скачать книгу бесплатно
Тот, кто убивает дракона
Лейф Густав Вилли Перссон
Комиссар Эверт Бекстрём #2
Ранним весенним утром Септимус Акофели – разносчик газет сомалийского происхождения – обнаруживает в одной из квартир бездыханное тело и автоматически становится первым подозреваемым. Типичное убийство пожилого алкоголика молодым иммигрантом – поначалу заключают следователи, но вскоре отказываются от этой версии. Новый шеф полиции округа Анна Хольт требует как можно скорее найти и упрятать преступника за решетку. Среди ее подчиненных есть лишь один рыцарь, способный убить дракона, – обворожительный лентяй и сластолюбец Эверт Бекстрём. Шестое чувство подсказывает проницательному комиссару, что дело сложнее, чем кажется, и еще одного убийства не миновать.
Лейф Г. В. Перссон
Тот, кто убивает дракона
Роман
Leif GW Persson
Den som d?dar draken
Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.
Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.
Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Published by agreement with Salomonsson Agency.
Copyright © Leif GW Persson, 2008
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2015
* * *
Это плохое слово для взрослых детей.
Лейф Перссон
1
Галстук в пятнах соуса, чугунная крышка от кастрюли и обычный молоток обивщика мебели со сломанной деревянной ручкой – три эти важные находки сделали эксперты участка Сольны при первичном осмотре места преступления. Скорее всего, именно с их помощью жертву лишили жизни, и, чтобы сделать такой вывод, вовсе не требовалось трудиться в техническом отделе полиции. Достаточно было иметь глаза, чтобы увидеть всю картину, и не слишком слабый живот, позволявший смотреть на нее.
Относительно молотка, правда, с довольно большой долей вероятности вскоре выяснилось, что вначале произошла ошибка и преступник им не пользовался, а в остальном все шло своим чередом.
И в то время как эксперты выполняли свою часть работы, охотники за убийцей занимались обычной рутиной. Стучали в двери соседей и жильцов окрестных домов, расспрашивали о жертве и любых наблюдениях, способных навести на след преступника. А одна из них, сотрудница из числа гражданского персонала (поскольку именно такие, как правило, отвечают за подобную работу), сидела у своего компьютера и выуживала из него все, что могло пригодиться в этом направлении.
И достаточно скоро они разобрались, что имеют дело с самой обычной жертвой убийства в истории шведской криминалистики за последние сто пятьдесят лет, пока ведется статистика на сей счет. Или, пожалуй, за значительно большее время, ведь книги, где регистрировались судебные приговоры, существовали уже в раннем Средневековье, и они давали примерно ту же картинку, что и уголовная статистика индустриального общества. То есть речь шла о классической шведской жертве убийства. А точнее, используя современную терминологию, об «одиноком мужчине средних лет, ведущем асоциальный образ жизни и имеющем значительные проблемы с алкоголем».
– Обычный пьяница, просто-напросто – так руководитель расследования от полиции Сольны комиссар Эверт Бекстрём описал покойного, когда после первого совещания разыскной группы докладывал своему главному шефу.
2
То же самое подтвердили рассказы соседей и данные полицейских отчетов, плюс оба эксперта со знанием дела привели свои аргументы в том же направлении.
– Типичное убийство алкаша, если ты спросишь меня, Бекстрём, – сказал старший из них, Петер Ниеми, подытожив суть дела, когда на том же первом совещании излагал свой с коллегой взгляд на порядок вещей.
Как галстук, так и крышка с молотком принадлежали жертве и находились в квартире еще до того, как там разыгрались печальные события. С галстуком все обстояло и того проще – он находился на шее покойного. Как и положено, под воротником рубашки, только в данном конкретном случае затянутый приблизительно на пять сантиметров сверх меры и на всякий случай зафиксированный в таком положении под кадыком при помощи самого примитивного узла.
