banner banner banner
Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»
Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»

скачать книгу бесплатно

Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»
Наталия Ю. Тяпугина

Автор книги поможет вам вдумчиво прочитать гениальные тексты Ф.М. Достоевского и глубже разобраться в них. Она будет вашим опытным проводником по бессмертным произведениям писателя – его романам «Преступление и наказание» и «Идиот». Это важно, поскольку тексты Ф.М. Достоевского требуют медленного, внимательного чтения, полного погружения в художественный мир автора. И на этом пути вас ждет немало открытий. Адресована студентам и аспирантам-филологам, преподавателям-словесникам, всем, кто интересуется русской литературой и творчеством Ф. М. Достоевского.

Наталия Тяпугина

Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»

Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот»

Предисловие

Жизненный путь Федора Михайловича Достоевского уникален не только по творческим результатам, обессмертившим его имя, но и по выработанному им руслу духовных поисков, по исключительно высокой цене, заплаченной за прозрение.

Судьба этого русского писателя удивительна еще и потому, что его духовные искания в своих существеннейших чертах отражают развитие русской философской и общественной мысли второй половины XIX века и во многом определяют ее направление в последующих веках, причем не только в России. Катастрофичность судьбы Достоевского сродни российским историческим катаклизмам. Что же давало силы этому русскому мученику каждый раз начинать новый путь? Какие аргументы зрели в его душе, когда он оказывался в очередном водовороте идей и мнений? Как осуществлялся их отбор в ситуации абсолютной открытости самым острым вопросам жизни? Как складывалась копилка бесценного опыта, созидался запас незаёмной мудрости, где все векселя оплачены по самому высокому счету?

Вот об этом и хочется поразмышлять над страницами его романов «Преступление и наказание» и «Идиот».

Ф. М. Достоевского интересует личность, взятая в важнейший, переломный момент жизни, когда в ней обнажаются темные, стихийные стороны и, одновременно, открываются вершины духовности.

Герой Достоевского – это борец, отстаивающий свою волю в борьбе с диктатом нравственного долга и совести, в испытании пределов добра и зла. На героев Достоевского, как из проклятого рога изобилия, сыплются разного рода трагические неожиданности. Сердце у них «стучит сильней, сильней, сильней». Они живут неимоверно напряженной, ускоренной, импульсивной жизнью, с каждым движением устремляясь либо к бездне и катастрофе, либо к очищению и «восстановлению».

Герой Достоевского «являет свое своеволие» в попытке «мысль разрешить». Он человек думающий, экспериментирующий, испытывающий свою идею в диалогах с другими персонажами, укрепляясь в ней или подвергая ее сомнению. В диалогах у Достоевского сосредоточена вся сила его художественного изображения. Именно там проходит нерв его идеологических романов. Голос каждого героя важен. И все они, сливаясь воедино, образуют мощную романную полифонию. Это, конечно, не означает того, что голос самого автора неразличим, что он теряется в сложном многоголосии идей. Отнюдь. Голос автора, его позиция – во всем: в расстановке сил, в построении конфликта, в той интонации, с которой он повествует о своих непростых героях. Она в изумительных по глубине и точности художественных деталях. Вот почему произведения Ф. М. Достоевского требуют медленного, внимательного чтения, полного погружения в художественный мир автора. Последуем же за ним.

Глава I. Читаем вместе «Преступление и наказание»

Фёдор Михайлович Достоевский – писатель удивительный. В том прямом смысле, что и сегодня он удивляет нас смелостью своей мысли, глубиной вопросов, обращенных к человеку: кто такой человек есть? Для чего он существует? Что питает или отравляет его душу? Какой смысл в испытаниях, приходящихся на его земной путь и как их достойно вынести?

Эти и множество других, «последних», вопросов возникают и сегодня при чтении произведений Достоевского.

«Преступление и наказание» – один из самых острых, самых пронзительных романов Достоевского, где эти вопросы о сути человеческого бытия решаются в момент «излома», в ситуации кризиса, проверяя на подлинность систему нравственных ценностей, которая была выработана человечеством. И сейчас, в самом начале века ХХI, когда человеческая жизнь чудовищно обесценилась, когда вновь проверку на подлинность проходит древнейшая библейская заповедь «не убий», давайте вместе проследим за развитием авторской мысли, вникнем в систему художественных доказательств, задумаемся над словом Достоевского.

