скачать книгу бесплатно
Когда жизнь истинствует… Культура благотворения Великой княгини Елисаветы Феодоровны
Изольда Константиновна Кучмаева
В книгу включены материалы из двух предыдущих монографий автора, посвященных жизни и подвигу Великой княгини Елисаветы Феодоровны. Большая часть глав и разделов публикуется впервые. Здесь впервые обращается внимание на истоки становления великой православной подвижницы. Рассматривается не только московский, но и петербургский периоды ее жизни. Излагаются нравственные основы бытия Великой княгини, суть ее духовного и гражданского подвига. Специальный акцент ставится на культуре благотворения и культуре паломничества Елисаветы Феодоровны. Показана неразрывная связь Великой княгини с народом России, с ключевыми событиями в ее духовной, исторической и культурной жизни XIX – начала XX в. Книга предназначена всем, кто интересуется историей Дома Романовых, кому дорог образ великой подвижницы России XX в.
И.К. Кучмаева
Когда жизнь истинствует…
Культура благотворения Великой княгини Елисаветы Феодоровны
Посвящаю 90-летию со дня гибели прпмч. Великой княгини Елисаветы Феодоровны и 100-летию со дня основания Марфо-Мариинской обители милосердия.
Автор выражает глубокую благодарность всем, кто оказал помощь в подготовке рукописи к изданию: Государственному архиву Дармштадта земли Гессен; заведующему архивом профессору Францу; настоятелю храма Марии Магдалины в Дармштадте о. Иоанну, прихожанину этого храма В. Малашонку; Российскому государственному архиву древнейших актов; Государственному архиву Российской Федерации; Российскому государственному историческому архиву; Центральному историческому архиву Москвы и его директору Е.Г. Болдиной; Государственной исторической библиотеке; Кашинскому филиалу Тверского государственного музея; Ярославскому государственному архиву; Костромскому государственному архиву; М. Д. Афанасьеву; В. М. Писаревой; Я. Меркуну (Швейцария); С. Челноковой (Швейцария); В. Ф. Козлову; С. Ю. Житеневу; В. Н. Расторгуеву; С. Н. Селедкиной; Н. Б. Терещенко; Ю. В. Робинову; А. К. Коненковой; В. В. Легостаеву; Е. А. Глухаревой; Г. П. Герцен; H. A. Герцен; Н. В. Николаевой; Л. В. Финогеновой; И. С. Тихонову; Е. В. Петровой; А. П. Маловой; A. З. Деменчонок; В. П. Сазанковой; Ю.Г. Кучмаевой; М.Г Кучмаеву; В. А. Кондрашиной; А. Н. Лариной; Т. В. Махаевой; М. А. Варакину; сотруднику объединения «Мосгорархив» А. П. Ларионцевой.
Ты теперь на Святой земле, жертва мира, который слишком мрачен для твоего света, но вместе с тем одержана полная победа, ибо ничто не сможет заслонить память о тебе.
Они смогли расправиться лишь с твоей земной красотой, но память о твоем очаровании, доброте, любви будет жить с нами всегда подобно звезде в ночи.
Королева Румынии Мария
Введение
В последние годы все большее число наших граждан открывают для себя духовные истоки великой культуры своего народа, активно вовлекаются в дела социального служения и труды Церкви. В коллективной памяти бережно сохраняется и восстанавливается представление о подвижниках благочестия, духовных светочах и благотворителях России. Среди славных имен с особой любовью произносим мы имя Великой княгини Елисаветы Феодоровны Романовой, образ которой все чаще занимает внимание исследователей, пытающихся всесторонне изучить все этапы ее жизненного пути. Однако в тени зачастую остается главное – понимание масштабов и социальной значимости дела, ставшего смыслом ее жизни.
Цель книги состоит не только в том, чтобы ознакомить читателя с удивительным житием святого человека, но постараться применить, «примерить» некоторые характеристики этого жития к нашему современнику, помочь ему в осмыслении своего пути. Не будем забывать: от того, как определят ценностные ориентиры наследники русской культуры, во многом зависит выбор самой России, а от этого выбора – грядущие судьбы европейских народов и всего мира.
По этой причине нашим современникам необходимо не только понять, но и почувствовать сердцем, сколь велика та роль, которую сыграла и всегда будет играть удивительная подвижническая деятельность Великой княгини в диалоге Европы и России. Подвиг священномученицы Елисаветы Феодоровны – непреходящее свидетельство единства принципов христианского милосердия, на которых построена и европейская, и русская культура в своих высших проявлениях, а также несовместимости этих незыблемых принципов с политикой «двойных стандартов», на которых, к сожалению, пытаются построить здание «глобализирующегося» мира.
Но именно «в условиях глобализации, – как точно подметил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в своем выступлении на сессии ПАСЕ перед парламентскими делегациями 40 стран, входящих в Совет Европы (2 октября 2007 г.), – так важно сохранить религиозно-культурную идентичность, которая является основой многообразия, красоты и богатства мира». Это требование становится императивом при определении горизонтов социального развития. Как говорит Первосвятитель, отмечая губительный для европейской цивилизации разрыв взаимосвязи прав человека и нравственности, «любой честный исследователь истории Европы засвидетельствует, что благодаря христианскому отношению к человеку было осуждено и уничтожено рабство, сформировалась процедура объективного суда, вызрели высокие социально-политические стандарты жизни, определилась изящная этика межличностных отношений, получили развитие наука и культура. Более того, сама концепция прав человека, важнейшая политическая идея Европы, возникла не без влияния христианского учения о достоинстве человека, его свободе и нравственной жизни. С самого своего зарождения права человека развивались на почве христианской нравственности и составляли с ней своеобразный тандем».
* * *
Жизнь Великой княгини Елисаветы Феодоровны Романовой – по происхождению англо-немецкой принцессы, до последнего вздоха служившей России, – оставила заметный след в истории нашей страны и русской культуре. В России было немало верных сынов и дочерей, которые, защищая Отечество, отдали жизнь за его спасение. Но мало таких, кто полюбил Россию как свою вторую родину и предпочел мученическую смерть спокойной жизни за рубежом.
Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Дореволюционная фотография
Когда весной 1917 г. в революционную Москву прибыл шведский министр, чтобы передать Великой княгине предложение германского кайзера покинуть Москву в преддверии страшных времен, Елисавета Феодоровна выслушала его и спокойно сказала, что готова разделить судьбу своей второй родины и не оставит в беде духовную семью – сестер Марфо-Мариинской обители милосердия.
Может возникнуть вопрос: не странно ли, что Великая княгиня была так предана России, являясь по происхождению англо-немецкой принцессой? Здесь нет ничего странного. Ведь нравственный гений выстраивает свою жизнь по высокому моральному счету и не ищет безопасной гавани в пору народных бедствий. Нерасторжимая личная связь с Москвой, понимание особой роли России в судьбах человечества, глубочайшая верность Дому Романовых определили поведение Великой княгини в то тревожное время.
Если составить карту только московских и подмосковных поездок Великой княгини, то эта карта будет испещрена множеством линий и точек: Марфо-Мариинская обитель труда и милосердия, Храм Христа Спасителя, Исторический музей, дворец в Нескучном саду, вся территория Московского Кремля (особенно Кремлевские дворцы, Большой Успенский собор и Чудов монастырь), особняк Дворянского собрания, Епархиальный дом, Строгановское училище, Малый, Художественный, Большой театры, Шереметьевский странноприимный дом, Шелапутинский педагогический институт, Иверская община сестер милосердия, Воспитательный дом, Хитров рынок, Синодальное училище, генерал-губернаторский дом на Тверской, ясли, приюты, школы Елисаветинского благотворительного общества, Покровский, Зачатиевский, Новоспасский, Никитский и многие другие монастыри Москвы, Сергиево-Елисаветинское трудовое убежище увечных воинов, Московская консерватория… Важное место в жизни Елисаветы Феодоровны занимали подмосковные православные святыни: Троице-Сергиева лавра, Саввино-Сторожевский и Ново-Иерусалимский монастыри; а также имения в Ильинском, Дмитровском, Петровском, Кораллове, Ершове, Архангельском, Усове, Ромашкове…
В любое путешествие по Москве и Подмосковью, в каждую встречу Великая княгиня вносила мысль об основе основ русского добротолюбия: мысль о почитании духовно образованного человека, о культивировании его родственного внимания к ближним и дальним. Ее душа была переполнена готовностью понять чужую радость и скорбь как свою собственную. Черствость, снисходительное, холодно-милостивое отношение к людям вызывали искреннее удивление Елисаветы Феодоровны. Не уяснив этой характерной черты духовной природы Великой княгини, невозможно подойти к пониманию ее жизни и подвига.
Каждое новое дело было для Великой княгини не просто задачей, требующей творческого решения, но в равной мере и еще одним нравственным испытанием. Великая княгиня – не только обаятельная, тонкая, умная женщина, но и крупный общественный деятель рубежа эпох. Она была среди главных инициаторов организации помощи защитникам Отечества в Русско-японскую и Первую мировую войны, имела самое прямое отношение к созданию творческих союзов, работе музеев, новых медицинских и учебных заведений, к проведению грандиозных общенародных празднеств.
Всей своей жизнью в миру, в Марфо-Мариинской обители милосердия, в Алапаевске она показала, как важна для правящей элиты России повседневная установка на высокие образцы служения, которые дают русские праведники и страстотерпцы, как значим личный пример правителя в отношениях власти с гражданами, какую цену имеют последовательность и твердость в принятии судьбоносных решений.
Как человек редкой интуиции и большой творческой воли, Великая княгиня предпринимала все доступные ей шаги, чтобы уберечь горячо любимого Государя от недальновидных решений и поступков в период неспокойного порубежья веков. Болезненно, тяжело реагировала она на студенческие волнения 1899, 1901–1902 гг. В письме к Николаю II Елисавета Феодоровна выражает глубокие сожаления в связи с тем, что Государь явно недооценивал последствия этих событий. В результате общественное мнение («вот злейшие твои враги!») начало все громче говорить о дурном обращении с «бедными невинными молодыми людьми». «Невинны они или нет, – писала Великая княгиня, – но они учинили беспорядки, а нарушения подобного рода должны рассматриваться поставленными для этого властями и наказываться соответственно… Хотели успокоить бедных, подвергшихся дурному обращению юношей, а в итоге подлили масла в огонь, и вспыхнули все университеты России»[1 - ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1254.]. Елисавета Феодоровна хорошо понимает извращенную логику подстрекателей студенческих волнений, которые рассуждали по многократно апробированной в истории схеме: «воспользуемся положением, поднимем волнения – и получим, что хотим»[2 - Там же.], – и вот пришлось закрыть почти все университеты.
В письме настойчиво проводилась мысль о коварстве и непрофессионализме, тенденциозном вмешательстве отдельных государственных лиц в решение сложных вопросов. Эти руководители, по сути, предлагали поставить руководство российских университетов в зависимость от стихийного давления студенчества, разыгрываемого в русле вполне определенной идеологии. Елисавета Феодоровна со скорбью пишет о двойственности положения многих руководителей вузов: «А каково тем несчастным людям, которые стоят во главе университетов, – им велено быть мягкими, и они не могут больше сдерживать их…
Фотопортрет Елисаветы, Феодоровны, который находится в Красном зале великогерцогского дворца в Дармштадте. 1900 г.
Положение двух твоих министров – внутренних дел и образования – просто подорвано… Император им не доверяет, он выбрал другого, чтобы судить их. Один из его самых умных и самых опасных министров лезет не в свое дело ради того, чтобы приобрести популярность. Ему безразличны и император, и страна. Ректоры университетов получают приказы и [тут же] – контрприказы, потому что никто не знает, что же делать. Авторитет их падает… Мой милый, мой дорогой брат. Если бы ты только не шел на поводу общественного мнения! Бог… вразумит тебя быть жестким. И очень жестким! И потом, оказывай хотя бы некоторое доверие своим министрам, либо же отставь их, если не считаешь достойными, но ради себя самого и ради своей страны не подрывай их авторитета перед всем миром! Это невероятно опасно, и название этому – революция сверху»[3 - Там же.].
