скачать книгу бесплатно
Стриптиз для одинокой женщины
Евгений Худаев
Только представьте, хрупкая женщина Афродита Ивановна, у которой вдруг потек кран, пытается вызвать сантехника. Но вместо того, чтобы дозвониться в ЖЭК, ошибается одной цифрой, и попадает… в агентство «Горячий жеребец»! Появившийся на пороге «сантехник по вызову» явно непохож на тех, кто зачастую ремонтирует краны. Но Афродита Ивановна не теряется и получает из ситуации двойную выгоду! Именно такие житейские истории, пропитанные юмором и легкой иронией, собраны в сборнике Евгения Худаева «Стриптиз для одинокой женщины». Описанные ситуации могли бы случиться (или уже случались) с каждым из нас. Книга рекомендована всем ценителям юмора, кто любит посмеяться вдоволь и «от души».
Евгений Худаев
СТРИПТИЗ ДЛЯ ОДИНОКОЙ ЖЕНЩИНЫ
ДЕД МИТЯЙ, ПО КЛИЧКЕ ГАНГРЕНА
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ. ОТКУДА ДРОВИШКИ
В каждой деревне живет свой чудак-человек, который всю деревню веселит, или наоборот вся люди от такого чудака стонут, и горькими слезами умываются.
В нашей деревне Гнилушки, жил не тужил, дед Митяй, по кличке Гангрена.
Ох, не зря его в деревне Гангреной прозвали. С виду то Митяй, обыкновенный, ничем не примечательный старый пень, чистый божий одуванчик. Дед как дед. Невысокий, большеголовый, с короткой густой бородой, торчащей в разные стороны. Лицо в глубоких морщинах, глаза с хитрецой, на башке лысина большая. Лысину Митяй всегда, зимой и летом старой, потрепанной ушанкой прикрывает.
– Я чего всегда в шапке ходю. Думаете, лысины своей стесняюсь? Нет у меня, никакого к лысине стеснения. Лысина кстати, от большого ума. Да! В журналах всяких умных про то, так прямо и пишут. Ежели на башке лысина. Значит человек очень умный. Чем больше лысина, тем больше ума. Во, какие дела значит…
– Гангрена, да ты, сроду, журналы, никакие не читал, ни умные, ни глупые, – начинали подначивать деда мужики, которых забавляли речи деда.
Митяй на умников, ноль внимания.
– А ушаном прикрываю лысину, от скромности своей природной. Чтоб при общении со мной, вы не чувствовали себя неполноценными и обделенными жизнью человеками.
– Вот это загнул Митяй! – восхищались одни слушатели.
– Слышь, Гангрена не заливай, – обижались другие, – Вона, у Мишки Горбача, тоже лысина как у тебя, а страну успешно профукал. Да еще, какую страну – Советский Союз развалил. Брехливым америкосам поверил…
– Скажешь тоже, Горбач. Нашли с кем меня сравнивать. У Горбача лысина такая же, токо на башке метина нехорошая стоит. Эта метина, от дьявола… Вот та метина на мозг давление оказывает плохое. Мозг тормозит, словно палка, воткнутая в спицы колеса, – ловко выкрутился Митяй.
Почему деда Митяя прозвали Гангреной, это отдельный разговор.
Лет семь назад дед Митяй с зятем заготовили на зиму дров. Зять помог, на машине дрова привез, прямо к самому дому. Потом эти дрова, дед Митяй с зятем неделю пилили, рубили и аккуратненько складывали под навесом во дворе.
С неделю прошло, стал Митяй замечать, что кто-то дровишки у них подворовывает. Поленница потихоньку уменьшается. Утром выйдет, а одного верхнего рядка нет, словно его там и не было. Воры действовали осторожненько так, чтобы пропажа в глаза сильно не бросалась. За ночь кто-то делал одну – две ходки к нему во двор.
Крепко разозлился тогда Митяй. Обидно стало, он пилил, он рубил, а тут объявилась сволочь какая-то, и начинает нагло подворовывать дровишки. Обидно, когда воруют у тебя. Да еще свои же, деревенские. То, что это деревенские проворачивали, Митяй даже не сомневался. Окромя деревенских, здесь никого больше нет.
– Митяй, чаво по двору носишься, как корова надоенная? – с порога крикнула баба Клава, жена Митяева, наблюдавшая уже десять минут, за непонятными дедовыми передвижениями.
– Как чаво! Дрова кто-то повадился у нас тягать. Ну, ни стыда, ни совести у людей! – возмущался дед Митяй, – Выслежу, прибью гада, прям на месте.
