banner banner banner
Мышьяк за ваше здоровье
Мышьяк за ваше здоровье
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Мышьяк за ваше здоровье

скачать книгу бесплатно

Мышьяк за ваше здоровье
Елена Арсеньева

Все есть у Петра Манихина – деньги, красавица-жена, огромный дом, где находится место и верному телохранителю, и девушке, ставшей Петру почти дочерью. Но страшная болезнь заклеймила его, превратив лицо в жуткую бронзовую маску. Врачи признали, что дело в медленном, но непрерывном отравлении организма Манихина мышьяком. Что это – кара за давний грех? Но получается, что тогда к этому причастен кто-то из домашних? Петр запутался. Он не может подозревать своих. И, казалось, когда выхода уже не было никакого, на помощь приходит врач «Скорой помощи» Александр Меншиков. Но до самой развязки этой истории молодой доктор так и не знает, кому помогает – жертве преступника или же давно, но страшно нагрешившему человеку?..

Елена Арсеньева

Мышьяк за ваше здоровье

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу.

    Данте

АВГУСТ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД

Они сели в машину. Александр хлопнул дверцей, потом еще раз – замок был слабый. Затем понял, что прищемил халат, открыл дверь и принялся хлопать ею снова. Руки были слабые, как этот замок… Наконец дверца закрылась. Александр устало облокотился на колени. Рядом поник Витек – вся разница была в том, что он облокачивался на руль. Александр покосился на водителя, поймал его взгляд, покачал головой, хмыкнул. Витек хихикнул в ответ – и они вдруг начали хохотать как сумасшедшие, задыхаясь, до слез, до нервических подвываний и судорог.

– Спасайте меня первого… – стонал Витек. – Меня первого спасайте, потому что я… не могу!.. потому что я упал вторым!

– Железная логика! – выкрикивал Александр. – Логика… логика…

И они снова хохотали.

Рядом с их «Фольксвагеном» стояла милицейская «Волга», тут же замерла пожарная машина. И Александру казалось, что ни одна из них не трогается с места именно потому, что экипажи этих машин сейчас точно так же, как врач и водитель «Скорой», безудержно хохочут, говоря по-русски, ржут, вспоминая операцию по спасению двух пьяненьких дачников, провалившихся в канализационный коллектор.

…Ох, какое лицо сделалось у этого сержанта, когда Александр, заглянув в коллектор, сказал:

– Так их там двое, что ли?

Сержант вытаращился на него совершенно дикими глазами, а потом стал подозрительно принюхиваться. В какое-то мгновение Александру показалось, что сержант сейчас предложит ему «дыхнуть» в волшебную гаишную трубочку, однако Александр все-таки был не проштрафившийся водитель, а сержант – не гаишник, тем паче что ГАИ давно канула в Лету, и кончилось все тем, что сержант просто-напросто сам заглянул в коллектор и увидел там, внизу, четыре жалобно блестевших глаза.

Глаз четыре, значит, людей – двое.

– Но ведь только что был один! – недоверчиво сказал сержант. – Откуда же взялось двое?

– Может, он там, внизу, размножается в благоприятных условиях? – предположил Александр. – Методом деления или, к примеру, почкования?

– Когда ж он успел? – совершенно серьезно спросил сержант. – Мы ж буквально пять минут назад отъехали вас встречать…

И тут Александр первый раз почувствовал неодолимую потребность захохотать.

А началось все просто и обыденно. Два дружка принимали на грудь, но недобрали. Один вспомнил, что недавно в Зеленом Городе открыли ночной магазин, и отправился пополнить боезапас. Решив сократить путь, он пошел по пересеченной местности какой-то очередной стройки и ухнул в недавно отрытый и забранный в бетонную трубу коллектор. Общеизвестно, что рассеянность российских ремонтеров имеет некоторые типические черты. Во всех городах и весях необъятной родины вы можете провалиться в канализационный люк в любое время года, дня и ночи – и даже знать не будете, кого благодарить за доставленное удовольствие утонуть в сточных водах или качественно поломаться.

