скачать книгу бесплатно
На спине лоскутного дракона
Надея Ясминска
Когда берешь в руки новую книгу, то словно на миг застываешь перед бумажным тайником. Что там, под обложкой? Быть может, длинные бусы – целый роман, где есть завязка, развитие и логический конец. А может, отдельные бусины, которые хочется повертеть в пальцах и рассмотреть на солнце, – миниатюры, маленькие рассказы.
Рассказы в этом тайнике сшиты друг с другом крепкой нитью, поскольку принадлежат одному миру – Эрминтии. Миру, где люди когда-то верили, что живут на спине исполинского дракона. И если подняться высоко-высоко, то можно увидеть, что дракон этот не чешуйчатый, а будто лоскутный: бархат леса, атлас озера, холст полей… И так же, как цвета, в нем переплетены чувства.
Сборник фэнтези-рассказов и миниатюр о волшебном мире для взрослых читателей, время от времени ныряющих в иную реальность.
НАДЕЯ ЯСМИНСКА
НА СПИНЕ ЛОСКУТНОГО ДРАКОНА
Фэнтези-рассказы и миниатюры.
* * *
Когда берешь в руки новую книгу, то словно на миг застываешь перед бумажным тайником. Что там, под обложкой? Быть может, длинные бусы – целый роман, где есть завязка, развитие и логический конец. А может, отдельные бусины, которые хочется повертеть в пальцах и рассмотреть на солнце, – маленькие рассказы, миниатюры.
Последние, бывает, начинаются внезапно и точно так же обрываются. Это нырок: задержал дыхание, прыгнул, открыл глаза и вынырнул. Это примерка шляпы из старого сундука: надел, глянул в зеркало и спрятал обратно. Как писал один книжный маг, рассказ подобен окошку в чужой мир, чужой ум, чужой сон. А сборник рассказов хорош тем, что это не ухоженный сад, а горное разнотравье: не понравился один цветок – сделай шаг, переверни страницу, и вот у тебя в руках совсем другой.
И все же рассказы в этом тайнике сшиты друг с другом крепкой нитью, поскольку принадлежат одному миру – Эрминтии. Миру, где люди когда-то верили, что живут на спине исполинского дракона. И если подняться высоко-высоко, то можно увидеть, что дракон этот не чешуйчатый, а будто лоскутный: бархат леса, атлас озера, холст полей… И так же, как цвета, в нем переплетены чувства: тут вспыхнет счастье, там промелькнет боль, где-то встопорщится ненависть, где-то появится надежда.
Когда-нибудь огромный зверь проснется и стряхнет со своей шкуры все ненужное. Но пока он спит. И можно приоткрыть окошко.
ТРОЛЛЬ КОГДА-ТО УКУСИЛ
Югр медленно брел по дороге, надвинув старую шляпу на самые глаза. Лужи, попадавшиеся на пути, внимательно обходил – берег сапоги. Он почти вышел из деревни, когда к нему привязался мальчишка.
– Дяденька мельник, а куда вы идете?
– В Лес, – немного помолчав, ответил Югр.
Глаза мальчика изумленно распахнулись.
– Что же – в сам Лес? И не боитесь? Там, говорят… А зачем вам туда надо, дров принести? – Все еще круглые глазенки шарили по его спине, пытаясь отыскать топор. Топора не оказалось, но паренек все равно добавил: – Дрова у моего отца купить можно.
– Я просто хочу побродить.
Будь у Югра вместо шляпы сверкающая корона, она не вызвала бы такого восхищения, как эти слова. Подумать только, идти в Миралингес, Древний Лес – «просто побродить»! Мальчишка засеменил рядом, стараясь попадать в шаг. Он долго решался и, наконец, выпалил:
– А мне с вами можно?
– Ялмар! – раздался резкий выкрик из соседнего дома. Старая пряха продавила свое тело сквозь узкую дверь и спустилась во двор. Деревянные ступеньки жалобно хныкали под ее ногами. – Не приставай к человеку! Иди сюда!