Дед разошелся не на шутку. Собаки у них во дворе давно уже не было. Пришлось деду Митяю самому в засаду идти. Взял с собой теплый тулуп, ружье старенькое и дубиняку крепкую. Спрятался дед, затаился, ждет визита воров.
Только засада не удалась. Уснул ночью дед и ничего не слышал, как вор приходил к ним в гости. Еще дровишек унес, а деду в ствол ружья морковку воткнул. Вроде, как лихачество свое воровское показал.
– Вот гад! Вот гад! Ну я тебя!.. – в бессильной злобе дед Митяй кружил по двору.
Баба Клава боялась даже на улицу выходить, наблюдая из окна за исполнением Митяем боевого танца воинов племени Тумбу-юмбу, вышедших на тропу войны.
Подошел на шум Егор Колыванов, кум Митяя, разузнать что стряслось. Узнав, долго качал головой, да так усердно качал, что даже кепка с головы соскользнула на землю.
– Подлый народец, у нас в деревне, ничего другого не скажешь, – жалостливо охал кум. – К такому народу никакого доверия нет. Было, было, а такого еще не было, чтоб дрова воровать у пожилого человека… Куда мы катимся? Я бы этого вора, если бы поймал, руки-ноги ему переломал…
Посчитав, что он, честно выполнил свой долг, поддержал и утешил кума в беде, Егор Колыванов пошел дальше, по своим неотложным делам.
Неожиданно дед Митяй успокоился, а на его лице зазмеилась зловещая улыбка, хорошо заметная даже в густой бороде. Вот эта улыбка, уже сильно встревожило бабу Клаву. Она поспешила выйти на крыльцо.
– Митяй, ты чаво задумал-то лиходей этакий? – крикнула баба Клава деду.
– Я?… Клава, не пойму о чем ты говоришь? – нахмурился дед, согнав улыбку.
– Митяй, не ври мне, – настаивала баба Клава, – Мне слишком хорошо знаком, этот твой сумасшедший блеск в глазах.
– Ладно, старая, не боись, – дед заметно повеселел, – Есть план, как отучить всяких халявщиков до чужих дров. Но только ты, меня не спрашивай какой! Сама потом узнаешь, вернее даже услышишь…
Баба Клава так ничего и не поняла, на что ей, намекал старый пень, но расспрашивать о планах Митяя не решилась.
Дед Митяй набрал в поленнице дров, штук шесть, и уединился в сарайке, где у него хранился всякий инструмент. Два часа что-то там мастерил. Затем вышел и разложил дрова на поленнице. Двое дровишек наверх бросил, остальные в середку повтыкал. Митяй затем отступил от поленницы, огляделся, и остался доволен своей работой.
– Все, мой капкан готов! Мы Клава, про вора скоро услышим, – сообщил дед и заговорщицки подмигнул жене.
Через два дня, ночью, в деревне, в трех местах загрохотали выстрелы, а следом по деревне прокатились жуткие крики, вопли и отборная ругань. Испуганно залаяли собаки. Деревня разом всполошилась. Откуда выстрелы, кто стрелял? Нет, если бы в это время свадьба в деревне гуляла, никто бы и не обеспокоился про эти выстрелы. Мало ли там чего на свадьбе произошло. Может муж, про свою жену что-то нехорошее узнал, о чем он не догадывался. Или жених из армии вернулся, а его невеста уже за другого выходит… Только в эту ночь, никаких свадеб в деревне не гулялось.
Мужики выскакивали полуодетые с ружьями наперевес, (в деревне каждый второй охотник). Никто ничего не поймет. Что за стрельба, что за крики. Может злодей какой-то, на деревню напал. Времена сейчас мутные, непонятные. Всяко может быть.
Только один человек в деревне – дед Митяй, проснувшись, совсем не высказывал тревоги. Накинул телогрейку, вышел на крыльцо, сел и закурил папиросу.
Баба Клава догадалась:
– Ирод, твоя работа?
Дед Митяй счастливо улыбался, не стал отнекиваться:
– Точно моя. Слышь Клава, сработал мой капкан…
В деревне, с трех сторон не утихали крики и даже наоборот, шум усилился. Потом эти крики стали приближаться. По математической формуле, кричащие люди должны были встретиться в одном месте, во дворе деда Митяя.
Дед совершенно спокойно докурил папиросу, надвинул ушанку поглубже на башку, положил себе на колени заряженную старую двустволку и стал ждать финальной сцены разворачивающейся трагедии.
Первым ворвался во двор, легко перемахнув, через плетень Санька Башмаков. Ну, кто бы сомневался. Это первый на деревне вор и все про это знали. Иногда ловили и крепко поколачивали вороватого Саньку. Только ничего не помогало. Отлежится ворюга и снова по деревне рыскает, зыркает, где чего стянуть можно. Жил Санька через дом от деда Митяя, потому и прибежал первым.
