скачать книгу бесплатно
Тысяча и одна минута. Том 2
Иван Ваненко
«Сказка о… нет, дозвольте прежде, люди добрые, порасправить кости старые, пустошь поболтать, язык поразмять, к сказке приготовиться…»
Иван Ваненко
Тысяча и одна минута. Том 2
Сказка из похождений слагается.
Казак Луганский.
Муж задурит – полдвора горит, а жена задурит, целый двор горит.
Стар. пословица
II. Сказка о Парамоне и жене его Матрене
Сказка о… нет, дозвольте прежде, люди добрые, порасправить кости старые, пустошь поболтать, язык поразмять, к сказке приготовиться.
Вот переж сего какая штука была?
Ездил Фока за море, набрался Фока разума: видел там, высмотрел, что на земле трава растет, а по небу порой тучи ходят, порой только одно солнышко; а по ночам там ясный месяц глядит на землю-матушку, или одни яркия звездочки между собою переглядываются. Больше ничего не заметил Фока за морем; а привез с собой Фока тетрадку-книжку маленькую, и в той тетрадке много умного понаписано: написано правдиво и с толком про народ заморский, про ихнее житье-бытье, про их прав и обычаи. И эту тетрадку-книжку маленькую один толстой Руской человек, выпросил у фоки и предал тиснению. И покупили книжки тисненые печатью гражданскою люди разумные, грамотные; стали читать и стали фоку расхваливать; а сам Фока ни с переда ни с бока, ни с конца ни с начала, не поймет не растолкует ни по книжке печатной, ни по своей тетрадке писаной, за что его люди разумные хвалят и жалуют. «Это за то, – он думает, – что пил я сыту заморскую, ел пряники чужеземные!» А кто знал фоку прямо, слухом чуял его речи, ощупью пытал голову, дивится не надивуется: откуда это у Фоки при пустых речах, при пустой голове набрался разум письменный?.. Толкуют с собой, дивуются… «Плохо Фока бает, а грамоту знает, дело диковенное!..»
Ах, люди добрые… не Фоке-б дивиться, не Фоке-б честь-слава: ведь в дороге у Фоки был попутчиком Сава.
«И к чему это наш сказочник такую приплёл присказку негораздую!» говорили – шушукали между собой братцы-товарищи: «не слушает он нашего ума-разума; пускается в ремесло бесхлебное – чужого ума ощупью допытываться!.. Зй, смотри, молодец!.. станешь выть по волчьи, целое стадо волков прибредет, кто-то их отгонит, тебя обережет!.. То-то мы дивимся, думаем, чего он бьется, надсажается, силится рассказать сказку мудреную, и словами кудреватую и речьми смышленую… а он, сердяга, с своей смышленостью, колесит все кругом гумна и думает, что напал на прямую дорогу новую, только не пробитую, не протоптаную… Нет молодец-продавец, не тем ты товаром торг повел!.. Не будет тебе барыша и выручки – сметанка хороша, да мала скрыночка. Что ты ходишь, набиваешься очками – слепому, сапогами – безногому, рукавицами – безрукому, умом-разумом – у кого голова что свищ: в одно ухо слово влетит, а в другое и выпорхнуло!.. Взялся ты с умными речь вести, так чего же ты им про глупые проделки рассказываешь?.. Они и сами смекнут, что где надобно. А буде тебя угораздила нелегкая умным ума прибавлять… то смотри, любезный, и сам опростоволосишься!.. Ты, думая свозить на ток свой хлеб необмолоченый, свозишь его туда, куда люди добрые только навоз кладут. У тебя лоб-то не медный, а голова не с пивной котел; у тебя ума-разума и про себя не хватит порой, чего же ты лезешь с ним по людям, которые сами не знают, куда и свою такую обузу свалить!..
Рассказывал ты нам присказки, морил нас ими, помирать нам не хотелося, да и уморы в твоих присказках не было!.. Дай-ко, послушай вот, и мы тебе присказку вымолвим:
Ходила, в старые годы, когда это еще наживалось между люду православного, ходила сваха сватать женихов-молодцев; ходила она по богатым домам, где дочки невесты взрослые, а у батюшек кошели не простые; вот она и настрочила рукописную грамоту, или регистр, что ли, по ихнему, всем женихам-молодцам, своим будущим высватанцам; и дело там понаписала она, если просто прочесть, а поразмыслить, так и выходит то дело бездельное!.. Пока она по дуракам ходила, то и свадьбы сводила и деньги брала, и от каждой свадьбы давай Бог ноги, после сватанья; то есть, уж видно, что старалась благое творить! Обходивши всех дурней в этой стороне, забрела было и к умным за таким же промыслом!.. Ан один насмешник и ввернул ей крюк, добавил к её регистру смыселу. Вот как это и сделалось, вот и регистр тот, прочти его! Что просто-то написано, то у бабы-свахи так и значилось, а что в скобках-то понаставлено, то вписал этот насмешник для пояснения.