История создания романа

Замысел романа зародился у Ф. М. Достоевского ещё на каторге. В письме к брату Михаилу Михайловичу от 9 декабря 1859 года Достоевский делится своими планами: «В декабре я начну роман… Не помнишь ли, я тебе говорил про одну и с п о в е д ь – роман, который я хотел писать после всех, говоря, что ещё самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля… Все сердце мое с кровью положится в этот роман. Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения…»[1 - Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1985. Т. 28, кн. 2. С. 351. Далее везде письма цитируются по этому изданию с указанием в скобках номера тома – римской цифрой, страницы – арабской.]

Однако должно было пройти 6 лет, прежде чем замысел обрел четкие очертания. Этому во многом способствовали обстоятельства жизни писателя. Испытывая крайнюю нужду в деньгах, Достоевский в письме к издателю «Отечественных записок» А. А. Краевскому просит денег для работы над романом «Пьяненькие», излагая его содержание в самых общих чертах: он «будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч. и проч.» (ХХVIII, кн. 2.С. 127–128). Но издатель отказывает Достоевскому в авансе. И тогда 2 июля 1865 года писатель вынужден заключить настоящий кабальный договор с другим издателем – Ф. Т. Стелловским. За три тысячи рублей Достоевский продал Стелловскому право на издание своего трехтомника собрания сочинений, да ещё обязывался написать для него новый роман объемом не менее 10 листов к 1 ноября 1866 года. При этом в договоре специально оговаривалось это условие. И если бы писатель его не выполнил, то на 9 лет все его авторские права на все литературные произведения перешли бы в полное владение Стелловского.

И тем не менее Достоевский пошел на эти условия, чтобы выплатить самые неотложные долги и бежать от кредиторов за границу, чтобы там спокойно поработать над романом, приобретающим в его сознании всё более четкие контуры. Оставшиеся деньги должны были обеспечить его творческую свободу. Но… Достоевский был страстный, увлекающийся человек. И в Вистбадене за 5 дней он проигрывает в рулетку всё, включая карманные часы. И оказывается за границей один, без денег, в плену самой отчаянной нужды. На письма о помощи откликается только И. С. Тургенев, отправивший ему 50 талеров. Достоевского они не спасают. Ситуация скатывается к катастрофе, которую Достоевский документально отразил в письме к А. П. Сусловой от 10/22 августа 1865 года: «Рано утром мне объявили в отеле, что мне не приказано давать ни обеда, ни чаю, ни кофею. Я пришел объясниться, и толстый немец-хозяин объявил мне, что я не «заслужил» обеда и что он будет мне присылать только чай. Итак, со вчерашнего дня я не обедаю и питаюсь только чаем… Нет выше преступления у немца, как быть без денег и в срок не заплатить». Через два дня Достоевского лишают света: «Скверно то, что меня притесняют и иногда отказывают в свечке по вечерам, в случае если остался от вчерашнего дня хоть крошечный огарочек».

Вот в такой обстановке, оставив первоначальный замысел «Пьяненьких», который потом вольется в роман «Преступление и наказание» в виде сюжетной линии о семействе Мармеладовых, Достоевский начинает работу над романом, с которым связывает большие надежды.

Подробный план нового произведения писатель излагает в письме к издателю «Русского вестника» М. Н. Каткову: «Это психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым странным, «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решил разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна,…зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. «Она никуда не годна», «для чего она живет?», «полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. – эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем, чтобы сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства – притязаний, грозящих ей гибелью,…и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству» – чем уже, конечно, «загладится преступление», если только можно назвать преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живет на свете, и которая через месяц, может быть, сама собой померла бы.

…Почти месяц он проводит после того до окончательной катастрофы, никаких на него подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, что принужден сам на себя донести. Принужден, чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас по совершении преступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли свое, убили убеждения, даже без сопро[тивления]. Преступник сам решает принять муки, чтобы искупить свое дело» (ХХVIII, кн. 2 136–137).

Катков принял предложение Достоевского, и теперь работа над романом и его публикация в журнале протекают одновременно. Первая часть «Преступления и наказания» появилась уже в январском (1866) номере журнала и вызвала большой интерес у читателей. В апреле 1866, когда были опубликованы три части, Достоевский пишет священнику И. Янышеву: «Надо заметить, что роман мой удался чрезвычайно и поднял мою репутацию как писателя. Вся моя будущность в том, чтобы кончить его хорошо». На лето 1866 у писателя были самые «эксцентрические» планы. Дело в том, что Стелловскому он обязан был представить большой неизданный роман. Между тем, «Преступление и наказание» еще не окончено. И спешить с ним нельзя, ибо тут – «будущность». Что же делать?

