скачать книгу бесплатно
Мифы и факты русской истории. От лихолетья Смуты до империи Петра
Кирилл Юрьевич Резников
От Руси к империи
В книге рассмотрена мифология истории Русского государства в XVII – начале XVIII века. Представлены «биографии» исторических мифов, начиная от обстоятельств «рождения» и вплоть до «жизни» в наши дни, их роли в борьбе идей в современной России. Три главы посвящены Смутному времени – первой информационной войне, едва не погубившей Россию. Даны портреты главных участников Смуты и рассмотрена сложившаяся вокруг них мифология. В последующих главах обсуждаются мифы и факты о первых Романовых и Петре I. Согласно одной группе мифов, Московское государство всё более отставало от Европы и было обречено стать колонией, если бы не Пётр, железной рукой вытащивший страну из азиатчины и преобразовавший её в империю. В других мифах восхваляется допетровская Русь, где царь, православная церковь и народ процветали в симфонии, основанной на соборности. Пётр сломал естественный ход развития России и расколол общество, что, в конечном итоге, привело к революции. На самом деле, обе группы мифов односторонни. Имелась преемственность во внешней и отчасти во внутренней политике Петра. Реформа богослужения при Алексее Михайловиче, приведшая к Расколу, подготовила почву для реформ Петра. Не Пётр начал вестернизацию, но он заимствовал из Европы не только технологии, но механизмы научно-технического прогресса – системы образования и науки.
Кирилл Резников
Мифы и факты русской истории. От лихолетья Смуты до империи Петра
© Резников К. Ю., 2012
© ООО «Издательский дом «Вече» 2012
© ООО «Издательство «Вече» 2012
* * *
Предисловие
«Из Лихолетья Смуты к империи Петра I» продолжает тематику книги «От рождения славян до Сибирского взятия». Обе книги составляют дилогию «Русская история: Мифы и факты», посвящённую мифологии русской истории. В обеих книгах исторические мифы подразделены на утверждающие и кризисные. Первые возникают на подъёме духовных сил общества; они прославляют народ и страну; правительство их использует для укрепления власти. Вторые появляются при упадке или болезни общества; они проникнуты пессимизмом, часто усугубляют процессы распада. Между мифами идёт конкуренция за место в общественном сознании.
В книге «Из лихолетья Смуты к империи Петра I» рассмотрен исторический взлёт Русского государства в XVII – начале XVIII века. Первые два десятилетия в XVII веке Россия гибла в огне Смуты и интервенции, а за следующие 100 лет стала евразийской сверхдержавой, достигла берегов Тихого океана и навсегда покончила с угрозой и имперскими амбициями Речи Посполитой и Швеции. Первые главы книги посвящены Смутному времени – информационной войне, едва не погубившей Россию. Обсуждается вопрос – что есть Смута, кризис или катастрофа? Рассказано об отличии кризисов от катастроф в истории общества и о роли личности в истории. Показана предвзятость современников, писавших о Смутном времени. Даны портреты главных участников Смуты и рассмотрена, сложившаяся вокруг них мифология. Особо сказано о «служивших прямо» – героях, спасителях России.
В последующих главах обсуждаются исторические мифы о правлении первых Романовых и реформах Петра I. Согласно одной группе мифов, Московское государство представляло застойное болото, с каждым годом всё более отстающее от Европы. Страна неизбежно стала бы колонией, если бы не Пётр, железной рукой вытащивший Московское царство из азиатчины и преобразовавший в мощную Российскую империю. Другие мифы исходят из идеализации допетровской Руси, где царь, православная церковь и народ существовали в симфонии, основанной на соборности. Романовы заимствовали лучшее из Европы, в частности, военные реформы. Но заимствования не ломали русскую культуру и не вносили отчуждённость в общество. Приход Петра сломал естественный ход развития России и расколол общество, что, в конечном итоге, привело к революции.
Факты о России XVII в. полностью опровергают мифы о сонном царстве Московском. Россия быстро оправилась от разгрома Смутного времени и усиливалась с каждым десятилетием. Была присоединена большая часть Сибири, обученные по-европейски «полки нового строя», нанесли поражение Речи Посполитой, был возвращён Смоленск и взяты «под государеву руку» Восточная Украйна с Киевом. Поощрялся въезд в страну европейских мастеров и военных. Началась вестернизация быта. Одновременно администрация становилась все более бюрократической; самоуправление подавлялось; завершилось закрепощение крестьян. Реформа обрядов богослужения по греческому образцу привела к Расколу, преследованию старообрядцев и их массовым самосожжениям. Царствование первых Романовых сопровождалось восстаниями казаков, крестьян и посадских, бунтами стрельцов и Расколом. Современники прозвали его «бунташным веком».
Анализ фактов о допетровской и петровской России показывает преемственность внешней и даже (в плане тенденции) внутренней политики Петра I. Церковная реформа, приведшая к Расколу, вызвала потрясения не меньшие, чем реформы Петра I. Не Пётр начал и вестернизацию страны, но в отличие от предшественников он заимствовал из Европы не только навыки и технологии, но механизмы научно-технического прогресса – школы, мастерские, училища, гимназии и Академию наук. Рассмотрена трактовка образа Петра в научной и художественной литературе и кино. Сделан вывод, что единого мнения о Петре не сложилось. Борьба мифологий о Петре продолжается.
В книге представлены своего рода «биографии» мифов, начиная от обстоятельств их «рождения» и вплоть до «жизни» в современном обществе. Мифы показаны в динамике превращений. Описываются события, породившие исторический миф, записи современников, предания, с ним связанные. В книге показано влияние на мифы искусства, в первую очередь, фольклора и литературы. Искусство меняет трактовку мифов; оно может даже порождать мифы. Но и мифы влияют на искусство, становясь темой творчества. Рассмотрены художественные произведения, повлиявшие на мифологию русской истории. Особое внимание уделено историческим мифам в современной России, их роли в сегодняшнем «споре славян между собою».
Я глубоко благодарен писателю-историку Сергею Ивановичу Аксёненко за ценные критические замечания и писателю Михаилу Юрьевичу Гнитиеву, рекомендовавшему мои книги издательству «Вече». Выражаю искреннюю признательность организаторам сайта «Восточная литература» http://www.vostlit.info/ (http://www.vostlit.info/): предоставленная ими в общественное пользование уникальная коллекция средневековых текстов очень помогла при написании книги. Особо хочу поблагодарить редактора «Вече», Александра Александровича Скорохода, неизменно доброжелательного и внимательного, эффективно сочетавшего интересы издательства и автора.
1. Смутное время. Начало
Смутъ недоброе дело. Она смутом по домам ходитъ. Смута,… тревога, переполохъ; | возмущенье, возстанье, мятежъ, крамола, общее неповиновение, раздоръ меж народомъ и властью; |… | домашния ссоры, дрязги, перекоры; наушничество, наговоры и следствия ихъ.
Толковый словарь живаго великорусского языка Владимира Даля, 1882
1.1. Смутное время в истории России
Память о Смуте. Начало XVII в. обернулось для России голодом, гражданской войной и поляками в Кремле. Страна гибла, но народ нашел в себе силы объединиться, изгнать поляков и избрать царя новой династии Романовых. Эти страшные годы получили в народе название Смута или Смутное время. Казалось, потомки должны были их запомнить и извлечь уроки, но так не случилось. Память о Смуте быстро потускнела в бурных событиях второй половины XVII в.: бунте Разина, присоединении Украины, казней и костров Раскола. В XVIII в. о Смуте мало кто помнил – все затмила встряска страны, устроенная Петром I, и победы русского оружия в «золотой век» Екатерины II.
Историю Отечества (и Смуты) вернул россиянам Н. М. Карамзин – автор «Истории государства Российского» (1805–1829). Труд его вдохновил А. С. Пушкина на написание драмы «Борис Годунов» (1825), а М. И. Глинку – на создание первой русской оперы «Жизнь за царя» (1836).[1 - Первоначально оперы называлась «Иван Сусанин» (либретто Г. Ф. Розена), но после премьеры по совету Николая I была переименована в «Жизнь за царя». В 1930-е гг. С. М. Городецкий переделал либретто; с новым текстом опера «Иван Сусанин» десятилетиями шла на сценах Советского Союза.] Карамзин не использовал понятия «смутное время» и «смута», хотя они встречаются в документах XVII в. Ввел их в историографию С. М. Соловьёв в «Истории России с древнейших времен» (VIII том, 1858). В Смуте Соловьёв видел насильственный перерыв в нормальном ходе русской истории. Преодолев Смуту, Россия продолжила свой путь к величию и славе.
