banner banner banner
Россия в современной геополитике
Россия в современной геополитике
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Россия в современной геополитике

скачать книгу бесплатно

Россия в современной геополитике
Геннадий Николаевич Нурышев

В монографии представляются результаты исследований, связанных с анализом тенденций и закономерностей развития России, ее места в глобальном геополитическом пространстве. Материалы книги, предназначенной для научных работников, преподавателей вузов, аспирантов и студентов, позволят углубить их геополитические знания.

Геннадий Николаевич Нурышев

Россия в современной геополитике

Введение

В современных условиях государства как субъекты международного права перестают быть единственными и главными факторами современной геополитики. Формирование транснационального мира ведет к «перетеканию» внутренней политики государств во внешнюю и наоборот. Граница между ними становится условной. Современные процессы мирового развития приводят к повышению субъектности регионов, их геополитической и геоэкономической самоидентификации в национальном и глобальном аспектах. Геополитическое измерение конфликтов начала XXI вв. проявляется в том, что на относительно небольшом региональном пространстве сталкиваются интересы крупнейших держав мира, воспроизводится глобальное цивилизационное, социально-экономическое противоборство. Поэтому традиционное понимание геополитики трансформировалось, наполнилось новыми смыслами. Расширилось понимание ее базовой категории – феномена пространства. В условиях глобализации стала актуальной проблема внутренней геополитики, сохранения единого внутреннего геополитического пространства государства. Префикс «гео» в контексте современных геополитических проблем уже увязывается не только с географическим пространством, но и с иными пространственными категориями. Расширилось понимание ее базовой категории – феномена пространства. К иным пространственным категориям относится все чаще упоминаемая в последнее время категория геоэкономического пространства (сфера, в которой функционирует глобальная экономическая система, рассматриваемая в ракурсе мирового воспроизводственного процесса). На Западе геоэкономика заявила о себе как новый вид геополитики для утверждения нации-государства в небывалых мировых масштабах. В современной исследовательской литературе на первый план все чаще выходят и пространственные категории, которые имеет смысл рассматривать, опираясь на культурологический подход.

К таким категориям относится, прежде всего, геокультурное пространство, под которым подразумевается система устойчивых культурных реалий и представлений, формирующихся на определенной территории. В данной ситуации конкретное государство, территория, регион предстают как некая геополитическая, геоэкономическая и геокультурная целостность, демонстрирующая динамический момент в геополитическом анализе. Развал СССР и восточного блока сделал возможной геополитическую концепцию западной империи в постмодернистском смысле и показал эффективность геополитических технологий «управляемого хаоса».

Глобальные процессы показали, что прежняя система эксплуатации мировой периферии исчерпала свои возможности. Поэтому Запад уже активно осваивает национальное геополитическое, геоэкономическое, геокультурное пространство России, других стран СНГ и Прибалтики. Глобальные геополитические акторы надеются «заморозить» сырьевую направленность постсоветского пространства. Слабость символического капитала российской геополитики, отсутствие на государственном уровне геополитической практики символических действий, стратегического планирования ее исторической, политической судьбы могут привести к потере геополитической субъектности государства в глобальном геополитическом пространстве.

Актуальность проблемы и ее недостаточная научная разработанность определили выбор темы, цель и задачи исследования. Объектом исследования стали современные процессы в глобальном геополитическом противоборстве. Предметом исследования стал процесс анализа места современной России, тенденций и закономерностей ее развития в глобальном геополитическом пространстве. Поэтому нам представляется целесообразным раскрыть основные, актуальные на нынешнем этапе, геополитические концепции и методы геополитической экспансии в современном глобальном геополитическом пространстве, роль России в мировой геополитической конкуренции. Для достижения этой цели были поставлены следующие основные задачи:

– определить основные направления современной геополитики, которые представляют особую актуальность в настоящее время;

– провести сравнительный анализ актуальных геополитических концепций современности;

– систематизировать основные теоретико-методологические основания этих концепций;

– выявить основные тенденции и закономерности в современном геополитическом противоборстве;

– рассмотреть роль и место России в современных геополитических процессах;

– раскрыть теоретико-методологические основы геополитического анализа региональной структуры геополитического пространства современной России;

– раскрыть актуальные геополитические вызовы и угрозы современной России;

– обосновать базовые параметры современной российской геополитики, предложить пути повышения ее эффективности;

– проанализировать основные пути укрепления геополитического пространства и территориальной целостности России как субъекта мировой геополитики.

Монография базируется на теории и методологии, изложенной в фундаментальных трудах отечественных и зарубежных исследователей по проблемам современной геополитики. Работа состоит из четырех глав. Первая глава посвящена раскрытию теоретико-методологических вопросов внутренней геополитики России. Принимая во внимание важность таких актуальных направлений, как геоэкономика, геокультура, геополитика хаоса, они выделены соответственно в отдельные главы. При изложении теоретико-методологических вопросов последней главы показана связь с проблемами, которые нашли свое отражение в предыдущих главах.