«Я хочу сделать небывалую и эксцентрическую вещь, – писал Достоевский в июле 1866 года, – написать в 4 месяца 30 печатных листов, в двух разных романах, из которых один буду писать утром, а другой вечером, и кончить к сроку… До сих пор мне вот такие эксцентрические и чрезвычайные вещи даже нравятся. Не гожусь я в разряд солидно живущих людей… Я убежден, что ни единый из литераторов наших, бывших и живущих, не писал под такими условиями, под которыми я постоянно пишу».

Но лето закончилось. До срока оставался один месяц, а к роману для Стелловского Достоевский ещё и не приступал. Шла работа над 5 частью «Преступления и наказания». И тогда друзья посоветовали ему обратиться к помощи стенографистки. Директор курсов стенографии Ольхин порекомендовал свою лучшую ученицу. Ею оказалась Анна Григорьевна Сниткина, будущая жена и верный друг писателя. Ей 4 октября 1866 года он и начал диктовать роман «Игрок» для Стелловского, а когда 31 октября эта работа была закончена, Достоевский вновь вернулся к «Преступлению и наказанию». Шестая и последняя часть этого романа была написана в ноябре.

В 1866 году роман был закончен.

«Человек есть тайна»

Во всех произведениях Достоевского в центре находится человек, личность. Именно тайну личности Раскольникова и пытается разрешить писатель. Кто же он такой, Родион Романович Раскольников, недоучившийся студент юридического отделения? Как он живёт? О чём размышляет? Что волнует его? Писатель не спешит приподнять завесу тайны над ним, как, впрочем, и над всеми остальными героями.

А почему, собственно, тайна? Потому что именно так понимал человека, любого человека, Ф. М. Достоевский? В письме к брату он четко сформулировал своё творческое кредо: «Человек есть тайна. Её надо разгадать, ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком». Тайна стимулирует работу мысли, вырабатывает умение соединять причину и следствие. От читателя требуется способность к истолкованию противоречий, которых в романе, как и в самой жизни, великое множество. Что же из себя представляют эти противоречия? Ну, например, те, что содержатся в портретах убийцы и его жертвы. В самом деле, писатель как будто нарочно нас путает. Раскольников выглядит вполне привлекательно: «Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-русый, ростом выше среднего, тонок и строен».[3 - Достоевский Ф. М. Собр. соч.: В 15 т. Л., 1989. Т. 5. С. 6. Роман цитируется по этому изданию с указанием в тексте номера страницы.]

Кажется, что автор стремится вызвать у нас сочувствие к нищему студенту: «Он был затравлен бедностью» (5); «он очень слаб: второй день как уж он почти совсем ничего не ел» (6); «он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу» (7).

То, что испытывает нищий, с полным знанием дела, почти торжественно формулирует Мармеладов, тоже, как и Раскольников, «бывший», только не студент, а чиновник: «Бедность не порок, это истина… но… нищета… – порок-с. В бедности вы ещё сохраняете свое благородство врождённых чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было; и справедливо, ибо в нищете я первый сам готов оскорблять себя» (15). Воистину – «униженные и оскорбленные»…

Между тем портрет жертвы, старухи-процентщицы, вызывает у нас почти отвращение: «Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы её были жирно смазаны маслом. На её тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпьё, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка. Старушонка поминутно кашляла и кряхтела» (8–9). К тому же и характер у неё самого гнусного свойства: было известно, что свою сестру Лизавету эта «маленькая и гаденькая» старушонка «бьёт поминутно и держит в совершенном порабощении, как маленького ребёнка», в то время как Лизавета «работала на сестру день и ночь, была в доме вместо кухарки и прачки», и вообще была существом тихим, кротким, безответным. Что, впрочем, не спасло и её от топора Раскольникова.

Петербург в романе

Условия жизни Раскольникова выписаны так отчетливо, что, кажется, именно они могли бы стать главной причиной его преступления. Место действия – Петербург середины 60-х годов, город не только «самый фантастический», но и самый прозаический, где с ужасом бреда соседствует не меньший ужас действительности.

Здесь все реально и призрачно одновременно. Здесь «гранит, который разлетается в туман, и туман, который сгущается в гранит» (Д. С. Мережковский). В изображении Достоевского он выглядит как душная вонючая клоака, создавая в романе «отвратительный и грустный колорит». Неслучайно приехавшая в Петербург мать Раскольникова, Пульхерия Александровна, сразу установила связь между психическим неблагополучием сына и жизненной средой, его окружающей: «…пусть пройдётся, – говорит она о сыне, – воздухом хоть подышит… ужас у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!..»

Впрочем, и здесь всё не так однозначно.

Петербург – самый мифологизированный город. Он – символ блеска, величия, богатства, он – зримая материализация фантастической идеи Петра I о возможности «окна в Европу», распахнутого с гиблых русских топей и болот.

