banner banner banner
Рубашка
Рубашка
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Рубашка

скачать книгу бесплатно

Рубашка
Эльвира Викторовна Юдина

Выбирая свое место в жизни, мы как будто примеряем рубашку, ищем ту, в которой нам будет удобно. Многие скажут, что сделать выбор легко, но сделать правильный выбор и потом на протяжении всей жизни нести за него ответственность очень сложно.Главные герои – Тихон и Наталья, молодые влюбленные, чья семейная жизнь омрачилась ужасными событиями, происходящими в период немецкой оккупации в годы Великой Отечественной войны. Война – время выбора, от которого будет зависеть не одна жизнь.

Рубашка

Эльвира Викторовна Юдина

© Эльвира Викторовна Юдина, 2021

ISBN 978-5-0055-0766-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга основана на реальных событиях. Фамилии, имена, названия сел и деревень изменены.

«Человеческая жизнь многогранна,

на какой грани жизни окажется человек,

это его личный выбор…»

Наталья

Ее руки нежно гладили его голову, горячие поцелуи обжигали ее лицо и губы. Черные длинные и кудрявые волосы запутались в его руках. Дыхание сбивалось в нежных объятиях любимого. Легкая перина проваливалась и тем самым еще сильнее сближала их тела. От счастья кружилась голова.

Шла третья неделя медового месяца. Молодожены были одни в пустой избе. Изба была новая, еще необжитая. Пахло свежим деревом, известью и золотистой глиной. Ее называли в деревне золотухой. Этой почти желтой блестящей глиной обмазывали шесток русской печи. Маленькие ребятишки, бегая возле печи, которая, как правило, стояла в центре русской избы, грызли углы ее углы, обмазанные золотухой. Ох и вкусная она была!

Тихон построил эту избу с отцом к самой свадьбе с Натальей. Отец Тихона Андрей Первушин давно приметил молодую девушку с черными, смоляными и вьющимися волосами. Глаза ее, на удивление всех деревенских жителей, были синие-синие, как цвет того самого озера, которое, по словам старожилов, появилось у них в селе откуда ни возьмись. «Смотришь в глаза Натальи – и тонешь!» – так говорили деревенские парни, глядя в бездонную пропасть. «Ох, если какой парень ей достанется, так и будет тонуть всю жизнь в ее глазах», – повторяли деревенские жители. Женщины и старики за синий цвет глаз прозвали девушку Озерушка.

Тихон Наталью раньше боялся, уж больно она красивая была. А улыбнется – так сразу голова кружится. Боженька и красотой ее наделил, и характером ладным. Красивая фигура, легкая походка, идет по улице, а все головы оборачивают. Она и не гордится, только улыбается всем да приветливо здоровается. Светится вся.

Отец Тихона Андрей Первушин за семейным столом только и говорил об Озерушке.

– Не знаю, куда наш Тихон смотрит. Наталья Вепрева выросла, нам бы ее в невестки. Да сейчас не старые времена, как же скажешь: «Женись»? Может, и не глянется она сыну.

Мать Тихона Федосья поддерживала мужа в разговорах.

– А мне кажется, что сынок наш тоже с любовью на нее смотрит. Не знаю, может, показалось.

Разговоры такие родители и с Тихоном заводили. Тихон все молчал, а сам тоже давно ее заприметил, уж больно красивая она была. Но думал: «Не посмотрит на меня!» Друзьям всегда говорил об этом, когда те намекали ему, что Наталья поглядывает на него.

Сейчас его счастью не было предела. Вот они муж и жена. Тихон и Наталья. Она в сильных его объятьях, а он в любви ее и ласках.

Что же такое любовь? Вечный вопрос. Ответ и прост, и сложен. Но, без сомнения, это безграничное счастье, от которого человек задыхается, поет, даже если нет ни слуха, ни голоса, летает, распахнув крылья, и ждет встречи, как наваждения. Ничего вокруг нет, только эти горящие глаза, божественная улыбка и запах любви и нежности.