Елисавета Феодоровна отчетливо видит людей, которые в сложной ситуации пытаются лишь воспользоваться «ангельской добротой» Государя. Каждый стремится выжить другого, расследование волнений не имеет никаких положительных результатов, и беспорядки только усиливаются. В свою очередь молодые люди злоупотребляют добротой Государя, его отцовской заботой о них.
Великая княгиня предлагает два вида реформ, которые, по ее мнению, в состоянии улучшить ситуацию: отправить тех студентов, которые начинают беспорядки, на год-два в армейские подразделения с их строгой дисциплиной. Это одна из мер, которая способна спасти души молодых. И второе предложение Елисаветы Феодоровны: «Устрой чистку среди профессоров – худший яд которым ты обладаешь, – и гроза утихнет»[4 - Там же.].
Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Фотография. 1904 г.
Слова Великой княгини иногда пытались толковать как прямое проявление реакционных взглядов. Однако между такими заявлениями и истиной – дистанция огромного размера. В кругу друзей и коллег Елисаветы Феодоровны было много профессоров, которых она особо ценила. В этом смысле суть ее позиции убедительно выражена И. Ильиным, который писал, что каждая культура, раскрывающаяся под давлением, нетворчески – и мнимая, и пустая. Но творчество культуры вне веры, что характерно было для целого ряда профессоров, – тупиковый путь, в конечном счете ведущий к саморазрушению культуры и сотворению нравственного болота среди обучаемых. Это Великая княгиня видела отчетливо.
Выше уже отмечалось, какое доброжелательное внимание уделяла Елисавета Феодоровна высшим учебным заведениям. Хорошее знание ситуации в высшей школе позволяло Елисавете Феодоровне давать советы Николаю II, рекомендуя ему проявить твердую волю по отношению к части профессоров и министров, с одной стороны, а с другой – пробудить лучшие струны души молодых людей с помощью другой группы хорошо подготовленных педагогов.
Слово Великой княгини было направлено против носителей релятивистского мышления, безудержного и циничного в своих притязаниях. Слово это прозвучало в условиях глубокого кризиса, когда знакомые, привычные методы выхода из подобной ситуации исчерпали себя, а в ответ на лживую агитацию – что можно было ожидать в качестве воздаяния?! – размытый мир ценностей, духовный распад вместо пробуждения интереса юных к духовной целостности, к творческой жизни.
На московской земле созидала Великая княгиня Елисавета Феодоровна свой духовный град, посвятив жизнь защите своего Государя, спасению безнадежно больных, бедных, раненых, обездоленных детей и взрослых. Москва оказалась не просто лучшим, но единственным местом на земле, которое позволило ей реализовать свой неповторимый дар благотворительности во всей полноте.
Автор, обращаясь ко всем, кто дорожит историей России, стремился показать жизнь Великой княгини как образец подвижничества, великий творческий акт, убедительный пример для каждого в осмыслении своего жизненного пути. Книга поможет читателю увидеть, как прекрасна жизнь, полностью посвященная бескорыстному служению людям и почитанию святынь.
Глава 1
Истоки
1.1. Рейнская Сивилла
У каждого человека свой совестный мир, свой компас в пути, вручаемый ему в глубоком детстве. Он – первоисток подвигов или заблуждений. Элла (в будущем Великая княгиня Елисавета Феодоровна) с младенческих лет хорошо знала, что такое жизнь по совести. Такое понимание она унаследовала от предков, которые научили ее рассматривать жизнь как долг. Отсюда – несвойственная возрасту серьезность восприятия мира в его целостности и многообразии.
При раздумье о выработке совестных критериев повседневного поведения в сознании Эллы возникали две необыкновенные фигуры, которые тревожили ее воображение, – Хильдегард из Бингена, расположенного по Рейну, недалеко от Дармштадта, и св. Елизавета Тюрингенская.
Известность Хильдегард сегодня, видимо, значительно шире, чем в дни возрастания Дармштадтской принцессы. Но и тогда необычность этого явления в средневековой монастырской жизни рассматривали как великое чудо промысла Божия.
Капелла Рохуса в Бингене. Образ Хильдегард из среднего ковчега алтаря Хильдегард
Исследовательница творчества Хильдегард Михаэла Дирс считает, что интерес современных людей в этом направлении совпадает с бумом на книжном рынке к литературе на духовную тему. После ряда лет экономического чуда и веры в безграничный прогресс пришли годы разочарования, ощущение того, что рост имеет свои ограничения и пределы. Вместо фетиша ценностей технического прогресса люди начали медленно поворачиваться в сторону мира глубокой духовной сосредоточенности. Откровенные неприятели ценностей жесткого материалистического мышления проявили интерес к закрытому миру Средневековья, к миру знаменитой монахини XII в., которая, по словам М. Дирс, «так любила меру во всем»[5 - Diers М. Hildegard von Bingen. M?nchen, 1998. S. 19, 21.].
Автор отмечает в начале своей работы не сами по себе духовные подвиги и необыкновенные дарования средневековой аббатисы, но наличие редкого чувства меры, гармонии в ней, которое так изумляло и утешало людей. Уже здесь, в этой черте, мы видим редкое совпадение основной поведенческой доминанты, которая в изобилии представлена и в жизни Великой княгини Елисаветы Феодоровны, красноречиво указывая на духовную неисчерпаемость личности, ее житии как подлинном свидетельстве о Христе. Повседневное бытие многих современников Елисаветы Феодоровны, похожее на плохой спектакль, при появлении кроткой Великой княгини немедленно освещалось ее благодатным присутствием.