Самому же убийству предшествовало традиционное застолье. Оно, судя по количеству обнаруженных пустых водочных бутылок и банок из-под крепкого пива, продолжалось не один час, и в нем, похоже, принимали участие два человека, одним из которых, судя по отпечаткам пальцев, была сама жертва. О таком же количестве пирующих говорили два стакана и две тарелки на столе в гостиной, а исходя из остатков еды на них и таких же на маленькой кухне, можно было сделать вывод, что последняя трапеза покойного состояла из классической шведской жареной свинины с тушеными красными бобами, приобретенными в готовом виде в тот же день в близлежащем магазине сети «Иса», во всяком случае судя по валявшейся в мусорном ведре пластиковой упаковке. И перед тем как подавать на стол, их явно разогрели в чугунке, крышкой от которого преступник позднее в тот же вечер несколько раз ударил хозяина дома по голове.
Судебный медик пришел к аналогичным выводам. Он поделился ими с присутствовавшими при вскрытии экспертами в надежде, что они донесут их до остальных, поскольку более важные дела мешали ему посетить совещание разыскной группы. Свое окончательное письменное заключение он обещал представить приблизительно через неделю, но пока для предварительных и устных оценок ему хватило беглого осмотра опытным глазом.
– Так называемый забулдыга, как вы полицейские привыкли величать личностей вроде нашей бедной жертвы, – объяснил судмедэксперт, который в компании вроде этой считался образованным парнем и вынужден был следить за своим языком.
Все это, вместе взятое (рассказы соседей, не лучшим образом характеризующие жертву, записи из полицейских отчетов, находки на месте преступления, наблюдения судебного медика), помогло полицейским в общих чертах понять, как же все происходило. Речь явно шла о двух давно знакомых пьяницах, которые встретились с целью немного перекусить и значительно больше выпить, а потом переругались из-за какой-то ерунды, уходящей корнями в их совместное прошлое. И в результате общение между ними закончилось тем, что один забил насмерть другого.
Ничего сложного. И поэтому имелись отличные перспективы найти преступника в кругу ближайших знакомых жертвы, состоящего из таких же, как он, алкашей, и уже начались поиски в данном направлении. Подобные убийства раскрывались в девяти случаях из десяти, и все необходимые бумаги оказывались на письменном столе прокурора в течение месяца.
В общем, дело выглядело самым заурядным, во всяком случае с точки зрения сотрудников полиции Сольны, и там ни у кого мысли не возникло обратиться за помощью в группу психологического портрета преступника Государственной криминальной полиции или к профессору криминологии Государственного полицейского управления, который вообще-то жил в нескольких кварталах от жертвы.
Никто из их специалистов тоже не связался с разыскной группой по собственной инициативе, и, наверное, к лучшему, поскольку они наверняка не добавили бы ничего нового. Просто написали бы бумагу, где содержалось все то, что все и так уже знали. А сейчас они в любом случае не стали мальчиками для битья и избежали ситуации, когда любой мог ткнуть в них пальцем и заявить, что они пишут всякую ерунду и даром едят свой хлеб.
Опять же, когда всем все известно наперед, любое выпадающее из привычной картинки описание (то, что противоречило данным криминологических исследований, полицейскому опыту и интуиции, которая становится важным подспорьем в работе любого настоящего полицейского) выглядело бы запредельной глупостью.
– Сообщи мне самую суть, Бекстрём, – сказала наиглавнейший босс Бекстрёма шеф полиции Вестерортского округа Анна Хольт, когда он явился к ней на доклад на следующий день после убийства.
– Обычный пьяница, – констатировал Бекстрём и кивнул рьяно.
– Ладно, у тебя пять минут, – вздохнула Хольт, на очереди у которой было еще несколько человек, и по крайней мере один из них уж точно имел более важное дело, чем Бекстрём.
3
В четверг 15 мая солнце взошло в Сольне уже двадцать минут четвертого утра. Ровно за два часа и сорок минут до того, как Септимус Акофели прибыл по адресу Хасселстиген, дом 1, чтобы разнести подписчикам их газеты.
Вообще-то он трудился велокурьером, но уже почти год подрабатывал, разнося утренние издания в нескольких кварталах вокруг Росундавеген, включая данный дом. И кроме того, являлся беженцем из Южного Сомали, из маленькой деревушки в двенадцати часах пути от границы с Кенией. Он прибыл на свою новую родину в тот день, когда ему исполнилось тринадцать лет, и попал именно в Швецию по той простой причине, что его тетя, дядя и еще несколько двоюродных братьев и сестер переехали сюда пятью годами ранее, а все его остальные родственники умерли. Или были убиты, если кому-то угодно, ведь лишь немногие из них переместились в мир иной по самым естественным причинам.