Началось все с деревенских гулянок. Однажды сельская молодежь танцы устроила. Плясали под деревенскую гармошку.

Как в любой деревне, был там парень гармонист, без которого не обходилась ни одна гулянка; парень молодой, с открытым славянским лицом и доброй улыбкой, всех веселил и настроение поднимал. Его звали на деревенские праздники, юбилеи и свадьбы. Гармонисты в деревнях были на вес золота. Про них говорили «первый парень на деревне». Гармонь заливалась до самого утра, а гармонисты уходили с вечеринок последними, иногда с гостинцами: то крупы дадут на радость, то сахар, то свежие куриные яйца. Любили гармонистов, уважали, почитали и по-свойски называли деревенского музыканта Васька-гармонист.

И вот развернул Васька-гармонист свою гармошку в кадрили вечерком на лужайке, возле старых тополей, недалеко от здания правления колхоза. Молодежь заплясала, остальные запели. Все веселились. Старики проблемы колхозные решали. Но пришло время, и народ стал расходиться. Молодежь пошла гулять до рассвета, а старики отправились ночь коротать.

Под самый занавес такой веселой деревенской гулянки Наталья в кадрили ногу и подвернула. Плясунья она была, веселая и смешливая. До окончания танцев просидела она на скамейке у местного клуба. Скамейки те приносили деревенские парни для своих девчонок. Тут Тихон к ней и присел. «Молодец! Решился», – думала Наталья.

Разговор завязался сам собой.

– Что, больно? – спросил Тихон

– Больно, очень! – потирая ногу, простонала Наталья.

Но встать Наталья не решалась. Они долго разговаривали о друзьях, погоде, работе в колхозе. Заговорились так, что даже и не заметили, как все разошлись. Пора было и Наталье домой идти. Встала она со скамьи – а идти не может. Больно ноге. Тут Тихон ее и подхватил на руки. Так на руках до дома и донес. Путь не близкий, но любимая девушка была легкой. Нес он ее без устали, даже с радостью. Мать Натальи Пелагея уже за воротами стояла и ждала, никогда дочь ее так долго не задерживалась. Увидела мать, что Тихон Наталью на руках несет, и обомлела, но, прикрыв рот руками, промолчала, не произнесла ни слова. Тихон молча занес Наталью прямо в дом и аккуратно, словно сокровище, положил на кровать. Еще раз посмотрев на предмет своего обожания, он улыбнулся и вышел за дверь. Долго Наталья смотрела в окно сквозь колышущую на сквозняке занавеску и провожала взглядом силуэт парня. Запах Тихона остался на одежде девушки: то ли пряников медовых, то ли парного молока… Сладкий такой!

На следующий день к вечеру, часам так к восьми, Тихон осторожно постучал в окно к Вепревым. Наталья лежала на кровати. В окно выглянула мать и пригласила Тихона в дом. Но он отказался, только попросил Наталью к окну позвать.

– Ну, все! Сейчас так и будет ходить, – заворчал Никита Вепрев, улыбаясь в черные усы.

Он одобрительно посматривал на свою дочь, понимая, что та выросла, стала такой красавицей. Отец гордился ей. Наталья очень хорошо понимала взгляд отца, она знала его с детства – строгий, но сквозь улыбку, которая скрывалась в густых шикарных усах.

Первое свидание с позволения родителей прошло на подоконнике дома Вепревых, которое выходило на деревенскую улицу. Наталья повисла на подоконнике со стороны избы, а Тихон стоял возле окна и пристально вглядывался в лицо любимой. Так происходило потом практически каждый день, пока Наталья не смогла наконец наступать на ногу. Только наблюдали родители, как дочь их радостно дрыгала ножками, переваливаясь через окно. Свидание длилось долго, пока хозяин дома не распорядился об его окончании, ссылаясь на мошкару и комаров. Наталья, смеясь, махнула рукой Тихону и закрыла окно.