К началу ХХ в., благодаря трудам В. О. Ключевского и С. Ф. Платонова, сложилась концепция Смуты, согласно которой Смуту изначально породили ошибки Ивана Грозного, затеявшего изнурительную Ливонскую войну и разорившего Россию опричниной. Дальнейшее явилось следствием пресечения династии Рюриковичей, борьбы за власть боярства, претензий дворян и недовольства закрепощаемых крестьян. Голод 1601–1602 гг. и появление Самозванца запустили гражданскую войну; к ней добавилась польская интервенция. Все же в народе нашлись силы собрать ополчение и освободить Москву. В такой трактовке Смута является важнейшим периодом российской истории, подготовившим укрепление государства с воцарением Романовых.
После Октябрьской революции историки-марксисты школы М. Н. Покровского отвергли термин «Смута» как буржуазный. Ученица Покровского, М. В. Нечкина, в 1930 г. заявила, что этот термин «возник в контрреволюционных кругах и заключает отрицательную оценку революционного движения». Для историков-марксистов главным в исследуемом периоде была классовая борьба крестьян против закрепощения, в первую очередь – восстание Ивана Болотникова. Спорить с ними боялись: упорствовал лишь С. Ф. Платонов. Старорежимный профессор, автор замечательной монографии «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.» (1899) взгляды марксистов находил примитивными. Кончил он плохо: Платонова арестовали, и он умер в ссылке (1933).
В 1937–1938 гг. школа Покровского была разгромлена по указанию Сталина, в преддверии войны сделавшего ставку на патриотизм в духе преемственности русской истории. Однако возврата к всестороннему изучению Смутного времени не произошло. Главной темой истории России начала XVII в. по-прежнему оставалась крестьянская война (хотя у Болотникова крестьяне были на третьих ролях). Появилась и новая тема – народный отпор интервентам и освобождение Москвы в 1612 г. Вожди второго ополчения, освободившие Москву, – Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, прославлялись, но «герой-юноша», как звал его Карамзин, Михаил Скопин-Шуйский, спасший Москву от поляков в 1609 г., остался в забвении (он был «запятнан» разгромом Болотникова).
Понимание Смуты как кризиса российского общества и государства, вернулось в историю в 80-е годы вместе с монографиями Р. Г. Скрынникова.[2 - Начиная с его работ: Скрынников Р. Г. Россия накануне Смутного времени. М.: Мысль, 1980; он же. Минин и Пожарский. М.: Молодая гвардия, 1981.] В 90-е годы о «смутном времени» народ говорил уже применительно к собственной жизни, мало отличавшейся от гротеска романов В. О. Пелевина.[3 - Особенно показателен роман В. О. Пелевина «Generation «П» (1999).]…К счастью, кончились и «смутные годы», люди стали приходить в себя. Тогда и появился новый праздник. В январе 2005 г. Государственная дума утвердила общероссийский праздник «День народного единства» в честь освобождения Москвы от поляков (4 ноября 1612 г.), заменив им праздник 7 ноября – «Дня согласия и примирения» (до 1996 г. – годовщина Октябрьской революции). Россияне приняли праздник равнодушно – событие 400-летней давности эмоций не будило. Многих раздражила отмена праздника 7 ноября.
Дата освобождения Москвы 4 ноября 1612 г. для историков сомнительна. «День народного единства», 4 ноября по новому стилю, установлен в день празднования Казанской иконе Божией Матери в честь освобождения Москвы от поляков. Православные празднуют его по Юлианскому календарю Русской православной церкви 22 октября по старому стилю. В этот день был освобождён Китай-город (центр Москвы), но договор о сдаче польского гарнизона в Кремле был подписан 26 октября (ст. стиля) и лишь 1 ноября земское войско вступило в Кремль. Впрочем, даты большинства исторических праздников условные.
Смута во времени и пространстве. С. М. Соловьёв полагал, что Смута началась на третий год царствования Бориса Годунова, «в первом году нового века», т. е. в 1601 г. Закончилось же Смутное время избранием царя Михаила Романова в 1613 г. В. О. Ключевский считал, что признаки Смуты обнаруживаются тотчас после смерти последнего царя старой династии, Фёдора Иоанновича. Закончилась Смута избранием на престол Михаила. «Значит, – заключает Ключевский, – Смутным временем в нашей истории можно назвать 14–15 лет с 1598 по 1613 г.; 14 лет в этой эпохе «смятения» Русской земли считает и современник [Смуты], келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын, автор сказания об осаде поляками Троицкого Сергиева монастыря».
С. Ф. Платонов, самый глубокий знаток Смутного времени, выделял три периода Смуты. Первый период – «борьба за Московский престол», начался с прекращения царской династии после смерти сыновей Ивана Грозного: Ивана, Фёдора и Дмитрия (1591). Последней была смерть Фёдора в 1598 г. Второй период – «разрушение государственного порядка», начался с раскола страны в 1609 г., когда в России было два царя, две Боярских думы и два патриарха. Завершился он договором о признании царем королевича Владислава и вступлением в Москву польских войск (осень 1610 г.). Третий период связан со стремлением народа преодолеть соглашательскую политику бояр. В ходе его были собраны первое, а затем второе земское ополчение. Москва была освобождена (1612), был избран новый царь – Михаил Романов (1613), но окончательное успокоение наступило лишь после заключения перемирия со шведами (1617) и с поляками (1618).
Согласно Платонову, Смутное время продолжалось 20 лет. Н. И. Костомаров и В. И. Вернадский отсчитывали Смутное время с похода первого претендента на российский престол, Лжедмитрия I, т. е. с 1604 г. Последующие авторы придерживались либо «длинной» (1598–1618), либо «короткой» (1604–1618) датировки периода Смутного времени: новых версий не появилось.
Смута охватила не всё пространство России. Географически она поделила страну на мятежный юг, мятущийся центр и спокойный, лояльный северо-восток. Л. Н. Гумилёв видит здесь войну субэтносов. Самозванцев поддерживали севрюки, рязанцы и донские казаки. Севрюки – жители Северской земли, происходят от древнерусских северян, ославяненных угров племени савиров, ранее входивших в состав гуннской державы. Понятия «Северская земля», «северские города» существовали ещё в XVII в. Северскими городами были Чернигов, Курск, Новгород-Северский, Стародуб, Севск – города северо-востока нынешней Украины и юго-запада России. Севрюки отличались независимостью, привычкой к войне и разбою. О тех, кто смотрит «волчьим» взглядом, говорили: «Что смотришь севрюком»? Ещё большей воинственностью отличались рязанцы. Расположенные на границе со Степью, «удальцы и резвецы рязанские» столетиями славились как лихие воины. О рязанцах Гумилёв пишет: «Рязанцы постоянно отражали татарские набеги, отвечая нападениями не менее жестокими, и вообще привыкли к войне настолько, что для них все были врагами: и степные татары, и мордва, и московиты, и казанцы».
Третьим и главным субэтносом, выступившим против власти Москвы, было казачество, причём, не только донское, как пишет Гумилёв, но и терское, где появился «царевич» Петр, и волжское – ведь в Астрахань бежали Иван Заруцкий и Марина Мнишек с «ворёнком». Казачество ведет начало от обитателей южнорусских степей – аланов, готов и тюрок со времен Киевской Руси перемешавшихся со славянами. Позднее к православным степнякам присоединилась масса беглецов из центральной России, в результате чего сложился не отдельный этнос, а субэтнос великорусов. В Смуте сыграли свою, весьма неблаговидную роль и запорожские казаки, но они принадлежали к другому сложившемуся к XVII в. этносу – украинцев.