Септимус Акофели был не обычный сомалийский беженец, приехавший на чужбину на свой страх и риск. У него имелись близкие родственники, которые могли позаботиться о нем, и чисто по-человечески его просто требовалось впустить в страну. И все, похоже, складывалось для него хорошо, во всяком случае, по меркам таких, как он.
Парень окончил шведскую школу и гимназию с приличными и даже хорошими отметками по нескольким предметам. Потом три года проучился в Стокгольмском университете и получил звание бакалавра языкознания с английским в качестве основного предмета. Сдал на водительские права и в двадцать два года стал шведским гражданином. Пытался устроиться на работу во множество мест, и в конце концов ему повезло. Он стал велокурьером в фирме «Мильебудет» – «Доставка для тех, кто заботится об окружающей среде». А когда пришло время гасить студенческий кредит, начал подрабатывать разносчиком газет. И уже пару лет жил в собственной квартире из одной комнаты и кухни на Форнбювеген в Ринкебю.
Септимус Акофели сам заботился о себе. Он не был никому обузой. И преуспел лучше многих других, независимо от их стартовой позиции, и уж точно большинства из тех, кто имел сходную с ним историю.
Кстати, он отличался от обычных сомалийских беженцев и по другим причинам. Во-первых, имел очень странное для сомалийца имя, даже среди их крошечного христианского меньшинства, а во-вторых, значительно более светлую кожу, чем у подавляющего числа его земляков. И для обоих этих фактов существовало простое и общее объяснение, а именно пастор африканской миссии английской церкви Мортимер С. Крейг (в чьем имени С. означало Септимус), нарушивший седьмую заповедь. Обрюхатив мать Септимуса, он осознал свой тяжелый грех, попросил прощения у Господа и сразу же вернулся на родину в свой приход в маленькой деревушке Грейт-Дансфорт в Хэмпшире, расположенной в самой живописной местности, какую только можно себе представить.
В четверг 15 мая пять минут седьмого утра Септимус Акофели, двадцати пяти лет, нашел мертвое тело Карла Даниэльссона, шестидесяти восьми лет, в коридоре его квартиры на втором этаже в доме по адресу Хасселстиген, 1 в Сольне. Входная дверь стояла открытой настежь, и покойник лежал всего в нескольких метрах от порога. Септимус отложил в сторону экземпляр «Свенска дагбладет», который несколько секунд назад собирался засунуть в его почтовый ящик, и, наклонившись, еще раз внимательно посмотрел на тело. Даже похлопал осторожно по окоченелым щекам. Потом он покачал головой и набрал номер экстренных служб 112.
Шесть минут седьмого Септимуса соединили с управлением полиции на Кунгсхольмене в Стокгольме. И, выслушав его, дежурный попросил подождать у телефона и на время отключился, пока передавал все дальше по рации. Ему сразу же ответил экипаж патрульной машины полиции Вестерорта, находившейся на Фресундаледен, в нескольких сотнях метров от указанного адреса, и, уведомив коллег о «сигнале об убийстве в доме номер 1 по Хасселстиген в Сольне», дежурный вдобавок предупредил их, что сообщившее о происшествии «лицо мужского пола» говорило «подозрительно спокойно и четко», а это в худшем случае могло означать, что кто-то захотел развлечься за счет полиции или даже руководствовался «худшими намерениями…».
Откуда дежурному было знать, что все обстояло совсем иначе. Просто Септимус Акофели давно привык к зрелищам, с каким столкнулся сейчас. Ведь еще маленьким мальчиком ему пришлось видеть больше убитых и изувеченных людей, чем почти всем другим девяти миллионам жителям на его новой родине.
Септимус Акофели был маленький и худой, ростом сто шестьдесят семь сантиметров и весом пятьдесят пять килограммов. Но при этом хорошо сложенным и тренированным, что ведь естественно для человека, который бегает по лестницам пару часов каждое утро, а затем колесит по городу на велосипеде с письмами и пакетами для клиентов, которые ждут их с нетерпением и вдобавок заботятся об окружающей среде и поэтому не должны терять времени понапрасну.