Достоевский в романе создает не столько буквальный, сколько символический, духовный пейзаж Петербурга, накрепко связанный с личностью и идеей Раскольникова.

Вот герой в ясный летний день стоит на Николаевском мосту и пристально вглядывается в «эту действительно великолепную панораму». И что же? – «Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина…» (110)

От Раскольникова тоже веет холодом. Он так же угрюм и загадочен, как и город, в котором сформировалась его идея. Как и в Петербурге, соединяются несовместимые стороны в личности Раскольникова. Царственная Нева, золото Исаакиевского собора, гранит мостовых – с одной стороны. А с другой – Сенная площадь, где в безобразной толкучке представлены, кажется, все человеческие пороки и несчастья.

И у Раскольникова романтическая внешность мечтателя и мыслителя соединяется с самым грязным «подпольем» – мыслями о грабеже и убийстве. «Кажется, что ядовитые испарения большого города, зараженное и лихорадочное его дыхание проникли в мозг нищего студента и породили в нём мысль об убийстве».[4 - Мочульский К. В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995. С. 362.] «Безобразная мечта» здесь сменяется безобразной «пробой» и наоборот.

Другой пример материализации духа Раскольникова – его жилище. Теснота, убогость жилья рождают у героя тоску и подавленность. Цветовая гамма лишь подчёркивает ощущение безысходности и надрыва. Вот почему на его лице почти постоянно мы наблюдаем гримасу. Не успев проснуться, он, уже «желчный, раздражительный, злой», с ненавистью смотрит на свою каморку. И было от чего прийти в дурное расположение духа. «Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид со своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку (а мы помним, что Раскольников был «ростом выше среднего» – Н.Т.) становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок» (29).

Мебель и вещи вполне соответствовали помещению: они тоже были ветхими, изломанными, грязными. «Трудно было более опуститься и обне-ряшиться», – скажет писатель о Раскольникове, но скажет это с намеком на то, что какие-то другие думы занимали его героя, какая-то мономания властно захватила и увела его от мыслей о приличном виде и пристойном образе жизни.

Подчёркивается отстраненность героя от быта: спит он на неуклюжей большой софе, обитой ситцем, обыкновенно «не раздеваясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим, студенческим пальто» (29). Если верно утверждение, что жильё – это ландшафт души его хозяина, – то тогда очевидно, что материальная оболочка «идеи» Раскольникова – эта желтая пыльная каморка, этот удушливый, обшарпанный «гроб», – во многом объясняют причину того, почему в голове человека умного и образованного родилась идея дикая и жестокая. Оболочка не только вполне соответствует «содержимому», но и его обусловливает. Хотя, как и всегда в художественном мире Достоевского, эта связь человека и обстоятельств носит характер не принудительный, не абсолютный.

Тем более, когда герой – личность сильная, когда живет он по преимуществу в сфере самосознания, когда фактически обратился в бесплотный дух: почти ничего не ест и не пьёт. Ему, по большому счёту, и деньги-то не очень нужны: он бескорыстен.

Ему не нужно ничего и никого, кроме возможности разобраться со своей идеей, додумать её до конца и решиться на шаг.

Причины преступления

Эта ужасающая, унижающая человеческое достоинство бедность, рождающая «желчь и конвульсии» в душе Раскольникова, вполне могла стать причиной его преступления. Именно она, кстати, первой приходит в голову Соне: «Ты был голоден! ты… чтобы матери помочь? Да?» – И слышит в ответ: «Нет, Соня, нет,… не был я так голоден… я действительно хотел помочь матери, но… и это не совсем верно…» (391)

Так в чем же дело? Что же было причиной преступления Раскольникова? Что толкнуло его, умного, образованного юношу, на кровавое убийство, от описания которого кровь стынет в жилах? – Их несколько, о них говорит сам Раскольников, говорят и другие герои.

Следователь Порфирий Петрович: «Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое; когда цитуется фраза, что кровь «освежает»; когда вся жизнь проповедуется в комфорте. Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце; тут видна решимость на первый шаг, но решимость особого рода, – решился, да как с горы упал или с колокольни слетел, да и на преступление-то словно не своими ногами пришел» (430).

То есть, получается, виновата современная «шаткость воззрений», приведшая к тому, что «недоконченные идеи», носящиеся в воздухе, овладели молодым человеком и толкнули его к преступлению.