Русское население Северо-Востока – Верхнего Поволжья, Прикамья, Русского Севера, Сибири, на протяжении всего Смутного времени было не только лояльно к центральной власти, но активно выступало против развала Российского государства. Спокойные обстоятельные люди – потомки северных славян, мери и чуди, не отчаивались от ужасных вестей, не поддавались на сомнительные призывы, загорались гневом медленно, зато, разобравшись, кто есть супостат – шли до конца со всей северной твердостью. Новгородцы и поморы, костромичи, ярославцы и кашинцы составили основу войска Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, отбросившего «поляков» и тушинцев от Москвы в 1609 г. Особенно прославились в этих сражениях сибирские стрельцы Давыда Жеребцова, – «мужи избранные» по словам летописца.
Совсем иным было первое земское ополчение 1611 г. Случайный союз Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого объединил отряды со всей России: поморов и рязанцев, волжан и севрюков, суздальцев и донских казаков. Разномастное войско, где никто никому не доверял, не могло кончить добром: лучшего из вождей – Прокопия Ляпунова предательски убили, и ополчение распалось. Второе земское ополчение, освободившее Москву в 1612 г., в отличие от первого, было однородным и состояло из жителей Поволжья и Севера – нижегородцев, костромичей, ярославцев, вологодцев, сибиряков. Кроме русских, во втором ополчении были волжские и сибирские татары, мордовцы, чуваши, марийцы, коми. Победа русского Северо-Востока над русским Югом и польско-литовскими интервентами была победой молодой Российской империи над шляхетской и казачьей демократиями, победой евразийцев над европейцами.
Смута и Новое время.[4 - Новое время – период истории, находящийся между Средневековьем и Новейшим временем. С Новым временем связывают рост национальных государств и капиталистических отношений.] Смута сопровождала приход Нового времени в Россию. Никогда в истории московских Рюриковичей, династическое соперничество или иное общественное неустройство не приводило к гражданской войне с вовлечением широких слоев населения. Даже противоборство Шемяки и Василия Тёмного проявлялось в схватках княжеских дружин, а население не вмешивалось, либо однозначно принимало сторону законного московского князя – Василия, что и решило его победу. То же относится к классовой борьбе. В Московском княжестве, а затем в России, случались народные волнения, но не было значительных вооруженных выступлений низов против верхов и, тем более, не было массовых восстаний против великого князя или царя.
Никогда раньше столь обширные земли России не захватывались войсками европейских государств. Великое Княжество Литовское, до обращения его знати в католичество, не принадлежало к романо-германской цивилизации, а было Западной Русью. Ранние московско-литовские войны есть войны внутриэтнические, ведущиеся внутри распадающегося древнерусского суперэтноса. С XVI в. Литва, войдя в унию с Польшей, всё больше приобщалась к католицизму и западноевропейской культуре, но войны с Россией в XVI столетии не было особенно успешными для Польско-Литовской унии (с 1569 г. Речи Посполитой). Кроме попыток Яна Батория взять Псков, не было крупных вторжений поляков и литовцев в земли Российского государства. То же самое можно сказать о войнах с немцами Ливонского ордена и шведами.
В разгар Смуты разноплеменное воинство Речи Посполитой, именуемое «поляками», распространилось по всей западной и центральной России, в руках интервентов были Суздаль и Переяслав-Залесский, «поляки» дважды захватывали Кострому, в Московском Кремле сидел польский гарнизон. В ту же пору шведы заняли Новгород и новгородчину. Казалось, русским остается лишь смириться и научиться выживать под европейцами подобно униатам Белоруссии и Украины. Но русские смиряться не пожелали; они преодолели Смуту и выгнали завоевателей. В дальнейшем, Россия не раз пришлось испытать страшный напор романо-германского мира. Этот напор усилился в XIX столетии и достиг невиданной силы в веке XX. Продолжается он, и по сей день.
В отличие от монголо-татарских завоевателей, европейские покорители России всегда ставили цель духовно поработить русских, заставить их сменить веру и свою сущность, иными словами, – перестать быть русскими. Первый большой натиск Запада Россия выдержала во время Смуты, но понадобилось 350 лет безуспешных усилий, прежде чем до проницательных западных умов дошло, что не силком, а лишь посеяв смуту в умах россиян, можно победить Россию.
Начало информационных войн. Война мифов. Ключевский и Платонов считали Смуту гражданской войной, в которую последовательно втягивались все слои российского общества. Историки-марксисты 30-х годов видели здесь войну классов – закрепощаемых крестьян против бояр и дворянства; учёные 40-х – 50-х годов добавили к классовой войне патриотическую – борьбу русского народа против польской и шведской интервенции. А. Л. Станиславский главным в Смуте считал войну за власть дворян и казачества. Л. Н. Гумилёв описывает Смуту как войну субэтносов – русских Юга против русских Северо-Востока. Были и попытки синтеза высказанных представлений, в чем преуспел Р. Г. Скрынников. Действительно, все указанные типы войны в русской Смуте наличествовали. Не отмечен лишь один вид войны, может быть наиболее важный: Смута, в первую очередь, есть война информационная.
Учёные XIX и XX вв. обошли вниманием информационные войны Смуты, что неудивительно – осознание их важности пришло лишь с распадом СССР и развитием технологий «оранжевых революций». Для человека, живущего в XXI в., несложно увидеть эти черты в событиях Смутного времени. По этой причине Смутное время для нас удивительно современно, но для русских XVII в. это было первое столкновение с воздействием на массовое сознание в политических целях.
Основным способом ведения информационных войн во времена Смуты было мифотворчество. Создавались мифы, заточенные под определенную политическую задачу, и распространялись в народе. Народ – доверчивый и мало искушенный во лжи, охотно верил слухам, особенно, если они совпадали с народными настроениями и чаяниями. Людей, осведомленных и профессионально осторожных, было немного: к их числу можно отнести бояр, иерархов средних и высших степеней, приказных дьяков и крупных купцов. Основная часть народа: крестьяне, казаки, служилые люди (стрельцы и дворяне), низшее духовенство, легко становились жертвами слухов. Утвердившись в народе, слухи приобретали черты устойчивых мифов.
По форме мифы эти могли быть «чёрными» – обвиняющими царей и претендентов на царство в незаконности и всевозможных преступлениях или, напротив, «белыми», где превозносились истинность претендента и его добрые качества или рассказывалось о его чудесном спасении. По содержанию, независимо от окраски, все они относятся к кризисным мифам, порожденным системным кризисом российского общества и государства. Утверждающие мифы появились лишь в конце Смутного времени и были направлены на выход России из системного кризиса. Нам многое станет понятнее в анализе мифов Смутного времени, если рассмотреть основные компоненты системного кризиса, в котором находилась тогда Россия.
1.2. Смута как системный кризис России
Системы, кризисы и катастрофы. Понятие система (греч. целое, состоящее из частей) использовали в античной философии для описания упорядоченности мира. В ХХ в. системами занялись физики и математики. Под системами они по-прежнему понимали набор элементов, образующих целое, но подразделили их по свойствам, выделив простые и сложные системы. Появилась наука синергетика, изучающая законы развития и самоорганизации сложных систем. К числу таких систем относятся биологические и общественные системы.
Динамическая устойчивость самоорганизующихся систем поддерживается благодаря следованию законам ритма, цикличной смены состояний. Ритмы выступают как механизмы, позволяющие системе оптимально приспособиться к меняющимся условиям. При этом на внутренние ритмы системы накладываются ритмы окружающего мира. Их суммация влияют на свойства системы, которая в определенные фазы развития при наличии сильных или, напротив, незначительных, но попавших в резонанс, внешних воздействий может потерять устойчивость. Наступает состояние неустойчивости системы, известное как кризис.
Кризис (греч. решение, исход) означает резкое изменение, крутой перелом, тяжелое состояние. В синергетике кризис – период дезорганизации системы и вместе с тем – фактор ее организации. Кризис системы сопровождаются нарушением порядка в ее организации, нарастанием хаоса. Но кризис есть также естественная фаза развития системы, когда в развилке бифуркации (раздвоения) система имеет два или больше вариантов выбора и может в той или иной степени перестроиться. Если системе удается преодолеть кризис, то видоизменив свои параметры, она вновь приобретает устойчивость и продолжает функционировать до следующего кризиса. Если же кризис углубился настолько, что система уже не может его преодолеть, то в зоне бифуркации запускается качественная перестройка, свойства системы меняются коренным образом и прежняя система перестает существовать. Это явление называют катастрофой.