Регистр женихам свахи-бабы опытной
1. У него две лавки, да своя земля.
(Лавки те немного ветхоньки: обе на четырех ножках, за то земля в новых цветочных горшках понасыпана).
2. Торгует катками да штофами.
(Комки большею частью из сбойни жеваной; а штофы не все битые, есть и без трещины).
3. Камни гранит.
(По мостовой, сердяга, целый день шляючись).
4. Служит дельным парнем – переводчиком.
(Слепых с моста на мост переводит и меньше гроша за раз берет).
5. Молоть горазд.
(Каждый день без-умолку пересыпает из пустого в порожнее).
6. Купец-не купец, не однодворец, а двором заведывает.
(Ходит чем свет с метелкою, чистит сор по под-оконью).
7. Ходит снигирей ловить.
(На нос собственный).
8. Слоны продает.
(Слоняясь по улице).
9. Рюмы распускает.
(Хныкает, где надобно).
10. Так хлеб достает.
(Буде есть готовый, то с полки и в рот).
Смотри! что бы и с тобой не поступили так разумники: не ввели б в твою сказку замысловатых крючков, твой же пай на тебя б не прикинули!..
Хоть ты не то, что баба-сваха-сплетница, ты и с добрым своим суешься, да суешься-то не в пору и не к тому, кому надобно!
Понурил голову мой старик-сказочник. Видно, думает, и впрямь я, под старость, без меры болтлив стал; молчать бы мне почаще, лучше бы; уж меня и прежде за это ругали-ругали, хаяли-хаяли, а я-таки опять с грешным телом да в горячий кипяток!.. Бывает, идет иному счастье такое безолаберное… иной скажет из десяти слов одно умное, его по головке погладят; а иной весь век умно говорит, да коли раз обмолвился, то и пошлый дурак!.. так видно на свете устроено.
Да ну, так и быть; начну сказку рубить просто с плеча, чтоб была ни холодна ни горяча, а так, тепленькая: что бы у умного от холода язык не распух, а глупенькой не ожегся бы!
Вот вам сказка с прикрасами, не с моими, с чужими лясами; я ее купил на толкучем, так не знаю, будет ли толк в ней, она там висела на веревочке, под деревянным колышком; еще и продал-то мне ее мужик с рыжей бородой, в нагольном тулупе. Вот видите, я все рассказал, ничего не потаил от вас; а буде не верите, то сами подите справьтесь, спросите у него сказки такой, и он вам их хоть сотню повынимает и все одной масти, да еще с фигурами, а у меня, извините, никаких фигур тут нетути.
Вот вам она…
Сказка о Парамоне и о жене его Матрене, и о том, как Парамон ходил в город жене чоботы покупать
I. О том, каково Матрена жила с Парамоном
Жил-был мужичок Парамон; малой во всем хват, да больно простоват, и женись он еще, с дуру, на умнице; запропастил бедняга ни за что свою голову: то есть, просто жена из него, что хочет, то и делает, как ей поволится, так его и поворотит и выворотит; ровно куль с овсом стал бедняк Парамон: повалят – лежит, поставят – стоит, захотят – набьют, захотят опять вытряхнут!. Просто, одурила парня женитьба, сбила с толку; правду говорят, что станет овцой если загонять и волка.
Уж какому, в деревенском быту, какому в хозяйстве толку быть, когда жена станет головой мужниной, а настоящая, доморощеная голова мужнина готова вместо помела в печи заметать!.
Так оно и вышло: что не надо-де дуги, коли есть дышло.
Был прежде у Парамона на гумне хлеб, была на поле скотинка, кого бывало по пути занесет Бог, то найдется про того и пирог и масла скрынка; и одежи всякой у Парамона, и другого-прочего попроси, все есть, всего сыщешь-бывало; одного не доставало: жены-сатаны, вот дядя Парамон и приобрел себе таковую.