Глава 1

Внутренняя геополитика России

1.1. Теоретико-методологические аспекты внутренней геополитики

В современной геополитике все более актуальными становятся вопросы обеспечения успешного контроля государством собственного геополитического пространства в максимальном объеме на основе внутренних геополитических факторов в целях сохранения и повышения своего геополитического статуса в глобальных геополитических процессах. Эти вопросы являются объектом внутренней геополитики государства.

Роль и значение отдельных территорий и регионов в геополитическом положении государств в мире подчеркивали в своих трудах еще классики геополитики. Так, Х. Маккиндер выделял геополитическую роль Восточной Сибири, расположенную восточнее Енисея и богатую природными ресурсами, назвав эту малозаселенную территорию Lenaland. К. Хаусхофер в своей геополитической доктрине отмечал германские территории Kleindeutschland, а также Grossdeutschland. Региональный подход к геополитическим явлениям осуществил французский географ П. Видаль де ла Блаш (1920-е гг.), который предпринял анализ внутригосударственных территорий.

Школа И. Лакоста специально выделяет в качестве своих исследований «внутреннюю геополитику», считая, что территориальный конфликт, региональные явления, а не государство в целом является главным объектом анализа. В 1986 году Лакост и тридцать шесть других авторов издали гигантское трехтомное исследование развития «региона» во Франции. Изучение региона стало примером исследования «внутренней геополитики» в отличие от анализа «внешней геополитики» [328, 230—250].

В основе теории Лакоста – анализ конкретных региональных (локальных) ситуаций с использованием некоторых методологических моделей, заимствованных из инструментария классической геополитики. Геополитические соображения в его концепции служили лишь для оправдания устремления властных инстанций относительно определенных территорий и населяющих их людей. Как отмечает А. Дугин, «внутренняя геополитика» Лакоста как бы «деглобализирует» геополитику, отказываясь от глобальных парадигм, существенно сужая масштаб и конкретизируя предмет исследования. То есть, предметом изучения выступает уже не формальная зависимость внешнеполитической стратегии государства от его месторасположения, ресурсной базы и иных географических условий, и не вопросы глобального миропорядка, а, скорее, методы государственного регулирования на собственной территории и формы регионального взаимодействия на уровне межгосударственных взаимоотношений [87, 133].

В японской геополитике в первой воловине ХХ века развивались принципы и методы пространственного планирования для внутренней Японии и ее колоний – Маньчжурии, Кореи, Формозы. По мнению многих зарубежных исследователей, включая Г. Спенсера и М. Вебера, внутренние, региональные процессы государства представляют собой важные элементы геополитической динамики [428, 94-104].

Можно выделить несколько подходов в зарубежных исследованиях внутренней геополитики государств. Так, упомянутый выше мир – системный подход делит геопространство на ядро, полупериферию и периферию по роли территорий в экономике (эксплуатация или подчинение) и уровням экономического развития (высокий или низкий). Для И. Валлерстайна контактная зона – это «мантия» (полупериферия) ядра цивилизационного ареала либо периферия по отношению к ядру.

Эволюционный подход к исследованиям государства выделяет государствообразующие ядра, или геополитические центры. При этом эволюция государственной территории понимается как линейный или циклический процесс приращения или потери территории. Н. Паундс, рассматривая линейный рост государственной территории, выделял исторические ядра, из которых «произрастает» всякое государство [416, 6]. Некоторые государства возникают на основе объединения нескольких ядер. Дж. Паркер выделяет в составе государства геополитическое ядро, или геополитический центр, который имеет три слоя. Первичный слой – небольшая территория, первичное ядро, место зарождения и начало роста государства. Далее следует исторический слой, историческое ядро – результат расширения небольшой территории тех земель, которые изначально тяготели к первичному слою и образовали с ним единое государство. Третий слой формируется на основе присоединения иноэтнических земель, территории других, более слабых государств. Так, по Дж. Паркеру, появляются периферии разных степеней удаленности от центра государства [410, 8].

Другие представители этого направления рассматривают эволюцию как изменения политического пространства во временной динамике. Модель Паундса объясняет рост государственной территории «разбуханием «первоначального ядра. Так, Ван Валкенбург в русле теорий локальных цивилизаций понимает развитие пространства страны как пульсацию политического организма соразмерно его возрасту.

Представители функционального подхода (Ф. Ратцель, Э. Шилз) считали государство консолидированной пространственной системой. Их больше интересовали способы поддержания стабильности пространства, а не анализ исторической динамики. Государство в таком случае рассматривается как единство противоположных сил – центробежных и центростремительных. Государство поддерживает своё единство путем вертикальной интеграции социальных групп и горизонтальной интеграции регионов. По Э. Шилзу, центр (система публичной власти) играет активную, инновационную роль в государстве. Периферии же – пассивны и традиционны. Они лишь воспринимают импульсы нового по сетям коммуникации, идущим из центра.

