скачать книгу бесплатно
Тайна важнее жизни
Сергей Иванович Зверев
Разведчик-нелегал
В Израиле археологами было найдено древнее строение, названное Круги Рефаимов, – гигантские конусы каменных глыб, расставленные строго по кругу в несколько рядов. Ученые всего мира выдвигают самые разнообразные версии о происхождении и назначении этого сооружения, но мало кто из них имеет возможность проверить свои гипотезы – израильская политическая разведка «Моссад» закрыла любые доступы к реликвии. А раз так, значит, им известен важный секрет Кругов. В районе сооружения бесследно исчезают двое иностранных ученых… Французский исследователь, утверждавший, что ему удалось разгадать тайну строения, погибает от рук арабской террористки… Цепь таких событий не могла остаться в стороне от интересов спецслужб сразу нескольких государств. Под прикрытием разведки в Израиль отправляется российский ученый Олег Мещериков с заданием выяснить, что скрывает «Моссад»…
Сергей Зверев
Тайна важнее жизни
Пролог
– Что происходит?! Я… Я не понимаю… Господи!
Его глаза наполнились неподдельным ужасом. В расширившихся и даже, казалось, выкатившихся зрачках отплясывали свой сатанинский танец отблески меркнущего огня. Пламя факела металось из стороны в сторону, и трудно было сказать, что являлось истинной причиной такого его поведения: безумная дрожь пальцев, из последних сил сжимавших гладкое, слегка промасленное древко, или неизвестно откуда взявшиеся порывы ветра. Впрочем, последнее могло оказаться не более чем галлюцинацией. Гарантированно поручиться за что-либо уже было невозможно. Невидимая тонкая грань, и без того едва осязаемая на уровне чувств и эмоций, стиралась с каждым мгновением. Грань между миром реальным и нереальным.
– Мне не хватает!.. Не хватает воздуха…
Факел выскользнул из его руки и упал на жесткий бетонный пол. Он опустился рядом с ним на колени, пытаясь сфокусировать рассеивающееся зрение. Резко дернул ворот рубашки. Треснула ткань, покатились по бетону две оторванные верхние пуговицы. Тяжелое и прерывистое дыхание. Он чувствовал, насколько сильно оно изменилось. И тошнота. И головокружение…
– Робер!..
Он с трудом повернул голову влево. Его друг уже лежал ничком, обхватив руками массивную колонну. Щуплое костлявое тело, покрывшееся кровавыми струпьями в области шеи и оголенных до локтей рук, сотрясали конвульсии.
– Робер!
Он не откликнулся на зов. Даже никак не отреагировал на него. А был ли он на самом деле? Был ли этот оклик в действительности или рот только бесшумно открывался, как у выброшенной на сушу беспомощной рыбы? Способно ли было его пересохшее и будто отекшее изнутри горло выдавить хоть какой-то человеческий звук? Даже в этом совершенно четкой уверенности быть не могло…
Его вырвало. Буквально вывернуло наизнанку, отняв последние, теплившиеся где-то в глубине некогда мощного и здорового организма силы. Он еще раз дернул рубашку, уже полностью обнажая торс с густыми волосами. Легче не стало. Ни на йоту. Хотелось рвать теперь и эти волосы на груди… И даже сдирать ногтями кожу.
Он потерял равновесие и ткнулся лицом в пол. Всполохи догорающего факела, валявшегося слева, обожгли ему плечо. Но он не почувствовал боли. Зато совершенно явственно ощутил запах собственной рвоты и крови. Угасающее сознание заставило его отвалиться на бок. Последняя попытка концентрации не принесла желаемого результата. Исчезло последнее, что еще единило его с окружающим миром, – зрение. Глаза застилала мутная кроваво-красная дымка.
«Что же это?.. Господи!.. Что убивает нас? Или кто?..»
Как же так получилось? Они даже не успели толком ничего разглядеть. Смерть пришла стремительно, за считаные секунды. Но откуда она взялась? Сумрачное помещение буквально навалилось на них, уменьшилось в размерах. Обрушился свод? Он этого не помнил. Он уже ничего не помнил… Включая и собственное имя, не говоря о чем-то большем.