В древней Элладе катастрофой (греч. поворот, переворот) именовали заключительное действие драмы, означавшее итоговый поворот, когда статус героя резко менялся: в трагедии – это смерть или крушение, в комедии – женитьба. Слово катастрофа вошло в европейские языки, сохранив значение трагической развязки. В ХХ в. была создана математическая теория катастроф, определившая катастрофу как скачкообразную потерю стабильности динамической системы и полную ее перестройку, сопровождающуюся исчезновением старой системы.
Смута – кризис или катастрофа? Смуту XVII в. и смены общественного строя в России и СССР в ХХ в. нередко рассматривают как явления одного порядка. Белоэмигранты называли российской смутой период с 1916 по 1922 гг.: развал армии, отречение государя, Февральскую и Октябрьскую революции и Гражданскую войну.[5 - Недаром мемуары генерала А. И. Деникина называются «Очерки русской Смуты» (1921).] Со Смутой сравнивали и горбачевскую «перестройку» вкупе с последним, «ельцинским», десятилетием ХХ в. Действительно, во всех трех «смутах» есть много общего как в характере событий – ослаблении государства, смене власти, развале экономики, гражданской войне, территориальных потерях, обнищании народа, так и в психическом состоянии общества – вере в социальные утопии, легковерности и податливости на демагогию, последующем разочаровании и общественном хаосе – падении морали и росте преступности.
Общие черты всех трех «смут» показывают, что Россия в начале XVII в. и дважды в ХХ в. вступала в системный кризис, затрагивающий все стороны жизни государства и общества, т. е. в политический, экономический, социальный и нравственный кризис. Но тут выступает принципиальная разница между Смутой XVII в. и «смутами» века ХХ. В первой Смуте российское государство и общество вышли из кризиса мало изменившимися – сменилась лишь династия. В 1917 и в 1991 гг. поменялось всё: государственное устройство, форма правления, состав элиты, характер собственности и общественные отношения. Поэтому о Смуте XVII в. можно говорить как о системном кризисе, с которым российское государство справилось, и вернулось на прежний путь развития, тогда как в смутах ХХ в. системные кризисы переросли в катастрофы: на развалинах старых появлялись новые государства.
Исторические циклы кризисов. Изучение динамики народонаселения, экономического развития и политических событий позволило выявить циклы демографических, экономических, и политических подъемов и спадов. Наметился общий исторический подход, известный как структурно-демографическая концепция. В основе ее лежат неомальтузианские представления о связи кризисов в аграрных странах с перенаселением. Суть концепции сводится к следующему. Перенаселение приводит к нехватке продуктов, росту цен, падению оплаты труда и уровня жизни. Люди не могут больше платить налоги, что ведет к финансовому кризису. Внутри элиты обостряется борьба за дележ уменьшившихся доходов. Наступает системный кризис. Люди гибнут от неурожаев и эпидемий, элита занята междоусобными войнами, ослабевшее государство не способно себя защитить. В результате, часть населения вымирает. Начинается новый цикл. Нехватка рабочих рук приводит к удорожанию труда, повышению уровня жизни и росту населения. Когда потери восполняются, происходит новый кризис.
Цикличность кризисов была обоснована на примерах средневековой Европы, Китая, стран Древнего Востока. Здесь же стали очевидны недостатки теории. Главным пробелом является отсутствие анализа психологии социальных групп, вовлеченных в кризис[6 - Эти недостатки были устранены в исследованиях П. Б. Турчина (Turchin P. Historical dynamics: Why states rise and fall. Princeton, NJ: Princeton Univ. Press, 2003; Turchin P. War and peace and war: The life cycles of imperial nations. New York: Pi Press, 2006).]. Между тем известно, что во время системных кризисов и катастроф в обществе нарастают явления аномии (от фр. anomie – отсутствие закона) или общественного хаоса. Рушится система ценностей, падает нравственность, растет преступность, религиозность сменяется суевериями. Народ легко превращается в толпу, бездумно идущую за случайным вожаком. В этот период люди особенно восприимчивы к слухам и различного рода мифам.
В России неомальтузианское направление развивает С. А. Нефёдов. В книге «Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV – начало XX века» (2006) он предложил новую трактовку вхождения России в кризис Смутного времени. Нефёдов полагается на данные о демографии и хозяйстве России и пытается увидеть прошедшее без покрывала исторических мифов. Ниже кратко изложена неомальтузианская версия событий Смуты.
Смута как социально-экономический кризис. Согласно Нефёдову во второй половине XVI века Россия вступила в фазу относительного перенаселения в областях исторического проживания русского народа. Ухудшение жизни крестьян и городской бедноты усугубилось благодаря активной внешней политике Ивана Грозного, требующей людских и материальных средств. Царь постоянно увеличивал число служилых людей, жалуя им поместья, и повышал налоги на тяглых людей. Следствием стали голод, эпидемии и массовая гибель крестьян в 1568–1571 гг. Северозападные области страны опустели, стало некому кормить воинских людей и царю пришлось в 1582 г. закончить Ливонскую войну на невыгодных для России условиях.
Вопреки неомальтузианской теории, бунтов не было, что Нефёдов связывает с сильной государственной властью. Крепкая власть при Иване Грозном действительно была, но препятствием для бунтов служили не войска и опричники, а народная любовь к грозному и справедливому государю Ивану Васильевичу (герою скорее мифологическому). Нефёдов преувеличил масштабы вымирания крестьян. Запустение хозяйств чаще было связано не с вымиранием, а с бегством крестьян. Ведь на просторной Руси всегда находилось куда убежать, особенно после обширных завоеваний Грозного.
При Фёдоре Ивановиче и Годунове правительство старалось угодить дворянам – главному войску страны. После голода 1568–1571 гг. помещики остались без рабочих рук. Мужики не только мёрли, но стремились уйти на монастырские земли, в боярские вотчины или вообще утечь незнамо куда. Правительство под давлением нищавшего дворянства, пошло на закрепощение крестьян. В 1592–1593 гг. вышел указ о «заповедных годах», запрещавшие выход крестьян с земель помещика, а в 1597 г. был установлен 5-летний срок сыска беглых. Для крестьян настала тяжкая пора: помещики произвольно увеличивали барщину и оброк. Хотя запрет на выход касался только владельца двора, а не младших братьев и сыновей, помещики с этим не считались: непокорных заковывали в «железа».
1580-е и 1590-е годы были временем расселения русского народа. От тягот поместной жизни крестьяне толпами уходили на юг и юго-восток, заселяя Черноземье и Поволжье. Сказались, наконец, плоды побед Ивана Грозного. Укрепления засечной черты, продвинутые на юг по указанию Грозного, прикрывали переселенцев от набегов татар. Переселялись на юг и обнищавшие дворяне. Там лежали плодороднейшие земли, ныне известные как русское Черноземье. О размахе колонизации можно судить по строительству городов и распашке земли. В 1585 г. построены крепости Ливны, Елец, Воронеж, в 1586 – Самара, в 1589 – Царицын, в 1590 – Саратов, Цивильск, Ядринск, в 1593 – Оскол, Валуйки, в 1599 – Царев-Борисов. За 4 года (1585–1589) размеры пашни в Тульском уезде увеличились в два с лишним раза; в Каширском уезде распахали 2/3 земель, в Свияжском – 9/10.
Девственный чернозём давал урожаи в 3–5 раз больше чем в центре. Поселенцы жили зажиточно, но небезопасно – татары давали о себе знать. Многие крестьяне записались в казаки и в стрельцы: стали воинами-пахарями. Освоив пищаль, они могли ссадить с седла пулей набеглого татарина или конного дворянина. Переселенцы дворяне держались за статус, но, не имея крепостных, часто пахали сами. Правительство раздавало наделы и служилым казакам, нередко переводя их в боярские дети (чин дворянства). Переселенцев заставляли пахать «десятинную государеву пашню» и строить крепости. Царскую барщину должны были исполнять не только крестьяне, но боярские дети и казаки. Раздраженное население юга, закаленное в схватках с татарами и хорошо вооруженное, представляло опасность для власти, тем более для неприродного царя Бориса Годунова.