Не будет преувеличением сказать, что в каких-то основополагающих характеристиках и условиях можно говорить о подобии в протекании раннего детства Хильдегард и Эллы. У благочестивых родителей Хильдегард было богатое имение в Рейнско-Франкской области, расположенное между Рейном, Мозелем и Маасом. Семья отличалась твердой христианской верой. Брат Хильдегард Гуго стал соборным ктитором и учителем в Майнце. Еще один брат Рорикус был каноником в епископате Трира, а родная сестра Климентина позднее приняла постриг в монастыре, основанном Хильдегард в Рупертсберге. Хильдегард, будучи последним, десятым, ребенком в семье, выросла в поместье между виноградниками, лесами, плодородными полями. В восемь лет она умела скакать на коне и любила общение с другими животными; в детстве уже прикасалась к тайнам природного мира, дорожила им, открывая новые горизонты познания. Первые опыты в общении Эллы и Хильдегард с миром природы оставили глубокий след в развитии их миропонимания, в представлении о сложности и многомерности процессов, совершавшихся в окружающей среде. Великогерцогский замок Дармштадта в своих подвалах до сих пор хранит подлинный муляж (в полный рост) той милой белой лошадки, доброго друга Эллы в пору ее увлекательных путешествий верхом по лесам, в которых и теперь утопает замок Кранихштайна, где семья жила ежегодно с мая по октябрь.
Однако, сравнивая условия протекания детства Эллы и ее далекой предшественницы, можно заметить, что Элла росла крепким, здоровым ребенком. В то время как стремление Хильдегард к природе, к постижению всей полноты бытия часто ограничивалось постоянным недомоганием. Как отмечал один из биографов Хильдегард, монах Готтфрид, который одно время был ее секретарем, Хильдегард с детства «страдала болезненными недугами, так что редко могла ходить, но поскольку ее тело непрерывно подвергалось неустойчивым состояниям, ее жизнь походила на образ драгоценного умирания»[6 - Horst Е. Hildegard von Bingen. Die Biographie. M?nchen, 2003. S. 18.]. Однако взамен физической силы в ней возрастали духовная мудрость, сила и недетское, почти «профессиональное», внимание к лекарственным свойствам растений, камней и других компонентов мира природы. Несмотря на частые заболевания дочери, ее благочестивые родители поняли непреклонное стремление восьмилетней девочки посвятить свою жизнь Господу и помогли хорошо подготовиться к будущему монашескому бытию, избрав достойную наставницу. Их привлек образ юной графской дочери Ютты Шпонхайм, которая в свои 14 лет духовной зрелостью, умом и благочестием превосходила многих взрослых женщин. Родители Хильдегард, дворяне Хильдеберт фон Бермерсхайм и его супруга Мехтильда были друзьями графского семейства фон Шпонхайм, хорошо знали Ютту, которая уже дала обет архиепископу Руттарду из Майница вести девственный образ жизни, несмотря на протесты всех своих родных[7 - Там же. S. 13.]. В осенний день 1106 г. родители Хильдегард передали свою восьмилетнюю дочь под покровительство Ютты. С ноября этого года до Дня Всех святых 1112 г. время юных христианок было посвящено исключительно приготовлению к жизни в монастыре, все светское в их быте было исключено. В 1112 г. они перебрались в женский скит Дизибоденберга, где на торжественном акте произнесли монашескую клятву перед аббатом монастыря и получили свои орденские покрывала. По правилам бенедиктинцев, Хильдегард должна была навсегда остаться в этом монастыре. Ютте в ту пору было 20, а Хильдегард 14 лет. Их жизнь обеспечивало большое приданое, которое родители Хильдегард передали монастырю, и наследство умершей к тому времени матери Ютты, которое ее брат подарил обители. Вход в скит после их переселения туда замуровали, с тех пор они жили как затворницы. Существовало только маленькое окошечко, через которое монахини могли говорить с посетителями и принимать все жизненно необходимое. Началось долгое время тишины, молитвы и покоя. Чувство глубокого беспокойства, отрадных и тревожных видений никогда не покидало Хильдегард, но свою жизнь монахини она неизменно воспринимала как предначертанную и счастливую[8 - Там же. S. 17, 19, 20–21.].
Так, в душе юной Хильдегард постепенно рождалось Слово, которое в будущем возвращало к жизни отчаявшихся. Многое в бытии Хильдегард заставляло задуматься, производило глубокое впечатление и на тех, кто жил в XIX в., тем более что и тогда христиане Дармштадта совершали паломнические путешествия в монастырь Хильдегард, расположенный так близко от столицы Гессенской земли. Но лишь единицы смогли сделать для себя необходимые выводы, так обогатиться постижением истока подлинной радости, как это смогла Великая княгиня Елисавета Феодоровна, несмотря на тяготы и превратности своей детской судьбы, которые она безропотно принимала.
Значительное увеличение общины в Дизибоденберге определило необходимость переселения монастыря в Рупертсберг, что соответствовало желанию Хильдегард в ее стремлении осуществить свои планы, которые расходились с позицией некоторых монахов, поскольку в своих трудах она неколебимо соединяла здоровый реализм, чуждый любой магии, и религиозное понимание божественного творения[9 - Там же. S. 97, 95.].
Лишь через 40 лет, став настоятельницей в Рупертсберге, Хильдегард получает возможность письменно изложить свои естествоведческие и целительские опыт и знания.
М. Дирс справедливо замечает, что на протяжении столетий портрет Хильдегард определялся традиционной христианской агиографией в красках, присущих изображению святых в их образцовом облике на все времена. Такой подход неизбежно стирал некоторые специфические черты личности. И сегодня, пишет М. Дирс, ряд книг о Хильдегард ориентирован на христианский идеал святого. А в некоторых других работах проявляется новая разновидность внехристианской «агиографии»: Хильдегард возводится в ранг целительницы, которая располагает непогрешимыми знаниями, граничащими с магией. Каждый тиражирует этот образ в соответствии со своими представлениями, превращая Хильдегард в «эзотерическую святую»[10 - Diers M. Hildegard von Bingen… S. 24.].
В свою очередь серьезные историки сожалеют, что труды Хильдегард вырываются из исторического контекста и подвергаются современной интерпретации. Часто не принимают во внимание, что значение этих трудов выходит за пределы их исторического времени. Разумеется, современное прочтение любого произведения имеет право на жизнь. Но при этом возникает необходимость разделять плоскости рассмотрения не в угоду ложной однозначности. Так, разные фрагменты трудов Хильдегард характеризуются сегодня как исключительно экологические и феминистские. Авторы забывают, видимо, о том, что в XII в. такой терминологии просто не было, а поэтому именовать автора экологом или феминисткой некорректно.