В функциональной теории основным автором стал американский исследователь Р. Хартшорн, рассматривающий государство как комплексную интегрированную территориальную систему, которая обеспечивает единство через вертикальную интеграцию социальных групп и горизонтальную интеграцию территориальных сообществ [377, 95-130]. Р. Хартшорн создал в 1950-60-х гг. региональную парадигму исследований, которая делает акцент на неповторимое разнообразие политико-географических структур («уникальность места»). Глобальные геополитические явления трактуются как следствие регионального разнообразия, как итог взаимодействия многочисленных «пространственных интересов земной поверхности». Его воззрения как учение о территориальной интеграции базировались в русле взаимодействия центростремительных и центробежных сил. Центробежные процессы подпитываются внутригосударственными различиями (природное, этно-конфессиональное разнообразие, социально-экономические контрасты, фрагментированное распределение территории, ареалы распределения конфликтов и т. д.). Главной центростремительной силой для Р. Хартшорна остается государственная идея.

Американский географ С. Коэн в рамках анализа мировых геополитических процессов выделяет иерархию уровней пространства. Низовой уровень составляют внутригосударственные территории – «ворота» (gateway regions). По модели С. Коэна, «ворота» обеспечивают коммуникацию между государствами. Площадь «ворот» обычно невелика. Главное качество подобной контактной зоны – проницаемость для взаимного влияния партнеров коммуникации. Такие регионы имеют доступ к зарубежному пространству. Часто они самобытны по своей истории и культуре, этническому и языковому составу населения, религии. Зоны контакта имеют устойчивые традиции трансграничной торговли, инвестиционно привлекательны. Слабость «ворот» – в их зависимости от внешних источников сырья и источников сбыта, уязвимости для военной либо дипломатической блокады. Основная функция «ворот» – стабилизация геополитической системы за счёт придания ей гибкости, накопление политического опыта компромиссов и обмена достижениями.

Другой американский исследователь Дж. Шперлинг считает, что США геополитически, экономически, культурно разделены на две «нации» – ретро– и метроамериканцев. Первые заселяют Юг, Средний Запад, горные районы, вторые – оба побережья и территорию вокруг Великих озер. Ретро-американские штаты – это, главным образом, «глубинка», связанная со старой экономикой. Метро-американские штаты – это зона новой экономики, преобладания городов-метрополисов. Они расходятся между собой даже по системам ценностей [423].

Во всех этих подходах зарубежных исследований региональной политики встает проблема взаимоотношений «центр-периферия». Смысл этих взаимоотношений в структуре геопространства государства западными исследователями чаще всего связывается с неравномерностью распределения по территории функций управления и воспроизводства инноваций. В самом общем виде речь идет о внутригосударственных контрастах любого происхождения. Периферия государства определяется с точки зрения А. Стинчкомба как территория, минимальная уязвимость которой от центра близка или выше некоего критического значения. Это значение определяется как уязвимость, достаточная для центра хотя бы для обеспечения им регулярного сбора налогов, несмотря на возможное местное сопротивление [425, 216—232].

В зарубежных исследованиях внутренней геополитики выделяются четыре концепции отношений «центр-перифери»:

1. Инновационная концепция. Центр ассоциируется с местом, в котором происходит выработка собственных инноваций или трансляция инноваций, заимствованных извне. Периферия, в свою очередь, с запозданием воспринимает эти инновации или их отторгает. Территориальные неравномерности в воспроизводстве инноваций и времени их восприятия исследуются в теории диффузии инноваций.

2. Управленческая концепция. Функции управления распределены по территории неравномерно. В геопространстве, таким образом, хорошо выражены отношения господства – подчинения: одни территории и центры правят, другие – подчиняются. Центр ассоциируется с местом, из которого осуществляется управление политическими процессами. Существует формальная управленческая структура: каждое государство имеет столицу, административные центры регионов и управляемую «провинцию», т. е. периферию. Эта структура совпадает с сеткой административно-территориального деления [316, 181].

Особое место в рамках управленческой концепции занимают исследования роли места столиц в структуре геопространства страны. Помимо «формальной» столицы можно говорить о фактических управленческих региональных, культурных центрах.

3. Социально-экономическая концепция. Здесь экономически более развитый центр противопоставляется менее развитой периферии. Во многих исследованиях в отношениях «центр-периферия» подразумевается именно экономический контекст (например, в мир – системном подходе в геополитике). Социально-экономическая концепция отношений «центр-периферия» имеет определенное политическое значение. Наличие экономических ресурсов часто стимулирует развитие политических центров, рост их особых амбиций. В качестве примера можно привести попытки обособления Северной Италии – экономического центра страны от южной периферии, вылившиеся в сепаратистское движение, которое возглавила Лига Севера (бывшая Ломбардская Лига).

