанном томительный развод.
Идут работать лагери! И наша каторга
Четырежды клеймённая идёт.
Так будет год. И десять так. И так же двадцать пять.
Всё то же самое. Опять. Опять.
Обыскивать. Считать. Обыскивать. Считать.
Запястья за спину, покорные, по пять,
Бушлаты чёрные, вступаем меж тулупов,
Как медных статуй в отблесках кострового огня,
И, спины сгорбивши, глаза потупив,
Идём, как будто бы кого-то хороня.
Да каждый день и хоронят кого-нибудь –
На палец бирку голому. Для верности – прокол штыка…
Заря.
И – день.
Жестоко-медленно катится солнце по небу,
Искрит о землю мёрзлую безсильная кирка.
Не будет, не было сверкающего мира!
Портянка в инее – повязкой у лица{1},
О кашах спор да окрик бригадира, –
И – день, и – день, и – нет ему конца!
К закату стынет степь. Встаёт луна багровым диском.
Во тьме толкаемся, скользим, спешим к себе в загон,
Бригадами суровыми
Врываемся в столовую,
Где доходягу, лижущего миски,
Казнит презреньем лагерный закон.
Глотаешь жадно щи, не видя где ты, с кем ты, –
А через стол, в пару, над глиняной посудой,
То обнищалое лицо интеллигента,
То дистрофией обезволенная удаль.
Но тот, кто время здесь расчёл, – расчёл его неплохо.
Не обменяться словом нам, лишь только вздохом.
Опять, опять гудит над лагерем звонок.
Тебе в один барак, а мне в другой.
Проверка. Строем под замок.
Отбой.
Не кончено, не верь! – Я знаю, жду, но мне
Не победить, не разомкнуть ни на щель век усталых.
Едва уснём – звонок!! И в ослепительно торжественной луне
Мы, как в плащах комических, выходим в одеялах.
Выходим клокоча, выходим проклиная,
До самых звёзд безжалостных всё вымерзло, всё ярко, –
И вдруг из репродуктора, рыдая,
Наплывом нанесёт бетховенское largo.
Я встрепенусь, едва его услышу,
Я обернусь к нему огрубнувшим лицом, –
Кто и когда узнает и напишет
Об этом обо всём?
Со светлым пониманием, не в гневе –
И надобно теперь писать, теперь! Довлеет злоба дневи,
Но равнодушен день к минувшим дням.
Едва ворочаются мысли жерновами,
Чуть вспыхнет свет в душе по временам –
«Но и в цепях должны свершить мы сами
Тот круг, что боги очертили нам»!{2}
Свой круг начну и я. И поведу – стихами:
Созвучной, мерной, может быть, сумею уберечь
Такой ценой открывшуюся речь!
Тогда напрасно вы по телу шарить станете –
Вот я. Весь – ваш. Ни клока, ни строки!
А к чуду Божьему, к неистребимой нашей памяти
Вы не дотянете палаческой руки!!!
Мой труд! Год за год ты со мной созреешь,
Год по году Владимиркой пройдёшь{3},
Наступит день – не одного меня согреешь,
Не одного меня ознобом обоймёшь…
Вступление
Где и когда это началось?..
Друг мой издавний, – когда?
Чистое стёклышко мира ребячьего,
Грозно дохнув, замутила беда?
Вспомним ли крест перепутья
Трудного,
Скрещенных прутьев
Над нами тень,
Ужаса безрассудного
Первый день?
Изредка нам проступали зримо
Знаменья страхов потусторонних{4}, –
Мы проходили вчуже, мимо,
Скрывши лицо в ладонях.
Слабым, хотелось нам просто
Забыть их,
Лад своей жизни оберегая,
Дом свой, уют свой, вещи –
Поступь
Событий
Зловещих
Минула, не задевая…
Так и теперь, когда стонами
Наша душа пролилась, –
Те, кого это не тронуло,
Думают ли о нас?..
Не слышать, имея уши,
Не видеть, глаза имея, –
Коровьего равнодушья
Что в тебе, Русь, страшнее?
Глава первая. Мальчики с луны
Странствовать!.. Ликует сок бродяжий!
Дорвались и мы с тобой до воли!
В двадцать лет – сопеть на крымском пляже?
Наша, наша! – бьётся на приколе –
Вёсла сложены, как связанные крылья,
Просится в полёт!
Водяной зеленоватой пылью
Обомшелую бударку обдаёт.
Первобытно раздувая городские ноздри,
Тянет с Волги свежестью, и остро
Побережье пахнет рыбой и смолой.
Хлеба – не купить. Припасено немножко
Сухарей у нас да пуда два картошки,
Высыпанной в ящик носовой.
Не щенки мы, нет! – как мореходы встарь,
В краску белую макая голый палец –
Уж давно продумано: «Волгарь –
Скиталец».
Ну, толкай! Примат материи, на слове не лови,
Всё же – Господи, благослови!..{5}
–
Звон и гуд… И тракторы рычат у перевозов,
Кони ржут, скрипят грузовики,
Сизо-масляна идёт вода с навозом,
И толкутся волны поперёк реки.
Густо-чёрный выстилая дым,
Буксирок, вцепившись невподым,
Тянет баржи две, как две скалы.
Двухэтажные, легки, белы,
Разминутся пароходы, радостно гудя.
И деревни целые – плотами
С избами, коровами, бельём и петухами
Медленно спускаются, реку загромоздя.
А и в русле не одна дорожка:
Не гребём – теченье выбивает
В мирную воложку,
В нераспуганную тишь
Рыба на-солнце серебряно взыграет,
Юркнет птица в островной камыш.
Изливает с неба синева.
Вёсла трепетные вывесим – и движемся едва.
Что-то дед смолёный ладит топором…
С ним малыш, две удочки забросил…
Нестерпимо брызжут серебром
И топор, и капли с наших вёсел…
И опять затягивает в стрежень.
И блеснёт едва повыше осоки
Уцелевшей церкви в глубине прибрежья
Крест – и серенькие куполки…
Вечер. Солнце западёт за берег горный,
И вода сгустеет в изумруд,
И огни зажгутся в белых знаках створных,
Шумы дня притихнут и замрут.
Отразятся с кручи в стынущие воды
Скалы, обнажённые породы,
Купы лиственных и пики чёрные хвои, –
Бакенщик, старик рыжебородый,