Даже самые достоверные и подлинные материалы по тенденциозному заказу или откровенному заблуждению могут порой превращаться в разящий меч лжи, как это неоднократно было, например, и в отношении Великой княгини Елисаветы Феодоровны. Но суть любого неординарного, крупного явления духовной культуры состоит в том, что оно способно пережить свой исторический контекст и в нужное время открыться людям неведомыми им сторонами и глубинами, созданными будто бы в расчете на любую эпоху.
Здесь не место анализировать жизнь Хильдегард в связи с основными памятными для нее событиями. Немыслима была также попытка рассмотреть все многообразие вопросов, которыми глубоко занималась знаменитая аббатиса. Вместе с тем имеет смысл выделить в ее наследии три пласта, которые были наиболее интересны для юной Эллы и ее друзей. Прежде всего это ее пророческое дарование. Затем ее целительская харизма. И, наконец, безусловная музыкальная одаренность.
Уже в детстве ее тревожили необыкновенные видения. «В свои три года, – пишет в воспоминаниях Хильдегард, – я увидела большое сияние, которое потрясло мою душу, но сказать об этом я не могла из-за моего младенчества… До моего пятнадцатилетия видела я многое, кое-что я просто рассказывала, так что те, кто это слышал, очень удивлялись, откуда и от кого это идет»[11 - Цит. по: Horst Е. Hildegard von Bingen… S. 20.]. Рассказав однажды о видениях няне, Хильдегард убедилась, что няня ничего подобного не видит. Девочку охватил ужас, и она долго более не решалась говорить о видениях. Ей было страшно выглядеть в глазах окружающих всевидящим существом. Она осознанно избегала всякой ложной мистификации. Через много лет, в одном из самых ранних писем, сорокадевятилетняя монахиня пишет широко известному в Средневековье Бернгарду фон Клаирвауксу: «Меня угнетает это видение, которое возникает в душе как мистерия… Я, в моем жалком облике женщины, видела с детства огромные удивительные вещи, которые мой язык не мог бы выразить, если бы я не верила, что дух Господа научит меня»[12 - 12 Там же. S. 20.].
В течение многих лет Хильдегард отказывалась записывать свои видения не из-за упрямства, а из-за сомнений, удивления и злословия людей, пока, как она утверждает, «бич Божий не отправил меня на ложе болезни»[13 - Там же. S. 29.].
Однажды, после беседы с монахом Вольмаром, помощником Хильдегард, который записывал ее труды, было принято решение передать эти записи архиепископу Генриху I из Майнца, а затем папе Евгению III, который поручил специальной комиссии познакомиться с рукописями и сделать выводы о провидческом даре Хильдегард. Комиссия подтвердила божественное происхождение ее дара.
Многие известные теологи средневековья были убеждены, что мистическая святость носит интроспективные черты. Так, упомянутый выше Бернгард фон Клаирваукс писал: «Я желаю, чтобы душа узнала прежде всего сама себя». По их мнению, знание самого себя образует исходный пункт для человека, борющегося за связь с Господом, в то время как первое произведение Хильдегард о ее видениях носит название «Сцивиас» – «Знай пути (Господа)». Здесь взгляд провидицы направлен не внутрь себя, но постоянно на целое, будь то всеобъемлющий миропорядок или особенности истории исцеления человека. Сама Хильдегард не раз отмечала, что в Майнце было единодушное мнение о ее видениях, которые идут от Господа и подобны дарованиям древних пророков. Если она говорила «я», то для всех это было божественное «Я». Хильдегард считали сосудом божественного «Я», инструментом, рупором в руках Другого. Современники не воспринимали ее иначе. Они называли ее немецкой провидицей и рейнской Сивиллой.
Пять небесных сил в башне решений из знаменитой работы Хильдегард фон Бинген «Либер Сцивиас»
По содержанию ее прорицания соотносились с событиями будущего или касались скрытых от современников знаний. Пророчества эти указывали как на явления важнейшие, последние для каждого, так становились и откликом на трудные, житейские, нерешаемые вопросы ее современников. Статус пророчицы позволял ей быть рупором истин Господних и произносить порой жесткие слова в адрес светских и духовных вельмож. Хильдегард смысл предания гласности своих видений видела в том, чтобы люди, благодаря этому узнавали своего Творца и в дальнейшем всегда молились Ему с почтением.
Хильдегард часто обращается в своих трудах к образам ветхозаветных пророков и с большим почтением и любовью пишет о христианских апостолах. Особое внимание она уделяет апостолу Павлу, который, по ее мнению, превзошел других учеников Христа в проповедях и никогда себя не щадил. Еще с большей теплотой она пишет о любимом ученике Спасителя евангелисте Иоанне, который был исполнен нежного смирения, почему он и черпал много из божественного источника[14 - Там же. S. 36.].
Рефреном через все труды Хильдегард проходит понимание того, что в ее пророчествах нет ее воли, нет стремления присвоить себе какие-либо заслуги. Она всегда исполнена огромного страха, изрекая пророчества, что характерно для редкого типа людей, которые осознают свою избранность и полны глубокого личного смирения. Поэтому с такой болью звучит молитва Хильдегард о постижении тайны ее видений: «Я прошу Тебя, Господи, дай мне умение эти тайны воплотить в слова… Подскажи мне и дай мне узнать, как мне должно выразить божественное, вечную волю… Как зола и прах я перед собой в глубине моей души и как пыль развеянная. Дрожа, остаюсь я в тени, словно под покровом крыльев. Не истреби меня, как чужака из страны живых! О, Отец, полный добра и милости, научи меня, что есть воля Твоя и что я должна говорить. Отец, грозный и любвеобильный, Ты, полный всякой милости, не оставь меня, но сохрани меня в Твоем милосердии!»[15 - Там же. S. 36.]
