banner banner banner
Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

скачать книгу бесплатно

Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Леонид Александрович Гурченко

Книга посвящена актуальной проблеме – раскрытию смысла русских древностей в виде мифологических образов и речений, не всегда поддающихся толкованию без учёта множества важных нюансов, среди которых: контекст, метод перестановки звуков, языческие символы в качестве заместителей библейских образов и др. Книга знакомит читателя с новым прочтением текста памятника, со своим взглядом на личность создателя «Слова» и Бояна. Автор уверяет, что содержанием Русского мира была воля к власти рода Ярославичей, полочан – Всеславичей и рода северян – Ольговичей, и что автор памятника отдал предпочтение монархистам Ольговичам, ибо само солнце было за них: «Солнце светится на небеси – Игорь князь в Русской земле». В разделе «Экскурсы» читатель встретит новые, заслуживающие внимания сведения о венетах, славянах и русах. Л. А. Гурченко – член Общества исследователей древнерусской литературы при Институте мировой литературы им. Горького; автор публикаций в научных изданиях ВАК: в сборнике «Герменевтика древнерусской литературы», «Вестнике славянских культур» (2012–2013 гг.); автор книги «Геракл – праотец славян…» (2012 г.) и поэтического сборника «Первоначальная новизна. То, как есть – в стихах и прозе» (2008 г.).

Леонид Александрович Гурченко

Славяно-русские древности в «Слове о полку Игореве» и «небесное» государство Платона

Автор книги выражает глубокую признательность Сергею Сергеевичу Курникову, президенту и владельцу строительной компании, помощь и поддержка которого сделали возможным выход в свет данной книги.

© Гурченко Л. А., 2015

© ООО «ТД Алгоритм», 2015

Предисловие

Предлагаемая вниманию читателя книга включает древнерусский текст, организованный мной в форме богослужебного канона в виду того, что ритмический стиль произведения, как средство выражения смысла, очевиден в числе изобразительных приёмов автора «Слова о полку Игореве». Тем более, что ритмы памятника легко укладываются в строфы произведений оригинальной древнерусской гимнографии XI–XII вв., которые наряду со стихотворными византийскими, вполне могли быть доступны автору. Книга включает также перевод «Слова», комментарий, исследование о Бояне, и по-новому ставит проблему авторства этого памятника. Она может представлять интерес прежде всего для специалистов в области славянских и русских древностей, и для читателей, интересующихся указанными проблемами. И не в последнюю очередь рассчитана на недавно ещё, 10–15 лет назад, малочисленную аудиторию консервативных революционеров. Империалистов, старательно осваивающих Основные принципы динамического консерватизма: не отвергая новое, в том числе технику как новое бытие, они видят сюжет основного мифа – борьбу титанов и богов или, другими словами, борьбу Громовержца со змеем. И приветствуют исход этой борьбы – Бог (а не боги) возвращается. А с ним должно вернуться, во-первых, традиционное социальное устройство общества, а во-вторых, политика, как внутренняя, так и внешняя, оснащенная эстетикой и мудростью. Та самая «красота», которая «спасет мир». Однако следует учитывать, что красота – это каноны, а они безжалостны как заповеди. Потребовалось 200 лет накопления знаний об этом памятнике, с 1800 г., когда он был издан впервые, чтобы удалось понять в нем самое простое с точки зрения того времени, которое в нём присутствует, но которое в силу отсутствия утратило всякий интерес к поздним притязателям на истовый смысл многих предложений текста.

Оказавшись, таким образом, наедине со своими догадками, исследователи, и так, просто любители, но многие, оставляя вне поля зрения метафорический способ автора высказывать свои идеи, вынуждены совершать ошибки, как это свойственно фантазёрам, попадающим в орбиту реального дела. И всё сводится к тому, что виноват памятник – в нём много не только «тёмных мест», но и таких, которые будто бы дают право говорить о его подделке. Наконец-то дышать стало намного легче после того, как А. А. Зализняк в своём фундаментальном исследовании проблемы подлинности памятника («Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста». М.: Языки славянской культуры, 2004) превратил всю эту вероломную «мерзость в золото». Во время перевода древнего текста я поставил задачу: не включать в текст ничего, кроме того, систему знаний о памятнике как последнее слово. И если в некоторых что в нем написано, и включить смысловую сорону языка слов в случаях написание слов и выражений искажено в процессе рукописного размножения памятника, то в ответ можно сказать, что переводчик делает свою работу не только в присутствии этих рухнувших слов, на месте которых образовалось «темное место», но под руинами искажений присутствуют подлинные слова и выражения, тем более, что это не всегда искажения, а неправильно вычитываемые слова, и они обвинят нас и будут обвинять, пока существует памятник.

Эти слова – воздух, отбираемый нами от текста, если мы не уразумеем их смысл. Однако правда в том, что я не специалист в тех областях науки, методами которых добываются знания о древних письменных памятниках – я не историк и не филолог. На деле я юрист, занятый практической работой: сначала следователь, затем юрист в организации. А по избранию – современный поэт, сторонник интеллектуальной поэзии или «дальномерного реализма», как я называю этот стиль, – создавший три новых метода стихосложения: первый основан на принципе атональной музыки или додекафонии, когда стихотворная строфа строится на основе 12 различных стихотворных стоп, второй на принципе золотого сечения, третий – на принципе дихотомии. И все-таки вся правда в том, что я сначала вступил в правильные отношения со «Словом о полку Игореве» после того, как сам и до конца прочел древний текст, а также несколько переводов и исследований текста – меня охватило негодование: иметь такое крупное произведение, созданное человеком XII в. и такую в нем информацию, созданную историей, а не отдельно взятым человеком, и подвергать это не только риску подделки, но и оптическому обману неточного зрения, попадающего на каждом шагу в силки идеологий! Это же не «Влесова книга» Лядского как Миролюбова – и на кой ляд! – разве только для слабоумных.

Многие авторы переводов и исследований не испытали, должно быть, на себе давления текста конечной величины, их переводы и пояснения не до конца соответствуют тексту, даже у такого лучшего из переводчиков и комментаторов как В. И. Стеллецкий. Так и осталось в застойном положении содержание некоторых ключевых слов и выражений. К примеру, во всех переводах остался Боян, выпускающий 10 соколов на стадо лебедей, и которую лебедь настигнет сокол, «та первая песнь слагает» (?!) какому-нибудь князю, или вариант: ударенная соколом лебедь песнь поёт тому или другому князю. И этот абсурд никого не задевает и не подвергается анализу естественной логики. В тексте же все с точностью до наоборот: жребии соколами бросали другие лица, не Боян, и тот сокол, который первым настигал лебедь, он и брал жребий на песню тому князю, от имени которого его бросали на лебедей. Пела в этом случае не лебедь, а те, кому было положено петь песню князю во время такой соколиной охоты. Боян же, наоборот, «пел» кому хотел, по собственному выбору, но не тем князьям, которые перечислены в этом случае, за исключением «старого Ярослава».

Еще одна неувязка с Бояном и автором. Сам автор, преклоняясь перед Бояном, говорит, что ему не под силу такой размах мысли и охват древних и новых событий, как у Бояна. И в то же время в текстах переводов автор дает советы Бояну как начать эту повесть, если бы за дело взялся он сам. В действительности автор говорит, что если бы поход Игоря воспел Боян, будь он его современником, то у него получилось бы это намного лучше, чем у самого автора, так как он, кроме всего, хорошо знал те края, куда Игорь отправился на половцев. И далее идут не советы Бояну, а стиль самого автора при описания начала похода Игоря: «Не буря соколов занесла через поля широкие…» и т. д. Кочует из текста в текст переводов выражение, что Всеслав Полоцкий «лукавством опершись о коней, скакнул к граду Киеву». На самом деле здесь имеет место быть совсем другое, хотя лукавство присутствует. Однако проявил его в этом случае не Всеслав, а братья Ярославичи – Изяслав, Святослав и Всеволод во время междоусобного противостояния Всеславу. Они хитростью заманили его в шатер Изяслава, арестовали там и под стражей доставили в Киев, где посадили его в тюрьму.