Нашему дачнику, впрочем, повезло. Он не утонул, не поломался – он провалился в зловонную жижу только по колени и, освоившись с положением, стал звать на помощь. Ему опять повезло – какие-то веселые люди, также решившие посетить ночной магазин, его услышали и приблизились посмотреть, почему вдруг новый канализационный коллектор начал кричать человеческим голосом. Выяснив это, они позвонили (тут дачнику в третий раз повезло: у них оказался сотовый телефон!) в милицию, но затем запас человеколюбия у них иссяк (спасибо, впрочем, и на этом!), и они уехали бороться с пьянством методом уничтожения запасов алкоголя. Милиция приехала, человека в коллекторе обнаружила – стонущего и охающего. Решив, что он ранен, вызвали «Скорую» и отправились на развилку дорог – встречать машину, чтобы врачи не заблудились. В это самое время приятель нашего дачника, не дождавшись гонца, отправился его искать, услышал стоны и охи, заглянул в коллектор, пожалел друга и попытался его спасти. Неведомо, как он это делал, но кончилось все тем, что спаситель сам очутился в том же коллекторе, причем, будучи человеком грузным, он так весомо, грубо, зримо свалился на дружка, что вывихнул ему руку. А сам зашиб голову.

Александру не составило бы труда спрыгнуть вниз, в коллектор, чтобы оказать пострадавшим первую помощь. Но вылезти потом по отвесным бетонным стенкам он вряд ли смог бы. Превратиться из спасителя в спасаемого не хотелось, поэтому он сказал сержанту:

– Ну что, служба 03 в наличии, служба 02 – тоже, осталось вызвать службу 01.

– Вы думаете, возможно возгорание? – спросил сержант, и Александр снова едва сдержал смех, пояснив, что от службы 01 ему нужны не огнетушители, а длинная пожарная лестница, без которой извлечь бедолаг из коллектора вряд ли удастся.

Приехали – на диво быстро – пожарные из близлежащей части. Ужасно матерясь и грохоча своей сверкающей формой, они опустили в коллектор телескопическую лестницу. Александр слез по ней, вправил ключицу одному из страдальцев и зафиксировал ее, потом в первом приближении выяснил, что сотрясения мозга ни у кого нет, и предложил ушибленным выбираться. На помощь ему спустились два дюжих огнеборца, и тут-то между бывшими собутыльниками начались громогласные прения: кому выбраться из осточертевшего коллектора первым… Причем там, внизу, в духотище и зловонии, это вовсе не казалось смешным, и потом не казалось, когда спасенные наотрез отказались ехать в травмопункт, дали в сем подписку, решив отложить дальнейшее лечение до утра, и прямиком поспешили… все в тот же ночной магазин, куда добирались столь долго и многотрудно. А вот стоило им сесть в «Фольксваген» и захлопнуть дверцу, как смех ударил, словно рауш-наркоз. Неожиданно Александр вспомнил, отчего этот самый наркоз так называется. Может, байка, может, правда, но якобы первые врачи-стоматологи, прежде чем вырвать зуб, надевали на голову пациента ведро и били по нему чем-нибудь тяжелым. Оглушенный пациент выпадал в осадок, и у него быстренько выдирали зуб. Это и есть рауш-наркоз – оглушительный, внезапный…

Наконец спасатели отсмеялись и вспомнили про текущие дела. Первыми пришли в себя пожарные, потом милиция – начали разворачиваться и отъезжать по направлению города. Замыкала кортеж «Скорая».

– Что, теперь за Асей Ивановной едем? – спросил Витек.

– Ну да, что ж ей – ночевать там, бедолаге?

Фельдшерицу Асю Ивановну они оставили в Верхних Печерах – туда был предыдущий вызов. Девчонка пятнадцати лет решила покончить с собой из-за несчастной любви. Написала гору прощальных писем – любимому мальчику, всем подружкам, родителям – и выпила… четыре таблетки пипальфена. Конечно, от такой дозы умереть очень трудно, даже если сильно хочется, но делириум, а попросту – психоз, развился немаленький. Она постоянно обирала с себя каких-то насекомых, давила их на полу, дралась с отцом, который пытался ее утихомирить… На бедных родителей это произвело грандиозное впечатление, чуть ли не большее, чем гипотетическая кончина единственного дитяти! Но сломило их, особенно маму, хладнокровное заключение Александра, что дитя вовсе и не собиралось умирать, а просто хотело привлечь внимание к своей персоне: отсюда и выбор лекарства, вернее, ничтожное количество выпитых таблеток, отсюда несчетные эпистолы, щедро закапанные слезами, да и изрядная театральщина всего этого события – не то трагедия, не то комедия, а вернее, все вместе… Девочке промыли желудок и кое-как ее утихомирили. Но тут маме стало по-настоящему плохо, поэтому Ася Ивановна осталась с ней, когда линейную бригаду вызвали в Зеленый Город.