Паренек с явным сожалением шагнул назад – ведь мыслями он был уже в Лесу. Но ослушаться не посмел и потому побежал к бабке, сверкая голыми пятками. А Югр прошел до самого поля, сел на пожелтевшую кучу вершков редьки и закурил. Ему нравилось вот так курить трубку и слегка раскачиваться. До него доносился скрипучий голос пряхи. Она-то думала, что ее не слышно, но чуткий слух Югра ловил каждое слово.
– Не лезь к мельнику, Ялмар, слышишь? У него не все дома. Ходит в свой Лес – ну и пусть! Допрыгался однажды. Ты его кожу видел? Тролль как-то укусил, года три тому. Вот бедолагу и разнесло. Подцепил, видать, тролльскую болячку…
Югр задумчиво выбил трубку о камень.
– Хотя… что ни делается, то к лучшему, – продолжила старуха, обращаясь скорее к себе, чем к внуку. – После того случая он стал другим человеком. Перестал жену поколачивать, с ребятишками начал возиться. Присмирел, так к его виду и привыкать стали… Эй, поганец, что ж ты морковку под моим носом дергаешь? Немедленно в дом, и только высунься!
Ялмар, схваченный за ухо, издал протестующий вопль. Снова простонали ступеньки, хлопнула дверь, и деревня погрузилась в мерные звуки косьбы и куриного квохтанья.
Посидев еще чуть-чуть, Югр стряхнул пепел со штанов, поднялся и направился в сторону Леса.
Нет, не три, а четыре года назад – он прекрасно помнил тот день. Когда верзила-крестьянин полез на него с рогатиной – так, от скуки и нехватки ума. Мясо того человека было жестким, а вот одежда пришлась в самый раз. Особенно сапоги – толстые, добротные. Тогда Югр подумал, что устал от одиночества. Он вернулся из леса больным мельником по имени Эрвим, освоил работу и быт. И никто не догадывался – кроме, пожалуй, жены. Она все поняла, но ни разу не обмолвилась об этом.
Только Лес не отпускал. Шептал на ухо, манил. А Югр покорно навещал его, словно старого родителя. И сейчас тролль снова шел к нему – просто так, «побродить» – оставляя на дороге глубокие следы.
КОТ И БАШМАЧНИК
Гвим по прозвищу Долголап, давний староста деревеньки Замхи, удобно вытянулся в кресле и поднес к губам стопку с вишневой настойкой – как раз в тот момент, когда мир явил ему свое несовершенство в виде досадного стука в дверь. Долголап поморщился и спрятал стопку под стол. Потом подумал и убрал с глаз долой весь графин.
? Войдите! ? распорядился он.
Но, в общем-то, его разрешение было ни к чему: дверь уже распахнулась, и в комнату вкатилась, на первый взгляд, пара перезрелых головок сыра, а на второй – две женщины, весьма схожие между собой: в годах, с желтоватой кожей и угрюмо поджатыми губами. Разве что первая была постарше, а вторая – потолще. Сами гостьи свою схожесть не признавали, ибо люто ненавидели друг друга. И если бы не общая беда, они бы даже побрезговали справить нужду на одном и том же поле.
? Ну? – с легкой усталостью спросил староста. Эта парочка уже наведывалась к нему с «делом о сгинувшем башмачнике» ? так он окрестил его про себя. Мужичок однажды ушел из дома и не вернулся: скорее всего, попал в лапы медведю, троллю или утоп в болоте. Прошел месяц, другой, и все уж забыли о бедняге Ильве, но только не его жена и сестра. Они твердо верили, что их дражайший супруг и брат вовсе не пропал, а где-то укрылся, чтобы им досадить.
? Ну? – нетерпеливо повторил Гвим, краем уха уловив какое-то шевеление за спинами достойных дам.
? Вот! – выпалила та, что постарше, и сунула старосте под нос тощего облезлого кота. Кот уныло висел, схваченный за шкирку, и даже не думал вырываться.
Долголап закатил глаза.