В 1601 г. пришла беда: летом в центральной России выпало необычно много дождей, хлеба полегли, а ранние заморозки их добили.[7 - Похолодание было вызвано извержением в 1600 г. перуанского вулкана Хуаинапутина, выбросившего в атмосферу огромное количество пепла.] В прежние времена свободные крестьяне всегда имели запасы, но теперь у крепостных, обобранных помещиками, не было зерна ни для пропитания, ни для посева. Начались волнения, и правительство уже в ноябре 1601 г. издало указ о крестьянском выходе. Крестьяне вновь получили право уходить от помещиков, но не от богатых московских дворян или с монастырских земель, а от мелких провинциальных помещиков, т. е. богатых землевладельцев обязали кормить своих крестьян, а уход от бедных помещиков давал крестьянам шанс на спасение. Замысел был неплох – ведь запасы хлеба в стране были: в монастырях, у богатых помещиков, у крестьян юга России, да и на севере недород был не повсеместно.
Но владельцы хлеба его придерживали. Исаак Масса, живший в Москве, писал: «Запасов хлеба в стране было больше, чем могли бы его съесть все жители в четыре года,…у знатных господ, а также в монастырях и у многих богатых людей амбары были полны хлеба, часть его погнила от долголетнего лежания, и они не хотели продавать его…». Цены стремительно росли. Весной 1601 г. четверть пуда ржи стоила 30 денег, а в феврале 1602 г. – рубль (200 денег). Весной мороз погубил посевы озимых. Осенью 1602 г. цена ржи достигла 3 рублей за четверть. Разразился страшный голод. Масса пишет: «…наступила такая дороговизна и голод, что подобного не приходилось описывать ни одному историку.…Так что даже матери ели своих детей… ели также мякину, кошек и собак… И на всех дорогах лежали люди, помершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы». Годунов приказал выдавать в Москве хлеб из государевых житниц. Прослышав об этом, в Москву стал стекаться люд со всей Руси, хлеба не хватало и люди умирали на улицах. Авраамий Палицын сообщает, что в Москве было похоронено 127 тыс. погибших от голода.
Разбои охватили всю центральную Россию. В 1603 г. вспыхнуло восстание Хлопка с трудом подавленное. В 1604 г. на границе с польской Украиной, в Северской земле, появился с небольшим отрядом юноша, объявивший себя царевичем Дмитрием, чудом спасшимся от убийц. Северская земля его поддержала. Крестьяне не хотели закрепощения, казаки и дворяне не желали нести тяготы «государевой пашни» и были не прочь пограбить богатых московитов. Беглые холопы Годунова ненавидели, многие были повстанцами Хлопка. «Царевич» обещал всем всё: «живущим во градех и селех от большого чину до малого великую свою милость показать: оным величество и славу, оным богатство и честь, иным вольность и во всех винах пощада». Народ откликнулся. В мае 1605 г., после смерти Годунова, самозванцу присягнуло царское войско, стоявшее под Кромами. Сын Годунова, Фёдор, и его мать были задушены. В июне 1605 г. «царевич» вступил в Москву и 21 июля венчался на царство.
Часть своих обещаний новый царь выполнил. Дворянам он увеличил денежные и земельные оклады за счёт денег, выданных из царской и монастырской казны, и намеченного им пересмотра монастырских земельных владений. Южные районы, отблагодарил за поддержку, на 10 лет освободив от налогов и отменив отработку «десятинной пашни». Указом от 1606 г. он признал законным уход крестьян от помещиков во время голода 1601–1603 гг., если они «сбрели от бедности»[1 - Но не «признал свободными» этих крестьян, как пишет Нефёдов. К.Р.]. Указ закреплял беглого крестьянина за тем помещиком, «хто его голодное время прокормил». Этот указ был выгоден южным помещикам, ведь именно на хлебный юг бежал народ от голода. «Дмитрий» облегчил положение холопов, указав вписывать в кабальную запись на холопство имя только одного владельца.[8 - По закону, принятому ещё Годуновым, кабальный холоп освобождался после смерти хозяина, но дворяне закон обходили, вписывая в кабальную запись несколько владельцев – обычно отца и сына.] При нём готовился к изданию новый «Судебник», где сохранялось право крестьянина на выход от помещика в «Юрьев день».
Годы 1604–1606 были для России благополучными: хлеба в стране вновь было с избытком, и цены на рожь вернулись к тем, что были до голода. В связи с нехваткой рабочих рук, реальная плата за труд возросла против старых сытых времен в полтора раза. Но собирать налоги в прежних размерах стало сложно, ведь число тяглых людей уменьшилось. Между тем, «Дмитрий» остро нуждался в деньгах для выплаты наделанных долгов и подготовки войны с Турцией. Весной 1606 г., после сбора налогов в казну, современники отметили, что «Дмитрий стал тяжёл подданным в податях». 17 мая 1606 г. «Дмитрий Иоаннович» был убит боярскими заговорщиками. 1 июня 1606 г. бояре избрали на престол главу заговора – Василия Шуйского.
Нефёдов не называет причину, запустившую системный кризис в России, поскольку она не укладывается в неомальтузианскую концепцию. Между тем, она очевидна – это убийство боярами любимого в народе царя. В течение года правления «Дмитрия Иоанновича» в России было спокойно, теперь же страна всколыхнулась: поднялся мятежный юго-запад. Нашелся и вождь. Им стал Иван Болотников, решивший постоять за якобы спасшегося царя. Во главе войска из казаков, мелкопоместных дворян и крестьян Болотников дошел до Москвы и в октябре 1606 г. осадил столицу. В «листах», обращенных к городской бедноте и холопам, он призывал, чтобы они расправлялись с врагами царя Дмитрия – «побивали бояр… гостей и всех торговых людей» и захватывали их имения. Повстанцы говорили: «Идем вси и приимем Москву, и потребим живущих в ней и обладаем ею, и разделим домы вельмож сильных, и благородные жены их и тщери приимем о жены себе».
Царь Василий спешно собирал войска. Чтобы вознаградить верных ему людей, он разрешил превращать захваченных повстанцев в холопы. Одновременно, Шуйский обещал свободу холопам – перебежчикам из войска Болотникова. Больше всего он стремился угодить дворянам – главной военной силе государства. В марте 1607 г. царь утвердил «Уложение», где запрещал любые переходы крестьян и разрешал помещикам требовать их возвращения вместо пяти до пятнадцати лет. Василий раздавал дворянству не поместья, а вотчины[9 - В XV–XVII вв. поместья, в отличие от вотчин, нельзя было продавать, дарить, передавать по наследству. Поместье можно было отобрать за плохую службу помещика. В XVIII в. все поместья стали наследственными.]: он даровал вотчины 2000 дворянам. Усилия Шуйского принесли успех: ему удалось перетянуть на свою сторону многих дворян из войска Болотникова и, в конечном итоге, разбить его.
В 1607 г. на западных границах России появился самозванец, утверждавший, что он спасшийся царь Дмитрий. Летом 1608 г. его армия подошла к Москве и сделала ставку в селе Тушино – отсюда пошло прозвище самозванца – «Тушинский вор». Состав его армии был пестрый: польские искатели фортуны, дворяне, казаки, остатки болотниковцев. Вор всячески стремился перетянуть к себе боевых холопов.[10 - Боевые холопы составляли значительную часть российского войска. Жили они при усадьбах бояр и богатых дворян. Многие сами были обедневшие дворяне, записавшиеся в холопы.] Конрад Буссов пишет: «Дмитрий приказал объявить повсюду…, чтобы холопы пришли к нему, присягнули и получили от него поместья своих господ, а если там остались господские дочки, то пусть холопы возьмут их себе в жены и служат ему. Вот так-то многие нищие холопы стали дворянами». К сказанному Нефёдовым следует добавить, что ни Болотников, ни Тушинский вор ничего не сделали для облегчения положения крестьян. Их популистские шаги ограничились сменой владельцев части поместий, когда помещиками становились холопы или казаки. После убийства Вора (декабрь 1610) гражданская война в России сменилось борьбой против интервентов. Провозглашение Земским собором царя Михаила Романова (21 февраля 1613 г.) означало завершение гражданской войны.