Нетрудно понять, почему эта особенность личности Хильдегард была столь притягательна для Эллы и ее сверстников. В лице средневековой пророчицы они видели человека, с раннего детства погруженного в мир духовный, со страхом и надеждой стремившегося разъяснить людям смысл заповедей Божьих. Пленительная своей непосредственностью, открытая мукам поиска Истины, Хильдегард рассматривала свое творчество как откровение души. Великая княгиня Елисавета Феодоровна, с детства познавшая легенды о немецкой Сивилле XII в., не создавала монографий, но многочисленные, объемные письма ее, которые со временем будут собраны воедино, откроют читателю неведомые стороны ее духовного мира, и она предстанет как мистически одаренный, размышляющий летописец общественного служения, которое было напрямую связано с проповедью Евангелия в жизни, с постоянным обращением к памяти о Боге, без боязни выглядеть старомодной в век нарастающего атеизма. Не случайно в бытии Великой княгини мы видим множество жестов, свидетельствующих о понимании ею пророческого назначения ряда святых людей, художников, поэтов, композиторов. Неудивительно, что и ее облик, изречения, письменные заметки воспринимались современниками как пророчества.
Второй пласт наследия, который привлекал к себе современников Эллы, – это, как отмечено выше, целительская харизма Хильдегард.
Перебравшись в 1150 г. в Рупертсберг и став настоятельницей монастыря, Хильдегард получила возможность более последовательно заняться изучением свойств растений и применить свои знания в целительстве. Занятий разного уровня сложности в эти годы у Хильдегард было множество, и она не сразу начала свою медицинскую практику в Рупертсберге. Но в правилах бенедиктинцев забота о больных стояла на первом месте среди всех других обязанностей. Приступив к врачеванию, помогая людям мазями и микстурами, лечебными травами, знаниями, полученными от Бога, усвоенными с глубокого детства, в опоре на систематику античных авторов, Хильдегард следует при этом ряду незыблемых для нее принципов:
– во-первых, она весь опыт своего целительства непременно соотносит с текстами Священного Писания;
– во-вторых, в ходе врачевания Хильдегард принимает во внимание состояние человека в целом, а не отдельную его болезнь;
– в-третьих, Хильдегард-врач во время лечения категорически не принимала противопоставления телесных и духовных потребностей человека. И здесь она значительно опережала свое время;
– в-четвертых, она утверждала, что неумеренное воздержание в еде, как и неумеренное насыщение ведут к подрыву сил души, и при таком безмерии «однажды человек не удержится на небе»; «скромная мера» – лейтмотив лечебной деятельности Хильдегард;
– в-пятых, первый путь к выздоровлению – разумный образ жизни, чередование бодрствования и сна;
– в-шестых, целительство Хильдегард отличал удачный синтез античных медицинских знаний с христианским духом гуманизма и милосердия, непосредственного участия и сострадания;
– в-седьмых, во врачебной практике Хильдегард использовала ценные свойства цветов, деревьев, драгоценных и полудрагоценных камней, металлов, животных, рыб, исследуя законы роста и воздействия всех известных в ее время растений, соединяя свои глубокие наблюдения за природой, богатые ботанические, зоологические и минералогические знания с молитвой, любовью к людям и интуитивными прозрениями.
Теодерих, ранний биограф Хильдегард, писал: «Дар целительства сиял так сильно в святой деве, что едва больной к ней обращался, как к нему возвращалось здоровье»[16 - Цит. по: Horst Е. Hildegard von Bingen, Die Biographie. S. 89.].
При лечении человека и выявлении его особенностей Хильдегард проводила уникальное для Средневековья половоспецифическое различение в поведении мужчины и женщины, посвящая им отдельные, тонкие психологические характеристики. Разделяя женщин в соответствии с манерой поведения – сангвинической, холерической, меланхолической или флегматической – Хильдегард по сути создавала практическое руководство, которое помогало женщине осознать свою психосоматику и на основе самопознания сделать выбор между браком и безбрачием[17 - Там же. S. 99.].
Переписываемые в течение столетий труды Хильдегард содержат множество чужих приписок. Но это легко угадывается, если исследователь знаком с убеждениями аббатисы, с ее основными мировоззренческими позициями. Что касается ее целительских трудов, такая подделка обнаруживается сразу, если к методам ее врачевания некто относит магию, ибо Хильдегард всегда была резкой противницей этого явления.
Если отнестись к трудам Хильдегард внимательно, то можно увидеть, что одним из центральных положений здесь является «зеленая родовая сила», которая предстает перед взором читателя в самых разных формах: «есть сила из вечности, и эта сила зеленая», «благородная зелень», «зелень как жизненная сила» и т. д. Для Хильдегард понятие «зелень» – центральное слово экзистенциального значения, необходимого для реализации предназначения человека. Зелень – это гарант возобновляющегося жизненного разнообразия творения, повторяющегося в годовых ритмах[18 - Там же. S. 90.].
Хильдегард, используя такие антонимические понятия, как тепло и холод, определяет их свойство и значение для пользы или вреда человека. Каждое растение, по ее мнению, бывает теплым (душа растения) или холодным (тело растения). Непропорциональное употребление тех или других может нарушить внутреннее равновесие.
Рожь, как она полагает, «холоднее пшеницы, но заключает в себе много силы». Хлеб из нее хорош для здоровых людей и делает их сильными; хорош он и для полных, поскольку не увеличивает полноту так, как пшеничный. Роза холодна, но холодна в нужной пропорции. Розовый лист, положенный утром на глаза, делает их ясными. Лилия скорее холодное, нежели теплое растение. Но оно радует человека своим ароматом и готовит путь правильным мыслям. Особое место отводит Хильдегард кипарису, называя его «Таинством Господа». Выпитая натощак с его ствола вода помогает от дьявольского и магического воздействия. Каштаны восстанавливают силы человека. Оливковое масло излечивает подагру, как и вареный укроп. Груши, сваренные в воде, улучшают пищеварение; свежие яблоки нельзя есть больным, их лучше есть вареными.
Книга растений Хильдегард содержит описания лечебных свойств растений. Среди них – спельта, древняя форма пшеницы, целебные свойства которой были открыты современной медициной. Хильдегард подчеркивала, что спельта оздоравливает человека, очищает кровь, улучшает настроение.
Современные ученые утверждают, что никто не представил рыбную фауну в Рейне и его притоках столь основательно, как это в свое время сделала Хильдегард. Поскольку рыба была в рационе монастыря, она основательно изучила источники питания рыбы и высказала утверждение, что рыба из Рейна, Майна и Наэ более полезна, чем из Мозеля, где она питается отбросами.