Была она с месяц тиха, знать боялась греха, а там стала понемножку всбрыкивать; да как спознала, доведалась, что дядя Парамон для нее, что пугало для ворон: только кажется с виду страшен, а и рукой не взмахнет, хоть сядь ему на маковку; вот принялась Матрена учить Парамона; школить, муштровать на свою бабью стать, взяла повадку точат и кроить, делать из мужа то верх то подкладку… И хитра же была шельмовская!.. В людях бывало сидит, не дышит, только Парамона и видит и слышит; он к соседам, и она за ним следом, выйдет ли от них он, и она вон; поедет ли на базар, и она, что товар, уж торчит на возу!.. А как дома вдвоем глаз-на-глаз останутся… ну!.. тут бедняк Парамон места и под лавкой не отыщет, негоде на палатя залечь; тут только и слышна её речь, а уже его речи впереди остаются; тут, как не смирен Парамон, а уж гляди в оба зорко, что бы не досталось на обе корки; легла ли жена спать, не тряхнись, не ворохнись, ни зевни громко, что бы не потревожить её милости; захворала ли какой лихой болестью, хоть днем, хоть ночью, за версту беги к знахарке за лекарственным снадобьем; а попробуй перечить, так кажись только и жил.
Так вот я к этому-то слово и молвил… какому же-мол тут толку быть?
И действительно: Парамон и парифм-то был хомяк-хомяком, а как зачала еще муштровать жена бойкая, то стал таким олухом, что хоть воду на нем вози; то есть, кажись, просто, обортай ему уздой голову, да скажи: ты-де конь! так он сам в оглобли впрягаться пойдет… Так беднягу загоняла жена, пусто ее!..
А еще и в том толк: что как там баба ни хитри дома, как ни економничай, что бы там из горшка лишний уполовник щей выгадать, да пожиже кашу сварить, что бы круп меньше шло, а если муж своего добра за избою не может сберечь, то скоро и в избе нечего будет поставить в печь!.. Так вот и наш грешный Парамон, думая и дома и на пашне, и в овине и на току только про-жену одну, только размышляя ей угодить, не перечить бы словом да биту не быть, совсем растерялся сердяга умом-разумом: из страха, чтоб жена не бранила, что зерно будет сыро, два овина сжег; взабытьи насеял ржи к весне, а к зиме горох; а не знавши как дела поправить, призанял всего у соседей, что бы лишь жена ничего не проведала; пришло время отдать, денег нет, животами поплатился; да такими-сякими манерами не оставил у себя ни гроша в кошеле, ни зерна в земле, а животов всего на все осталось: лошаденка кляча, коровенка ростом с ягненка, бычишка не мудрый, да козел уже состаревшийся.
Баба-Матрена, хоть занималась себе хозяйством, спрядала льну – по две кудели в неделю, да ткала в год по холсту; она, видите, праздников больше будней насчитывала и всего чаще смышляла, как бы лучше понарядиться, да в люди явиться, – та к стало ей некогда и присмотреть было, что у мужа оставалось мало, да и то сплыло!..
II. От чего парамоновой жене захотелось новых чеботов
Раз, на селе, в большой праздник, в Семик, коли знаете, еще когда яишню пряженую готовят, да с березкой пляшут, да припевают:
Под липою стол стоит.
Под тем столом девица.
На девице…
Тьпфу! что я вру, не так бишь оно поется!.. старость прихватила, все песни позапамятовал, да не в этом сила!
Ну так в этот-то большой праздник и дерни нелегкая старостиху Козминишну выдти в новых котах строченых хоровод водить…
Как увидела это Матрена Поликарповна, куда ее и веселье девалося и голову повесила, и лишни не ест, только искоса на мужа поглядывает; другие думают: что с ней стало? видно выпила мало; подносят вина.
«Матушка, Матрена Поликарповна! покорно прошу!..»
– А вот я у мужа спрошу; велит ли еще пить, как бы битой не быть! отвечает Матрена; кинулась к Парамону и шепчет на ухо: смотриж у меня, ты завтра же купи коты такие, как у старостихи!
Вишь ведь какая завистливая проклятая!