Так они и стали встречаться. Нога девушки постепенно зажила, и влюбленные стали прогуливаться. Гуляли они часто, встречали рассветы на деревенском озере, сидели на берегу, смотрели на воду или просто сладко целовались. Потом вновь расставались. Это время казалось вечностью. Как свежий воздух с синего озера, нужны были они друг другу. Надышаться не могли друг другом.

Озерушка

Недалеко от дома Первушиных было небольшое озеро. Возникло оно каким-то странным образом, по крайней мере так рассказывали старожилы.

Однажды стали они замечать, что возле оврага появилась небольшая лужа. Каждое лето эта лужа подсыхала, но вдруг вода стала прибывать. Старики говорили, будто изнутри вода пришла. Много земли эта вода забрала: пастбища, луга, поля. Но что против природы скажешь и сделаешь? Воде не объяснишь, что поля колхозные, пастбища для колхозных коров и лошадей. Люди боялись, что и в дома эта вода придет. А еще старые жители опасались, что это озеро чудное сольется с речкой Куприяновкой (по названию самого села) да и совсем утечет. Но природа умная: остановилась вода в озере примерно за километр до сельских домов. Первушины помнили, что их бабка с дедом, которые жили в этом же доме, все по ночам боялись, что вода в их дом придет. Большой семейный дом стоял на самом краю. Старые люди говорят, что как остановилась лет сто назад, так больше вода и не прибывает. А цвет озера этого – синий. Поэтому и стали Наталью Вепреву за ее синие глаза называть Озерушка. Чудо, да и только! Как еще объяснить такое явление? Озеро посреди колхозного поля синего цвета! С окрестных сел и деревень приезжали смотреть на это озеро. Говорят, что долго боялись к нему скот подпускать. Но, как это бывает, случайно попила воду из синего озера бежавшая мимо собака и осталась жива – так и поняли, что вода не опасна для людей и животных.

Гуляли влюбленные вокруг озера ночами, пока с тех мест летняя гроза не выгоняла. Бывало, сидят Тихон с Натальей вдвоем на поваленном дереве возле озера, прощаются да расстаться не могут, словно магнитом притянуло друг к другу. А далеко за рекой молния сверкает.

– Ой, Тихон, гроза скоро! – беспокоилась Наталья.

А Тихон от губ ее оторваться не может:

– Да нет, калинники играют.

Калинниками называли в деревне мелкую молнию без дождя, которую еле видно на горизонте. И сидели они так до «настоящей» грозы. Только ливень и заставлял их мигом убегать с берега синего озера. Мокрые, но счастливые, бегут они, взявшись за руки до дома Первушиных. Забегут под крышку высоких ворот, обнимутся и пережидают грозу. Мокрые от дождя, теплые, молодые тела жались друг к другу, пытаясь согреться. В унисон бились их сердца, и казалось, что дороже и роднее нет никого на свете.

Так и гуляли они все лето. И счастья их было не передать. Уже и листья желтые полетели, а влюбленные сердца все объяснялись в любви друг другу. И неважно им было: лето, осень или зима. Самое главное только – быть вместе навсегда, на всю жизнь.

О свадьбе Тихон заговорил зимой, в лютую стужу. Видимо, замерз да так крепко обнял Наталью, что у нее дух перехватило.

– Давай, Наталья, свадьбу весной сыграем, после пасхи?! – взволнованно предложил Тихон.

– Ой, быстрый какой! Мамаша с тятей три года женихались. Стыдно, рано мне еще, – отвечала девушка.

А Тихон ее целует. Наталье все время казалось, что пахнет он так сладко – не то молоком, не то пряниками медовыми. Очень знакомый запах. В детстве она испытывала такие же минуты счастья и радости, когда отец из города возвращался, привозил пряники медовые. От запаха пряников у Натальи кружилась голова, и каким же счастьем было кушать эти пряники с парным молоком! Этот запах остался в памяти на всю жизнь, и только он приносил ощущение радости и счастья, силы от рук отца, когда он обнимал ее после поездки из города.