Он хорошо выглядел, имел темно-оливковый цвет кожи, классические черты лица и профиль, точно сошедший с рисунка на старинной египетской вазе. И сейчас он даже представить себе не мог, какие мысли крутятся в голове шведского полицейского инспектора, который дежурил в управлении полиции Стокгольма. Свои же детские воспоминания он старался как можно быстрее выбросить из памяти.
Сначала он поступил, как ему сказали, и подождал у телефона. Но через пару минут покачал головой, отключил мобильник, поскольку полицейские явно о нем забыли, отставил в сторону сумку с газетами и сел на лестнице перед квартирой, чтобы оставаться в доме, как он пообещал.
Через пару минут у него появилась компания. Сначала кто-то осторожно открыл и закрыл дверь в подъезд. Потом послышались тихие шаги по лестнице. А затем перед ним появились двое полицейских в форме. И сначала Септимус увидел мужчину лет сорока, который держал правую руку на кобуре пистолета и левую вытянутой в его сторону, а потом рассмотрел позади него молодую женщину с телескопической железной дубинкой наготове.
– Спокойно, – сказал мужчина-полицейский и кивнул Акофели. – Сейчас мы поступим так. Сначала ты поднимешь руки над головой, потом мы поднимемся к тебе, а ты повернешься к нам спиной и раздвинешь ноги…
«Какие же вы…» – подумал Септимус Акофели и выполнил то, что ему сказали.
4
Хасселстиген – маленькая улица длиной не более двухсот метров – пересекает Росундавеген примерно в полукилометре западнее футбольного стадиона, то есть совсем близко к тому месту, где ранее располагались павильоны Шведской кинокомпании, в так называемом Киногороде в Росунде. Ныне там находился район с эксклюзивным жильем и совсем другими квартиросъемщиками, нежели те, кто проживал в доме 1 на Хасселстиген.
Его построили в 1945 году, через полгода после окончания войны, и живущие по соседству люди обычно говорили о нем как о забытом богом или, по крайней мере, его владельцем. Кирпичный, в пять этажей, он содержал три десятка одно– и двухкомнатных квартир и в силу своего шестидесятилетнего возраста давно нуждался в реновации фасада, замене стояков и прочих ремонтных работах.
Его жильцы тоже знавали лучшие дни. Два десятка из них были одинокими, а большинство пенсионерами. Кроме того, там проживали восемь пожилых пар (тоже все пенсионеры) и одна женщина сорока девяти лет, делившая свою двушку с двадцатидевятилетним сыном, который получал пенсию по инвалидности. Соседи считали его немного странным, хотя вполне приличным и безобидным и услужливым в случае необходимости. Он всегда жил с матерью. Но в последнее время также остался один, поскольку у нее случился инсульт и она уже несколько месяцев находилась в реабилитационном центре.
Одиннадцать жильцов этого дома выписывали по одной утренней газете, шесть – «Дагенс нюхетер» и пять «Свенска дагбладет», и именно Септимус Акофели уже год заботился о том, чтобы они получали их в свои почтовые ящики в срок – около шести утра, и ни разу не выбился из графика.
По адресу Хасселстиген, дом 1 всего проживал сорок один пенсионер. Или сорок, если быть точным, поскольку одного из них как раз сейчас убили, и уже в четверг после обеда полиция Сольны переписала всех в доме, включая жертву.
А в промежутке между звонком Септимуса Акофели в центр управления и составлением списка жильцов дома 1 по Хасселстиген случилось кое-что еще. Помимо всего прочего, руководитель расследования от полиции Сольны, комиссар Эверт Бекстрём, посетил место преступления уже без двадцати десять утра. Всего через три с половиной часа после того, как его коллеги из Ямы получили сигнал тревоги, и, следует признать, в срочном порядке, принимая в расчет то, что речь шла о Бекстрёме.
И для этого существовало крайне приватное объяснение. Просто днем ранее штатный врач полиции Стокгольма заставил Бекстрёма дать обещание, что тот немедленно изменит свою жизнь, а перечисленные им медицинские перспективы (если Бекстрём все равно останется верным себе) смертельно напугали даже такого непробиваемого пациента. Напугали настолько, что он после трезвого вечера и бессонной ночи решил пешком прогуляться до своей новой работы в криминальном отделе Вестерортского округа.