– Че Санька, и тебе не спиться? – вздохнув, спросил дед Митяй, – Ты-то молодой ишшо, а уже бессонницей страдаешь. Может, у тя глисты завелись в пузе? Потравить их надо…
– Ах, ты стручок старый! Если у кого глисты и завелися, то только в твоей дурной башке, – взревел Санька Башмаков, – Я тебя, слон сиамский, удавлю собственными руками!
– Культяпки у тебя еще короткие Санька, – презрительно фыркнул дед, при этом он, громко и презрительно сплюнул в траву.
Вор Санька, был еще ко всему большим трусом, поэтому дальше ругани он не стал ничего предпринимать.
В это время, второй пострадавший от задумки деда Митяя подоспел – Сашкин брательник, Мишка Башмаков. Этот пришел во двор с топором в руках. Дед Митяй и второму гостю не удивился.
– Санька, этот гад, в наши поленья, специально патроны засунул! – закричал Мишка Башмаков брату, – У меня всю печь разворотило!
– Дык и у меня печь вывернуло наизнанку! – брызгая слюной, взвыл Санька, чувствуя теплую поддержку брата Мишки.
– Мы, тебя кочерыжку старую, чичас в землю, верх тормашками зароем, – закричал Мишка, и даже подпрыгнул от нетерпения на месте.
При этом Мишка зло махнул топором, едва не приложив брату Саньке в лобешник. Санька предусмотрительно поменял позицию, став с другой стороны от брата, где у того не имелось топора. Братья Башмаковы, не сговариваясь, двинулись к спокойно сидевшему деду Митяю. Мишка угрожающе помахивал топором, раздумывая чего вначале отрубить Митяю, руки, ноги, или сразу по башке харакирнуть.
Дед Митяй приподнял двустволку, ласково погладил цевье винтовки и, не глядя, на братьев – воров сказал, как бы, между прочим:
– Я как раз, на кабана свое ружжо зарядил. Думал, сходю, поохочусь завтра с утреца, может, повезет, чего подстрелить… Правда, если седня кабана не встрену…
Братья Башмаковы стали как вкопанные. Вгорячах, они ружья у деда и не заметили. Стоят с ноги на ногу переваливаются, не знают, чего им дальше делать.
– Ночь ноне-то, кака хорошая, – вздохнул дед Митяй мечтательно.
Это он сказал просто так, для поддержания дальнейшего разговора, чтоб не сидеть молча болваном.
Во двор вбежал, запыхавшись, Егор Колыванов, кум Митяев. Весь расхристанный, морда сажей перепачкана. За Егора дед Митяй и не подумал бы. Удивились и братья Башмаковы.
– Чего тебе, Егорушка? – ласковым голоском пропел Митяй, – Дай догадаюсь, что-то с печкой не в порядке, дымоход наверно забился? Угадал?
– Скажи дед, гангрена тебя за ногу, твоя работа? – Егор уже усек в руках деда двустволку и ближе подходить не решался.
Вот уж на кого, но на своего кума дед Митяй даже не мог подумать. Ведь он недавно, так сочувствовал ему, когда обнаружилась кража дров… Увидев Егора Колыванова, дед даже растерялся, но надо отдать ему должное быстро сумел взять себя в руки. Потом только выдохнул хриплым, чужим голосом:
– Вот оно как… Входит, я одним махом, все змеиное кубло накрыл…
– Слышь, Егор. У тя, тоже проблема с печью? – хмуро спросил Санька Башмаков, еще до конца не «въехав» в происходящий поворот событий.
Колыванов осекся, пугливо зашарил глазами по двору.
– Ты чего, тоже у деда дрова таскал по-родственному? – не отставал Санька.
Колыванов не хотел отвечать, а Санька заметил, что тот сильно нервничает.
– Саня, ты чего… – пытался выкрутиться Егор, – Никаких дров я, ни у кого не брал…
– Тогда чего у тебя, Егорка, с печкой приключилось? – напрямую спросил Санька Башмаков.
– Ах, ты-ы шакал подзаборный! – громко ругнулся дед Митяй, как бы невзначай переместив ствол двустволки в сторону кума.
– Митяй, ты чего… – шакал подзаборный, то есть Егор Колыванов, уже включил заднюю скорость и выкатывался со двора Митяя.
На улице стали собираться соседи. Толком никто ничего не знал. Видели, что несколько мужиков забежали к деду во двор. Пошли следом, чтоб разузнать из-за чего такой переполох поднялся, и что за собрание началось у деда Митяя, на ночь глядя во дворе.