Тихон прямо-таки расцвел за этот год, если можно так про мужика сказать. Высокий стал, коренастый, плечи не обнять, волос светлый, глаза серые, а брови густые-густые, хоть косы заплетай. Главное, румянец на щеках. Румянец никогда не исчезал с его упругих щек. Улыбка его обаятельная завораживала всех. Он напоминал нежного богатыря. В его объятиях Наталья чувствовала себя слабой, но абсолютно защищенной.

Влюбилась Наталья в Тихона – да так, что ночами спать перестала. Все запах его вспоминала да плюшевку свою нюхала. «Тихоном пахнет! Не то молоком, не то пряниками медовыми…» – вдыхая запах своей одежды, думала Наталья.

Венчание

Родители Тихона Андрей и Федосья Первушины пришли свататься к Вепревым по весне. Вепревы их уже ждали, понимая, что дело идет к свадьбе. Наталья Первушиным нравилась, поэтому выбор невесты для их сына был очевиден.

В начале лета Тихон и Наталья обвенчались в небольшой сельской церквушке из красного кирпича. Внутри храма было очень уютно, словно в деревенской избе. На полу лежали самотканые половики, коврики. Иконы размещались на стенах, на вышитых полотенцах ручной работы, ширинках – так их называли в народе из-за того, что края полотенец располагались по разные стороны. Весь храм был в венчальном убранстве: цветы, иконы, свечи, старенький иконостас светился от лучей яркого солнца, которые проникали в полукруглые своды окон. Пахло воском. Запах свечей обволакивал нежный аромат белых цветов – лилий и ромашек. Людей было много. Жители пришли посмотреть на самую красивую пару села. Кто любовался, кто завидовал, а кто плакал от счастья. С детства знали Тихона и Наталью, да и дружно люди жили на селе до войны, как одна семья, горе и радости делили вместе, словно близкие и родные люди. Женщины нарядились в яркие платья, платки повязали. Мужики рубахи вышитые надели. Одним словом – праздник на деревне, всеобщая радость.

Тихон и Наталья словно два голубя стояли перед алтарем – чистые, светлые, любящие и такие счастливые. Отец Алексий был уже старым, но сохранил громкий пронзительный голос. Он начал петь молитву. Молодые сжали в руках венчальные свечи. Богобоязненные глаза их были опущены, будто стыдились чего. Солнечные лучи проникали сквозь окна, словно через мишень, и точно устремлялись к образу Иисуса Христа. Тонкие пальцы Натальи держали кружевную свечу. Легкая дрожь охватила все ее тело. Тихон, чувствуя волнение любимой, тихо, не поворачивая головы, прошептал:

– Не трясись, Господь с нами!

Над головами молодых появились венцы. Все замерли как по указке. Слышен был лишь еле различимый голос отца Алексия, погруженного в молитвы. Нежные и теплые чувства охватывали молодых. Им казалось, что ничего подобного они никогда не ощущали. Душа испытывала все чувства одновременно: трепет, волнение, в то же время легкость, радость и удивительное чувство причастности к Богу.

На выходе из храма после венчания любящую пару встречали родители Тихона. По традиции, принимая невестку в свою семью, Андрей и Федосья трижды поцеловали своих детей – благословили их крестным знамением. Слезы радости искрились на лицах селян, бросавших на молодых цветы и пшено в исконно православных традициях. Радость была одна на всех. Свадьба, венчание, новая семья.

Медовый месяц

И вот оно счастье! Медовый месяц в новом доме. Мало кто мог из молодых пар себе это позволить, все с родителями и стариками жили. А тут Андрей Первушин подсуетился, избушка была еще его бабки. Старая сосем избенка из березы, в землю вросла так, что из окон крапиву видно было. Строили избушку еще в конце девятнадцатого века. Снесли ее отец с Тихоном и новую возвели. Она была из сосны, добротная, на три окна. Деревенские завидовали, все судачили и разговоры грязные строили. А Андрей с Федосьей все по правилам сделали, разрешение получили у председателя колхоза Емельяна Волкова. Он ценил семью Андрея, самого Андрея уважал, как и все деревенские. Федосья на ферме дояркой была в передовиках, Андрей – конюхом. Вот и позволил председатель избу новую поставить. Так ведь и Наталья с Тихоном в колхозе, чтоб город молодых не поманил, все и сладилось.