Парамон и голову понурил… вот-те курочка и махоточка (горшок): полезай небось! теперь не спасет и авось; теперь хоть матушку-репку пой, а коты купи, уж жена от своего слова не попятится!.. А на что их добыть? Кабы ты знала да ведала, моего горя отведала, думает себе Парамон, запустив руку в карман да изредка на жену поглядывая, ведь нам не бесы деньги куют, а на базаре даром никому не дают; посмотрела б ты в мой карман… вишь! тут вот один кукишь – что хочешь, то и купишь!
Назавтра еще добрые люди спят после праздника вчерашнего, иной пьянчуга, как ни рано встает, а еще и опахмелиться не успел, а уж в избе Парамона дребезжит Матрена, бьет языком, что шерстобит струной жиленою…
Да куда ты все девал, куда промотал? пропьянствовал, прогулял!.. не даром видно без меня два-раз на базар ездил, вот теперь и нет ничего!.. Ах ты окаянный, ах ты голова непутная, забубенная! Да что ты затеял? Да по твоему ли уму безтолковому такие деда?.. Ах ты чучело гороховое, ах дурацка стать!»
Парамон нигугу; сидит на лавке, подле самой двери, не шелохнется, только глазами похлопывает, да нет-нет на дверь взглянет, чтобы тягу задать, буде жена так озартачится, что кинется бить.
«Да мне распрострели тебя на части, да дуй-те горой!.. Да хоть лопни ты, а чтоб были коты, чтобы я их видела… слышишь!.. Возьми своего бычишку да козла негодного, они то же, что и ты, только даром сено едят; веди их на базар, ступай, и там хоть себя заложи, а коты добудь… не то и мужем моим не будь, и на глаза не кажись; прибью я тебя, притаскаю, да и всем соседям расскажу, что ты беспутничаешь.
Обрадовался несказанно Парамон, что жена его настроила сама как горю помочь, бух ей в ноги…
– Матушка, Матрена Поликарповна, все исполню и сделаю, лишь помилуй, прости моей дури – не срывай сердце на моей шкуре!.. а позволь как приказала, позволь так учинить; продам я и козла и быка и заложу в придачу себя-дурака, лишь бы только тебе угодить, лишь бы тебе услужить… окажи свою милость, позабудь мою провинность!
III. Как Парамон отправился за чоботами
Вот в туже пору, в тот же час и поехал наш дядя Парамон в город, сел на быка и отправился, а козла-сердягу обортал за рога веревкою и пошел за собой; да столько бился, бедняк, маялся с своими животами, пока до города доплелся, что и сказать нельзя: бык-то ни вскачь ни рысью не умеет бежать, а старый козел на другую стать: то кинется в бок, то назад попятится. А! молвил Парамон упрям ты бык, что жена Матрена, а сам только это вымолвил, да и зажал рукою рот, да и оглянулся назад, не стоит ли жена за ним; видит, жены нет, перекрестился до и зачал опять с своими животами раздобарывать: упрям ты бык, да я упрямей тебя, не хочешь ты ехать, так идиж пешком! Слез Парамон с быка, накинул ему свой кушак на рога и пошел вперед, а быка да козла за собой ведет и думает: что, нелегкий вас побери, давича вы все врозь да врозь, а теперь идете рядышком небойсь!.. Толькоб до города добраться, пусто вас; сей час первому встречному за ничто продам, а уж над собой ломаться не дам.
Так калякая да мерекая, да плетяся шажком с козлом да с быком, по большой дороге, отбиваючи ноги, дошел Парамон к ближнему селу; еще и к обедни не благовестили, как он до места довалился, да так упыхался, так сердяга взопрел, будто целую чашку горячих щей съел, а чего тебе, ему и вчера-то вечером жена порядком перехватить не дала!..
Вот вошел он на первый двор, попросил поснедать чего бы недорогого, и чего больше, вестимо луку да квасу да хлеба кусок; пора летняя, да и не пост же великий, так толокна не дадут небойсь.
Поел-себе, покуштал дядя Парамон, на скорую руку; а не то, думает, в город на торг не успеешь, так долголь до беды оттоль в дороге заночевать! Вынул Парамон из кошеля полтинку и расплатился за угощение.
«Ты бы, дядюшка, говорит хозяйка, животам-то сенца дал.»
– Нет, тетка, что их кормить попусту; ведь я их на торг продавать веду, так оно все одно, будь они сыты или голодны, цена одна.
«Да вишь они какие тощие и вол-то кажет не больше городского козла откормленого…»
– Эх тетушка-матушка, дуй их горой, ведь не жалко б было, коли их за деньги продать, а то вишь надо на коты менять, так пусть уж они и сами будут не лучше, как кошки голодные! надо правду сказать, и я теперь с твоей летней похлебки не сытее их!