– Слушай, – сказал Александр, – давай сначала какую-нибудь колонку поищем, что ли? Или ручей. Мне бы умыться как следует, а то такое впечатление, что я в этом коллекторе насквозь пропитался сам знаешь чем. Небось амбре такое, что…

– Да я не чую, – успокоил его Витек, однако то, что у водителя хронический насморк, было известно всем, так что это заявление Александра отнюдь не успокоило. Скорее наоборот.

– Ты не чуешь, а кто другой почует, так что ищи воду.

– Что я тебе, лозоходец, что ли? – буркнул Витек. – Раньше не мог сказать? Около магазина была классная колонка, артезианская, там вода – обопьешься.

– Да мне ж не пить!

– А, слушай, вот здесь, на выезде, буквально три минуты в сторону, есть прудок, там даже купаются некоторые психи.

– Ладно, без комментариев. Поехали быстро туда.

Это оказалось в самом деле близко. Когда Александр открыл дверцу, он сразу ощутил запах ночи: сладкий – каких-то цветов и влажный, самую чуточку болотистый – большой воды. Витек включил фары, и он увидел блеск пруда. В две минуты разделся, пошвырял как попало джинсы, халат, майку – и голый бросился в воду. Она оказалась совсем даже недурной, пруд был глубоким, дно – относительно чистым. Сначала бултыхался, как морж, потом плавал лениво, блаженствуя. Подумал, что надо бы и одежду постирать, небось она-то и пропиталась коллекторными ароматами, но тогда придется заезжать за Асей Ивановной в натуральном виде, а она женщина почтенная, богобоязненная, еще не так поймет.

Впрочем, все было не так страшно – запахи из одежды как-то очень быстро выветрились. Александр стоял у дверцы, пятерней причесывая мокрые волосы, а Витек нетерпеливо брюзжал:

– Ну уже поехали, Алехан, не то Ася Ивановна нас живьем съест! – И вдруг оба враз замерли, переглянулись и начали медленно поворачиваться, как тот лозоходец за своей рогулькой. Послышалось или в самом деле…

Нет, тихо.

– Вроде стонал кто-то? – нерешительно спросил Витек, и тотчас Александр, не слушая его, кинулся к кустам, откуда вновь донесся слабый, исполненный боли стон.

АВГУСТ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД

Ветерком принесло легкое облачко запаха, столь сладкого, что человек, быстро идущий по темной аллее, остановился. Огляделся, вслушиваясь в тишину и невольно поводя ноздрями, словно чуткое ночное животное. Где-то на обочине сознания прошла мысль, что не нужно бы ему тут стоять, опасно это. Вечно настороженная душа тревожно шептала, что не к добру эта заминка, что надо бы поспешить пройти аллейку, откуда доносятся возбужденные крики подгулявшей компании, однако ночной прохожий не прислушался к вещему шепотку, а все стоял и стоял, глубоко вздыхая и жмурясь от тихого, затаенного наслаждения. Это пахли табачки и ночная красавица – он узнал аромат и мгновенно вспомнил названия цветов, хотя миновало уже много-много лет с тех пор, как слышал их. Даже удивился, что вообще знает их. Они выплыли откуда-то из той, прошлой жизни, их навеяло ветерком внезапно пробудившейся памяти совершенно так же, как ночным западным ветерком навеяло этот сладкий, может быть, чуточку приторный, но такой обворожительный запах.