Однажды на скотном дворе случился пожар. Так никто тогда и не понял причину. Андрей выводил лошадей колхозных, многих тогда спас. Сам обгорел так, что в город пришлось вести, да и Федосью пришлось с мужем отпустить. Ухаживала за ним несколько месяцев, а домашнее хозяйство на детей и стариков оставили. Всем колхозом помогали. Поэтому без всяких вопросов председатель и разрешил Первушиным новую избу для детей построить. Наталья не верила долго, что она хозяйка в своем доме. Хозяйка! Странно… Жила она до замужества в большой семье Вепревых. Отец Трофим, мать Пелагея, бабка да восемь ребятишек. Наталья старшая самая, нянька всем. А тут и днем и ночью хозяйка. «Подумать только! Сама себе завидую. Хозяюшка!» – с легкой радостью думала Наталья. Свекор Андрей так и ее стал ласково называть, невестку свою, радуясь за сына.

Луч солнца ударил в зеркальце на печке. В избе стало светло. Небольшой лучик скользнул по избе, остановился на большом семейном столе, затем упал на кровать супругов. Медленно передвигаясь по их счастливым лицам, разбудил их. Луч тихо скользнул на лавку, затем на деревянный пол.

Утро. Тихо. Ее руки нежно гладили его голову, горячие поцелуи обжигали ее лицо и губы. Шла третья неделя медового месяца. Молодожены были одни в пустой избе. Она была новая, еще необжитая. Пахло свежим деревом, известью и золотистой глиной «золотухой», которой обмазывали шесток русской печи. Маленькая серая бабочка тихо стучит о стекло, как будто усыпляет заново. Но поцелуи все нежнее и монотоннее. Его крепкие руки обжигают ее тело, шею, грудь, бедра.

– В глазах твоих тону, – тихо шепчет Тихон.

Она тихо-тихо целует его глаза, брови, губы. Глубоко-глубоко вдыхает несколько раз запах его волос, словно надышаться им не может. Пахнет то ли парным молоком, то ли пряниками. Его запах кружит ей голову, завораживает и возвращает в воспоминания детства. Тихон нежно, но крепко обнимает ее так, что на время она перестает чувствовать этот родной и любимый запах. Это состояние ей знакомо. Дух перехватывало так же, когда Тихон ей о свадьбе говорил. Нежность, счастье, счастье…

Маленькая бабочка порхала у окна. Тихие удары ее крылышек о стекло убаюкали молодых. Спит Наталья как ребенок на руке мужа. Тихо так. Тихон нежно притулился к голове жены, словно боясь от нее оторваться. Румянец на его упругих щеках обжигает ее шею. Что же им снится в этот момент – счастье или то горе, которое скоро разлучит их?

Война

Счастливую пару разбудил резкий стук в окно.

– Тихон! Вставайте, война! Война!

Тихон не сразу узнал голос отца. Голос его изменился до неузнаваемости. Он хрипел, рыдал и кричал одновременно. Тихон нежно вытащил руку из-под Натальиной головы, соскочил с кровати, схватил первую попавшую под руку рубашку, висевшую на слабо натянутой веревке возле печи, натянул штаны и выбежал к отцу. Наталья проснулась от стука двери. Она по привычке положила свою голову на подушку мужа, глубоко вдыхая запах любимого супруга. Девушка встала, подошла к окну, приложилась ухом к холодному стеклу. Услышав разговор мужа со свекром, ее руки стали медленно опускаться вдоль тела. Она слышала весь разговор, впитывала каждое слово. Черные волнистые локоны медленно падали ей на плечи.