4. Существует теория «внутреннего колониализма», описывающая политическую иерархию территорий в составе государства, которая объясняется экономическим неравенством. Для периферии характерна ориентация на производство сырья, местная рабочая сила отличается низкой квалификацией. В то же время центр берет на себя переработку сырья и обучение специалистов. Теория «внутреннего колониализма» объясняет отношения между центром и периферией в неомарксистском ключе. Считается, что «униженное» положение периферии стимулирует сепаратизм, если на этой территории проживают национальные меньшинства. Периферия становится рассадником т. н. этнорегиональных движений, или в других терминах – антисистемных движений – левых, леворадикальных, националистических. Исследования сепаратизма уделяют значительное внимание таким «внутренним колониям» и их развитию [316, 184—185].

Все эти описанные концепции отношений «центр-периферия» по определению статичны. Они показывают конкретный срез структуры геополитического пространства государства. Но возможна и динамическая (историческая) концепция отношений «центр-периферия». В рамках этой концепции анализируются центры и периферии государствообразующего процесса. С точки зрения отношений «центр-периферия» государствообразующий процесс рассматривал норвежский исследователь Стейн Роккан, который взял за основу макрорегиональный уровень – европейский и изучал историко-географический процесс государственного строительства в Европе. Теоретической основой многих работ Центра геополитических исследований стали выдвинутые С. Рокканом концепции «структуры раскола» между центром и периферией и «поясом городов» [421]. Эти темы регионализма стали предметом политической и академической моды в исследованиях индустриальных обществ Запада [418, 1].

С. Роккан исследует процесс расслоения геопространства идеального территориального сообщества, которое характеризуется минимальной дифференциацией. Расслоение происходит в трех измерениях – военно-административном, экономическом и культурном. Основные процессы структурирования «изначального» геополитического пространства – фрагментация, сжатие и реорганизация. В результате всех этих процессов и сформировалась европейская территория с ее определенной политико-исторической структурой. Для геополитики особое значение имеет предложенная С. Рокканом типология периферий. Он выделяет четыре типа периферий:

1. Буферные периферии (interface peripheries), которые находятся между крупными государствообразующими ядрами и исторически испытывают воздействие с разных сторон. Основная часть таких периферий в Европе находится на стыке романовских и германских народов, другими словами – между ядрами Франции и Италии с одной стороны, Германии и Австрии – с другой. Примерами служат Бельгия, Люксембург, Эльзас и Лотарингия, франкоязычная Юра в Швейцарии, Савойя, Валле-д'Аоста, Ницца и Южный Тироль.

2. Внешние периферии – отдаленные окраинные земли, обычно – периферийные приморские районы (Исландия, Фарерские острова).

3. Анклавные периферии, которые со всех сторон окружены чужеродным ареалом (ретероманские районы Граубюндена в Швейцарии).

4. Периферии неудавшегося центра – территории, которые пытались стать центром государствообразования, но эта попытка оказалась неудачной (Шотландия, Каталония, Аквитания, Бавария) [417].

Модель «центр-периферия», точнее ее инновационная концепция тесно связана с теорией диффузии инноваций. Здесь под инновациями подразумеваются новые политические явления, идеи, которые постепенно распространяются по геопространству. Автор этой теории – шведский географ Торстен Хегерстранд, основные работы которого вышли в конце 1960-х годов. Он занимался исследованиями южных районов Швеции, предметом его анализа были процессы распространения тех или иных социально-политических явлений. Им была открыта пространственно-временная картина этих процессов, затем появилась и специальная теория.

Модель «центр-периферия «является небесспорной. Необходимо отметить, что отношение к территориям как к центрам и перифериям не должно иметь аксиологической окраски, т. е. периферия не может восприниматься как что-то вторичное или отсталое. Возможен альтернативный подход, который снимает предвзятое отношение к периферии, – двухполюсные и многополюсные модели, в которых периферии считаются особыми центрами (традиции, консерватизм) [316, 181—186].

Характер взаимоотношений Центра и регионов, способ распределения власти между ними определяют форму государственного устройства и структуру управления внутреннего геопространства. Во многих современных государствах государственно-территориальное устройство базируется на принципах федерализма.

Зарубежные авторы в исследованиях геопространства государств не ограничиваются рамками «центр-периферия». Немало уделяется внимания синергетическим эффектам управления в региональном геопространстве. Так, по мнению немецкого исследователя Д. Фюрста, характерными особенностями регионального регулирования являются, во-первых, в отличие от институционализированной системы государственной власти – система координации коллективных действий региональных акторов по достижению ими совместно поставленных целей. Во-вторых, интеграция трех видов управленческой логики: иерархической (управление политико-административными единицами), рыночной (управление хозяйствующими субъектами), социоэмоциональной (управление социальной и культурной сферами). В-третьих, смещение акцентов от регулятивного к кооперативному типу государственного управления, от централизованного к децентрализованному самоуправлению, от административно-территориальных – к функциональным отношениям внутри регионального геопространства [375, 370—380].