И прохожий немедленно вспомнил, где цвели табачки и ночная красавица – в палисаднике под окошками Анны, Анюты. Сбоку, нависая над крыльцом, росла огромная раскидистая сирень, в мае – июне удушавшая своим почти смертельным ароматом, от которого сердце горело и хотелось… чего-то неведомого хотелось, то ли заплакать, то ли убить кого-нибудь, то ли весь мир перевернуть, переделать, а начать с себя, со своей судьбы… удивительно ли, что он сделал то, что сделал, именно в начале июня, в пору безумного цветения сирени? А когда сирень отцветала и воздух становился горяч, его пропитывали ароматы этих цветов. Человек вспомнил даже, что ночью цветы табака казались похожими на маленькие лица, настороженно выглядывавшие из травы, и они были странного, мутного, какого-то слепого белого цвета. И он вдруг ощутил неодолимое желание снова вглядеться в эти лица, бывшие некогда свидетелями их встреч с Анной…

Какое странное слово пришло вдруг на ум! Бывшие свидетелями… свидетелями по делу… свидетелями преступления…

Он передернул плечами. А какое еще слово тут можно применить?

Применить… и применить к нему меру наказания в виде лишения свободы сроком…

Ладно! Хватит! Ни к чему заглядывать в былое, и жена его мудра – он всегда знал, что Анна разумница, каких поискать, но только сейчас вполне оценил ее мудрость, когда сообразил, что она никогда, ни разу, где бы они ни жили, не посадила возле дома ни сирени, ни сладкого табачка и ночных красавиц. Опасалась даже самого легкого намека на прошлое. Не стоит будить воспоминания, память – это такая предательская штука, будто тонкий ледок, который в любой миг может хрустнуть – и ты ухнешь в ледяную воду непоправимого…

– Эй, закурить есть?

Голос, развязный, грубый голос прозвучал так внезапно, так близко, что ночной прохожий резко дернулся в сторону, завертел головой, пытаясь обнаружить спросившего. Кусты смыкались с обеих сторон аллеи, ночное звездное небо казалось почти светлым по сравнению с этой сплошной темнотой, в которой ничего не различить.

– Чего вертишься? Закурить есть, спрашиваю?

Показалось, сейчас голос раздался уже с другой стороны. Человек настороженно поворачивал голову, замирая всем своим существом от необъяснимого страха. Нет, в самом деле – что такого случилось? Кто-то просит закурить. Темно, здесь слишком темно, он не видит лица спросившего, но это значит, что никто не увидит и его собственного лица.

– Я не курю, – выдавил он наконец, почувствовав, что молчание затянулось и он выглядит нелепо.

– Не куришь? А чо ты не куришь, а? И на кой хрен ты тут бродишь, если не куришь?

Это был уже другой голос, такой же грубый и отрывистый, с этим назойливым протяжным чоканьем, с каким говорили почти все местные, особенно из простых, произнося даже не «чо», а как бы «чо-ой». Вдобавок незнакомец явно был пьян, даже по голосу чувствовалось, что он едва справляется со слюнявыми губами. Ночной прохожий мельком подумал, что раньше он не был так чувствителен к голосам, это началось с тех пор, как он стал затворником, – теперь мир для него прежде всего звучит и пахнет, а уж потом видится. Додумать не успел – чья-то рука вцепилась в плечо, рванула, поворачивая, – перед глазами замаячило слабо различимое пятно чужого лица.

– Я же сказал, не курю, – выдавил он, пытаясь сохранить спокойствие, пытаясь удержать руки, чтобы не прижать их к лицу, заслоняя его. Бояться нечего. Темно, темно, если он никого и ничего толком не видит, то и они не видят ничего!

– Он не ку-урит! А мы ку-урим, правда, керя?

С души повело от перегара, от расползающихся слов, от нелепости, обыденности и даже пошлости ситуации, в которую он попал. Анна предупреждала, что эти ночные шатания не доведут до добра, но не мог же он сиднем сидеть, невозможно провести остаток жизни в четырех стенах, ему был нужен воздух, пусть и темный!