– Война… Война… – произносила шепотом молодая женщина.

Она побежала к печи – еды нужно приготовить. Чугунки с печи упали ей под ноги. Она нервно стала собирать их. Медленно поднимая глаза, она увидела перед собой босые ноги Тихона. Слезы капали из ее синих глаз. Тихон обнял жену за плечи.

– Война, Ната! – произнес он. – Завтра нужно явиться на сборный пункт к сельсовету. Приготовь еды мне и вещи.

Она смотрела на него и не могла отвести глаз. «Какой он у меня красивый в этой белой самотканой рубашке», – думала Наталья. Яркие красные нитки сочетались с его румянцем.

– Я рубашку эту тебе с собой положу, – неожиданно произнесла Наталья, положив свои тонкие руки ему на плечи. – Она беречь тебя будет, я же ее своими руками вышивала. Руки мои всегда с тобой будут, от пуль тебя спасут руки мои!

– Маркая она, не надеть ее, да и форму выдадут, – буркнул Тихон.

Наталья резко изменилась в лице, огорчилась. Тихон с нежностью посмотрел на жену, тяжело выдохнул. Не устоял перед ее грустными синими глазами.

– Сбереги ее. Я вернусь, носить буду.

Рубашка

По деревенским обычаям молодая жена должна была подарить на свадьбу мужу вышитую ею рубашку. Такое поверье означало, что жена будет мужа почитать, любить и уважать, оберегать от болезней, несчастья и сохранять ему верность, что бы ни случилось в их совместной жизни. Шить рубашку Наталья начала в то время, как о свадьбе договорились с Тихоном, еще с зимы. Работа долгая, кропотливая. Сначала нужно было соткать на домашнем ткацком станке тонкое полотно изо льна. Лен еще лежал у матери Натальи Пелагеи. Ткала Наталья в основном ночью, когда вся семья уже спала после трудового дня. Но никто и не слышал редкие удары ткацкого станка. Сон был крепкий, глубокий у родителей, бабки и младших братьев. Иногда только отец во сне всякую несуразицу извещал. Наталья остановит станок, прислушается, хихикнет – и снова за дело. Так и ткала, пока сон ее не валил с деревянной лавки. За два месяца самотканое полотно было готово. Ниточка к ниточке, с любовью и нежностью. Белый материал передавал всю трепетность ее чувств к Тихону. «Вот ведь придумали предки наши своим женихам рубашки шить, – думала Наталья, – хлопотно, но приятно».

Кроить и шить выбрали тоже в ночное время. Бабка Настасья днем подремала, чтоб ей сил хватило внучке своей помочь. Мерки сняли с отца Натальи Прохора. Раскроили рубашку на огромном старинном сундуке. Рубашка большая получилась. Наталья все приговаривала:

– Большая будет, бабка!

А бабка Настасья знай себе под нос:

– Большая – не маленькая. Войдет, даже когда в лета войдет.

Неделю Наталья под пристальным контролем бабки вручную обшивала да сметывала рубашку Тихону. Орнамент для вышивки вместе с бабкой Настасьей придумали, выбрали только красные нитки. Узор был не броский, кроткий, выдержанный, но очень нежный и приятный глазу. Витиеватый рисунок вышивки располагался по косому вороту, вдоль груди и на манжетах рукавов. Рубашка пахла свежестью и чистотой. Через месяц оберег был уже готов. Бабка Настасья как-то по утру сходила на утреннюю молитву в храм к отцу Алексию и захватила рубашку самотканую с собой в узелочке. После службы она тихо подошла к настоятелю.

– Батюшка! Освети рубашку, внучка для жениха шила!

Батюшка, не мешкая, взял узелок, достал рубашку и стал читать молитвы. Долго читал, наложил на рубашку крестное знамение, окропил святой водой, и Настасье досталось святой водой по лицу. Как глоток свежего воздуха вдохнула она глубоко, словно сил прибавил ей батюшка. Отец Алексий произнес несколько слов после обряда.