Вот так Всеслав косым скачком «скакнул к граду Киеву». Поэтому он «оперся» не на коней, на которых не опираются, а садятся на них, а «подпръся» (подперся) в конце («окони») противостояния Ярославичам лукавством этих братьев-князей, поверил им, что они не сделают ему зла, если он придет к ним и войдет в шатер Изяслава. И многое другое, о чем см. отдельные статьи в тексте Комментария.

В книгу вошли материалы по русским древностям, имеющие косвенное отношение к «Слову о полку Игореве», под заголовком «Экскурсы»: о прическе Святослава «Древние русы стриглись под фракийцев», о надписи князя Глеба на Тмутороканском камне, дискуссия с Б. А. Рыбаковым, «Тмутороканский камень», о Семаргле в пантеоне Владимира, под которым есть основания подразумевать Геракла – это в тексте сочинения «Уснувшие боги» и «Збручский обелиск, Геракл, Митра-Хорс, две русские клятвы», и «Клички Ярослава Мудрого», которые интересны тем, что дефицит знания о норманнском происхождении первых русских князей имеет место и в кличках Ярослава. При попыке решения проблемы происхождения названия русь, я решал её с учётом традиции отождествления ославяненных ругов как русов, особенно успешно поддержаной историками А. В. Назаренко и А. Г. Кузьминым

    Л. А. Гурченко, 2003–2010 гг.

Часть первая

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ ПАМЯТНИКА В ФОРМЕ КАНОНА, ПЕРЕВОД НА СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК, КОММЕНТАРИЙ

1. СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА. ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ ПАМЯТНИКА

ВСТУПЛЕНИЕ

Не лепо ли ны[1 - Не лепо ли ны… – Лепо – здесь в значении «подобает», то есть соответствует принятым правилам, нормам. Ср.: «Яко Тебе лепо слава, честь и дьрьжава». Вариант: «Емоу же (Христу) подобаеть вьсяка слава, чьсть и дьрьжава» (Успенский сборник, 1971. Стб. 203а 29–32; Стб. 145 г 29–31). В переводе предпочтение отдано близкому по смыслу слову «должно» в значении «следует, необходимо», с целью сохранения ритмической организации подлинника.], бяшет, братие,
начати старыми словесы?
трудных повестии[2 - …начати старыми словесы трудныхъ повестии. – Повести – в данном случае «поучения». «Но о законе Моисеемь данеемь и о благодати и истине Христомъ бывшии повесть си есть» (Молдован, 1984. С. 79. Стб. 170а; Срезневский, 1863. Т. 2. – Стлб. 108–109). Начало «Слова о полку Игреве» производит впечатление намёка на слова евангелиста Луки в начале его повествования о Христе: «Понеже оубо мнози начаша чинити повесть о извествованных в нас вещех… изволися и мне… поряду писати тебе, державный (достопочтенный) Феофиле» (Лк.,1, 1–3). Выходит, что автор принялся за своё «Слово» об Игоре после того, как уже начали составлять повествования о знаменитом походе Игоря на половцев, подражая, по смыслу слов автора, известному какому-то сочинению «мудрого Бояна» на другую тему русской истории, в котором содержались христианские поучения и наставления. Об этом сочинении можно судить по рассказам Ипатьевской и Лаврентьевской летописей о походе Игоря, в которых имеются поучения и наставления, но не актуализированы междукняжеские отношения, часто служившие причиной нападения половцев на Русскую землю.] о пълку Игореве,
Игоря Святъславлича?

Начати же ся тъи песни
по былинам сего времени,
а не по замы?шлению Бо?яню.
Бо?ян бо вещии,
Аще кому хотяще песнь творити,
то растекашется мыслию по? Древу[3 - Боян бо вещий, аще кому хотяще песнь творити, то растекашется мыслию по древу. – См. комментарий № 10.],
серым вълком по? земли,
ши?зым орлом под о?блакы.

Помня?шеть бо речь —
първых времен усобице[4 - Помняшеть бо речь. – Речь – звучащий, устный язык. Однако в данном предложении полонизм (?) из лат. res – «вещь, предмет, дело (дела), война, битва» (ср.: русск. «быть в деле» – «быть в сражении»). В древнерусских текстах Нового Завета речь – «вина, обвинение». Украинское рiч – «вещь, предмет, дело». В белорусском то же: «И был у него коморником, и будучи в коморе, каждую реч чудне а (и) рядне панскую ховал и справовал» (ПСРЛ, 1980. С. 94). В др. – евр. dabar – «слово, речь, дело, деяние». В др. – греч. logos – «слово, речь, дело, разум».],
тогда пущашеть
10 со?колов на стадо лебедеи,
который дотечаше, та преди?песь пояше[5 - Та преди песь пояше… – Пояше – аорист (прош. вр.) от гл. ять («взять»), но не от гл. петь.]
старо?му Яро?славу, храброму Мсти?славу,
иже зареза Редедю
пред пълкы косожьскыми,
красному Романови Святъславличю.

Бо?ян же, братие, не 10 со?колов
на стадо лебедеи пущаше,
нъ своя вещиа пръсты
на живая струны въскладаша,
они же сами князем славу рокотаху.

ПЕСНЬ 1

Почнем же, братие,
повесть сию от стараго Владимера
до нынешняго Игоря,
иже истягну?мь крепостию своею,
и поостри? сердца своего мужеством[6 - Иже истягну умь крепостию своею, и поостри сердца своего мужеством.Истягну – от истягнути, но не в значении «вытянуть, растянуть», (перен. «протянуть, простереть»), а в значении «воздержаться, победить, одолеть». Ср.: «…да быхом ся востягнули от злых дел» («чтобы мы воздержались от злых дел») (ПЛДР, 1978. С. 232); «Стягнув тело твое воздержанием и чистотою…» («препоясав» – «победив» тело) (Минея, 1910. Л. ЧА об.).Умь – притяж. форма. Принадлежащее уму свойство: мыслительная способность, разум, образ мыслей, смысл, здравый смысл.Поостри – «возбудил, поощрил» (Срезневский, 1863. Т. 2). Близкое по смыслу выражение: «…в сердце отточены порывы духа» (ЛДВ, 1984. № 8. С. 54).],
наплънився ратнаго духа,
наведе? своя храбрыя плъкы
на?землю Половецкую
за?землю Руськую.

Тогда Игорь
възре на светлое солнце и виде:
от него тьмою вся своя вои прикрыты.
И рече Игорь
к дружине своеи:
«Братие и дружино!
луцежь бы по?тяту быти,
неже полонену быти.