Ну, кажется, сейчас он надышится всласть. Мужикам было все равно, курит он или нет, – хмель бродил в их головах, им хотелось выпустить на волю этого пьяного беса, они, наверное, даже не соображали, что делают. Его ударили в живот – он не успел прикрыться, согнулся, болезненно ловя ртом воздух, хрипя что-то нечленораздельное, а сам подумал с обидой: «Почему не в лицо?! Вдруг сорвали бы…»

Его ударили по шее, он рухнул лицом в траву – без памяти.

Двое какое-то время сладострастно пинали неподвижное тело, но очень скоро их пыл начал остывать. Они хотели криков, хрипов, стонов, мольбы о пощаде, а еще пуще – сопротивления, они хотели дать выход забродившей в душах ненависти – к чему, к кому? Да так, к жистянке, к житухе, вообще, словом, ненависти, – а этот свалился мешок мешком… скучно, скучно…

– Загнулся, что ли? – без особого любопытства спросил один, утирая со лба боевую, удалую испарину.

– А хрен ли тебе с того? – пробормотал другой, вглядываясь в безвольно откинутую руку избитого. – Эй, глянь, какие тикалки.

– На кой они ему теперь? – вынес приговор первый, и руку от часов освободили.

– Да и мошна ему теперь ни к чему, – сообщил его приятель, проворно снуя по карманам легкой куртки и брюк, в которые был одет лежащий на траве человек. Он только начал открывать бумажник, как за кустами пронеслось фиолетовое сияние, сопровождаемое курлыканьем сирены.

Двое, не сговариваясь, прянули в кусты, понеслись, низко пригибаясь под нависшими ветвями, куда-то прочь, в тишину и совсем уж полную тьму. Через какое-то время приостановились, тяжело дыша, озираясь.

– А чего это мы рванули? – спросил один, пытаясь понять, куда это их занесло.

– Так менты же!

– Какие тебе менты, «Скорая» это была! У ментов сирена воет, а у этих курлычет.

– Воет это у пожарки.

– Да хрен с ними со всеми. Чего взяли-то?

Больше на ощупь, чем что-то различая глазом, проверили бумажник, пошелестели купюрами. Вроде ничего, нормальная добыча. Часы хорошие, тяжелые, явно дорогие. Но в этой темнотище не разглядишь.

– Давай ко мне, – предложил один. – Поглядим, чего там путного.

– Давай.

Они уверенно прошли темным перелеском до насыпи, перебежали через железнодорожные пути и канули среди улиц дачного поселка.

АВГУСТ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД

Человек лежал ничком, зарывшись лицом в траву, и глухо, сдавленно стонал.

– Бомжара? Синий? – попытался определить его социальный статус подоспевший Витек.

– Поверни машину, включи фары, – скомандовал Александр, сноровисто ощупывая голову и спину лежащего.

Даже не видя, он понял, что это не бомж, не пьяный, не нарк, обкурившийся или обколовшийся. Легкий запах хорошего парфюма, ничего другого он не учуял. Волосы на ощупь чистые, одежда хорошего качества. Сердце прихватило у ночного прохожего? Скорее всего. Или инсульт? Хотя нет, пульс слабый, нитевидный. Кожа сухая, теплая, слегка отечная. Перевернул его, пытаясь разглядеть черты лица. Нет, слишком темно. Приподнял веко – смутно белели закаченные глаза. А не напали ли на ночного прохожего страшные лесные разбойники? Похоже… Изо рта сочится струйка крови, разбита губа. Надо с ним поосторожнее – вдруг сотрясение мозга? Да где там Витек со своими фарами?

Ударило по глазам так внезапно, что Александр зажмурился и даже рукой заслонился. Ну не придурок ли – сразу врубать полный свет?!

Пришлось посидеть немного, проморгаться. Прикрываясь ладонью, как щитком, Александр вгляделся в лицо бесчувственного – негр, что ли? И тут же блеснули щеки тусклой бронзой… Александр не поверил глазам – полное впечатление, что лицо скрыто под тончайшей металлической маской, буквально прилипшей к коже, либо покрыто «бронзовкой», словно багетная рама. Как это было в знаменитом фильме про Джеймса Бонда? Какой-то чокнутый Голдфингер покрывал тела ослушников тонким слоем золотой краски, которая закупоривала поры, прекращала доступ воздуха в организм, человек задыхался и умирал…

Александр невольно посмотрел на кончики своих пальцев – не осталось ли на них бронзовой пыльцы? Нет, чисто, есть только странное ощущение особенной сухости кожи.