Сегодня многое из рекомендаций и врачебных советов Хильдегард неприемлемо. Когда-то она рекомендовала пить воду из Рейна, поскольку эта вода изгоняла из человека вредные и болезнетворные элементы. Ныне река подверглась такому загрязнению, что пить из нее воду запрещено. Изведаны многие свойства растений, которые существенно дополняют те знания о них, какими располагала Хильдегард. Однако это не препятствует росту авторитета Хильдегард и в наши дни. В Швейцарии, Германии, Северной Америке и других странах расширяется движение, пропагандирующее лечебные методы Хильдегард, диеты Хильдегард, лекарства, приготовленные на основе рекомендаций знаменитой аббатисы. Ученые Германии говорят сегодня о Хильдегард как о первом пишущем враче Германии, хотя все прекрасно понимают, что верный путь постижения Хильдегард как чуда тесно связан далеко не только с удивлением перед объемом ее знаний о природе, но и с пониманием особенностей ее харизматического врачевания.
Отношение Хильдегард к божественной природе и ее возможностям очень похоже на огромное влечение к миру природы Великой княгини Елисаветы Феодоровны. В этот мир устремлялась она, когда ощущала, что «душа грустит о небесах», всякий раз отыскивая в лесах, полях Германии, а затем России отдохновение от официозного церемониала, сплетен, злословия. Великая княгиня не пыталась делать те открытия в мире природы, которые для Хильдегард были частью жизни. Но цвет и аромат часто становились приоритетом в ее личном повседневном бытии. Она удалялась в сады и гостиные, где было много белых душистых цветов, чтобы отдохнуть от пугающей бульварной элегантности, от льстивой окраски речей, от огрубления вкусов, от угасания в человеке дара веры. Дорогие ее сердцу мотивы и образы определяли ее поведение в окружающей среде. Сверхчувствительность Великой княгини к божественным дарам позволяла и ей, как некогда Хильдегард, воздействовать на больного человека оздоровляюще, возвращать к жизни, казалось бы, безнадежно больных, лечить молитвой, самим фактом своего присутствия, легким, нежным прикосновением, чарующим звуком голоса. Здесь очевидна та же харизматическая избранность Елисаветы Феодоровны, которая отличала и Хильдегард.
Особое место в своих лечебных трактатах Хильдегард отводит драгоценным и полудрагоценным камням. Вера в силу таких камней, оберегающих от зла, есть часть древнего религиозного сознания. Хильдегард, хорошо знавшая Библию, понимала значение двенадцати камней, свойства которых она описывает, начиная с яшмы, сапфира и до аметиста. Но, как практикующий врач, Хильдегард специально подчеркивает их терапевтическую пользу. Любимым камнем аббатисы был сапфир, который епископы носили с шестого столетия на правой, благословляющей, руке. Хильдегард ценила этот камень, поскольку он символизирует, по ее словам, совершенную любовь к мудрости, а также прогоняет гнев, избавляет от воспаления глаз, исцеляет больной желудок. Свои преимущества во врачевании, по ее мнению, имеют смарагд, агат, оникс, аметист, яшма, берилл, халцедон, сердолик и другие камни.
Многие рецепты Хильдегард сегодня неприемлемы, однако некоторые активно использует современная медицина.
Но, как это ни странно для современного прагматического века, наибольшую популярность в последнее двадцатилетие принес Хильдегард третий из упомянутых ее даров – безусловная музыкальная одаренность.
Сочинение духовной музыки можно считать одним из главных занятий аббатисы. Уже в глубокой старости она признавалась, что и тексты песен, и мелодии во славу Господа она сочиняла и пела безо всякого обучения, не зная нот. По глубокому убеждению Хильдегард, пение и игра на инструментах во имя Господа «весят» значительно больше, чем просто дополнительные украшения жизни. В «Книге жизненных заслуг» она подчеркивает, что музыка открывает суть человеческого бытия и является вершиной гармонии души. «Она имеет в себе с самого первого вздоха, дарованного человеку Богом, мелодию ликования… которая выстраивает все явления в жизни человека в соответствии с их верным масштабом»[19 - Там же. С. 76.]. Примечательна глубина значения, которое Хильдегард придавала музыке. То, что сегодня люди называют глубиной музыкального переживания, ведет начало, согласно Хильдегард, от истории искупительного подвига Иисуса Христа. Музыка, как она полагала, приводит человека к мучительному воспоминанию о его небесном происхождении. «Поскольку душа человека, – замечала Хильдегард, – содержит в себе благозвучную гармонию и она сама есть звучащее существо, она часто познает сострадание, когда воспринимает то, первейшее звучание. И тогда она вспоминает, что была изгнана со своей родины на чужбину»[20 - Там же. S. 134.].
Музыкальная природа души уводит человека назад к Слову, которое было вначале, и это «звучащее Слово» пробудило к жизни Вселенную, пробудило все к жизни, земной шар воспринял звучание, исходящее от Отца. Это Божье создание Хильдегард описывала как симфонию. Мотив звучащего Космоса встречается во многих древних культурах. Но в христианстве это получает свою окраску: мотивы звучащего космоса и поющих сфер (планеты движутся по невидимым путям, сферам, и при этом раздается чудесная музыка) напластовываются все более на пение ангелов. Античная идея всемирной гармонии отступает перед христианской всемирной литургией[21 - Там же. S. 135.].
Озвученное понимание творения, изложенное Хильдегард, имеет следствием учение о звучащем бытии, согласно которому диссонанс пороков контрастирует с благозвучием добродетелей. Контрастно звучание порока разгула и добродетели аскетизма. Добродетель справедливости характеризуется как «хвалебная песнь» делам Господа. В свою очередь немузыкально звучание алчности: «Я сгребаю все к себе и собираю все к себе на колени». Противник алчности, умеренность, является добродетелью открытых рук, которые обвивают с любовью то, что алчность душит, прижимая к себе. Размышляя о судьбе алчных, Хильдегард пишет, что «симфония Святого Духа, которой по велению Господа должны радоваться, забыта ими. А ведь люди созданы как часть музыкального порядка»[22 - Там же. S. 138.].