А всядем, братие, на свои бръзыя ко?мони,
да по?зрим Синего Дону». —
Спала?князю умь похоти,
и жалость ему зна?мение заступи?[7 - И жалость ему знамение заступи… – Жалость – досада, негодование. «…И саддукеи, жаляще си, за еже оучити им люди…» («…И саддукеи, досадуя на то, что они учат народ…») (Деян. 4, 1–2). «Да како жаль ми бяшеть на Игоря, тако ныне жалую больши по Игоре, брате моем» («Как досадовал я раньше на Игоря, так теперь печалюсь больше по Игоре, брате моем») (Ипатьевская летопись. Стб. 645).], —
искусити Дону Великаго.
«Хощу бо, рече, копие?приломити
конець поля Половецкаго с вами, русичи[8 - Русиц(ч)и – дети Руса (такая форма слова только в этом памятнике). Форма слова образована по модели: патрономическая основа (Рус) + патрономический суффикс – ич-; ср.: кривичи, радимичи. Родоначальником русичей, Русом, выступает здесь Владимир I, Креститель Руси. Поэтому русичи – это русские князья-христиане, а также аристократы-дружинники, тоже христиане. В тексте памятника им противостоят «дети бесовы» – язычники-половцы, «поганые». То, что Владимир считался родоначальником русских князей, отмечено как скандинавскими, так и русскими источниками (Пашуто, 1968. С. 306. № 20). Ср.: «Началника благочестью, и проповедника вере, и княземь рустимъ верховьнаго (Святого Владимира) днь(с) рустии сбори сшедъшеся въсхвалимъ» (Словарь, 1989. С. 268 («вьрховьнии»); «…братия князи руския, гнездо есми князя Владимера Киевскаго, иже изведе нас от страсти (от смерти) еллинския (языческой), ему же открыл Господь познати православную (веру)…» (Сказание, 1980. Л. 15, 15 об.).В древнерусских источниках слово «русь» рассматривалось как социальный термин, обозначающий правящую элиту (Об управлении, 1991. Комментарий. С. 296–305).Восстанавливаемое имя Рус из сущ. «русичи», отнесенно, на наш взгляд, к Владимиру I. Оно эпонимически независимо от существовавшего, возможно, уже в начале X в. эпонима Рус, так как сам автор говорит, что ограничивает повествование «от старого Владимира до нынешнего Игоря». Более древние времена он исключает, помимо славянской мифологии. См. далее о Дажьбожьем внуке.],
хощу главу свою приложити,
а любо испити шеломомь Дону». —