C точки зрения федерального ведомства ФРГ по строительству и пространственному планированию, региональное сетевое геопространство – это формы кооперации в регионе, при которых партнеры добровольно и равноправно соединяют и дополняют свои способности и потенциалы для того, чтобы совместно лучше выполнять свои задачи [405, 2]. При этом региональные сети рассматриваются, как отмечает И.В. Арженовский, в качестве антипода конкуренции территорий, хотя они сами вызваны к жизни обостряющейся глобальной конкуренцией [7, 54—55].

Зарубежный опыт стимулирования синергетических процессов в регионах представляет, безусловно, непосредственный интерес для решения актуальных проблем внутренней геополитики Российской Федерации.

Теоретико-методологические основы геополитического анализа регионов современной России должны строиться, на наш взгляд, прежде всего, на конституировании роли и значения внутренней геополитики Российской Федерации и ее методологии.

Методология внутренней геополитики в российском геопространстве исходит из целого ряда объективных предпосылок. Остановимся на некоторых из них.

1. Региональная стратификация в России имеет глубокие исторические корни.

С самого рождения Россия была полиэтническим государством. Древняя Русь IX—XII вв. объединяла более 20 различных этнических групп. Во времена феодальной раздробленности (XIII—XV вв.) исконно русские земли представляли собой многочисленные самостоятельные княжества со своими границами и порядками, которые долго давали о себе знать после образования централизованного государства и отложились в его геополитических кодах.

Сочетание климатических и бассейновых факторов привело к тому, что в Древней Руси возникают две оси политической интеграции: вертикальная днепровская, и горизонтальная, лесостепная. Горизонтальная ось шла от Карпат через днестровский и южнобужский секторы лесостепи, пересекала днепровское средоточие и уходила в донецко-донской сектор лесостепи. Вертикальная ось до лесостепного Поднепровья шла на север к Ладоге, чтобы через волоки соединить бассейн Днепра с бассейнами Западной Двины и Ловати. Расположившийся в перекрестке перевернутой Т-образной конструкции Киев, «матерь городов русских», уже с VI—VII в. в. стал выступать как центр консолидации геополитической общности восточных племен и племенных союзов. Подобная геополитическая формула уже с самого начала предопределяет феномен многоликости Руси, задает алгоритм ее постоянных умножений.

При всей продолжительности племенной геополитики, способствующей медленному освоению пространств Западной Евразии и созданию все новых обитаемых «островов» у речных и озерных урочищ, она завершилась, сменилась на более сложную. Племенные «острова «образовывали целые «архипелаги», внутри которых и между которыми развивались контакты. Возникали союзы племен, а там, где благоприятствовала среда, – городища и грады, становившиеся в условиях войны убежищами для окрестных племен, а в мирное время – местами их общения, торговли, общих празднеств и принятия политических решений. Результатом этих процессов стало формирование полисной геополитики, которой противостояла деспотическая, предполагающая «собирание земель «с помощью экзополитарного народа-войска, т. е. дружины, которая вставала над градами и весями, над племенами, чтобы выступать как дисциплинирующая сила. Эта модель отражена в легенде о призвании варягов [117, 85].

2. Геополитические революции конца ХХ и начала XXI вв. коренным образом изменили геополитическую картину мира. Они были обусловлены мощными геополитическими процессами на территории бывших СССР и стран социалистического содружества. Глобализация мировой экономики и децентрализация управления экономикой отдельных государств детерминировали, как отмечалось выше, геополитическую самоидентификацию регионов, а также возрастание значения внетерриториальных, трансграничных отношений. Не случайно сегодня ТНК уже ставят на повестку дня проблемы корпоративного гражданства, создают соответствующие организационные и коммуникативные условия внутри компании [244, 99].

3. Геополитическое положение России после распада Советского Союза и появления на его территории новых государственных образований стало трансрегиональным. На любом из участков своего собственного пограничья Российская Федерация имеет выход на определенные геополитические регионы мира. Более половины субъектов Федерации, пять из шести крупных ее геоэкономических регионов стали пограничными. В них проживает около половины населения России, что затрагивает политическое сознание и поведение региональной элиты. Ее деятельность приобретает все большее геополитическое звучание.

4. Особый характер имеет региональная структура российского государства. Российские регионы отличаются большими территориями, значительно превосходящими территории многих государств мира. Политико-географические образы российских регионов соизмеримы геополитическими образами многих государств мира. Региональные центры, бесспорно, представляют новый потенциал России, но если политическая ситуация будет неблагоприятной, они будут конкурировать с Москвой и вызовут внутреннее напряжение в государстве.

5. Региональный фактор частично компенсирует незавершенность институционализации партийной системы, формирования социальных общностей (классов, других социальных групп), способных самостоятельно артикулировать свои политические и экономические интересы. Поэтому в отношении регионов актуальны слова А. Хаусхофера: «Геополитика определяет взаимоотношения между окружающим человека пространством и политическими формами жизни» [379, 16].

Доминантные особенности региона, требования социально-экономической политики делают его потенциальным субъектом политических интересов и втягивают в борьбу разнообразных геополитических сил.