– Слушай, Алехан, это негритос, что ли? – послышался голос Витька. – Или загорел так? Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, ж-жуть какая…

Александр медленно покачал головой. Он не верил своим глазам! В жизни такого не видел, только читал в медицинских учебниках, видел фотографии в атласах, посвященных редким болезням. На лицо словно бы бронзовая маска надета… Неужели болезнь Аддисона? Сколько слышал Александр, только она одна дает клиническую картину такой выраженной меланопатии.[1 - Меланопатия, меланоз – избыточное накопление в коже пигментов меланина, обеспечивающих ее более темную окраску.] Правду Витек сказал – жуть… Особенно учитывая, что лицо у человека отнюдь не молодое: набрякшие складки, морщины, мешки под глазами, и все это в свете фар играет оттенками бронзы, от золотистых до аспидных.

Век бы такого не видеть, честное слово!

Александр, преодолевая брезгливость, легонько похлопал по бронзовым щекам, но напрасно: человек не приходил в сознание.

– Ладно, открой салон, давай-ка его положим и посмотрим толком, что и как, – велел он. – Бери под коленки, вот так… раз-два, взяли!

Человек был долговяз, но не тяжел. Втащили его в салон без особых усилий, а вот с носилок он свешивался значительно. В свете лампочки бронзовая маска смотрелась еще страшнее. Александр измерил давление – ну, 50 на 80, что-то плохо… Пульс по-прежнему метался, как у зайчика. Александр склонился ближе к лицу больного, осторожно потянул ноздрями.

– Да ну, Алехан, не похож он на пьяного, – вмешался Витек. – Даже я чую, что не пахнет водярой.

– При чем тут водяра? – буркнул Александр, осторожно поворачивая голову больного. – Я проверял, не пахнет ли ацетоном…

– А, так он все-таки синий! – разочарованно протянул Витек, разумея в данном случае неформального, допившегося подручными средствами до потери сознания алкаша.

– Ты что, не видишь, что он бронзовый? – Александр ощупывал кожу больного. Сухая-то сухая, но все-таки обезвоженной ее не назовешь. – Не синий, а бронзовый! Я поначалу испугался, что у него аддисонический криз, но ацетоном изо рта не пахнет, рвоты, сам видишь, нет, и синдрома менингита нет, тело расслаблено. При кризе человек может погибнуть в считанные минуты, если вовремя помощь не оказать, а у нас с тобой изотонического раствора не имеется. Могло статься, что и до больницы не довезли бы. Но, наверное, дело не в кризе – поработали тут лихие люди…

Он сначала охлопал карманы бронзового, потом вывернул их. Пусто-пусто. Конечно, вряд ли человек ночной порой отправится на прогулку с полным набором документов, а все же не исключено, что его обобрали те же, кто избил. Вот и на запястье левой руки царапина – похоже, стаскивали браслет с часами. Судя по одежде, часики могли быть весьма нехилые.

– Поехали, Витек, – велел Александр. – Сегодня у нас кто дежурит, Пятая градская? Отвезем туда нашего бронзового, пусть посмотрят, что у него с головой, все-таки опасаюсь, как бы криз не просмотреть. Заодно нехай полюбуются на клиническую картину – думаю, многие, как и я, про аддисонову болезнь только в учебниках читали…

И невольно вздрогнул, когда что-то вдруг с силой стиснуло его руку.

Зыркнул глазами – здрасьте, очнулся бронзовый! Глаза, еще мутные, разбегаются, так и норовят снова закатиться, но он пытается сфокусировать взгляд, и его усилия сводят пугающей гримасой и без того страшное лицо. «Гуинплен! – вынырнуло имя из глубин памяти. – Гуинплен, человек, который смеется! Вряд ли он мог быть страшнее этого бронзового…»

– Н-не на… – чуть слышно выдавил человек. Казалось, на то, чтобы держать Александра за руку, уходили все его силы, на речь ничего не оставалось. – Не на-до в бо…