О Бо?яне, соло?вию стараго времени!
абы ты сиа плъкы ущекотал[9 - О Бояне, соловию стараго времени! абы ты сиа плъкы ущекотал… – Др. – русск. щекотъ – «пение» (соловья); щекотати – «петь» (Фасмер М. Т. 4). Однако: «Соловии… правоверия стълъпъ (и) утвьржение, мудре… инокомъ слава, божествьныхъ святитель седало, певая яви ся Христа въ векы» (Словарь-справочник, 1978. С. 194). Соловей мудр, «ум божественный», возвещает славу на будущие времена. Отсюда наш перевод: ущекотал – «прославил». Но соловей увязан также со столпом и утверждением истины, с правоверием (православием). Поэтому Боян-соловей – это не певец-сказитель, а священнослужитель, причем высшего ранга. Ср.: «с соловьем русский эпос соединял понятие о существе вещем»; «высший же над жрецы Славянъ Богомилъ, сладкоречия ради нареченъ Соловей» (Словарь-справочник, 1978. С. 194).],
скача, славию, по мыслену Древу,
летая умом под о?блакы,
свивая славы оба?полы сего времени,
рища в тропу Тро?яню чрес поля на?горы[10 - Скача славию по мыслену древу… рища в тропу Трояню чрес поля на горы. – Это выражение связано с предыдущим «растекашется мыслию по древу». В том и другом случае представлен образ Древа жизни.Мысленное – воображаемое. Однако мысленный – это не только относящийся к воображению, но также «умственный, духовный» (Срезневский, 1863. Т. 2). Ср.: «великиим оучителем благоверию и православнои вере мысльнаго езыка»(выделено мной. – Л. Г.). Далее «мысленный язык» выступает как «святой язык»: «и варварский си соуровии езыкь в езыкь свять своим потьщанием преложи» (Житие Климента Охридского // Лавров, 1930. С. 193, 195).Мысленное Древо – это Древо жизни или Древо жизненное, живоносное, Древо райское: «Изведем его (Адама. – Л. Г.) да не простер роукоу свою, прикоснеться древа жизни и яд жив боудеть в векы» (Словарь XI–XIV вв. Т. III. С. 79). Существует очевидная взаимосвязь между символом Древа жизни, Крестом, на котором был распят Христос, а также самим Христом и «Святой землей» как «высшим миром», что соответствует «земному раю», представляющему собой точку отсчета христианской традиции, включающей в себя и русскую традицию. Ср.: «Спасение содея посреде земля Христе Боже, на Кресте пречистеи руце Свои простер, собирая вся языки, вопиющая Господи слава Тебе» (Тропарь, читаемый в пост // Часовник, 1635–1831. С. К = 20). «Живоносное възрасти древо честное (Крест. – Л. Г.), яве Иисуса Спаса и Господа» (Словарь XI–XIV вв. Т. III. С. 81). В Слове о законе и благодати: Иллариона: «Ибо вера благодатная по всей земле простерлась, и до нашего языка русского дошла»; «Ты же (Владимир Святой) с бабою твоею Ольгою принес Крест от Нового Иерусалима – из Константинополя» (пер. наш) (Слово о законе и благодати. 180б1–5; 191а21). Существенно, что в «Слове о погибели Русской земли» «Святая земля» и «Русская земля» в их смысловом значении сближены, хотя там нет термина «Святая земля». Однако в выражении «О светло светлая и красно украшенная земля Русская… о правоверная вера христианская!» – присутствует их тесное сходство.Но это не всё. Мы настаиваем, что образ «мысленного древа» как Древа жизни, а на самом деле как образ Христа, автор «Слова» унаследовал из Священного писания, из книги Бытия и Апокалипсиса, и богослужебных текстов – источников основной терминологии Древа жизни. В этой связи стоит сослаться на библейские и богослужебные тесты, а также на современную автору «Слова» практику изображения Распятия на Западе.«И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла» (Быт. 2, 9).«Побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия»; «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город (Небесный Иерусалим. – Л. Г.) воротами» (Апок. 2, 7; 22, 14).Святые Отцы сравнивают «древо жизни» с Крестом Христовым, который называют «новым живоносным древом» (Полный православный, Т. I. 1992. Стлб. 773).«На животворящем древе вися… смертию смерть разрушил еси» (Молитва Святого Великого Василия).«Тебе величаем Богородице вопиюще, радуися жезле, от негоже безсемене Бога прозябла еси, разрушившаго древом смерть» (Крестобогородичен // Часовник, 1635–1831. С. Ч = 90 об.).«Готовися, Вифлиеме, отверзися всем, Едеме, красуйся, Евфрафо, яко древо живота в вертепе процвете от Девы: рай бо Оноя чрево явися мысленный, в немже Божественный сад, от негоже ядше, живи будем, не якоже Адам умрем. Христос рождается прежде падший возставити образ» (Предпразднество Рождества Христова. Трпарь, глас 4).«Древо животное, мысленный истинный виноград, на Кресте висит, всем источая нетление» (Воскресный Октоих).«Днесь Древо явися, днесь род еврейский погибе, днесь верными цари вера является, и Адам древа ради испаде, и паки Древом демони вострепеташа: всесильне Господи, слава Тебе» (Служба Воздвижению Креста Господня. Воздвижение / Лестовка).«Таин еси, Богородице, рай, невозделанно возрастивший Христа, имже Крестное живоносное на земли насадися древо. Тем ныне возносиму, поклоняющеся ему, Тя величаем» (Канон Креста. Песнь 9. Ирмос).«Креста силе поклонимся: яко древо в раи смерть прозябе, сие же жизнь процвете, безгрешнаго имуще пригвожденна Господа» (Стихира самогласная Честнаго Креста, глас 5).С XII в. крест нередко на Западе (полагаем, что знали о таком кресте не только на Западе. – Л. Г.) имел вид сделанного не из брусьев, а из дерева в его натуральном виде, с ветвями. По сторонам Распятого в ветвях помещались пророки со свитками, в корне дерева – Моисей (Барсов, 1993. С. 835).Вывод. Сам Христос и Его Животворящий крест – «мысленное древо» и образ Ветхозаветной и Новой Священной истории.Что касается известного мнения, что в предложении «растекашется мыслию по древу» говорится о процессе поэтического творчества, о древе поэзии, а «мысленное древо» – это древо познания (чего? – не сказано), образ сообщения между «твердью небесной» и «твердью земной», якобы в таком качестве встречающееся в сказаниях многих народов (В. Ф. Ржига, В. И. Стеллецкий) – такое мнение следует списать на счёт интеллектуальной наивности некоторых исследователей «Слова». Они полагают, что если опустят упоминание о наиболее известном образе Древа жизни, представленном в книге Бытия, а также в Апокалипсисе и в богослужебных текстах, то и самого события Священной истории не будет. Как, например, наивно полагают, по замечанию великого лингвиста О. Н. Трубачева, многие исследователи этногенеза славян: нет текстов ранее VI в., нет истории славян как славян, считая, что они были спрятаны внутри других этносов – фракийцев ли, иллирийцев, даков или скифов.Таким образом, Боян в образе соловья, который «правоверия столп и утверждение, воспевая Христа во веки», «скакал» мыслью по Древу Священной и Русской истории, «свивая» обе стороны славы, традицию и современность, когда создавал Похвальное слово князьям. Мы уверены, что имеем дошедшее «Слово» Бояна, которое известно истории древнерусской литературы (см. в статье № 76 настоящего Комментария «Святослав»). В связи с этим признанное «белкой» (др. – русск. диалек. – мысь) растекался Боян по Древу вместо мыслью (мышлением, духом) – неприемлемо, так как и при втором упоминании Древа есть Боян, соловьем скачущий «по мысленному Древу»; вместе с ним подразумеваются орел – «летая умом под облака» (как орел) и волк – «рища в тропу Трояню» (как волк), но нет белки, она даже не подразумевается.Рища в тропу Трояню. – Имя Трояна четыре раза встречается в тексте памятника в связи с различными обстоятельствами. При этом его имя создаёт с размахом мифологический фон и драматизирует события настоящего. Это – «тропа Трояна», «вечи Трояна» (сечи Трояна, см. далее, № 24), «земля Трояна», «седьмой век Трояна».Я отстаиваю свою мысль, что Троян тождествен первому человеку и царю в Скифской земле Таргитаю-Гераклу. И не только потму, что это находит подтверждение в замечании Д. С. Раевского о том, что этот персонаж имеет двойную природу: он и первый человек и божество, входящее в пантеон (Раевский, 1988. С. 447), и не потому, что в русской мифологии он выступает под именем Утрия Трояна – «Первоначального Трояна» (подробнее см. коммент. № 59), но и потому, что эта позиция не имеет опровержения в источниках о Геракле.Троян – возможно эпитет Таргитая-Геракла. В Хронике Иоанна Малалы, извесной на Руси в переводе второй половины XI в., сообщается, что «зверовидного Иракла (Геракла) нарицають Тримрачна», что тот первый показал в северных странах мудрость. Его обрисовывают в львиной шкуре ходящего, имеет палицу и держит три яблока (добытые у Гесперид). Он одолел три части злых похотей: гневливость, златолюбие и блуд (три яблока говорят об этих его трех победах над собой) (Творогов, 1979. С. 24). Мысль о том, что Троян тождествен Таргитаю-Гераклу, является производной от характеристики Геракла в источниках: Тримрачный, держит три яблока, одолел три злых похоти. Микенское происхождение Геракла в настоящее время доказано.В микенских текстах Геракл выступает под эпитетом «Тригерой» (Казанский, 1989. С. 56). Добавим к этому, что Геракл, как и Таргитай, отец трёх сыновей (Агафирса, Гелона и Скифа). Кстати, в украинском языке отец трёх сыновей-близнецов называется «трояном» (Соколова, 1990. С. 340; 357, № 124). С этой точки зрения, гомеровский «властелин могучий Трос» – Троян, так как им «дарованы свету три знаменитые сына: Ил, Ассарак, Ганимед». От «породы и крови» Троса герой Троянской войны Эней (Il. XX, 230–232). В греческой традиции Геракл покровитель воинов и защитник территории страны (Her. II, 44; V, 63; VI, 116; VII, 176). Спартанец Леонид, герой сражения в Фермопилах, потомок Геракла (Her. VII, 204). У румын гром связывается с именем Трояна; курганы и высокие холмы называются «могилами Трояна»; древние валы, как и у славян, называются трояновыми (Соколова, 1990. С. 345, 346).В русской традиции за Трояном-Гераклом закреплены сходные функции, если при этом учесть, что «тропа Трояна», «земля Трояна», «вечи (сечи) Трояна» и «седьмой век Трояна» (см. соответствующие комментарии) упомянуты в связи с битвами Игоря с половцами и междоусобными битвами за Киевский престол Олега Святославича и Всеслава Полоцкого.Наиболее подходящее понятие о тропе Трояна, на наш взгляд, заключено в исследовании Ю. В. Болтрик «Сухопутные коммуникации Скифии» (Болтрик, 1990. С. 30–43). На основании этого исследования мы делаем вывод о «строении реальности» – о тропе Трояна, которую следует искать среди скифских сухопутных путей: из Киева «через поля на горы» – по степи к Приазовской возвышенности. И далее к Таврским горам Керченского полуострова, через который был сухопутный путь в Тмуторокань, через Керченский пролив, в землю Тмутороканского княжества, цель похода Игоря. В XI в. земли Тмутороканского княжества распространялись до низовьев Дона.], —
пети было песь Игореве,
того <Олга > внуку[11 - Пети было песь Игореви, того (Олга) внуку. – Указательное местоимение того требует Олега из заглавия произведения, как поставлено первыми издателями, а не Велеса из последующего текста, как полагали И. М. Кудрявцев, Д. С. Лихачев и В. И. Стеллецкий (Стеллецкий, 1981. С. 242): слово «того» не «догоняет» Велеса в конце предложения. Однако нельзя поставить и «того (Трояна) внуку», как это сделали Вс. Миллер, А. Г. Кузьмин, А. Ю. Чернов и Г. Карпунин, несмтря на то, что «грамматически другого смысла быть не может» (Вс. Миллер) (Соколова, 1990. С. 347, № 81), – сопротивляется контекст произведения и его заглавие, так как Игорь из рода о?льговичей, он пошёл «поискать града Тмутороканя» – Тмутороканское княжество, принадлежавшее ранее его деду Олегу Святославичу. При этом, «Земля Трояна» – Скифия, в данном случае Левобережная Скифия до Таврских гор в восточной части Крыма, входившей в начальный период в состав Киевской Руси. Игорь вознамерился изгнать половцев с этой земли и присоединить её к Русской земле. В этом смысле «земля Трояна» и «Русская земля» оказались смежными объектами, подлежащими объединению. Игорь выступил в качестве «приемника» своего деда, Олега Тмутороканского, которому принадлежала «Земля Трояна», поэтому он пошёл «поискать» Тмутороканское княжество, которое при Олеге распространялось до Низовьев Дона, стремясь объединить бывшие едиными земли.].