6. Сочетание огромного пространства России с ее относительно небольшим и, к сожалению, постоянно редеющим населением ставит ряд региональных геополитических вызовов и угроз, ответы на которые предопределяют судьбу и геополитическое положение страны на многие десятилетия вперед. Одним из ключевых факторов мирового веса и геополитического статуса России остаются ее собственное единство и целостность – не только политическая, экономическая, но и социальная, культурная, демографическая. Таким образом, осуществление действенного контроля над отдельными территориями страны выходит на передний край.

Эти рассмотренные нами объективные предпосылки и проблемы определяют роль и значение российской внутренней геополитики и ее методологии. Они взаимосвязаны и оказывают системное влияние на геополитические процессы в стране.

Но внутреннюю геополитику РФ нельзя сводить к региональной социально-экономической политике в Российской Федерации по целому ряду оснований.

1. Внутренняя геополитика непосредственно призвана решать стратегические задачи общей глобальной геополитики Российской Федерации, ее национальной безопасности. Региональная политика решает скорее тактические задачи социально-экономического развития регионов. Внутренняя геополитика вытекает из объективной закономерности развития государства, региональная политика – из программы конкретного правительства на данном этапе времени.

2. Внутренняя геополитика России как «открытая система» не совпадает с административными границами РФ. Структурные единицы объекта внутренней геополитики формируются как океаническо-континентальные таксоны, которые являются естественно-географической, этнополитической и экономической предпосылкой формирования внутренних геополитических и геоэкономических регионов. А региональная политика базируется в целом на сложившейся «сети административно-территориальных единиц».

3. Внутренняя геополитика направлена на обеспечение территориальной целостности и единства политического, экономического, духовного пространства России как хартленда (heartland), как субъекта мировых геополитических процессов.

Сегодня ввиду недостаточной оформленности политических отношений внутри страны говорить о целостности региональной системы и, соответственно, региональной политики пока не совсем корректно. В России до сих пор четко не различается государственное и региональное строительство.

4. Внутренняя геополитика структурирует геопространство Российской Федерации как субъекта мировой геополитики на геополитическое ядро, полупериферию и периферию (внешнюю, буферную, анклавную, неудавшегося центра и т. д.) по роли территорий в истории становления государства, по геополитическому значению регионов и в русле взаимодействия центростремительных и центробежных геополитических сил на основе реализации функций управления, воспроизводства инноваций и контроля над всем геопространством. Российской системе региональной хозяйственно-политической деятельности такая задача картографирования локализированной деятельности территорий до сих пор не ставилась.

5. Внутренняя геополитика определяет формы регионального взаимодействия на уровне межгосударственных и трансрегиональных отношений, учитывает особенности сорасположения составных частей страны по отношению к третьим странам – союзникам и потенциальным геополитическим противникам. Современные процессы глобализации – с одной стороны, и регионализации – с другой стороны будут способствовать дальнейшему развитию таких социальных сетей, которые не входят в парадигму региональной политики.

6. Внутренняя геополитика решает задачи обеспечения действенного контроля над территориями государства, которое в условиях процессов глобализации теряет привычную ранее монолитность, и его регионы становятся субъектами мировой политики, удовлетворяющими не только региональные, но и общегосударственные потребности. В этих условиях исчезают привычные ранее границы между внутренней и внешней политикой.

7. Внутренняя геополитика должна анализировать этнополитические процессы (включая конфликтогенные) в регионах, учитывать геополитические коды региональных этнических систем, богатство их социального генофонда как части мировой геоцивилизационной системы, оценивать геополитическую роль межцивилизационного, трансрегионального взаимодействия, которые не являются объектом региональной политики.

8. Объектом и субъектом внутренней геополитики является региональная политическая элита в той мере, в какой ее деятельность как внутри страны, так и на международной арене затрагивает общегосударственные, геополитические интересы. Трансрегиональный политический маневр элиты может быть реализован в качестве ресурса для дальнейшего структурирования российского геополитического пространства.

9. Внутренняя геополитика анализирует региональную структуру как некую результатирующую взаимодействий в геопространстве Российской Федерации разного рода силовых геополей (военных, политических, экономических, культурных, идеологических и т. д.), носителями которых выступают российские регионы.

10. Внутренняя геополитика выявляет и отвечает в регионах на геополитические вызовы и угрозы, на военно-политическое давление, экономическую, информационно-психологическую, культурно-историческую, этноконфессиональную, демографическую экспансию различных геополитических сил, определяющих особенности глобального развития.

Внутренняя геополитика направлена на обеспечение региональной и национальной безопасности государства как актора мировых геополитических процессов.

11. Задачей внутренней геополитики является выработка национальной идеологии, мировоззрения, объединяющего регионы в единое духовное пространство, что является необходимым условием повышения геополитического статуса страны в мировых процессах. Непосредственное решение всех этих задач региональная политика не предполагает.