Поутихшее было пламя разгорелось с новой силой, отыскав для себя более благодатное поприще. Острые оранжевые языки, продолжая выводить свои жуткие, никому не понятные па, перекинулись на одежду неподвижно лежащего на холодном мертвом бетоне седовласого мужчины. Безжалостный огонь безумствовал, чувствуя свою безнаказанность. Чувствуя, что ему уже никто не сможет оказать никакого сопротивления. Терзаемая жертва была мертва.
Утихли предсмертные конвульсии и другого мужчины. Он распластался возле колонны в неестественной позе, подвернув под себя правую ногу и откинув назад голову. Его нелепый огромный кадык кровоточил, словно по нему только что в нескольких местах полоснули опасной бритвой. Из раскрытого рта выпали прогнившие передние резцы и повисли на опухшей нижней губе.
Все было кончено… Смерть быстро сделала свое черное дело, уложившись в короткие сроки. Но для тех, кого она выбрала для себя в качестве мишеней, так и осталось загадкой то, что же именно эту смерть породило.
«Что убивает нас?..»
Глава 1
Гордон Вентайл не сразу поднял голову на звук отворившейся двери. Еще больше минуты после этого он сосредоточенно водил шариковой ручкой по наполовину исписанному мелким убористым почерком листу бумаги. Время от времени он пробегался острым языком по краешкам губ, и замерший на пороге кабинета Вентайла Рифе Меер каждый раз с легкой усмешкой наблюдал за этой привычкой шефа.
Наконец Вентайл прервал свое занятие, щелкнул ручкой, пряча стержень в металлический корпус, и небрежно отбросил ее в сторону. Отпер ключом верхний ящик стола, одним движением руки смел в него все, что до этого покоилось на столешнице, и вновь замкнул ящик. Крохотный ключик скрылся в боковом кармане пиджака. Поднялся на ноги.
– Ну?
Еще по одной присущей ему привычке Вентайл слегка склонил голову набок, разглядывая полное розовощекое лицо подчиненного. Вентайл, занимавший в израильской секретной службе, именуемой «Моссадом», аббревиатура которой в переводе с иврита расшифровывается как «Институт безопасности и специальных задач», положение далеко не последнее, был шестидесятилетним мужчиной среднего роста, коренастым, очень смуглым, с выразительными индоевропейскими чертами лица. У него были пышные усы и густая, с проседью борода. Его блестящие, близко посаженные глаза смотрели на собеседника со спокойным, но, казалось, вполне искренним любопытством. Вентайл заложил руки за спину.
– Она уже в сканкамере, Гордон, – негромким, слегка свистящим на выдохах голосом ответил Меер. – Профессор Гринберг проделал все необходимые приготовления и предварительные тесты… Хочешь сам взглянуть на это?
– Разумеется, Рифе.
Вентайл ненадолго вернулся к своему рабочему месту, сдернул со спинки стула пиджак, набросил его на плечи и только после этого двинулся к выходу. Меер пропустил его вперед. Вентайл запер кабинет, и оба мужчины направились по коридору в левую сторону, туда, где располагались лифтовые кабины. Невзирая на преклонный возраст, шел Вентайл энергично и пружинисто. Он будто при каждом движении отталкивался от поверхности пола узким носком ботинка. Меер едва поспевал за ним, широко размахивая руками на ходу. На лбу Рифе выступила едва заметная испарина, и, уже достигнув лифта, он смахнул ее тыльной стороной ладони. Вентайл вдавил в стену квадратную черную кнопку, и двери лифта, словно только и ожидая этого момента, тут же разъехались в стороны. Вентайл, а следом за ним и Меер шагнули в довольно тесное, пронизанное красным рассеянным светом помещение, и кабинка бесшумно понесла их вниз.
Меер предпочитал погружаться в недра подвальных лабораторий здания как можно реже. Без лишней необходимости он вообще старался не только не появляться там, но и не вспоминать об их существовании. Вентайл, занятый исключительно застегиванием пуговиц своего пиджака, вел себя, казалось, вполне естественно и непринужденно. Ему-то, в отличие от Меера, приходилось спускаться в лаборатории едва ли не каждый день. Раза два-три в неделю точно. Именно на нем лежала вся ответственность за проводимые «Моссадом» опыты подобного толка, и в частности за деятельность профессора Гринберга. Если он и замечал легкую нервозность со стороны Рифе Меера, открыто на нее никак не реагировал.