ПЕСНЬ 2

Не буря со?колы
занесе чрез поля широкая,
га?лицы стады бежать к Дону Великому —
чили воспети было,
вещей Бо?яне, Ве?лесовь внуче![12 - Чили воспети было, вещей Бояне, Велесов внуче!Чили (др. – инд. cilli) – «порода хищных птиц»; индоарийск. *cili – «орел»; русск. чиле – «орел» (Трубачев, 1981. С. 117, 118); чилижник (арханг.) – «ястреб мелкой породы» (Фасмер М. Т. 4). В тексте подразумевается, возможно, крупный сокол-сапсан. Фраза со словом «чили» – параллель к предыдущей фразе (о Бояне): «Пети было песь Игореви, того (Ольга) внуку». – Образы птиц – соколы вместо русских воинов, галки вместо половцев и во?рон вместо половца, троскотанье сорок как половецкая речь – требуют также образа птицы вместо имени Игоря, но птицы сильной. Ср.: *cilъ – сербохорв. чил, – а, -о; вост. – лужицк. cily – «крепкий, сильный, бодрый» (Этимологический словарь, 1977. С. 112). Но если признать слово чили как частицу чи (чи ли) со значением «разве», «неужели»; как разделительный союз «или»; как соединительный союз «или», – то во всех этих случаях слово чили внесёт разлад в содержание отношения автора к Бояну: появляется очевидное расхождение между представленным методом Бояна начинать издалека, «растекаясь мыслию по Древу», причем отношение к Бояну благоговейное, – и решимостью автора давать ему советы. Тогда получается, что автор советует Бояну, как он должен был начать хвалу Игорю, если бы он взялся за дело. Однако данная ситуация едва ли соответствует реальности, тем более что в первой части предложения представлены соколы (русские князья), которые гонят стада галок (половцев) к Дону Великому, – главный – Игорь, крупный сокол-сапсан («чили»).Вещей Бояне, Велесов внуче (в др. – русск. сын) – Косвенно обозначена неизвестная по другим источникам функция Велеса как покровителя красноречия и поэзии, которая выявляет дополнительное его сходство с фракийско-греческим Гермесом и римским Меркурием. Ср.: «Меркурий, красноречивый внук Атланта… изобретатель изогнутой лиры»; viri Mercuriales («люди Меркурия») – поэты (Гораций, 1909. IV. Меркурий. XIX. Словарь. С. 39). В славянской мифологии Велес (Волос) выступает как божество с многозначными функциями, но чаще всего он соотнесен со «скотом» («скотий бог») как покровитель домашних животных и бог богатства, а также с золотом. Сходные функции у Гермеса (Меркурия): «Четвероногие все да пребудут под властью Гермеса!»; «…тебе дам я // Посох прекрасный богатства и счастья – трилистный, из золота» (Гомеровы гимны. К Гермесу, 1990. 529, 571).Тем не менее, отношение Гермеса – а тем самым и Велеса – к слову более определённо выявлено в Новом Завете, в Деяниях Святых апостолов. Павел и Варнава «удалились в Ликаонские города Листру и Дервию и в окрестности их, и там благовествовали… Народ же, увидев, что сделал Павел (исцелил хромого на обе ноги от рождения. – Л. Г.), возвысил свой голос, говоря по-ликаонски: боги в образе человеческом сошли к нам. И называли Варнаву Зевсом, а Павла Ермием (Гермесом. – Л. Г.), потому что он начальствовал в слове» (Деян., 14, 6–12). Именно Боян-Иларион, создатель «Слова о законе и благодати», «начальствовал в слове» русского богословия.«Слово о полку Игореве» написано в связи с событиями политической и общественной жизни, поэтому обращение к именам русской мифологии было проявлением учёности автора, однако он избегает «всего опасного», не упомнает культов этих божеств, чтобы, как говорил Григорий Назианзин (Григорий Богослов. – IV в.), «не восставлять тварь против Творца». Пользуется в мифологии тем, «что удобно для жизни и наслаждения, избегая всего опасного», как советовал Григорий (Пуцко, 1975. С. 332). Исчерпывающим примером испоьзования «плотности энергии», заключённой в мифологизированных предметах и явлениях природы, является таинственное наречение Иисусом Христом имён трём апостолам во время назначения двенадцати апостолов: «Поставил Симона, нарекши ему имя Петр (камень. – Л. Г.); Иакова Заведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть «сыны громовы» (Мк., 3, 13–17).Но в данном случае выражение «Боян, Велесов внуче» не в такой степени характеризует Бояна в отношении поэтического дарования, а выделяет намёк на мотив «взвешивания душ умерших», чтобы измерить их истинные заслуги, мотив, отмечаемый у Архангела Михаила параллельно с образами языческих религиозных систем, особенно с Меркурием-Гермесом, и, следовательно, со славянским Велесом. Этот мотив можно интерпретировать в связи с событием: «В лето 6552 (1044 г.). Выкопали из могил двух князей, Ярополка и Олега, сыновей Свтослава (то есть дядей Ярослава Мудрого. – Л. Г.), и окрестили кости их, и положили их в церкви Святой Богородицы» («Повесть временных лет»). Этот загадочный и неприемлемый обряд крещения костей умерших язычников в действуюшем на ту пору православном христианстве был совершён в то время, когда во главе Киевской Руси стоял Ярослав Мудрый, а его любимец Иларион, будущий митрополит киевский, русин, был пресвитером в церкви Святых Апостолов в княжеском селе Берестове. И не в его ли обязанности входило «взвешивание на весах» душ погибших князей – язычников? Известна, например, легенда VI в. о святом папе Григории Великом и «самом справедливом государе» императоре Траяне. Святой папа Григорий, убеждённый в справедливости Траяна, велел разрыть его гробницу. «Разрывши её, нашли, что всё тело императора обратилось в прах, кроме языка, что ясно свидетельствовало о его справедливости. Тогда святой папа помолился о Траяне, и тогда душа его была освобождена от адских мучений и введена в рай». Этот эпизод отражен Данте в «Божественной комедии», в «Чистилище» и в «Рае». Возможно сам факт крещения костей язычников, дядей Ярослава, послужило одной из причин смещения Илариона с митрополичьей кафедры после смерти Ярослава в 1054 г. («поставил Ярослав Илариона митрополитом, русина» – в 1051 г.), когда эту кафедру занял грек, и собор Святой Софии был освящён заново, а имя Илариона подлежало запрету. Поэтому автор «Слова о полку Игореве» называл его, по-видимому, родовым именем – Боян. (См. текст о «Земле Бояна» в гл. о Бояне наст. изд.).Наиболее интересна в плане аналогии Архангела Михаила с образами-символами Меркурия-Гермеса, а значит и с образом Велеса, для расшифровки смысла выражения «Боян, Велесов внуче» – «резная гемма (первые годы правления императора Константина), изображающая Архангела Михаила с классическими атрибутами Меркурия – кацудей и крылатый Пегас (связь со словом, поэзией. – Л. Г.) (http://www.sumbolarium.ru/index).В Ветхом завете Архангел Михаил выступает как князь еврейского народа, «князь великий, стоящий за сынов народа» (Дан. 12, 1). Митрополит Иларион = Боян – предводитель и заступник «сынов народа» – христиан. Как предстоящий перед троном (Бога) Архангел Михаил является одновременно ангелом-писцом, заносящим имена праведников в книгу, а также ангелом-хранителем таинственных письмён, и среди них – магических слов, которыми были сотворены небеса и земля (Кн. Еноха, 60, 12). Митрополит Иларион, предстоящий перед троном Ярослава, составил вместе с ним Номоконон и создал «Слово о законе и благодати» (См. гл. о Бояне в наст. изд.).]

Ко?мони ржуть за Су?лою,
звенить слава в Кыеве,
трубы трубять в Новеграде,
стоять стязи в Путивле,
Игорь ждет мила брата Всеволода.