«Ну ин как хошь! прибавила тетка-дворница.
– Да так и хочу, как сказывал – молвил дядя Парамон.
IV. Как ошибся Парамон и попал ни туда куда надобно
Пошел опять дядя Парамон со своим добром, пошел тем же порядком, тем путем. Долго ли коротко неблизко ли далеко ли, шагом или рысцой, сушью или грязцей, как ни пойдешь все таки до места добредешь; черепаха ползком, что и конь скоком, все таки доходит куда ей надобно. Так и наш дядя Парамон дошел-дотащился до города уже поздо к вечеру, весь в поту сердяга, точно в воду окунут был, да глядь… ан вот-те Марфа еще орех, о жене ль думая, или о быке с козлом, иль о котах женинных, – пошляндал он от села совсем в противную сторону, да хоть и пришел в село, да со всем в незнакомое, неведомое.
Ну, думает, беда теперь моя, видно к худу так пошло на меня! Нелегкая знает, как это я обмешулился! Однако как же быть, не назад же иттить, остаться видно тут переночевать да отдохнуть, да завтра подальше отправиться.
Так как ничего с ним в пути не приключилось особенного, кроме как-то, что он, хоть не хотя, а должен же был животов покормит, то я вам и не стану рассказывать; а вот что было дальше, то, буде в угоду, послушайте.
Пришел ли, приехал ли, заве до по неизвестно, уже на другой день и тож к вечеру, наш Парамон припожаловал в город незнаемый, в такой, что страшно и кругом посмотреть… настроено вишь дом на дому, и людей-видишь разных видел тьму, как опосля сам рассказывал.
Пришел, спросил где постоялый двор; показали люди добрые; эка вещь, и двор-то постоялый такой, что у его барина палаты меньше; страшно кажись и войти-то туда. Однако делать нечего, приходит плыть, коли брода лет, дядя Парамон давай своим умом раскидывать, как бы в такие хоромы ночевать вкарабкаться! Вышел какой-то парень на двор, Парамон ему в пояс поклон.
«Можноль, кормилец, не во гнев твоей милости, учинить мне такое благодеяние, дозволить здесь приютиться, ночевать-остановиться двоим скотам моим да мне Парамону грешному?»
– От чего же не можно; поди спроси дворника.
«Да где ж мне найти его милость господина дворника?»
– А вон видишь он в синем кафтане стоит.
Парамон опять поклон. «Благодарствую, родимый, на ласковом слове!» поплелся к дворнику и думает: ну, от это отбоярился, как-то с тем придет сговорить: вишь он в кафтане каком, у нас сам староста, даже и по праздникам в смуром похаживает, а и с тем не больно сговоришь.
Однако напрасно робел дядя Парамон, дворник только спросил чего ему надобно, безо всяких речей велел козла да быка на дворе оставить, а ему самому на кухню идти.
Слава Тебе, Господи! думает Парамон себе, здесь страшно только снаружи, а внутри как и в нашей избе, только места побольше, а то есть и палати и печь, можно будет прилечь да переждать до завтра; вот бы беда, кабы меня на верьх повели, толку там мало, только высоко от земли.
Однако немного погодя набуркалось столько народу в кухню, что дяде Парамону показалась и эта широкая изба тесней чем его; но как он устал, что лошадь извощичья, то не смотря ни на жар ни на тесноту, прилег на лавку, прикрылся кафтаном да и уснул так, хоть бы тебе в избе собственной.
V. Как парамонов бык козлом сделался
Встает поутру дядя Парамон раным-ранешенько, умылся и Богу помолился и стал думу думать, как бы на базар отправиться? Сколько ни думал, сам не придумал: кто-мол его знает, какой тут в городе порядок идет, может на базаре теснота страшная, может впору и самому пройти, так лучше одну прежде скотину отведу да продам, а там и другую пущу потомуж пути; впрочем дай у людей спрошу, как это здесь делается?
В избе народу еще было кой-кого, наш Парамон высмотрел такого, что похуже одет: этот-де авось толком сказать не поспесивится, высмотрел парня ощипанного, подсел к нему и спрашивает:
«А что, кормилец, скажи не откажи, посоветуй, как поступить: привел я сюда в город двух животов продать, да не знаю, вместе ли их вести аль поочереди?»