– Беречь будет эта рубашка своего хозяина в самые тяжелые испытания. Берегите ее. Положите эту рубашку возле иконы дома до самой свадьбы. Видно, что с огромной любовью кудесничали над ней. Любовь – штука сильная. Хранит и спасает.

Настасья благодарно улыбнулась. Отец Алексий грустно выдохнул и, опустив глаза, произнес:

– Я ведь до сих пор тебя, Настасья, забыть не могу, уж сколько лет прошло! Годков сорок наверное.

– Ой, батюшка, что ж сейчас об этом говорить? Я сейчас об счастье внуков пекусь, пусть у них все будет хорошо в жизни. Говорят, церквушку нашу снести хотят… Не уж-то снесут, Алексий? – перевела разговор Настасья.

– Давно уж новая власть снести хочет. Удивляюсь, что же медлят! В округе не осталось ни одного храма, да и часовни разобрали на дрова. А наше место как намоленное. Каждый день жду, что взрывать начнут, уж и утварь кое-какую прибрал, ан нет, не приходят.

– Ладно, батюшка, пойду я, спасибо тебе.

– Наталье от меня благословение передай! – вслед произнес Настасье Алексий.

Долго смотрел ей вслед Алексий, воспоминания захлестывали его. Влюблен был он в нее в юношестве. Теперь смотрит и удивляется: походка та же, фигура та же, а плечи тяжелые, словно груз какой несут. Это был груз страданий, слез, которые были выплаканы по Алексею. Слезы от расставания с любимым человеком. Но все давно в прошлом, словно в другой жизни было. Сейчас Настасья печется о своей любимой внученьке Наталье, молится, чтоб уж у нее все было славно. Очень уж хотелось Настасье, чтоб Наталья век свой жила в любви да в радости.

Настасья

По пути домой воспоминания одолели Настасью. Любила она Алексия, очень любила. Долго они встречались, да родители Алексия не разрешили ему жениться на простой девушке из крестьянской семьи.

У него родители в городе жили, фабрику держали. Женили тогда его на дочери фабриканта. Богатые были обе семьи. Убежала тогда Настасья из дома в город да и устроилась на работу на фабрику отца своего любимого. Долго она ждала от Алексия объяснения, да ждать перестала. Посватался к ней городской доктор. Вышла за него замуж, не раздумывая. Вскоре она поняла, что беременна. Но недолго Настасьино счастье длилось. Доктор в скором времени чахоткой заболел, заразился от больных. Сам больных выхаживал, а себе помочь так и не смог. Родила Настасья от этого доктора доченьку да и не стала больше с Алексием встречаться. Не хотела его беспокоить. А то куда по городу ни пойдет, везде его видит с женой. Как будто специально Боженька их сталкивает. Уехала обратно к себе в деревню, так и жила одна с дочкой в родном селе.

Но и Алексий долго в браке не прожил. Жена его, дочь фабриканта, старше была годков на восемь. В родах умерла, а ребенок Алексия прожил всего несколько дней. Алексий все себя корил, что он виноват в смерти жены и сына. Однако время шло, а Настасью забыть он так и не смог. Приезжал к ней в деревню не раз и не два. Долго он за ней ходил, уехать предлагал, уговаривал, руки целовал да в ноги падал. Потом пропал на несколько лет – ни вестей, ни сплетен деревенских. Появился только годков через семь. Приехал в Куприяновку и стал настоятелем сельского храма. Старая церквушка была, но люди любили ее, уютную, со старыми мироточивыми иконами. Зайдешь в нее – пахнет воском, на душе становится чище и светлее.

Время для церковнослужителей тогда было непростое. Был 1919 год, суровый постреволюционный период, гражданская война. С того времени все и грозятся храм снести. И горел храм не раз, и грабили его то белые, то красные. Потом подлатают здание, иконы соберут по домам – и снова люди приходят молиться да Господу служить. Наверное, молится Алексий и за село, и за храм, да и за Настасью с ее семьей.