И рече ему
Буй-Тур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый
ты, Игорю,
оба есве Святъславличя.

Седлай, брате,
свои бръзыи ко?мони,
а мои ти готови,
оседлани у Курьска —
на?переди.
А мои ти куряни
сведоми къмети[13 - А мои ти куряни сведоми къмети… ищучи себе чти, а князю славе. – Чтобы узнать, кто такие были русские кмети, следует начать с фракийских гетайров и с косезов у альпийских словен.Гетайры – это крестьяне-воины, окружавшие фракийских царей, которых они называли «друзьями». «Прежде всего – это военная дружина вождя, преданная ему и сражающаяся под его руководством; гетайры участвуют в совместных трапезах, охраняют труп погибшего товарища и отдают последние почести усопшему» (Златковская, 1971. С. 106, 201).Косезы альпийских словен – это близкий к князю привилегированный слой «крестьян-воинов». Они обладали наследственным правом «принимать» и утверждать от имени «страны» её нового властителя, принимая участие в особой церемонии возведения на престол нового князя, которая существовала уже в середине VIII в. Родословие альпийских словен возводят к венетам. Косезы избирали «лучших» и «мудрейших» из своей среды. Наиболее уважаемый среди избранных руководил церемонией. Он, сидя на камне на поле, ожидал, когда будущий правитель явится в крестьянской одежде на поле. После этого он задавал сидевшим вокруг него косезам-соприсяжникам ритуальные вопросы о качествах будущего князя. Косезы отвечали, одобряя нового князя. Затем они сажали нового князя на лошадь и трижды обводили вокруг камня. Участники и зрители, мужчины и женщины, восхваляли бога в ритуальных гимнах. Затем крестьянин на камне уступал место князю.Как видим, в словенском ритуале князя сажали на камень, что камень в этом случае служил как бы столом, престолом, сидением. Однако для того, чтобы лучше почувствовать его связь с древнерусским обычаем возведения на престол нового правителя в начале христианства на Руси, вспомним выражения о вокняжении: (князь) «сел на столе» (Летопись), о самом правлении: «Владимир на столе» (надпись на сребренниках Владимира), – это реальная связь между словенским и русским обычаями, так как русского князя сажали в буквальном смысле на стол в церкви, где совершалось возведение на престол нового князя. Только в одном случае «поклонный» камень в поле, в другом стол в христианском храме. Объяснений не нужно, достаточно самоочевидной истины, тем более, что др. – русск. столъ «престол, сидение».Но для нашей темы самый любопытный факт заключается в том, что с установлением в Каринтии в IX в. франко-баварской власти, «принятые» и утверждённые таким образом от имени «страны» словенские («венетские») князья сохраняли привилегию появляться при дворе императора в той же крестьянской одежде и «серой славянской шапке, в которых они были возведены на престол (Ронин, Иванов, 1989. С. 167; 173,174).Византийский историк второй половины Х в. Лев Диакон сохранил от времени в своей «Истории» связь Святослава Игоревича и его соратников-товарищей с «венетским» обычаем возведения на престол нового правителя, – крестьянскую одежду Святослава и его «друзей» во время встречи с императором Цимисхием. – «Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближённых только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал». При этом надо знать, что термин «приближённые» – это приблизительный перевод восстановленного в подлиннике греческого термина hetairois «соратник, товарищ» (Лев Диакон, 1988. С. 82; 213, № 57). Можно считать доказанным, что «приближённые» Святослава – это те самые «гетайры», крестьяне-воины фракийских царей, которых они называли «друзьями», а также косезы, крестьяне-воины альпийских словен, непосредственно подчинённые князю.Но что такое древнерусские къмети, может быть это те же самые гетайры или косезы, царские и княжеские «соратники, товарищи», крестьяне-воины? И. Г. Добродомов в своём исследовании «Происхождение и значение слова къметь в «Слове о полку Игореве» даёт твёрдый ответ: для «древнерусской семантики общеславянского социального термина к ъ м е т ь» следует «признать в качестве исходной семантики «крестьянин’ (Добродомов, 2004. С. 17, 19). Когда Всеволод говорит Игорю, что его кмети-«волки» «под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, концом копья вскормлены, пути им ведомы, яруги знаемы», что они ищут себе чести, а князю славы, – ясно, речь идёт не о войске князя, а только о кметех, крестьянах-воинах, непосредственно подчинённых князю. Они знали его качества и составляли его совет, название которого нам не известно. Однако и само слово к ъ м е т ь вышло из древнерусского употребления в конце XII в. (Добродомов, 2004. С. 21). Поэтому неудивительно, что в тексте Льва Диакона о Святославе обращает на себя внимание термин «комент», близкий по звучанию к слову къметь. Он применён к «совету знати», созванному Святославом перед решительной битвой с византийцами в июле 971 г. – «На следующий день на рассвете Сфендослав созвал совет знати, который на их языке носит название «комент». – Этот термин возводят к латинскому conventus, признавая, однако, что после VIII в. он перестал употребляться в значении сходка (Лев Диакон, 1988. С. 212, № 41).…ищучи себе чти, а князю славе. – Эта формула имеет, по всей видимости, славяно-германские истоки. По свидетельствам специалистов в области языкознания, археологии и антропологии, «после индусов и иранцев наиболее приближаются друг к другу цивилизации славян и тевтонов. У них есть общие слова для обозначения золота, серебра и соли… И что многозначительнее всего, так это то, что продажность считалась постыдною» (Тейлор, 1897. С. 190). (Внимание! Украинцы после XV–XVI вв. в отношении продажности – не в счёт! Это новый исторический архетип. – Л. Г.).Хорошим примером для подтверждения славяно-германских истоков указанной формулы являются сведения римского историка Тацита о германцах: «Выйти живым из боя, в котором пал вождь, – бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблесные деяния, помышлять только о его славе, – первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники – за своего вождя» (Tac. Germ., 14).],
под трубами повити,
под шеломы възлелеяны,
конець копия въскръмлени,
пути им ведоми,
яругы им знаеми,
луци у них напря?жени,
тули отво?рени,
сабли изъо?срени,
сами скачуть
акы серыи влъци в поле,
ищучи себе чти,
а князю славе».

Архангел Михаил с деяниями. Начало XV в. Прп. Андрей Рублев. Москва. Архангельский собор Московского Кремля