Мудрость добродетелей, подчеркивала Хильдегард, ликующа и разумна, так как человек, ей созвучный, связан с Господом. Пороки, напротив, свидетельствуют об отсутствии радости. В жизни носителей пороков царит дух разделения. В этой связи Хильдегард подчеркивает, что душа должна быть симфонична, гармонична. Симфоничная душа, по ее мнению, всегда будет и разумной. Ведь разум лишь тогда действительно разумен, когда он созвучен порядку целого[23 - Там же. S. 139,140.].
Музыкальное наследие Хильдегард составляют 77 духовных песнопений, а также опера «Игра сил», где представлена борьба света против сил тьмы. Исследователи полагают, что премьера оперы была приурочена к освящению монастырской церкви в Рупертсберге 1 мая 1152 г. Роли божественных сил исполняли 16 монахинь. Единственная роль без пения, доставшаяся монаху Вольмару, сопровождалась шумом и грохотом: дьявол чужд гармонии, благозвучию творения – у зла нет песен[24 - Там же. S. 77.].
Свои песни Хильдегард посвящала ангелам и апостолам, пророкам и святым мученикам, вдовам и девам. Ряд песен посвящался праздникам, освящению церкви. Она видела в христианской церкви место укрепления силы, место, где лечатся «раны народов». Аббатиса своим творчеством привлекала внимание сограждан к значительным событиям своего времени, делала наглядной свою большую веру в христианскую Церковь. Так, Хильдегард написала несколько песен после открытия огромного кладбища в Кельне, где, как предполагали, находились мощи св. Урсулы и одиннадцати тысяч ее сподвижниц[25 - Там же. S. 80.].
Многие песни Хильдегард посвящены Пресвятой Богородице. Этот образ – первооснова небесной симфонии, поэтическое слово об основе гармонии и благозвучия.
…Из Тебя раздавались все симфонии небес,
Ведь Ты, Дева, сияя в Господе,
Носила Сына Господа[26 - Там же. S. 81.].
В поэзии Хильдегард множество необыкновенных символических названий Богородицы: светло сияющий благородный камень, основа жизни, освященная Божественным светом, ветвь, полная любви…
Аббатиса не стремилась стать поэтом. Она признавалась, что не написала ничего по собственной воле, но лишь по внушению свыше, в соответствии с тем, что видела и слышала. А поэтому свое сочинение духовных песнопений она рассматривает как долг, как музыкальное сопровождение церковных служб. Соответственно, тексты песен обозначаются как антифоны, респонсории и секвенции.
Письмо восьмидесятилетней аббатисы показывает, насколько высоко она ценила хвалу, воздаваемую Господу через духовные песнопения, как значимо это для монастырской жизни. Все виды искусства созданы человеком «благодаря дыханию Господа»[27 - Там же. S. 84.].
К настоящему времени издано не менее 30 компакт-дисков, посвященных в основном литургическим песнопениям Хильдегард. Исследователи отмечают полную «Симфонию» аббатисы, которую записал в 1994 г. Кельнский ансамбль старинной музыки «Секвенция». Первым из пяти дисков этой серии были «Гимны Восторга». После выпуска диска «Святые» в 1998 г. ушла из жизни выдающаяся певица Барбара Торнтон, чей вклад в интерпретацию этой музыки уникален. Подлинные ценители духовной музыки полагают, что здесь происходит слияние небесной и земной гармонии в такой мере, которая позволяет услышать вышемирное звучание божественных песнопений. Неудивительно, что среди множества разнообразных творческих проявлений Хильдегард люди с особым душевным трепетом выделяют литургические мотивы.
Несмотря на то что глубокая профессиональная расшифровка музыкальных произведений Хильдегард, их запись с помощью достаточно совершенной аппаратуры стала возможной лишь в последние десятилетия, некоторое представление о необыкновенной красоте ее песнопений было и тогда, в пору юности Эллы. Духовная и классическая музыка пронизывала всю жизнь дармштадтской принцессы, которая с детства была хорошо подготовлена для восприятия самых сложных музыкальных произведений. Даже в ту раннюю пору музыка не была для Эллы лишь одним из превосходных средств отдохновения. Поражает многообразие палитры музыкальных сочинений, которые она предпочитала. И все же, как отмечал пастор лютеранского собора, который хорошо знал великогерцогскую семью, и другие горожане Дармштадта, Великий герцог и все члены его семьи предпочитали духовные песни. Поэтому изучение пласта музыкального наследия таких композиторов Средневековья, как Хильдегард, было безусловным. Конечно, в те дни музыкальный авторитет Хильдегард не был так велик, как сегодня, а система коммуникаций того времени не позволяла рассматривать это явление в ракурсе событий мирового значения. Впрочем, истории известно немало примеров, когда доброе предание становилось равносильно доброму писанию, основанному на документированных материалах. Одно несомненно – душа юной девушки жадно впитывала духовные и мелодические находки в музыке прошлых столетий, ощущая музыкальные гостиные дармштадтского замка, а также замка в Кранихштайне как желанные места доверительного музицирования.
При рассмотрении ряда вопросов творческой биографии Хильдегард необходимо учесть еще одно существенное обстоятельство. XII век отличался многообразием подъемов и спадов, которые резко изменяли ситуации в церковной организации. В течение долгих лет богатые дворянские монастыри бенедиктинцев в значительной мере определяли эту ситуацию. Теперь в результате мощного движения реформ менялся общественный статус и структура монастырской иерархии. Жизненный уклад во многих монастырях свидетельствовал об отходе от строгих принципов бытия бенедиктинцев. Монастыри – владельцы больших земельных угодий – заботились об увеличении своего богатства, все меньше предавались уединенной молитве. С другой стороны, появлялись ордена, отстаивающие принципы евангелической бедности, стремившиеся к обновлению монашеских отношений на основе принципов древнехристианских отшельников. Менялся социальный состав монашества, представители новых общественных слоев проникали в монастыри, где прежде доминировало дворянство. Возникли мотивы раскола особого характера.