В тоже время региональная политика и геополитика государства как его внутренняя и внешняя функции неразрывно взаимосвязаны и взаимообусловлены. Причем характер взаимосвязи не линейный, жестко детерминированный, где одна сторона выступает причиной, а другая следствием, – она носит функциональный характер, причина и следствие в ней могут меняться местами. Особенности этой связи во многом определяются теми стратегическими целями, на которые ориентируется государство. Отсюда вытекает правило: если правящая элита стремится к внешнему могуществу, территориальной экспансии, то вся внутренняя политика, в том числе региональная, выполняет подчиненную роль, служит реализации геополитических замыслов. Если же государственное руководство стремится в первую очередь к обеспечению внутреннего развития, то в этом случае задача геополитики – обеспечить стабильность, благоприятные внешние условия для реализации внутренних задач. В любом случае найти оптимальное соотношение между внутренней региональной политикой и геополитикой – важнейшая задача правящей элиты любого государства, тем более государства с такими региональными и геополитическими проблемами, какие есть у современной России [80, 193].

В методологии внутренней геополитики государства вообще и России в особенности важное место занимает категория геопространства. Геополитический смысл или вектор внутренняя геополитика приобретает только тогда, когда она четко связана с единым геопространством страны, становящимся причиной и местом возникновения геополитического процесса, оказывающего влияние на глобальное развитие. Та или иная территория региона представляет ценность не только как таковая, но и как часть единого геополитического пространства страны.

Геопространство и, прежде всего, российское представляет собой важный властный ресурс. Управленческие решения, законы достигают периферию лишь через определенное, иногда очень значительное время и, зачастую, уже с определенными искажениями и интерпретациями. Такие остроосязаемые периоды безвластия, «провисания» властных отношений на деле означают, что само пространство от центра до окраины, от столицы до границы является, по сути, своеобразным политическим актором, оказывающим влияние на геополитическое положение страны [107, 34]. При этом механизм воздействия властного центра на политическое пространство социума нелинейного времени можно образно сравнить с распространением кругов от брошенного в воду камня. Если импульс слабый в пространстве он затухает.

Геополитика предполагает государствоцентричный взгляд на проблему пространства. При этом метаобразность геополитики мира постмодерна ведет к интерференции (усилению или ослаблению) совершенно различных пространственно-смысловых коннотаций[1 - Коннотация (от лат. connotatio – добавочное значение) – дополнительные черты, оттенки, сопутствующие основному содержанию понятия, суждения.]. И внутри политико-географического образа (ПГО) государства могут быть в соответствии с принципом матрешки ПГО ее территорий (регионов) [107, 111]. Россия из однополюсной неуклонно превращается в многополюсную страну. Регионализация пробуждает к жизни, наряду с Москвой, и другие центры притяжения, которые начинают выполнять геополитические функции. Так, Санкт-Петербург, благодаря своему местоположению, промышленному и научному потенциалу, постепенно становится «северной столицей». На особую роль претендует Нижний Новгород. На Урале естественным центром ввиду экономической и научной мощи области является Екатеринбург. В Сибири несколько городов претендуют на роль столицы макрорегиона. В силу своей отдаленности и пограничного положения особняком оказались Владивосток и Калининград. На юге России Ростов-на-Дону выступает с особыми претензиями. Казань так же претендует на роль одной из цивилизационных, конфессиональных «столиц» России.

Поэтому под воздействием глобализации и регионализации в регионах формируются многоуровневые системы геопространства, в котором геополитический процесс имеет соответственно многоуровневое и многокачественное измерение. Он может быть представлен как последовательное чередование качественных состояний геопространства страны, геополитического значения регионов и может развиваться в сторону укрепления геополитической роли государства или в сторону его ослабления.

Геопространство имеет по своей природе сетевую структуру. Не случайно, испанский политолог М. Кастельс характеризует современное общество как «общество сетевых структур», главным признаком которого является доминирование политической морфологии над националистическим действием [368, 469—470]. Поэтому включение в сетевые структуры, конфигурации сетевых потоков в регионах становятся доминирующими политическими тенденциями геопространства современных государств.

Понятие «геопространство «позволяет в наиболее формализованной и нормативно определенной форме охарактеризовать состояние сопряженности различных многоуровневых систем, складывающихся, развивающихся и функционирующих в рамках единой территории государства, региона. Это совокупная сфера влияния сообщества политических акторов. Геопространство имеет ресурсы: географические, экономические, социальные, демографические идеологические, культурные, административно-правовые. Пространственное расположение этих ресурсов образует различные уровни организации геопространства: политическое, правовое, экономическое, духовное и т. д. Отсюда геопространство государства имеет в качестве структурных элементов соответствующие пространства (политическое, экономическое…).

Таким образом, геопространство государства имеет сложную организованную интегральную структуру, состоящую из политического, экономического, социального, культурного, физического пространств. «Наложение этих пространств создает дифференциацию интегрального геопространства – социально-экономических и природных условий политической деятельности: специализации и структуры хозяйства, уровня и образа жизни, наконец, политической культуры, – подмечает Ю.В. Тихонравов. – Глубинная основа дифференциации геопространства – динамично развивающийся процесс территориального разделения труда» [308, 27].