ПЕСНЬ 3

Тогда въступи Игорь князь
в злат стремень,
и поеха по чистому полю;
солнце ему тъмою
путь заступаше,
нощь, стонущи ему грозою,
птичь убуди свист зве?рин —
Въста зби Див,
кличет връху древа,
велит послушати зе?мли незнаеме:
Влъзе, и Поморию, и Посулию,
и Сурожу, и Корсуню,
и тебе, Тьмутороканский блъван[14 - Нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди свист зверин – въста зби Див, кличет връху древа, велит послушати земли незнаеме: Влъзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе Тьмутороканьскый блъван.Птичь, – прилагательное м. р., ед. ч., им. п. «птичий». «И привяза на выи орьлоу, и рече: тебе глаголю цесарю птичь, иди съ миръмь съдравъ» (Успенский сб. 3г7).Тьма солнечного затмения на закате солнца птичий возбудила свист = крик (рёв, рык) звериный. Ср. былинное: «закричал» – «свистнул» (Соловей-Разбойник). С этих пор, как нам удалось правильно разбить на слова древнерусский текст, нетрудно составить мнение о Диве как о былинном Соловье-Разбойнике, наводящем ужас. Лаврентьевская летопись об этом солнечном затмении сообщает: «Месяца мая въ 1 день на память святаго пророка Иеремия, в середу на вечерни, бы знаменье въ солнци, и морочно бысть велми, яко и звезды видети, человекомъ въ очью яко зелено бяше, и въ солнци учинися яко месяць, из рогъ его яко угль жаровъ исходяше: страшно бе видети человекомъ знаменье Божье» (ПЛДР. XII век. С. 366). «Солнечное затмение произошло 1 мая 1185 г. в «первом часу ночи», что соответствует нынешним 17 часам (знамение было в 16 час. 48 мин по астрономическому времени). Это время начала вечерней службы в храме, точнее – «утрени», поскольку ею начинались новые сутки – отсюда и «первый час» (Ужанков, 2009. С. 274).Синтаксис текста первых издателей в этом отрывке нами изменён, хотя он существует без изменений во всех переводах памятника и нарушает интонационно-смысловое единство. Обычно существительное «свист» («крик», «рёв», «рык») соединяют с определением «зверинъ», но из прилагательного «птичь» (птичий) производят существительное мн. ч. «птиц»: «Ночь птиц пробудила; свист («рёв», «рык») звериный в стада их сбил». – Но в действительности ситуация оказалась другая: «Ночь… птичий взбудила свист (крик) звериный – встал близ Див (видение, ужас, чудо), кличет вверху древа…» – Что же всё-таки представляет собой див в наших глазах, исходя из ситуации, представленной автором «Слова»?О том, что див – взможно филин, могут свидетельствовать западнославянские формы, обозначающие сову и филина, хотя у филологов – это мифические существа, связанные с лесом, как, например, чешск. divy muh, diva hena, польск. dzivia hona, сербо-лужицк. dziwja hona, dziwica (Мифы, 1987. С. 377). Ср.: лат. strix bubo – «филин» (сова + филин-самец); bos femina – «корова» (бык + самка). Особый интерес представляет церк. – слав. обозначение филина «нощный вранъ» (Пс. 101, 7). В мифологических представлениях народов Европы ворон фигурирует в описаниях битв, предвещает гибель героев, является демоническим персонажем. Однако «абсолютным синонимом к праславянскому Divъ является праславянское Bogъ». Дивий – «божественный», «не принадлежащий человеку». Дивий мед = Божий мед (Мартынов, 1981. С. 22).Однако необычайное чудо и ужас в церковно-учительном сочинении Иоанна Экзарха Болгарского (Х в.), в «Слове на Вознесенье Господне» в составе Успенского сборника (XII–XIII вв.), обозначено существительным м. р. ед. ч. дивъ: «и яко зряще беша на небо идущу ему (Христу), чудо и ужас апостолом прибыс(ть), сомертени бо естеством суще и не обыкоше тацех видов» (видений. – Л. Г.). Далее: «чюдо и то (Преображенье Господне. – Л. Г.), див же и се (Вознесенье Господне; выделено нами. – Л. Г.), – определяет Иоанн (Успенский сб., 263в 6–13, 24). Здесь див = ужас, видение. Заслуживает внимания и пример из Жития Св. Стефана, епископа Сурожского (XV в.): «Св. Стефан предстал перед ним (князем Бравлином) в видении («в ужасе») и сказал: если не крестишься в церкви моей, то не выйдешь отсюда» (Карташев, 1993. С. 64–65). Помогает признать обнаруженное нами в древнерусской письменности соответствие между словами: див – чудо – видение – вид – ужас, что эти слова синонимы, и такой пример: «и съложи (Иеремия) кошь глаголя сежю сьде дондеже Господь отъиметь отъ мене оужасъ» (видение, вид, чудо, див разрушенного и опустошённого вавилонянами Иерусалима) (Успенский сб. 2а16–18). В «Похвале о четверодневном Лазаре» Андрея Критского в составе Успенского сборника эквивалентом чуда воскрешения Лазаря и евангельских чудес является диво в форме существительного ср. р. местн. пад. дивеси: «яко же и о инех чюдесех, преити величеством дивеси» (Успенский сб., 223г32, 224а1–3). Однако оно близко по содержанию слову див = ужас Иоанна Экзарха. Ср. лат. divinus [divus] относящееся не к богам, а к обожествлённым, одно из значений которого «богоподобный, чудесный» как вызывающий страх и ужас (Дворецкий, 1976. С. 342–343). Это даёт подход к содержанию слова див и значению его в контексте памятника.В оборотах речи, связанных в «Слове о полку Игореве» с именем дива, войском Игоря во время солнечного затмения и нападением половцев на Русскую землю после поражения Игоря («по Руской земли прострошася Половци, аки пардуже гнездо… уже връжеса дивь на землю») налицо семантическое преобразование слов вследствие метафорического переосмысления реальных и нереальных образов, лежащих в основе этих оборотов речи. Выстраивается синонимический ряд: див – войско Игоря – половецкое войско – див. В контексте Слова эти компоненты являются взаимозаменяемыми: ужас – войско Игоря – половецкое войско – ужас.Див как филин пугач, когда он завывает и рассыпается хохотом, наводит ужас. Но видение-див всё-таки предстаёт как метафора войска Игоря во время солнечного затмения, «ночью», иначе пришлось бы допустить, что большой ушастый филин пугач составил для Игоря план покорения Половецкой степи – Поморья, Посулия, Сурожа, Корсуня и что-то имеет против Тьмутороканского болвана, языческого идола – велит ему покориться. И от «кликанья» образа видения во время солнечного затмения половцы пришли в ужас – тогда как филин не кликает-кричит, а ухает, завывает и хохочет. Но с другой стороны можно сказать, что мог быть и конкретный филин-див в исходе метафоры.Тем не менее, на деле это войско Игоря издавало боевые клики, которые навели ужас на половцев и они «неготовыми дорогами» ринулись бежать к Дону Великому. Подобные события хорошо известны русским летописям. Так, в Лаврентьевской летописи под 1107 годом читаем: «идоша на половци к Лубну, и в третий час дня бродишася чрес Сулу, и кликнуша на них. Половци ужасошася… побегоша» (выделено нами. – Л. Г.). В той же летописи под 1176 годом: «и поидоша Мтиславичи кличючи, яко пожрети хотяще» (Словарь,1991. С. 218).Итак, войско Игоря «кликнуша» на половцев, они «ужасошася, побегоша». Кричат лебеди распуганные, но не лебеди – скрипят телеги бегущих половцев. Аналогия к диву: кликающий див – клики войска Игоря, кричащие лебеди – скрип половецких телег.После поражения Игоря тьма свет покрыла, по Русской земле простёрлись половцы как пардужье гнездо, накинулась хула на хвалу, ударила нужда на волю, свергнулся ужас-див на землю. Это показывает, что компоненты синонимического ряда, обозначающего ужас, взаимозаменяемы в контексте памятника: див – войско Игоря – половецкое войско – див. И равноценно: ужас – войско Игоря – половецкое войско – ужас. К этим сведениям следует отнести и своеобразные черты греческого понятия ????? (ужас, чудо), выявленные Э. Бенвенистом. «Основное значение ????? было столь сильным, что оно всегда прослеживается даже во множестве фигуральных употреблений. Это значение безусловно было магическим по происхождению… ????? действкет как волшебство: обеспечивает триумф воину или воинскому стану, которому Зевс его присудил… ?????… обозначает магический атрибут, обеспечивающий победу. Предопределённость, заложенная в ?????, его огромное и мгновенное воздействие, смятение, которое оно вызывает среди врагов, делает этимологическое сопоставление со славянским иudo приемлемым» (Бенвенист,1995. С. 282, 283).Въста. – Ср. аналогичную форму глагола в предложении: «И въста град на град» (Шахматов, 1916. С. 368).Зби. – (В тексте первых издателей «зби» является второй частью непонятного слова «въстазби»), читают зби(ся): подняться, взобраться наверх, сбиться в стаи, в стада. Но в 1950 г. В. Ф. Ржига предложил вместо непонятного в данной ситуации «зби» чтение «близ»: свист зверин въста близ… Близ – это однсловный предлог в значении обстоятельства места, соотносится с наречием. В качестве отдельно взятого слова, предлог выделяется в значении пространственной и временной ориентации (Энциклопедия. Русский язык. М., 1997. С. 370, стлб. 1)Предложенный Ржигой вариант чтения – «въстазби» = «въсталъ близъ» – обладаает очевидным смыслом и вытекает непосредственно из текста (далее применён наш синтаксис и перевод рассматриваемых предложений): солнце войску Игоря тьмою путь заступило, пробудился птичий свист-крик, звериный встал близ вид бога, кличет вверху дерева. – Отметим, что предложенный вариант имеет непосредственную связь с реальным текстом рукописи 1648 г., «представляющей собой список «Жития Антония Сийского», в котором учёный увидел непонятное «стазби», но оказалось, что это не «стазби», а «ста блiз», написанное слитно с надстрочной буквой з (земля), причём л и i можно принять вместе за и» (Словарь-справочник, 1961. С. 113). Но Б. М. Гаспарова в этом варианте чтения настораживает «радикальное изменение текста и в то же время (текст) даёт толкование, никак не связанное с поэтической семантикой данного эпизода» (Гаспаров, 2000. С. 173, 174). Однако это мнение не вызывает взаимного отклика. Наоборот: ведь изменение текста допущено Ржигой не по воззрению, а по факту, толкование, как было сказано, как раз связано «с поэтической семантикой данного эпизода».Див кличет връху древа, велит послушати… – Это третье упоминание Древа жизненного, но в данном контексте – это Древо христианской Руси. В ситуации похода русичей-христиан (только в контексте «христиане» возможно употребление отчественной формы «русичи») на язычников-половцев, не звериный вид бога, не образ видения, представшего половцам, а войско Игоря издало устрашающий клик, «яко пожрети хотяще», повелевая разуметь и покориться языческому народу половцев на Волге, в Поморие, Посулие, Суроже, Корсуне-Херсонесе и в Тмуторокане. Именно в этом клике отражён смысл торжественной песни на всенощной накануне дня Рождества Христова: «С нами Бог, разумейте языки и покоряйтеся, услышите даже до последних земли, яко с нами Бог».Как в описанном случае с дивом, так и здесь налицо семантическое преобразование слов вследствие метафорического переосмысления реальных и нереальных образов, лежащих в основе этих оборотов речи. Позволитеьно поэтому сослаться на принцим семантической реконструкции, пользуясь которым мы должны проводить чёткое различие между «значением» как отнесением слова к предмету и «смыслом» – «различие между обозначением и значением» (Бенвенист, 1995. С. 12; 29). Только с этой точки зрения оправдано обращение Дива (образа видения «видом бога») с вершины Древа к языческому идолу в Тмуторокане с призывом повиноваться, и противопоставление «детей бесовых» – половцев и «храбрых русичей» – христиан, а также противопоставление языческой тьмы – половцев христианскому свету – Русской земле: «Не реце на Каяле тьма свет покрыла: по Русской земли прострошася Половци…»Послушати – слушать, внимать; согласиться; послушаться, последовать совету; повиноваться (Срезневский. Т. II. Стлб. 1240).Земли незнаеме (земле незнаемой). – Земле чуждой, неродственной, враждебной, непризнаваемой. Ср.: знания (мн.) – «знакомые, родственники»; знати – «признавать, положительно относиться к кому-либо» (Словарь, 1990. С. 399, 400). Этот термин имеет решающее значение при попытке определить, на чьей стороне Див. В данной ситуации он не на стороне половцев, а против них: кликнула дружина Игоря во время солнечного затмения – половцы ужаснулись и побежали. [Див велит повиноваться] влъзе, и по морию, и по Сулию, и Сурожу [Крым], и Корсуню [Херсонес, Крым]. – Названы области и города Левобережной Скифии, включая крымские города, которыми владела Русь в древности и спорила за власть над ними (крымскими городами) с Византией со времен первых Киевских князей (Пашуто, 1968. С. 58). Русь не признавала власти половцев над этими областями и городами, так как не считала половцев ни «знакомыми», ни «родственниками», – это народ был пришлый, поэтому чуждый.Тьмутороканьскый блъван. – Реалистическая позиция относительно божества, подразумеваемого под тмутороканским болваном (идолом), заключается, видимо, в том, что под этим божеством следует подразумевать алано-гуннского Куара, сопоставляемого в литературе с названием солнца у иранцев, имевшего также грозовые функции (Васильев, 1989. С. 135, 138). «В центре религиозных верований «царства гуннов» находилась вера в бога Куара, имя которого основательно сопоставляется с иранским словом хуар – солнце. Однако Куар был в представлении гуннов Варачана не только Солнцем, но и богом-громовержцем» (Гадло, 1979. С. 146). В соответствии с известием о Куаре, содержащимся в «Истории страны Алуанк» Мовсэса Каланкатуаци, «преданный сатане, народ этот» служил богу Куару, «огромному и безобразному». Его ипостасью был, как считают, бог Тангри-хан, которого персы называли Аспандиат (Каланкатуаци, 1984. С. 124; Гадло, 1979. С. 146).].