А это целых четыре километра, ведь именно такое расстояние отделяло его уютное логово на Инедалсгатан на Кунгсхольмене от большого здания полиции на Сундбюбергсвеген в Сольне. Причем под беспощадным солнцем, плюс при не поддающейся никакому описанию температуре, которая вывела бы из строя даже олимпийского чемпиона в марафоне.
5
Четверть десятого утра в четверг 15 мая солнце стояло уже высоко на голубом безоблачном небе. И хотя до начала лета оставалось еще две недели, температура достигла уже двадцати шести градусов в тени, когда Бекстрём, обливаясь потом, шел по мосту через Карлбергский канал. И это при том, что, прежде чем покинуть свою квартиру, он предусмотрительно оделся с учетом ожидавших его трудностей – в гавайскую рубашку и шорты, сандалии на босу ногу, и даже предусмотрительно сунул в карман бутылку минералки из холодильника, чтобы при необходимости быстро восстановить угрожающую здоровью потерю жидкости в организме.
Ничто не помогло. И пусть он впервые за свою взрослую жизнь добровольно продержался трезвым целые сутки (ни капли спиртного за двадцать пять с половиной часов, точнее говоря), его самочувствие никогда не было столь ужасающим, как сейчас.
«Убью чертова шарлатана», – подумал Бекстрём.
Разве это состояние сравнишь с похмельем? Он не пил уже вторые сутки, а чувствовал себя не лучше, чем врезавшийся в линию электропередачи орел.
Именно в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Это был дежурный из Сольны.
– Тебя все ждут как манну небесную, – сказал он. – Я безуспешно пытался связаться с тобой с семи утра.
– Пришлось тащиться на раннюю встречу в Государственной криминальной полиции, – солгал Бекстрём, которому примерно к тому времени наконец удалось заснуть в своей постели. – А что случилось? – спросил он, стараясь избежать дальнейших вопросов.
– У нас убийство для тебя. Коллегам на месте необходимы твой совет и руководящие указания. Кто-то насмерть забил пенсионера. Квартира, где все произошло, напоминает чистую бойню.
– Что еще тебе известно? – прорычал Бекстрём, чье самочувствие, несмотря на радостное известие, ни капельки не улучшилось.
– Сам я не знаю подробностей. Убийство, определенно убийство. Жертва – пожилой мужчина, давно на пенсии, как я уже сказал, выглядит не лучшим образом, если верить коллегам. Неизвестный преступник. У нас нет даже описания, чтобы передать по рации, на том мои знания и заканчиваются. Где ты, кстати?
– Как раз перехожу Карлбергский канал, – сообщил Бекстрём. – Я имею привычку ходить пешком на работу, если не льет как из ведра. Всегда полезно двигаться, – объяснил он.
– Вот как, – сказал дежурный, которому стоило труда скрыть свое удивление. – Если хочешь, я могу прислать за тобой машину.
– Ради бога, – согласился Бекстрём. – И объясни им, что дело срочное. Я подожду их у клуба чертовых футбольных хулиганов со стороны Сольны от канала.
Семь минут спустя у моста затормозила патрульная машина с включенной мигалкой, она развернулась на 180 градусов и остановилась перед входом в здание клуба АПК. И водитель, и его молодая напарница вышли из машины и кивнули дружелюбно. Они явно поняли, что от них требуется, поскольку именно шофер открыл дверцу со своей стороны, чтобы Бекстрёму не пришлось садиться на сиденье для задержанных, находящееся позади него.
– Знаешь, Бекстрём, ты стоишь на историческом для шведской криминалистики месте, – сказал коллега-мужчина и кивнул в сторону зарослей кустарника за спиной комиссара. – Хольм, кстати, – добавил он и ткнул большим пальцем в свою одетую в форму грудь. – А это Фернандес, – сказал он и кивнул в сторону своей напарницы.