На шум прибежал местный участковый Степан Могила. В широких семейных трусах, на плечи китель наброшен, на голове фуражка, вместо сапог резиновые калоши. Участковый, мужик то не плохой, когда тверезый. Ну, а если выпьет, все, за водку и Родину продаст, да и вообще шебутной человек.
– Митяй, твоя работа? Всю деревню на ноги поднял! – строго спросил участковый.
– Да этот гад, печь у меня взорвал дома, – подбежал к участковому Егор Колыванов, с опаской поглядывая в сторону Митяя, – Еще неделя и холода придут, чем мне дом теперь отапливать?…Может гангрена его за ногу, он, вообще, на мою жизню покушался… Кум, тоже мне называется…
– Погоди, я не понял. Как Митяй, твою печь смог взорвать, – участковый смотрел на Егора, как на психически нездорового человека, – Давай все по порядку рассказывай.
Колыванов не заметил, что братья Башмаковы усиленно хлопают себя по лбам и крутят пальцами у виска, точно у них там зудело и чесалось. Егор не отличался природным умом и часто говорил то, что думал, а думал он вообще мало. И в этот раз он не разочаровал присутствующих.
– Я у Гангрены…ну у деда Митяя, дровишек натягал к себе во двор…
– Погоди, погоди, как это натягал, – прервал рассказчика участковый, – Тебе, что гангрена, тьфу ты… Митяй тебе разрешил дрова у него брать?
До Колыванова стало доходить, что он глупость сморозил, теперь ему надо было срочно выпутываться из опасной ситуации. Егор решил схитрить:
– Все верно, мне Митяй сам и разрешил. Да. Говорит, ты Егорушка возьми, сколько тебе надо дров. Я не хотел брать, отказывался поначалу. Все-таки брать у старика неудобно. Но дед настоял. Говорит, не возьмешь дрова – обижусь на тебя.
Лица стали вытягиваться от удивления и у Митяя, и у участкового, и у братьев Башмаковых.
– Интересно, с какого перепугу, гангрена меня за ногу, я таким добреньким стал, что дрова начал раздавать кому попадя, – от Колывановской наглости дед Митяй громко заскрипел зубами, – Что-то не припомню, чтобы я, тебе, разрешил доступ к своим дровам. Эти дрова моим потом политы…
– Разрешал, разрешал. Просто ты Митяй, запамятовал, об нашем разговоре, – продолжал нагло врать Колыванов. – У тебя же Митяй, склероз. Ты сперва говоришь бери, а потом не помнишь об этом…
Дед Митяй понял, что ворюга ловко выскальзывает, уходит от наказания. Обидно.
– Если я тебе разрешил дровами пользоваться, что ж, ты кум, по ночам, ко мне шастаешь, как разбойник? – пытаясь разоблачить подлого вора, Митяй задал куму провокационный вопрос.
– Так днем-то больно жарко, чего зря потеть. Вот, я, по прохладке решил зайти, – продолжал выкручиваться Колыванов.
– Хорошо, вот, при всех сейчас говорю. Кто еще захочет, по прохладке зайти ко мне, во двор за дровишками, шарахну из ружья! – дед Митяй потряс двустволкой в воздухе.
– Ну а печь твоя, здесь к чему? – вмешался участковый, все еще ничего не понимая.
– Так Митяй, диверсант этакий в поленьях патроны закладывает. Шутник, гангрена его за ногу! Я без всякого топить печь начал. Сидим всем семейством ни о чем плохом не подозреваем, в доме тепло уютно, и тут, как бахнуло! – начал объяснять Колыванов.
– Митяй, ты зачем патроны в поленья закладываешь? – переключился участковый на виновника переполоха в деревне.
– Мои дрова, чего хочу, того с ними и делаю, – огрызнулся Митяй, буравя злыми глазами кума подлеца.
– Но, но! Ты полегче это! Здеся ты, с властями говоришь напрямую, а не соседом… – пригрозил участковый, надвинув фуражку на самые глаза, для суровости внешнего вида своего, правда, потом ему пришлось задирать подбородок вверх, чтобы хоть что-то было видно из-под козырька.
– Дровишки у меня воровать стали. Ну, я сурпризу приготовил ворам. Заодно узнал, кто воровством промышляет у нас на деревне, – признался Митяй.
– Пущай печь у меня теперь восстанавливает, гангрена его за ногу! – закричал в праведном гневе Колыванов.
– Тебе Егор, печь в ближайшее время не понадобится, – как-то нехорошо улыбнулся участковый, до которого наконец дошла суть происшедшего шума в деревне.
– Как это не понадобится? – удивился Колыванов. – Чего это не понадобится?