Лифт открылся, выпуская мужчин в длинный, узкий, как кишечник, темный коридор. Определить место, где этот коридор заканчивался, в принципе не представлялось возможным. Дальние очертания коридора уже на расстоянии трех метров терялись во мраке. Однако Вентайл и его спутник не ставили перед собой задач отправляться в такое далекое путешествие по недрам подвальных строений. Прекрасно ориентируясь в сумерках коридора, идущий впереди Вентайл в полутора метрах от лифта свернул в едва различимый проем справа и остановился перед массивной звуконепроницаемой железной дверью. Достал из кармана пиджака ключ-карточку, вставил ее в прорезь, расположенную на уровне бедра, и провел ее по сканирующему замку. Устройство тихо пискнуло, проводя идентификацию личности. Вентайл вернул карточку на прежнее место. Замок щелкнул, и дверь открылась. Меер рефлекторно оглянулся через плечо, проверяя, не наблюдает ли кто за ними, хотя и понимал всю бессмысленность этого своего действия. Вентайл отступил в сторону.
– Заходи, – коротко распорядился он, обращаясь к соратнику.
Рифе переступил порог лаборатории, которая вот уже на протяжении двух последних лет в шутку именовалась «святая святых профессора Гринберга», да, надо заметить, по существу таковой и являлась. Ходили слухи, что профессор не только работал, но и жил здесь, однако стопроцентных доказательств этого факта у Меера не было. Он прошел вперед и с интересом огляделся по сторонам. Круглое лицо Меера уже не казалось таким розовощеким. То ли от волнения краска схлынула с его лица, то ли заметить ее было невозможно в силу окутывающего лабораторию бледно-зеленоватого света, поступавшего неизвестно откуда.
Последний раз Меер был в апартаментах у Гринберга более трех месяцев назад, но за это время здесь мало что изменилось – все то же сумеречное помещение, заставленное различной аппаратурой, как находящейся в рабочем состоянии, так и ожидающей своего часа.
Сам профессор Гринберг, пожилой человек с седой курчавой шевелюрой и маленькими лисьими глазками на остром лице, облаченный в белый мятый халат, восседал в низком крутящемся кресле перед довольно большим пультом управления, увенчанным тремя смежными мониторами. На самом большом из них, расположенном по центру, Меер не заметил ничего, кроме изображения подрагивающей разноцветной синусоиды. На левом, поменьше, отображалась модель человеческого мозга, окутанная странной туманной дымкой. Правый монитор синего цвета был пуст. На голове у Гринберга располагался заведенный на эластичном держателе за ухо микрофон, но сам динамик замер в более высоком положении, чем требовалось. Он был не у губ профессора, а почти вплотную соприкасался с его морщинистым старческим лбом. Гринберг увлеченно выстукивал что-то на клавиатуре, сверяясь только с показаниями приборов и совершенно игнорируя то, что находилось непосредственно перед ним.
В смежной комнате, которая и являлась по сути той самой легендарной сканкамерой, отделенной от основной лаборатории только стеклом, просматривалась расположенная под углом капсула, тускло поблескивающая таким же бледно-зеленым светом, как и все остальное помещение. В капсуле в форме пятиконечной звезды, или, что было бы более точно сказано при данных обстоятельствах, в форме «Виртуального человека» Да Винчи, столь привычного для школьных обложек по анатомии, располагалась девушка. Она была полностью обнажена, и Меер не мог не отметить идеальных пропорций ее тела. Тонкие, словно точеные, ноги, плоский живот, средних размеров высоко поднятая грудь с маленьким ореолом вокруг темно-коричневых сосков, прямая спина. На голове у девушки было нечто вроде шлема с невысоким «забралом», скрывающим верхнюю часть ее лица. Разглядеть можно было только ее острый подбородок, чувственную линию слегка припухлых губ, маленький кончик носа и ровные линии скул, как у азиатки. Длинные черные волосы, выступающие из-под шлема, прямыми прядями падали на гладкие, мраморного оттенка плечи.
Тело девушки подрагивало, и эта вибрация усиливалась или уменьшалась в зависимости от того, в какое положение Гринберг ставил плоскую черную ручку с красной стрелкой, направленной на растянувшийся по дуге циферблат. Он то и дело менял показания в пределах от семидесяти до девяносто пяти, быстро занося получаемые при этом результаты в базу данных своего компьютера. Меер отметил, что одновременно с изменениями вибрации обнаженного тела, менялось и направление синусоиды на основном мониторе.