? Ну сколько можно, бабоньки? Мы же с вами условились…
? Да ты взгляни на него, дубина! – огрызнулась та, что потолще, нисколько не смущаясь старостецких чинов и нашивок. – Зубом клянусь, это мой муженек! Вот ухо, видишь ухо? Левое причем, а не какое-то! Такое же куцее, как у моего Ильва, чтоб его троллиха на себе женила! ? И для пущего убеждения встряхнула кота, который жалобно заворчал и прижал уши к голове.
«Так уже женила», ? подумал Гвим, а вслух усмехнулся:
? У меня кобыла – тоже полуушка. Что же, и ее сюда притащим?
? Это еще не все, ? обиделась сестра. – Есть доказательство.
? Какое?
? Морда!
? А что с мордой?
? Не видите разве? Она же наглая!
? Да уж, для обычных котов это редкость.
? Ну конечно, не веришь, ? процедила жена. – Сидишь тут развалясь, и ни до кого тебе дела нет. Говорю же я, что этот хвостатый паскудник – мой муж! Он сам мне по пьяни обмолвился, что в молодости какими-то чарами шалил и мог превратиться в кого угодно. Ловишь, нет? В кого угодно, хоть в крыса, хоть в кота. И сделал это, чтобы меня уесть. Показать, какая я была дура, что ему поверила. Отдала лучшие годы…
? А я его малого ягодами кормила, ? вдруг тонко проскулила сестра. – Себя обделяла, а его кормила!
? …ведь могла же за сапожника замуж выйти. Не просто за башмачника, а за сапожника!..
? …дом свой обещал оставить, когда новый себе заделает! Я уже и так и эдак намекала ему: поскорее бы…
? …работала, не разгибая спины, а он что? Где благодарность?
? …тогда решила, что хоть поживу у него, все-таки старших по крови уважать надо…
Голоса женщин – резкие, лающие выкрики одной и жалобные подвывания другой – словно скрутились в спутанный незримый клубок, в центре которого трясся на мощной руке несчастный кот, работающий восклицательным знаком в каждой фразе. Староста потер виски и постарался расслабиться, вытянув ноги. Под столом призывно звякнул графин.
? А ну, прекратить балаган! – неожиданно даже для самого себя рявкнул Гвим. – Идите-ка вы домой. Сгинул ваш Ильв, неужто не ясно? Сгинул – и всё! Если он был таким хорошим магом и мог обратиться и в кота, и в крыса, то что он в наших Замхах забыл? Да еще и башмачником! Бредни какие-то… А животинку тут оставьте, не то вконец затюкаете.
Сестра выпустила кота, пинком отправила его в угол и вышла, хлопнув дверью. Но жена уходить не спешила. Она дождалась скрипа калитки, потом наклонилась к старосте и прошипела ему прямо в лицо:
? Что ж ты из себя дурня корчишь? Я же просила тебя: вытряси из Ильва, куда он спрятал деньги. При живой жене откладывать вздумал! Хоть в темницу его кинь – но выведай. Я бы в долгу не осталась. А Ильв… купил он тебя, верховода недоделанного! Ну, отвечай, где он? И золото где?
? Эй, бабеха, ты что себе позволяешь? – стукнул кулаком по столу Гвим и ощутил доселе неведомое, но весьма приятное чувство. – Смотри, как бы тебе самой в темнице не оказаться. Знать я тебя не знаю, и никаких дел у меня с тобой нет. Иди давай, пока бока без пятен!
Жена башмачника сжала зубы и вспыхнула ярким свекольным румянцем. Ее огромная нога высунулась из-под юбки в поисках жертвы, но кот, еще больше облезший от страха, благоразумно спрятался под дубовый стул. Поэтому удар пришелся по ножке стула, а затем женщина выскочила из комнаты, едва не снеся плечом полкосяка.
Золовка, видимо, ждала ее во дворе, потому что за окном какое-то время слышались приглушенные ругательства, словно они на ходу перекидывались мячом из чертополоха. Потом наконец-то наступила тишина – только время от времени раздавалось привычное фырканье лошадей и скрип старых телег.