Нефёдов проводит параллель между демографической катастрофой в России в XVI в., приведшей к закрепощению крестьян, затем к голоду и Смуте, и Великой Чумой XIV в. в Англии, когда из-за нехватки рабочих рук выросла плата батракам, на что лендлорды запретили им менять хозяев. Беднота ответила восстанием Уота Тайлера, подавленным феодалами. Затем феодалы боролись друг с другом за скудные людские ресурсы – началась «война Роз». На самом деле, события в Англии мало похожи на Смуту. Хотя во время голода 1601–1603 гг. происходили крестьянские бунты (Хлопко и др.), основным ответом на закрепощение крестьян было бегство их на юг, «показачиванье». Во время Смуты не было крестьянской войны: крестьяне самостоятельно не бунтовали, а присоединялись к движениям, обещавшим «доброго царя».
Для крестьян последствия Смуты были неопределенны – крепостную зависимость не отменили, но и не ужесточили[2 - Шуйский ужесточил закон о беглых, но его не исполняли, К.Р.]. Нефёдов по этому поводу пишет: «В конечном счёте, главная причина войны – проблема крепостного права – так и не получила своего разрешения. Положение оставалось противоречивым: формально законы о прикреплении крестьян и 5-летнем сроке сыска остались в силе, но фактически они не действовали. На Юге крестьяне официально могли уходить от помещиков; в других районах они уходили, не обращая внимания на законы». Главным итогом Смуты, заключает Нефёдов, «была всеобщая разруха». С заключением можно согласиться, хотя непонятно, что тут внёс неомальтузианский анализ.
Роль личности в истории. Неомальтузианский подход страдает тем же недостатком, что исторический материализм – упрощением. Все сводится к схемам: у неомальтузианцев – к соотношению численности трудящихся и элиты и перепроизводству, у марксистов – к производственным отношениям и классовой борьбе. Разница не так уж велика. В обоих случаях нет анализа общественной психологии людей того времени – этносов и социальных групп. Выпадает из рассмотрения человек, а вместе с ним – роль личности в истории. Между тем, история изобилует примерами, когда один человек влиял на судьбу народа или государства. Особенно возрастают возможности подобных людей в переломные моменты истории, в частности, в периоды кризисов.
Роль личности в истории вполне согласуется с теорией систем. Ведь в случае кризиса системы её ритмы разбалансированы, возможности перехода в другие состояния резко возрастают и сравнительно небольшие воздействия приводят к далеко идущим последствиям. Возникает известный в теории хаоса эффект бабочки, когда машущая крыльями бабочка может вызвать лавину событий, в результате чего за тысячи километров пойдёт дождь. В человеческом обществе действуют не порхающие бабочки, а личности, активные и нередко облачённые властью. Их жизнь и дела обрастают легендами и нередко трудно разобраться, где кончается реальность и начинается миф. Понять, как создавались мифы Смутного времени, можно из записей современников – людей XVII в., страстных и предвзятых, склонных видеть мир в чёрно-белых красках.
1.3. Мифотворцы Смутного времени
Предвзятость источников. О Смутном времени остались многочисленные записи современников – русских и иностранцев. Казалось, историкам не составит труда воссоздать картину событий, но чем глубже анализ, тем больше сомнений возникает в достоверности сведений. Разочарованный Н. И. Костомаров писал: «Замечательно, что лживость, составляющая черту века, отразилась сильно и в современных русских источниках той эпохи до того, что, руководствуясь ими и доверяя им, легко можно впасть в заблуждения и неправильные выводы; к счастью, явные противоречия и несообразности, в которые они впадают, обличают их неверности». Следует заметить, что так же ненадежны и свидетельства иностранцев.
В записях современников Смуты бросается в глаза невиданное раньше личное отношение к событиям. Писатели русского Средневековья тоже были пристрастны, но они мыслили в системе моральных координат православия и встроенности человека и общества в христианский Космос. Здесь же автор становился не только свидетелем, пусть пристрастным, а судьей и творцом истории. Подобный индивидуализм есть знак Нового времени, пришедшего в Россию. Тем более, это относится к запискам европейцев, ведь Новое время ещё раньше появилось в Европе. Все это способствовало расцвету исторических мифов о Смутном времени.
1.4. Русские современники Смуты
Свидетели Смутного времени принадлежали к различным слоям общества – преобладали лица духовного звания, но были князья, дворяне, приказные. Происхождение и принадлежность к партиям определяли симпатии. Значение имело и время написания: новые реалии и конъюнктура постоянно меняли оценку событий. Ниже рассмотрены основные русские сочинения о Смуте с 1598 по 1630 годы в последовательности их написания. Главное внимание уделено не анализу их содержания, что блестяще сделал С. Ф. Платонов ещё на рубеже ХХ в., а личностям авторов и характеру их предвзятости в оценке людей и событий.
«Повесть о честном житии царя и великого князя Феодора Иоанновича» написана после смерти Фёдора, но до избрания царем Годунова, т. е., между 6 января и 3 сентября 1598 г. Автор, патриарх Иов, стал первым русским патриархом в 1589 г. благодаря покровительству Годунова. «Повесть» создана в жанре житийной литературы, но отличается идейно: за традиционным для жития описанием жизни усопшего праведника скрыта неизвестная раньше в России агитация по выбору нового царя. Иов в самых возвышенных тонах описывает Фёдора Ивановича. Царь был «благочестив, милосерден, нищелюбив и странноприимец». При нем Россия цвела, и во всех делах ему помогал советник Борис Годунов. Этому «изрядному правителю» обязана Россия процветанием. Повесть подводит читателя к мысли, что для России не может быть лучше царя, чем Годунов – ведь Фёдор возложил на него свою златую цепь: «сим паки на нём преобразуя царского своего достояния».
«Сказание о Гришке Отрепьеве» также прославляет избрание царя, но не Годунова, а Василия Шуйского. «Сказание» написано неизвестным автором во время подготовки к венчанию на царство Шуйского (1 июня 1606 г.). В нём автор обличает не только самозванца, но и Бориса Годунова – гонителя бояр и убийцу царевича Дмитрия. Согласно «Сказанию», народ понимал, что Годунов не истинный царь, и появление самозванца, назвавшего себя природным государем, привело к «смятению умов».
Шуйский первым понял самозванство «ростриги», и он же первым от него пострадал. Князя отвели на казнь и он, при скоплении народа, объявил, что погибает от рук «врага християнского, от еретика, от Гришки… умирает за правду». Всё же самозванец казнь заменил ссылкой. Возвратившись из ссылки, Шуйский видит, что самозванец и поляки вознамерились «разорить православную веру» и убить бояр и воевод. Тогда он с братьями обратились к москвичам и повели их в Кремль для расправы над «ростригой». Возглавлял их князь Василий, «скачюще на кони по площади и к рядам и вопиющи гласом велиим: Отцы и братия, православные християне! постражите за православную веру, побеждайте врагов християнских!».
«Повесть како отомсти всевидящее око Христос Борису Годунову» сохранилась в составе сборника, известного под названием «Иное сказание». Известна ее сокращенная версия – «Повесть како восхити неправдою на Москве царский престол Борис Годунов». Повесть написана летом 1606 г. книгохранителем Троице-Сергиева монастыря Стахием. Стахий – поклонник боярского царя Василия Шуйского. Он ненавидит дворянских царей – Бориса и Лжедмитрия. Годунова он обвиняет в убийстве царевича Дмитрия и царя Фёдора. За его преступления Бог «попусти на него такого же врага и законопреступника… сынишку боярского Юшку Яковлева сына Отрепьева». В Москве расстрига разорил монастыри, соорудил «потеху» в виде треглавого ада, женился на «люторке» и волшебнице и «начат суботствовати римски, якоже обещася папе о том, в среду и в пяток и телчия мяса и прочие нечистоты ясти». Когда же замыслил перебить бояр и «всех православных христиан», против него выступил народ во главе с Шуйскими и расстригу убили. На престол был избран «всею Российскою областию» благочестивый, «всех благоверных царей корене» Василий Иванович Шуйский.