Меер почувствовал себя неуютно. Будто ему довелось присутствовать в некой модернизированной камере пыток. Он замер на месте, не в силах приблизиться к стеклу, за которым в своей тесной капсуле находилась обнаженная девушка. К горлу невольно подкатил какой-то предательский тошнотворный ком, но Меер быстро сумел справиться с этим неприятным ощущением и взять себя в руки.
Вентайл решительно обогнул Меера и приблизился к рабочему месту профессора. Встал справа от него и, прищурившись, внимательно посмотрел через стекло на девушку. Рифе предпочел не подходить ближе.
Гринберг щелкнул одним, затем другим тумблером на пульте управления и наполовину провернул плоскую черную ручку с края таким образом, что обозначенная на ней красная черточка коснулась отметки с цифрой пятьдесят. Тело девушки тут же замерло и погрузилось в состояние полного покоя.
– Как она? – поинтересовался Вентайл, не глядя на профессора.
Последний также не соизволил повернуть головы в сторону собеседника, наблюдая за равномерными извилинами разноцветной синусоиды на экране своего монитора.
– Если вы имеете в виду ее физическое состояние, – разговаривая, Гринберг слегка причмокивал дряблыми старческими губами, – то, поверьте мне на слово, Гордон, она еще никогда в жизни не находилась в такой превосходной форме. Да что там она… Артериальное давление, температура тела, работа органов – с такими показателями человека можно смело отправлять в космос даже без специальной на то подготовки…
Гринберг гаденько хихикнул, и у стоящего чуть позади него Меера от этого смешка почему-то невольно побежали мурашки по коже, и он зябко поежился.
– Но и это только цветочки, Гордон, – продолжил профессор. – Гораздо большее значение имеют ее чувства. Они обострены до предела. Зрение, слух, обоняние… Мне удалось добиться того, что все ее чувства работают на тридцать процентов эффективнее, чем у любого нормального человека. Можете себе это представить? Тридцать процентов!..
Гринберг торжествовал. По губам его блуждала самодовольная улыбочка, он покачивал головой в такт каждому своему слову, а в завершение энергично потер друг о друга покрытые с тыльной стороны пигментными пятнами сухощавые ладони. Похоже, что сегодня он как никогда восторгался собственной гениальностью. Однако серьезное, напряженное лицо Вентайла со все еще устремленным на девушку испытующим взглядом, напротив, свидетельствовало о том, что он не разделяет оптимизма профессора. И Меер понимал, почему. Вентайла интересовало совсем другое.
– Что с ее мозгом, профессор? – открыто спросил он.
Гринберг пожал плечами.
– Одну минуту. Сейчас вы сами сможете убедиться в его функциональности, Гордон. – Он снова повернул ручку, и теперь красная метка коснулась цифры семьдесят пять. Нажал пару кнопок и опустил микрофон со лба на уровень нижней губы. – Это профессор Гринберг. Вы меня слышите, Айсана?
– Да, я вас слышу, профессор.
С той точки, где стоял Меер, было не видно, как ожили и разомкнулись губы девушки, но в том, что в диалог с Гринбергом вступила именно она, сомневаться не приходилось. Меер прежде уже слышал ее голос. Он инстинктивно шагнул вперед, желая понаблюдать за происходящим. Вентайл распрямил плечи и теперь уже просто вонзился взглядом в распростертое в капсуле тело девушки.
– Прекрасно, – Гринберг ощерил маленькие зубы. Он действительно получал наслаждение от проделываемой им самим работы. – Послушайте, Айсана. Я буду показывать вам сейчас геометрические фигуры, а вы будете называть их. Договорились?
– Да.
Теперь уже Меер мог отчетливо видеть шевеление ее губ. Тем временем пальцы Гринберга забегали по клавиатуре, как у пианиста-виртуоза, а на маленьком синем мониторе, расположенном правее основного, стали появляться четкие очертания светящихся геометрических фигур. Одна фигура сменялась другой. Судя по всему, девушка могла видеть точно такие же изображения на экранчике с внешней стороны своего «забрала», потому как ее негромкие ответы были последовательными и своевременными.
– …круг, ромб, параллелограмм, трапеция…
– Замечательно. – Синий экран монитора погас. – Просто замечательно, Айсана. А теперь я буду озвучивать вам названия государств, а вы мне называть их столицы. Готовы?