Староста вздохнул, выволок кота из-под стула и заглянул ему в глаза.
? Ну что, Долголап? – с насмешкой спросил Гвим. – Что, наглая морда? Вот, оказывается, зачем ты ко мне тогда с угрозами пришел – моя женушка тебя надоумила! Все соки высосала, а все равно мало. И сестрица туда же… Ну теперь-то что об этом?
Кот сжался и хрипло мяукнул.
? Ладно, ? смягчился староста. – Несладко тебе у них пришлось, да? Оставайся здесь, только под ногами не путайся. Я теперь Гвим, а ты тогда будешь Ильвом. Да, подходящее имечко – Ильв. За ухо-то прости…
Гвим Долголап бросил коту в угол старый плащ, потом для верности закрыл дверь на защелку и снова поставил на стол стопочку и графин.
ПОД ЧЕШУЕЙ
Он разговорился только после четвертой кружки яла – этот маленький, нелепый человек, рано увядший и усохший, словно у него и не было никакой молодости, словно из ребенка он превратился сразу в старика. Мы с Матти думали, что он станет жаловаться на женщин: подобные ему всегда так поступали. Но незнакомец за трактирным столиком стал повторять одно слово – «Фрх», сначала шепотом, потом в голос.
? Фрх? – переспросил Матти. – Как будто змеиный язык. Это кто такой – дракон?
? Ядозуб, ? ответил захмелевший человек. – Наш домашний ядозуб.
Теперь стало ясно, отчего он так часто смотрел под стол, на грязные половицы у своих ног – сказывалась привычка. Правда, редко кто привязывался к ядозубам: они все же не собаки, и характер у них не сахар. Посадить на цепь дом охранять – дело одно, а водить с собой на поводке – другое. Чего доброго, оттяпает от хозяина хороший кусок.
? Нет! – с жаром возразил незнакомец и налил себе пятую кружку, попутно расплескав полкувшина. – Они все… понимают. И порой лучше людей, да, лучше!
Когда я был совсем мал, отец частенько меня поколачивал. Да что там поколачивал – бывало, после бочонка-другого с топором по двору гонялся. Матушка его особо не сдерживала, уж очень любила: днем он ей оплеух наставит, а ночью она его сон стережет и радуется, что супружник ее живой, дышит. Так вот, когда отец сильно буйствовал, я прятался в будку к Фрху. Знал, что к ядозубу не полезет, боится. Там, в будке, запах такой был – как груда палых листьев осенью. Я разговаривал с Фрхом, потом прижимался к нему и засыпал. Ядозубы – они ведь теплые… Он меня не трогал и будто бы всегда слушал.
Рос я скорее в будке, чем в доме, и потому многого не знал. Например, того, что отец зельями и отзельями промышляет, порой тайными и самыми редкими. Понял я это лишь тогда, когда к нему заявились стражники: наш старый лорд был при смерти, и помочь ему могла особая исцеляющая мазь. У отца была эта мазь, но он решил, что самому нужнее. Он закрутил покрепче пузырек и заставил Фрха проглотить. Стражники весь дом перевернули, но, конечно, ничего не нашли. А из Фрха как-то тот пузырек… не вышел. Отец сказал: золото даже ядозубий желудок не переварит, а так сохраннее будет – тайник под чешуей. Если вдруг еще кто придет…
Потом прошло восемь лет, матушка уже почила. Фрх постарел, и у него выпал зуб, но его все равно держали из-за пузырька. Я уже не вмещался в будку, и потому ночевали мы с Фрхом в дровяном сарае – домой меня особо никто не звал. И вот однажды отец заболел, как-то мгновенно слег. Метался на кровати и все хрипел про мазь. Зарежь, повторял, эту зеленую тварь, и вытащи. А я не мог убить Фрха. Ну просто не мог – он-то со мной всегда рядом был. Пусть не разговаривал, но слушал, а когда я спал, будто накрывал хвостом.