Какие же идеи носились в России в 1860-е годы? Одну из них четко, хотя и не без иронии сформулировал друг Раскольникова – Разумихин: «…преступление есть протест против ненормальности социального устройства – и только, и ничего больше, и никаких причин больше не допускается, – и ничего!» (241)

Ужасающая бедность, невозможность свести концы с концами и в самом деле рождает мысль о социальной справедливости и возмездии. В особенности, когда речь идет о страдании невинных детей. Для Раскольникова вопрос стоит именно так: «Лужину ли жить и делать мерзости, или умирать Катерине Ивановне, а её детям погибать на улице?»

Может ли человек в случае, когда жизнь явно несправедлива к нему, разрешить себе бунт, убийство по «совести»?

Для Сони, истинно верующей в Бога, ответ ясен: «Да ведь я Божьего промысла знать не могу… И к чему вы спрашиваете, чего нельзя спрашивать? К чему такие пустые вопросы? Как может случиться, чтоб это от моего решения зависело? И кто меня тут судьёй поставил: кому жить, кому не жить? (с. 386)

А вот «отошедший от Бога» Раскольников считает, что вправе был лишить старуху-процентщицу жизни. «Я вошь убил», – скажет он, ощущая себя просто общественным санитаром. «Я убил гадкую, зловредную вошь, старушонку процентщицу, никому не нужную, которую убить сорок грехов простят, которая из бедных сок высасывала, и это преступление? Не думаю я о нем и смывать его не думаю» (491).

И так считал не один Родион Романович. Накануне преступления, в трактире, в случайно услышанном разговоре офицера со студентом Раскольников обнаружил ту же самую «арифметическую» логику преступления. «С одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная… С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь!..Убей её и возьми ее деньги, с тем, чтобы с их помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел?…Одна смерть и сто жизней взамен – да ведь тут арифметика!» (65)

Так возникает идея утилитарной морали, выводящей поведение человека из принципа разумной пользы. Получается все очень логично: старуха «никому не полезна», смерть же её принесет облегчение многим: решит материальные проблемы бедного студента, успокоит его мать, спасет сестру Дуню от несчастного брака, даст возможность Раскольникову закончить образование и всю оставшуюся жизнь приносить добро людям.

Идея эта – не только русской принадлежности. И во Франции, в творчестве О. Бальзака, в его романе «Отец Горио», мы встречаем те же вопросы. Бальзаковский герой Растиньяк также озабочен тем, позволено ли человеку совершить малое злодеяние ради большого грядущего блага? Оправдывает ли благородная цель преступное средство?

Воистину – идея носилась в воздухе… Известно, что в журнале «Время» Достоевский периодически печатал материалы судебных процессов, которые считал знаковыми. К таковым он причислял дело Пьера Франсуа Лессенера, который свои преступления трактовал как мщение обществу, как наведение общественной справедливости, героическую готовность «идти противу всех». Достоевского интересовала не только «логика» преступлений, совершенных «жертвой общества», но и психология «мстителя».

Что же произошло с душой Раскольникова? Какие «трихины» заразили её? Как получилось, что юноша – надежда своей семьи – превратился в существо злобное, желчное, опасное? Идея, засевшая в голове Раскольникова, исказила его мировосприятие. Взгляд на жизнь искривился. Контрастным свидетельством тому – Разумихин, который тоже находился в сложном материальном положении, но оставался «необыкновенно весёлым и общительным парнем, добрым до простоты». Про него сказано: «Он мог квартировать хоть на крыше, терпеть адский голод и необыкновенный холод. Был он очень беден и решительно сам, один, содержал себя, добывая кой-какими работами деньги. Он знал бездну источников, где мог почерпнуть, разумеется, заработком» (Выделено нами – Н.Т.). Он тоже, как и Раскольников, вынужден оставить университет, но изо всех сил старается поправить свои обстоятельства, помогая при этом людям, ну, хоть тому же Раскольникову. Если Родион унижен бедностью и убогостью своего жилища, называя его «гробом», «сундуком» и «шкафом», то Разумихин со смехом именует комнатушку своего друга «морской каютой», смещая акцент в юмористическую плоскость.

Заметим, что сама фамилия Разумихина, как это часто бывает у Достоевского, несет в себе оценку личности героя: он человек рассудительный, разумный. Лужин, ошибаясь, называет его Рассудкиным. Свидригайлов говорит о нём: «Он малый, говорят, рассудительный (что и фамилия его показывает…)»

Да и в процитированном выше отрывке о том, что поправить своё положение Разумихин стремился, «разумеется, заработком», – ощутимо то смысловое постоянство, что сопровождает этот образ. Раскольников и по значению своей фамилии противоположен Разумихину. Здесь очевиден акцент на расколе, раскольниках, на таких личностных свойствах, как фанатизм, истовость, страстность в вопросах веры. Вот почему проницательный Порфирий Петрович так аттестует Раскольникова: «Я вас за кого почитаю? – … за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей, – если только веру иль Бога найдет» (434).