– Готова, – монотонно ответила девушка.
Меер отметил, что все это время интонации ее голоса не изменились ни на йоту. Она говорила как запрограммированный робот.
– Тогда приступим, – Гринберг откинулся на спинку кресла. – Бельгия.
– Брюссель.
– Польша.
– Варшава.
– Руанда.
– Кигали.
– Камерун.
– Яунде.
– Бутан.
– Тхимпху.
– Соломоновы острова.
– Хониара.
Девушка отвечала быстро. Без запинки, без раздумий, без колебаний. Меер не удержался и восхищенно присвистнул. При этом он заметил, что и Вентайл удовлетворенно качает головой.
– Блестяще, Айсана, – одобрил ее ответы Гринберг и снова склонился над клавиатурой. – Сейчас будет задание посложнее. Сосредоточьтесь. Я буду показывать вам фотографии известных людей различных эпох, а вы будете мне их называть. Готовы?
– Готова, – снова ответила Айсана тем же бесцветным голосом.
Меер подошел еще ближе. На синем экране монитора возникло графическое изображение Помпея. Для ответа девушке потребовалось не более секунды.
– Это римский полководец Помпей, – сказала она.
На экране появилось новое изображение. Лицо этого человека Мееру было совершенно незнакомо. Но оно нисколько не смутило девушку. Она вновь без запинки ответила:
– Это Бьюкенен. Пятнадцатый президент США.
Гринберг кивнул, щелкнул правой кнопкой мыши, и на экране возникло еще одно незнакомое Мееру лицо.
– Мадеро, – ответила девушка. – Мексиканский дипломат конца девятнадцатого века.
Новое изображение.
– Караваджо. Итальянский художник шестнадцатого-семнадцатого веков.
Гринберг выдержал паузу и поднял вверх указательный палец, как бы предлагая Вентайлу и Мееру повысить внимание. Затем он вновь щелкнул мышкой, и на экране появилась фотография лидера одной из самых фанатичных группировок арабских экстремистов Нафеза Анбааса. Айсана молчала. Гринберг улыбался. Пауза затягивалась.
– Ну? – поторопил он девушку в микрофон.
– Я… Я не знаю, – будто через силу выдавила она из себя и уже через пару секунд уверенно добавила: – Я не знаю этого человека.
– Хорошо, – сказал Гринберг. – А этого?
На экране монитора появилась фотография самой девушки, находящейся в капсуле по ту сторону стекла. Только теперь помимо нижней части ее лица можно было видеть и верхнюю. Тонкая, как струна, переносица, черные выразительные глаза с большими пушистыми ресницами, высокий лоб, обрамленный с двух сторон прямыми темными волосами.
Но Айсана снова хранила молчание. Гринберг не стал торопить ее. Через минуту она разомкнула губы и призналась:
– Не знаю.
Чувствовалось, что она слегка разнервничалась. Даже синусоида на основном мониторе изменила свое движение.
– Ладно, – сказал Гринберг. – На сегодня достаточно, Айсана. Спасибо.
– Вы можете выключить связь с ней, профессор. – Вентайл уже стоял рядом с ним.
– Да, конечно.
В очередной раз защелкали тумблеры, а заветная черная ручка вернулась к отметке «пятьдесят». Тело девушки расслабилось.
– Она нас не слышит? – на всякий случай поинтересовался Вентайл.
– Нет. Я полностью контролирую ее сознание, Гордон, – не без апломба похвалился профессор. – Вы же видели все собственными глазами. Впечатляет? А?
– Вне всяких сомнений вы добились потрясающих результатов, профессор, – как всегда, Вентайл был скуп по части эмоций, отдавая предпочтение практической стороне дела. Он повернул голову к Мееру. – Как у тебя обстоят дела с объектом, Рифе?
– Мы держим его под бдительным наблюдением.
– Надеюсь, нас не постигнет с ним та же участь, как и с теми двумя? – Вентайл нахмурился. – Вы их, кстати, так и не обнаружили?
Меер невольно опустил взгляд. Всегда неприятно, когда тебе напоминают о былых ошибках в присутствии посторонних лиц, а Меер и подавно относился к этому щепетильному вопросу особенно болезненно. Но вопрос был поставлен и требовал ответа.