А половци
неготовами дорогами
побегоша к Дону Великому,
крычат телегы полу?нощи,
рци, лебеди распущени[15 - Крычат телегы полунощы, рци, лебеди роспущени. – Роспущени – здесь в значении «распуганные». В то же время у этого слова имеется значение «разведенные, разлученные». «Книги распустьныя» – разводное письмо жене (Апракос, 1983. Стб. 53 в. С. 16). В таком же значении встречено в Новгородских берестяных грамотах.];
Игорь к Дону вои ведет.
Уже бо беды его
пасет птиць подобию,
влъци гро?зу въсро?жат[16 - Игорь к Дону вои ведет. Уже бо беды его пасет птиць подобию; влъци грозу въсрожат по яругам… —Птиць (пътиць). – Существительное мн. ч. род. п. «Солнца не вижю пътиць небесныихъ не вижю» (Успенский сб., 68в12).Подобию. – Существительное ср. ед. дат. «Яко бо каяжьдо по ряду ихъ, и по подобию песни же ихъ и слава велика» (Успенский сб., 289б7).Подобный. – Похожий, подходящий, пригодный. От по и до?ба. – До?ба «время, пора», белорусск. до?ба «физиономия, нрав» (Фасмер, Т. IV. С. 298; Т. I. С. 519). Поэтому буквальный перевод: «беды его пасёт птиц нрав по своему подобию» (по своей природе).Въсрожат. – Ср.: польск. srohyc, включающее понятия от «угрожать» до «воздвигать». Здесь это слово с приставкой.] по яругам,
орли клектом на кости
звери зовут,
лисици брешут
на чръленыя щиты.

Припев. О Руская зе?мле,
уже за Шело?мянем еси![17 - О Руская земле! Уже за Шеломянем еси. – Дружины князей (Русская земля) во главе с Игорем за Змиевы валы (?) продвинулись. Шеломян – в том числе и вал (В. Даль).]

Длъго ночь мркнет,
заря свет запала?,
мъгла поля покрыла,
щекот славий успе,
говор галичь убуди.

Русичи
великая поля
чрьленами щиты
прегородиша,
ищучи себе чти,
а князю славы.

ПЕСНЬ 4