Раскол прошел через душу героя, отделив его прошлое от настоящего и будущего, разъединив его с людьми и миром. Преступление Раскольникова – это драма его личности. Ущербны его отношения с людьми, к которым он и до и после преступления испытывал «какое-то бесконечное, почти физическое отвращение». «Упорное злобное, ненавистное» чувство не позволило герою ощутить всей полноты жизни, всего многообразия человеческих отношений.

В этом смысле символичен эпизод, приключившийся с Раскольниковым на Николаевском мосту. Погруженный в свои думы, он чуть не попал под коляску, и кучер, который ему три или четыре раза кричал, в досаде хлестнул его по спине кнутом. Этот унизительный эпизод, вызвавший смех у окружающих, еще больше разозлил Раскольникова, который «злобно заскрежетал и защелкал зубами».

Он был так потрясен, что не сразу понял: кто-то сует ему в руки деньги. Это пожилая купчиха с дочерью, приняв его за нищего, подала ему милостыню: «Прими, батюшка, ради Христа». Этот трогательный двугривенный чуть позже Раскольников почти механически швырнет в воду, окончательно отрезав себя от всех и всего в этом мире.

Горд и самолюбив Раскольников. Прав Порфирий Петрович, «опасен этот подавленный, гордый энтузиазм в молодежи». Высказывая свое отношение к статье Раскольникова, – «статья ваша нелепа и фантастична» – следователь объяснит причину её появления возрастом бунтаря: «В ней мелькает такая искренность, в ней гордость юная и неподкупная, в ней смелость отчаяния» (427).

В самом деле, именно молодежь чаще всего попадает в плен таких идей и теорий, которые берутся разом разрешить все мировые проблемы. Именно молодым людям свойственно то нетерпение, которое торопит развязку, не размышляя о средствах, отдавая весь сердечный жар заманчивой цели. Трагический разрыв между благими намерениями и негодными средствами как в ловушку увлекает души горячие и неопытные.

Молодой возраст – еще одна причина преступления Раскольникова.

Вспомним, как потрясло Раскольникова письмо матери, полученное накануне принятия им окончательного решения. Как его залитое слезами лицо искривила страдальческая судорога. Очень хорошо понял он, что в его семье готовится для него очередная жертва, что сестра собирается пожертвовать собой ради его будущности. Гордый, умный, проницательный он сразу осознал, что стоит за предстоящим браком: «На Голгофу-то тяжело всходить». Допустить это он не вправе. Письмо матери требует от Раскольникова конкретных действий, оно – поворотный пункт в его судьбе.

Теория, «фантастическая идея», явилась вдруг не мечтой, а в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ещё виде, и он вдруг сам сознал это…»

Так преступление, жившее в сознании как отвлеченная идея, перетекает в плоскость практическую, начинает восприниматься Раскольниковым как неотложное решение его личных, семейных проблем. Не случайно позднее Раскольников в тоске воскликнет: «О, если бы я был один и никто не любил меня и сам бы я никого никогда не любил! И не было бы всего этого!» (493)

Это прекрасно понимает «темный двойник» Раскольникова – Свидригайлов, который, излагая Авдотье Романовне причины совершенного её братом преступления, перечисляет их со всей обстоятельностью.

Первая, собственно свидригайловская версия, была с гневом отвергнута Дуней: «Он их убил, чтобы ограбить…» Поверить в это невозможно. Далее Аркадий Иванович воспроизводит то, что подслушал под дверью из разговора Раскольникова с Соней: «Единичное злодейство позволительно, если главная цель хороша». Свидригайлов называет также «самолюбие непомерное», «раздражение от голода, от тесной квартиры, от рубища, от яркого сознания красоты своего социального положения, а вместе с тем положения сестры и матери» (465). В этом разговоре возникает и ещё одна – национальная причина происшедшего: «Русские люди вообще широкие люди»,…широкие, как и их земля, чрезвычайно склонны к фантастическому, беспорядочному; но беда быть широким без особенной гениальности» (465).

Эту идею Достоевский будет развивать и в других своих произведениях, в «Братьях Карамазовых» и в «Дневнике писателя»: «Широк русский человек. Я бы его сузил».

Что касается другого важнейшего понятия в этом объяснении – «фантастический», – то и оно является важнейшим в художественной системе Достоевского. В «Преступлении и наказании» идея Раскольникова есть «дикий и фантастический вопрос», его статья «О преступлении» названа Порфирием «нелепой и фантастичной». Раскольников «фантастичен» даже для своей матери.