– О чем ты, какая еще историческая земля? – спросил Бекстрём, как только не без труда забрался на заднее сиденье, и все его мысли сосредоточились на коллеге в юбке на сиденье перед ним. С длинными, уложенными узлом на затылке черными волосами, улыбкой, способной осветить футбольный стадион в Росунде, и соблазнительно выпирающим под форменной рубашкой верхним этажом, она выглядела очень аппетитной. – Какая еще историческая земля? – повторил он.
– Я имею в виду ту проститутку. Ее же нашли здесь. Или, по крайней мере, определенные части ее. Я говорю о старой расчлененке, которую, как все утверждали, сотворили судебный медик, патологоанатом, и его дружок, обычный доктор. Хотя черт его знает, конечно. У шефа нашей криминальной полиции, старины Тойвонена, было совсем другое мнение на сей счет.
– Ты же наверняка тогда уже работал, Бекстрём, – вклинилась в разговор Фернандес, обернувшись и одарив комиссара улыбкой. – Когда же это случилось? Когда ее нашли, я имею в виду. Я, конечно, тогда еще не родилась, но ведь все произошло в начале семидесятых? Тридцать пять-сорок лет назад? Не так ли?
– Летом восемьдесят четвертого, – заметил Бекстрём коротко.
«Еще слово, сучка, и я позабочусь, чтобы ты оказалась сторожем на парковке. В Чили». И он зло посмотрел на коллегу Фернандес.
– Вот как, в восемьдесят четвертом, тогда я фактически уже родилась. – Фернандес явно не собиралась сдаваться, по-прежнему демонстрируя свои белые зубы.
– Можешь не сомневаться. А ты выглядишь значительно старше, – констатировал Бекстрём, который также не помышлял о капитуляции.
– Кстати, у нас есть что рассказать о нашем нынешнем деле, – сообщил Хольм, пытаясь сгладить ситуацию, и осторожно покашлял, в то время как Фернандес повернулась спиной к Бекстрёму и на всякий случай принялась перелистывать бумаги в папке с рабочими записями. – Мы ведь приехали как раз оттуда.
– Я слушаю, – сказал Бекстрём.
Хольм и Фернандес стали первым патрульным экипажем, прибывшим на место преступления. Они как раз успели попить кофе на открытой по ночам заправке Статойла позади торгового центра Сольны, когда получили сигнал тревоги по рации. С включенной сиреной и мигалкой они через три минуты добрались до Хасселстиген, дом 1.
Дежурный призвал их к осторожности. По его мнению, «лицо мужского пола», которое сообщило о преступлении, вело себя не так, как обычно делают люди, звонящие с подобными новостями. Этот человек не лез на стены и даже прекрасно контролировал свой голос. Говорил подозрительно спокойно и собрано, скорее как делали психи, когда связывались с полицией с целью поведать о своих последних подвигах.
– Звонивший – разносчик газет. Молодой иммигрант. На вид очень приятный парень, поэтому, я думаю, о нем мы можем забыть, если тебя интересует мое мнение, – подвел итог Хольм.
«Кто, черт побери, будет спрашивать твое мнение о подобном», – мысленно огрызнулся Бекстрём.
– Давай тогда о жертве. Что нам известно?
– Это владелец квартиры. Его зовут Карл Даниэльссон. Пожилой одинокий человек, шестидесяти восьми лет. Пенсионер, – объяснил Хольм.
– И в этом вы абсолютно уверены? – спросил Бекстрём.
– На сто процентов, – кивнул Хольм. – Я сразу его узнал. Сам задерживал его за пьянку на ипподроме Солвалла несколько лет назад. Он дал нам потом жизни, написал заявление на меня и моих коллег и обвинил во всех смертных грехах. И это не первый раз, когда он отличился. Социальные проблемы, алкоголь и все такое. Типичный маргинал, как их сегодня называют.
– Обычный пьяница, ты имеешь в виду, – поправил Бекстрём.
– Да, пожалуй, так можно выразить суть дела, – согласился Хольм неожиданно таким тоном, словно хотел сменить тему.
Пять минут спустя они высадили Бекстрёма у подъезда на Хасселстиген, 1, и Хольм пожелал ему удачи. Сам же он со своей напарницей собирался взять курс на здание полиции, поскольку им требовалось заполнить все необходимые бумаги, но в случае необходимости готов был прийти на помощь Бекстрёму по первому звонку.