Отец умер на следующий день; я его похоронил, как полагается, рядом с матушкой – теперь им друг от друга никуда не деться. Дом продал, и мы с Фрхом пошли бродить. То тут жили, то там, но нигде не задерживались. Странно нам было среди людей. А потом и его не стало. Три года уж прошло…
Незнакомец замолк и уставился в свою кружку. Мы с Матти ждали. Наконец, мой друг не выдержал:
? Так сохранился у него внутри тот пузырек с мазью?
? А, ? растерянно отозвался маленький человек. – Я как-то и не проверил.
Его рука скользнула под стол, и пальцы словно погладили чью-то тень, но там, конечно же, никого не было.
ОБ ЭТОМ НЕ РАССКАЗЫВАЮТ
Представление уже закончилось, зрители разбрелись кто куда, а Бохо никак не мог успокоиться. Он пыхтел и ходил кругами, потом стащил с себя деревянные доспехи и зашвырнул их подальше, процедив:
– Все, хватит! Пущу на колбасу!
Проходивший мимо Родрим положил руку ему на плечо.
– Да брось ты, не принимай близко к сердцу.
– Что значит «брось»? – огрызнулся Бохо. – У меня серьезный номер! Глотать мечи – совсем не шутка, не то что тебе по канату ходить и рожи строить. Мой образ должен вызывать трепет, а не хохот, когда эта тролльская скотина выползает на сцену и тычется в меня мордой.
Они оба глянули в сторону столба, к которому был привязан Кляча – дряхлый, почти бесформенный от старости конь. Бродячий цирк не так давно подобрал его в лесу. Поначалу Кляча еще годился для перевозки разной утвари, но потом начал сдавать, и Толстяк, хозяин цирка, держал его то ли из жалости, то ли по привычке.
– Ну какая из него колбаса, – рассмеялся Родрим рассыпчато и звонко, как это могут делать только юные люди. – Пусть себе живет, бедняга, ему недолго осталось.
– А я говорю, что мое терпение лопнуло, – не унимался мечеглот. – Я иду к Толстяку, сейчас же иду!
– Послушай, не ходи, – тихо сказал канатоходец. – Я присмотрю за Клячей, не будет он тебя больше беспокоить. Если хочешь… – Парень на мгновение запнулся. – Если хочешь, я уступлю тебе номер с факелом. У тебя не хуже моего получается выдувать огонь.
Бохо замер на полушаге.
– Уступишь? – с недоверием переспросил он. – Из-за куска тухлого мяса? На кой он тебе сдался?
Родрим задумался, а потом развел руками.
– Сам толком не пойму. Но скажи, ты никогда не думал, что наш Кляча… как бы объяснить… не совсем простой конь? Он же не рвется к тебе на каждом выступлении – лишь тогда, когда ты надеваешь деревянные доспехи, черненные углем. Может, у его хозяина были такого цвета латы? Интересно, кто бы мог их носить? Мне все кажется, что я знал когда-то…
Парень замолк с приоткрытым ртом. Потому что он вспомнил. В голове промелькнуло детство и вечерние разговоры у камелька, и то, как он боялся историй о темных всадниках – тайной страже короля, быстрой, как взмах меча, и неуловимой, как ветер. Тогда маленький Родрим вздрагивал от каждой ветки, стучащей в окно: ему казалось, там мчатся их вороные лошади с горящими глазами. А отец смеялся над ним и говорил, что самая страшная сказка – сказка о песочных часах, потому что время не щадит никого. Только об этом не рассказывают – все так обыденно, так просто…
– Так что? – с ехидцей прервал его мысли Бохо. – Что там тебе кажется?
Родрим подошел к Кляче и осторожно приподнял его тяжелое опухшее веко. Глаз был мутный, подернутый пеленой старости, но где-то глубоко внутри еще виднелся багровый огонь.
– Ничего, – сказал парень и ласково похлопал коня по шее. – Ничего особенного. Забудь.
КАНИКУЛЫ
– Сделай хоть что-нибудь нужное, – втолковывал старый Хольд. – Для пользы дела, понимаешь?