«Извет старца Варлаама…». В «Иное сказание» введён «Извет старца Варлаама…», где описано бегство из России чернеца Григория, объявившего себя в Польше царевичем Дмитрием. Долгое время «Извет» считали литературным вымыслом. Но Е. Н. Кушева (1926) и И. А. Голубцов (1929) доказали, что «Извет» основан на челобитной Варлаама Василию Шуйскому. В царском архиве нашли текст челобитной и указания на дело Варлаама. Старец написал «извет» (донос) по возвращении из Польши осенью 1606 г. В нем он признается в бегстве за границу с Григорием, будущим самозванцем. Старец всячески хочет убедить власти в своей невинности. Он не уверен, что заслужит прощение, и заканчивает просьбой послать его на Соловки, т. е. в ссылку. Но «Изветом» остались довольны, и Варлааму разрешили поселиться в Смоленске в Авраамиевом монастыре.[11 - Варлаам прогадал: в 1609 г. Смоленск был осажден поляками и взят после тяжелейшей осады. Впрочем, шустрый старец, скорее всего, сбежал из Смоленска.]
Грамота об избрании Михаила Романова. Первым произведением, дающим оценку событий с точки зрения династии Романовых, является «Грамота утвержденная об избрании на Российский престол царем и самодержцем Михаила Фёдоровича Романова-Юрьевых», составленная в 1613 г. по поручению по поручению Земского собора. Цель грамоты – показать законность возвышения Романовых.
«Пискарёвский летописец» составлен в 1612–1615 годы в Нижнем Новгороде. Предпологаемое авторство московского печатника Н. Ф. Фофанова не доказано. О Смуте в «летописце» писали, скорее всего, два автора, примером чему служит записи о Годунове. Вначале о Борисе написано непредвзято – об опалах бояр там сказано: «поделом ли, или нет, то бог весть». Затем, после записей от 1592, 1593 и 1594 гг., появляется запись от 1591 г.: «Искони ненавистьник, враг роду християнскому и убийца человеком, злый раб… Борис Годунов… повелевает убити… благороднаго царевича Дмитрея Ивановича углецкого». Выглядит это как приписка. «Пискаревский Летописец» составленный в Нижнем Новгороде, выделяется описанием заслуг земляка – Кузьмы Минина, и подробно повествует о походе Второго земского ополчения, освободившего Москву.
«Хронограф 1617 года», написанный в Троице, доведен до 1617 г. Имя составителя неизвестно. В «Хронографе» Годунов представлен узурпатором, а Отрепьева сравнивают с Юлианом.[12 - Юлиан Отступник – римский император (361–363), пытался возродить античное язычество и сделать его государственной религией вместо христианства. Христиане объявили ему анафему.] Но отношение к Годунову мягче, чем в «Повести како отомсти». Автор примирительно пишет: «…не бывает же убо никто от земнородных беспорочен в житии своем». Об участии Бориса в убийстве царевича Дмитрия он осторожно пишет: «многи же глаголаху…». Мера добра и зла соблюдается и в оценке Годунова: «Аще бы не терние завистныя злобы цвет добродетели того помрачи, то могл бы убо всяко древьним уподобитися царем». Автор не видит заслуг Василия Шуйского в свержении самозванца. Царём он стал благодаря хитрости: в народ были посланы люди, его выкликнувшие. Иначе автор относится к Романовым: он превозносит их происхождение и заслуги.
«Сказание» Авраамия Палицына – писалось с 1612 по 1620 г. Автор – келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий, по его словам сыграл важнейшую роль в освобождении Москвы и избрании на престол Михаила Романова. Авраамий, в мире Аверкий, происходил из древнего рода Палицыных. Предок его был прозван «Палицею» за то, что «действовал в боях железной палицей весом в полтора пуда». В молодости Аверкий служил воеводой в Коле, но в 1588 г. был сослан на Соловки, где принял монашество и имя Авраамий. В 1596 г. Авраамия перевели в Троице-Сергиев монастырь. При Шуйском он был «обласкан» и в 1608 г. назначен келарем – ведать монастырским хозяйством, а это 250 сел, 500 деревень и десятки тысяч крестьян. После свержения Шуйского Авраамий вошел в состав посольства к королю Сигизмунду: просить на престол его сына Владислава. Посольство успеха не имело, но король отпустил Авраамия с охранной грамотой и пожертвованиями, а митрополита Филарета отправил в плен в Польшу. Филарет не забыл ловкого келаря и, став патриархом, сослал его на Соловки. В 1620 г. старец завершил «Сказание», которое должно было оправдать его жизнь. Умер Авраамий в 1627 г. в Соловецком монастыре.
«Сказание», или, как его называл автор, «История в память предыдущим родам», состоит из пяти частей и 77 глав. Первые шесть глав, написанные в 1610 г., известные также в отдельном списке под названием «Сказание киих ради грех попусти…», охватывают события от смерти Грозного до свержения Шуйского. Авраамий считает, что царевич Дмитрий сам подтолкнул Годунова к убийству ненавистью и «глумлением». В успехе самозванца автор винит не поляков и не коварный ум расстриги, а молчание русских людей. Его свержение произошло не трудами Шуйского, а по воле Бога. «Сказание» является главным источником сведений об обороне Троице-Сергиева монастыря от войск Яна Сапеги и Александра Лисовского.[13 - Отряды Сапеги и Лисовского были тогда на службе у Лжедмитрия II.] Авраамий находился тогда в Москве, где продавал монастырское зерно, но он использовал записки защитников и создал подробную хронику событий. Главная его мысль, что Троицкая обитель была спасена Божиим Промыслом и заступничеством святого Сергия.
Авраамий отводит себе решающую роль в освобождении Москвы от поляков. Он с архимандритом Дионисием рассылал грамоты по городам с призывом «приити в сход под царьствующий град Москву». Получив грамоты из Троицы, в Нижнем Новгороде избрали воеводой князя Дмитрия Пожарского, а помощником для «земские казны збору» – Козьму Минина [ни слова о почине Минина в сборе средств на ополчение!]. Войско пошло к Ярославлю и там остановилось. Тогда старец Авраамий поехал в Ярославль и молил спешить под Москву. Пожарский послушал старца и послал к Москве часть войска, сам же хотел остановиться в Троице, ибо боялся, что под Москвой его убьют казаки. Келарь же напомнил слова Евангелия: «Не убойтеся от убивающих тело, души же коснутися не могущих». Оставив страх, пошел князь Дмитрий под Москву и Авраамия взял с собой.
Подошел и польский гетман Ходкевич с войском. Три дня бились они с полками Пожарского. На третий день гетман нанёс поражение русским и единственная надежда была на помощь казаков. Пожарский и Минин умоляли Авраамия просить казаков стоять против врагов. Келарь поспешил к казакам, поучил их Писанию и уговорил постоять за веру. Казаки, умилившись, пошли в бой с кличем: «Сергиев, Сергиев»![14 - По другим источникам, Авраамий умилил казаков обещанием монастырской казны.] Поспешили и воеводы «и бысть врагом велика погибель».
Без Авраамия не обошлось и избрание на царство Михаила Романова. Перед выборами царя, многие приходили к нему и говорили, что хотят царем Михаила. Старец возрадовался, пошел и возвестил Собору. Они же возблагодарили Бога. Наутро Собор избрал царем Михаила. Старца отправили в составе посольства в Ипатьев монастырь в Кострому бить челом инокине Марфе, чтобы благословила сына на царство. Инокиня же лишь слезы лила. Тогда Феодорит и Авраамий взяли иконы и вновь молили инокиню. И согласилась Марфа Ивановна. Венчался Михаил на престол в Успенском соборе в лето 7121-е (1613).
«Временник» Ивана Тимофеева составлен в 1616–1619 гг. Тимофеев служил дьяком в Москве, в 1607 г. был направлен в Новгород, где оставался после занятия города шведами; там он начал писать «Временник». Позже он работал дьяком в Ярославле, Нижнем и Астрахани и в 1628 г. вернулся в Москву. «Временник» Тимофеева содержит пять глав; полностью закончены главы о царствовании Ивана Грозного, Фёдора, Годунова и «расстриги». Пятая глава, о Шуйском, осталась незавершённой. «Временник» привлек внимание современников разработкой теории царской власти.