Геопространство России в рамках такой структуры состоит из геополитического ядра, внешней, внутренней полупериферии и периферии. Внешняя периферия – это Сибирь, Дальний Восток, Северный Кавказ и т. д. Все жизнеспособное пространство регионов сконцентрировано, приближено к своему центру. То же самое можно наблюдать в отношении районных пространств. Но каждый регион, район и иная административно-территориальная единица имеет свой центр, полупериферию и периферию.

Внутренняя периферия – совокупность периферий районов, областей, краев, республик, пространств, отдаленных от административных центров регионов, районов. Полупериферия – это пространство между сердцевиной, ядром региона и его окраиной, административной границей, между центром и дальними уголками территории района. Внутренняя периферия и полупериферия – это не сплошное, не целостное, а фрагментарное пространство. Разные части полупериферии ориентированны на внутренние, а периферии – на внешние центры. Единый пространственный каркас внутренних полупериферий и периферий отсутствует. Это совокупность разрозненных частей подавляющего большинства регионов страны. В периферийном пространстве другие территории решают свои задачи, чуждые этому пространству. Такое пространство несамостоятельно, не самодостаточно, неспособно к саморазвитию. Ее ресурсы эксплуатируют свои или чужие центры и территории.

Внутренние полупериферия и периферия начинаются в сотнях километров от Москвы и пронизывают насквозь даже самые освоенные регионы, занимая в них немалую часть территории. Своя внутренняя периферия каждого региона обречена на прозябание, на деградацию. Она становится все менее связанной внутренне и все более отдаленной от центра не в пространстве, а во времени (из-за свертывания транспортной инфраструктуры) и социальной доступности. Внутренняя полупериферия занимает промежуточную позицию. Здесь еще присутствуют отдельные «точки» роста, развития и еще не столь заметны процессы деградации.

Внутренняя периферия – это не провинция, которая является самобытной зоной традиционной жизни и хозяйства, пространственно сложной и сплошной, культурно богатой, потенциально самодостаточной и способной к саморазвитию [134, 55—57].

Внешняя полупериферия начинается с Урала. Его пространство исторически формировалось как индустриальная часть общего геопространства страны. Урал был местом ссылки и каторги, куда бежали тоскующие по воле. Чем дальше от Москвы, тем больше свободы или хотя бы ее возможности. Здесь остались осколки казачества и старообрядчества, российского аналога протестантизма. Южная часть полупериферии – прежняя Новороссия с ее смешением языков и этнических типов [109, 60].

Региональная структура России в конкретный момент политического времени является некой результирующей целенаправленных усилий по изменению геополитического пространства. Причем усилия эти могут исходить, как отмечалось выше, от центральных и региональных властей, и даже извне. Здесь важной задачей геополитических исследований являются фиксация, анализ и прогноз пространственных взаимодействий разного рода силовых геополей (военных, политических, экономических, культурных, идеологических и т. д.), носителями которых выступают российские регионы. Источником сложных силовых взаимодействий могут быть Центр, сами регионы, а также внешние геополитические силы, определяющие глобальные процессы. Здесь под полем мы понимаем пространство, в котором можно обнаружить взаимодействия различных сил. При этом политическое пространство в целом может включать в себя множество влияющих друг на друга полей [256, 101]. Единое геопространство государства как причина и место возникновения геополитических процессов порождает специфические закономерности:

1. Действие позиционного принципа (давление места), суть которого охарактеризована Б.Б. Родоманом. Им выявлены взаимозависимость и взаимозаменяемость положения объекта в пространстве с его физическими свойствами и функциями (ролями). В соответствии с этим физические и функциональные свойства нередко объясняются через географическое положение. Такие сведения первых к последнему называются позиционной редукцией. Установлено, что если объект не находится в точке своего территориального оптимума, то можно допустить, что на него действует сила, названная давлением места, или позиционным давлением. Объяснение внутреннего содержания региона его положением в пространстве Б.Б. Родоман и назвал позиционным принципом [269, 14—20]. В геополитическом пространстве также действует позиционный принцип и давление места в нем выражено сильнее [240, 100].

2. Стремление к сбалансированию компонентов, действие закона факторной относительности, принципа окружающего соседства и компромиссного сосуществования.

3. Одновременное существование дискретных и континуальных геообразований (задание зон и ареалов; азональности).

4. Тенденции к образованию локальных неоднородностей и последующей концентрации на них вещества, энергии и информации (задание зон влияния и соответствующих потоков).

5. Формирование особой структуры геопространства как отработку в бескомпромиссной борьбе энтропийного и неэнтропийного процессов (отсюда стремление к выделению географических структур, наличие границ разной степени размытости).

6. Стремление к сближению разноуровневых систем как одну из основных тенденций в развитии геопространства и др. [314, 32—46].