Как верно заметила А. А. Жук, постепенно фантастичность начинает оформляться как некая национальная черта, которая роднит Раскольникова не только с «фантастическим душегубцем» Свидригайловым, но и с «желающим пострадать» Миколкой, который, по определению Порфирия, «сердце имеет; фантаст». И – как обобщение – вопрос Порфирия Петровича: «Что, не допускаете, что ли, чтоб из такого народа выходили люди фантастические?»

Так фантастичность становится синонимом внутренней подвижности, способности к перерождению. Эта щедрая плодовитость души – источник нравственного чуда. Свойство это в высшей степени было присуще самому Достоевскому: «Когда я вспоминаю его, – писал Н. Н. Страхов, – то меня поражает именно неистощимая подвижность его ума, неиссякающая плодовитость его души. В нем как будто не было ничего сложившегося, так обильно нарастали мысли и чувства, столько таилось неизвестного и непроявившегося под тем, что успело сказаться».[5 - Страхов Н. Н. Воспоминания о Ф. М. Достоевском // Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников. М., 1964. Т. 1. С. 273.]

А может быть, всё дело в банальном сумасшествии Раскольникова? Может, и правда, ум помрачился? Ведь именно этим объяснили на суде такую несообразность: убил, чтобы ограбить, а потом даже не поинтересовался содержимым кошелька, не только что не воспользовался им.

Заметим, что Достоевский явно иронизирует над «новейшей модной теорией временного умопомешательства». Впрочем, болезненное состояние души и в самом деле было отмечено и лечащим врачом Раскольникова, и его знакомыми. Вот почему и приговор был неожиданно мягким – восемь лет каторжных работ. Суд принял во внимание «несовершенно здравое состояние умственных способностей во время совершения преступления», «болезненную мономанию убийства и грабежа, без дальнейших целей и расчетов на выгоду» (505). «Впрочем, – скажет Достоевский, – все это было почти уже грубо…» Фактически на суде прозвучало то, что хотели от Раскольникова услышать, приняли во внимание то, что способны были уразуметь, вынесли приговор, который обычно в таких случаях выносили. Но случай-то особый.

«Идея» Раскольникова

Давайте тщательнее разберемся в причинах преступления. А для этого ещё и ещё раз обратимся к самой «идее» Раскольникова, оказавшей такое фатальное воздействие на его судьбу.

В первом разговоре с Порфирием Петровичем Раскольников сам пояснил основную мысль своей статьи, заинтересовавшей следователя в связи с убийством процентщицы и её сестры. Мысль и в самом деле неординарная. «Она именно состоит в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово» (246). При этом первые, т. е. обыкновенные люди, они же «твари дрожащие», должны жить по законам, существующим в обществе. Права преступать они не имеют, да им это и в голову не придет. Другое дело – люди необыкновенные, существа высшие, способные на открытия, на поступки, на новое слово. Они могут не думать о таких условностях, как законы, – не для них они писаны.

Кто крепок и силен умом и духом, тот над людьми и их законами властелин. А потому остается только сделать свой «дух» таким же «крепким» и «сильным», как и «ум». То есть победить свою нравственную природу, освободив её от вековых предрассудков и страхов, порожденных многочисленными «дрожащими тварями». И здесь нужна решимость первого шага: «проходя мимо всей этой нелепости», «взять просто-запросто всё за хвост и стряхнуть к черту!»

Именно так и поступает Раскольников. Главным в его преступлении было «узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…» (397)

И горестный вопрос Сони: «Убивать? Убивать-то право имеете?»

Раскольников задумался над тем, что любой новый закон, устанавливаемый в государстве Ликургом, Соломоном, Магометом, Наполеоном или кем-либо ещё, непременно нарушает закон предыдущий, чтимый обществом, и потому является преступлением перед ним. Но почему эти размышления вывели Раскольникова не просто к идее преступления, а именно к убийству, как самой тяжкой его разновидности?

«Твари дрожащие» от веку живут по этому закону – «не убий», они веруют в Бога, боятся небесной кары, мук ада и прочего. А что случится, если заповедь эта будет нарушена? Небеса упадут на землю? Светопреставление начнётся? А что если люди всё это только выдумали, и на самом деле человеку «все позволено?» На какой же заповеди можно окончательно в этом убедиться, как не на самой последней, самой крамольной? «Идея» Раскольникова даже не в том, что ему лично, «все позволено» – в этом-то он как раз и не уверен. Он говорит Соне: «Уж если я столько дней промучился: пошел ли бы Наполеон или нет? – так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон»… (397)

Раскольников проверяет сам принцип, он решает вопрос для человека вообще. И получается, что идея Раскольникова – это идея мировоззренческая, проверяющая на подлинность всю систему вековых нравственных ценностей, претендующая отменить христианские нормы бытия, поставив на их место новый абсолют – свободу от всего.