Тимофеев – сторонник самодержавия. Он считает, что царь – наместник Божий на земле, и подданные не вправе его судить. Царство, потерявшее царя, подобно вдове, потерявшей мужа. Если Бог лишает государство царя – это великое наказание. Тимофеев считает законными царями потомков Калиты и Романовых. Годунов и Шуйский, не говоря о «расстриге» – цари «мнимые», получившие престол не по наследству и не по избранию земли. Вокруг царя должны стоять лучшие, знатнейшие люди, привыкшие к управлению. В том, что Грозный, Годунов и самозванец стали приближать к себе незнатных людей – дворян, Тимофеев видит одну из главных причин Смуты.
Тимофеева возмущает «рабо-царь» Годунов, возвысившийся «от низших степеней». Борису он приписывает все мыслимые преступления. Он вместе с Богданом Бельским тайно убил Ивана Грозного, он же пресек жизнь малолетнему Дмитрию и, как «глаголят неции», отравил царя Фёдора. Вместе с тем, Тимофеев признает ум Годунова, превосходящий разум даже умных царей, и его заботу о процветании России. Интересны зарисовки о хитростях Бориса при избрании царём. Когда народ у Новодевичьего монастыря молил его принять царский венец, он обернул плат вокруг шеи в знак того, что удавится, если они будут настаивать. Был там и некий «отрок наущен», забравшись под окно кельи царицы Ирины, он вопил «яко во уши той», умоляя благословить брата на царство.
Рассказ Тимофеева о царствовании «ростриги Гришки» выдержан в ругательном тоне. Для сноба Тимофеева, Отрепьев «худого рода». Послан он, чтобы поразить страхом властолюбца Годунова. Был же «рострига» жесток, нагл и вместе дерзок, как Иуда. В отличие от других авторов, Тимофеев не утверждает, что Отрепьев сделал дочь Годунова Ксению своей наложницей. Он лишь предполагает: «И чудо, аще не бе ото отступника той тайноругательно что?». Не лучше относится Тимофеев и к «мнимому царю» Василию Шуйскому. Он обвиняет его, что тот воцарился без благословления патриарха и решения всей земли, что царствовал в блуде, пьянстве, пролитии невинной крови и в богомерзких гаданиях. Шуйский не смог навести порядка в стране и из зависти убил племянника – Михаила Скопина-Шуйского. За всё это он был бесчестно сведен с престола и отправлен на позор в чужую землю.
«Словеса дней и царей и святителей московских» Ивана Хворостинина привлекает внимание необычной для России начала XVII в. личностью автора. Князь Иван Хворостинин в юные годы получил должность кравчего[15 - Кравчий служил царю на пиршествах. В его ведении были стольники, подававшие блюда.] при дворе «царя Дмитрия» (Отрепьева). Иностранцы, бывшие тогда в Москве, объясняют причину его возвышения. Исаак Масса пишет, что самозванец «растлил одного благородного юношу из дома Хворостининых… и держал этого молокососа в большой чести, чем тот весьма величался и всё себе дозволял». Станислав Немоевский ему вторит: «Красивый юноша в 18 лет, невысокий и, как говорят, любимец великого князя a secretis». Фавор князя закончился со смертью самозванца. Царь Василий сослал его в монастырь. После свержения Шуйского Хворостинин участвовал в освобождении Москвы. При Михаиле Романове Хворостинин служил воеводой. В 1622 г. Хворостинина постигла опала. Ему вменили следующие «вины»:
«Впал в ересь… православную веру хулил, постов и христианского обычая не хранил… образа римского письма почитал наравне с образами греческими… говорил, что молиться не для чего и воскресенья мёртвых не будет… всю Страстную неделю пил без просыпу, накануне Светлого воскресенья был пьян… промышлял, как бы отъехать в Литву… говорил в разговорах, будто на Москве людей нет, все люд глупый… будто же московские люди сеют землю рожью, а живут все ложью».
В 1623 г. князя сослали в Кириллов монастырь. Там он раскаялся, был прощён патриархом Филаретом и возвращён в Москву. Прощенью способствовали написанная им повесть «Словеса дней и царей» и трактат в стихах «Изложение на еретики-злохульники». Умер Хворостинин в 1625 г. Повесть «Словеса дней и царей» далека от вольномыслия; недаром в её подзаголовке указано: «Написано для исправления и чтения любящих благочестие». В повести кратко описана история Смуты, но достоверность воспоминаний автора сомнительна.
«Повесть книги сея от прежних лет…» имеют дату написания, указанную в конце заглавия – «лето 7134-ое июля в 28-й день», т. е. 28 июля 1626 г. Известно несколько ее редакций. В одной из них в конце есть вирши, что «книги сей слагатай» сын князя Михаила «роду Ростовского сходатай», т. е. Иван Михайлович Катырев-Ростовский. В другой редакции указано авторство «многогрешного в человецех Семёна Шаховского» – князя Семёна Ивановича Шаховского. Есть списки без указаний на авторство. Список, написанный (или обработанный) Шаховским, носит название «Летописная книга» или «Хроника». Редакция Катырева-Ростовского от 1626 г. известна под названиями «Повесть книги сея» и «Повесть 1626 г.».
«Летописная книга» Семёна Шаховского начинается с царствования Ивана Грозного, казнившего вельмож, «данных от бога». Сын его, Фёдор, царствовал безмятежно. Помощник его, Годунов, был «разумен в правлениях», но слушал ложные шептания и велел убить царевича Дмитрия. После смерти Фёдора, Бориса взывали на царство кто «от препростого ума своего», кто им научен был, а кто из страха. При Борисе страна процветала, но он «возлюбил доносы» и стал расправляться с боярами. Тогда Бог покарал Россию голодом, а на Бориса за кровь Дмитрия наслал самозванца. О «ростриге Гришке» сказано, что он продал душу дьяволу, обещавшему ему царство. Автор обеляет родственника – Н. М. Шаховского и других воевод, перешедших на сторону самозванца: по его словам, их насильно выдали расстриге. Выгорожен и другой родственник – Пётр Басманов, убитый, защищая самозванца. О нем сказано, что «лепообразный и мужественный ополчитель болярин Петр Басманов» погиб «от народу».
Шаховской не видит заслуги Василия Шуйского в восстании против «Ростриги». В цари Шуйский попал хитростью: его посланцы подговорили народ кричать за царя Василия. Он же виновен в смерти Михаила Скопина: «Отравлен бысть от царя Василия зависти ради». Удостоены похвалы полководцы Лжедмитрия II. [Шаховской «отбегал» к нему в Тушино]. Свержение Шуйского, его пострижение и передача полякам не вызывают у Шаховского сожаления. Зато он превозносит решение «всего царского синглита» во главе с патриархом Гермогеном избрать на престол королевича Владислава. [У Палицина Гермоген показан как противник избрания Владислава]. В отличие от «Сказания» Палицина, в «Летописной книге» Кузьма Минин показан истинным организатором второго ополчения.
«Повесть 1626 г.» Ивана Катырева-Ростовского, по сравнению с «Хроникой», содержит меньше обвинений царям. Годунов здесь умирает от болезни, а не от «божьего мщения». Смягчена критика царя Василия: поражение под Калугой не есть «проявление божия гнева», и он не виноват в отравлении Михаила Скопина – молодой князь умер своей смертью. Удостоены похвалы верные присяге воеводы, в частности, М. П. Катырев, до конца сражавшийся с самозванцем. Основной вывод автора: все цари, кроме самозванцев, законны. Измена им – клятвопреступление. Но Катыревы-Ростовские всегда оставались верны престолу.
«Повесть о победах Московского государства…» написана во второй половине 1620-х годов. Автор неизвестен. Судя по содержанию повести, он – смоленский дворянин, участник войны с Болотниковым, похода Скопина-Шуйского, освобождения Москвы от поляков, последующих войн до 1619 г. Ему известны подробности обороны Смоленска в 1610–1611 гг. Эти боевые сюжеты легли в основу «Повести». Автор в самых возвышенных тонах пишет о царе Василии Шуйском, что было редкостью в 1620-е годы, и восхищается воинским даром, умом и красотой Михаила Скопина-Шуйского. Описана героическая оборона Смоленска и странствия смоленских дворян, получивших после падения города поместья в арзамаских землях. Со смолян началось нижегородское ополчение. Кузьма Минин, услышав, что храбрые смоляне поселились неподалеку, возрадовался и предложил собрать деньги, чтобы пригласить таких воинов в Нижний Новгород. Тема доблести смоленских дворян проходит красной нитью через повесть.