Надоела студенту «болтовня», захотелось, наконец, самому во всем до конца разобраться. Вот почему он абсолютно честен с Соней, когда признается ей: «Не для того, чтобы матери помочь, я убил – вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного»… (397)

Убил и понял, что он, Родион Раскольников – не исключительная личность, не приспособлен он к роли «собственно человека». Но разочарован он в себе, а не в идее. Вот почему себя он называет «эстетической вошью», а идея и после убийства – его «вера и закон», то фундаментальное, что совершённое преступление отменить не в силах. Вот почему Раскольников и на каторге не раскаивается: «Совесть моя спокойна…»

Ужас в том, что его концепция бытия не поколеблена.

Как видим, под понятием «идея Раскольникова» сосуществует несколько, подчас взаимоисключающих друг друга теорий. Первая – убийство ради других. Преступник здесь не только палач, но и жертва, у него доброе сердце, он полон ошибочных, но благородных целей. Вторая – «идея Наполеона», она прямо противоположна первой. Убийство как преступление против божественного миропорядка. Преступник «от Бога отошел», он гордец и атеист, более всего ценящий власть. Достоевский в черновиках разрабатывал поочередно обе идеи. В окончательный текст романа вошел герой, соединивший в своем сознании трагическую раздвоенность обеих идей. Вот почему прав Разумихин, отметивший, как главную особенность Раскольникова, его раздвоенность: словно «два противоположных характера» в нем соединились.

Раскольников – трагический герой

Достоевский в центр внимания помещает все перипетии борьбы свободного духа Раскольникова. Он углубляется в первопричины поступков и решений своего героя. Анализирует и мотивирует каждый сделанный им выбор, следит за развитием его свободной воли. Ведь «без свободы нет человека. И всю свою диалектику о человеке и его судьбе Достоевский ведет как диалектику о судьбе свободы. Но путь свободы есть путь страдания. И этот путь страдания должен быть до конца пройден человеком».[6 - Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства. М., 1994. Т. 2. С. 44.] Он и был до конца пройден Раскольниковым.

«Преступление и наказание» называют романом-трагедией (Вяч. Иванов). То есть сам тип трагической коллизии предопределяет случившуюся катастрофу. Такого рода коллизию точно определил В. Г. Белинский как «безусловное требование судьбою жертвы себе. Победи герой естественные влечения сердца в пользу нравственного закона – прости, счастие, простите, радости и обаяние жизни! Он мертвец посреди живущих… Последуй герой трагедии естественному влечению своего сердца – он преступник в собственных глазах, он жертва собственной совести, ибо сердце его есть почва, в которую глубоко вросли корни нравственного закона – не вырвать их, не разорвавши самого сердца, не заставивши его истечь кровью».[7 - Белинский В. Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1948. Т. 2. С. 52–53.]

И в самом деле, поистине трагичен герой Достоевского, который «тысячу раз… готов был отдать свое существование за идею, за надежду, даже за фантазию. Одного существования всегда мало ему» (512–513), но сам «выход» за пределы того, что «разрешено», неминуемо ввергает его в новую бездну вопросов, на которые, используя старые «арифметические» познания, ответить уже невозможно.

«Преступление и наказание» – это монотрагедия. Из сорока сцен романа Раскольников участвует в тридцати семи. Автор скрупулезно ведет счёт времени. Первая часть включает 3 дня, отведенных на подготовку и совершение преступления. Действие романа начинается в начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер. Заканчивается через две недели. Но время, как и место, в художественной системе Достоевского – категория особенная. Она тесно связана с психологическим состоянием героя и может вести себя вполне своевольно – то убыстряя, то замедляя ход, а может и вообще выпасть из болезненного сознания героя, что и происходит постоянно в последних пяти частях романа.

Героя раздирает на части дилемма, выводящая его за пределы традиционного образа жизни. Нищета, голод, гибель – вполне реальные угрозы. Как относиться к ним? С христианским смирением? – Он, отошедший от Бога, считает, что смирение и жертва делают гибель неотвратимой (убедительным аргументом для него здесь является судьба Мармеладовых и Сони). Разве человек не имеет права на жизнь? Что дороже: жизнь или нравственные принципы? «Давным-давно зародилась в нем эта теперешняя тоска, созрела, «сконцентрировалась, приняла форму ужасного, дикого и фантастического вопроса».