скачать книгу бесплатно
Одинокие ночи вдвоем
Анна Данилова
Когда жизнь оборачивается к тебе своей самой неприглядной стороной, остается одно – выстоять любой ценой. Об этом знает Дина Каракозова – мать четырнадцатилетней Оли, по вине бывшего сожителя оказавшаяся вместе с дочерью на самом дне. Но мир не без добрых людей… На Динином пути возникает Ефим Ананьев, который предлагает ей место на своей ферме. Работа очень привлекательная и хорошо оплачиваемая – исполнять роль жены Ефима. Дина, конечно же, соглашается, даже несмотря на особое условие: у Дины ни в коем случае не должно быть детей…
Анна Данилова
Одинокие ночи вдвоем
«В поселке Чернозубовка на молодую женщину сегодня, 6 ноября, напала стая бездомных собак. Это произошло на самой окраине села, неподалеку от фермы, принадлежащей Е.А., в глухом, почти безлюдном месте. Медиков и спасателей собаки долго не подпускали к жертве, пока та не перестала подавать признаки жизни. Медики зафиксировали смерть. Собаки пытались вернуться, чтобы закончить трапезу, но одна из них была убита сотрудником милиции, после чего остальные разбежались».
Глава 1
2008 г., ноябрь
У меня совершенно дурацкое имя и такая же нелепая фамилия. Зовут меня Глафира, а фамилия (спасибо папочке, который бросил нас с мамой лет двадцать пять тому назад) Кифер. Глаша Кифер – это смертельно для подростка с травмированной психикой («Глашка Кефир!»). Чем, скажете, травмированной? Да всем подряд. Моей врожденной эмоциональностью и способностью принимать все близко к сердцу. Плюс – моей врожденной, как мне думается, полнотой, хотя это еще вопрос – возможно, моя мама из-за непомерной любви к своей единственной дочке и чувства вины из-за отсутствия отца просто перекармливала меня. Да и класс у нас был недружный, все какие-то грубые, жестокие, злые, как волчата. Я никогда не любила школу и, как мне казалось, больше всех своих одноклассников ждала, когда же закончится урок, когда прозвенит звонок. И моя неистребимая нелюбовь к школе и ко всему общественному выразилась в полную силу на выпускном балу, к которому я тщательно, как и все наши девчонки, готовилась, но на который так и не пошла – передумала. Надела сшитое моей гениальной мамой-портнихой платье и отправилась праздновать свою свободу со своей лучшей подругой Лизкой. Мы вдвоем катались с ней на прогулочном катере по Волге, ужинали в дорогом ресторане, а потом пошли в кино на новую серию Джеймса Бонда… После кино познакомились с двумя парнями, которые отбились от своей «выпускной» компании, вместе с ними завалились в пивной бар, потом каким-то образом оказались в китайском ресторане и уже далеко за полночь вернулись домой в сопровождении все этих же парней. Потом одному стало плохо, мы вызвали ему такси, и он поехал домой, а с другим парнем (имени я его не помню, как и Лизка) моя подруга целовалась почти до утра в моем подъезде, а я сторожила их, устроившись на ступеньках нижнего этажа, в глубине души жалея любвеобильную Лизку. Мы обе прекрасно знали, что дальше этой «лестничной» страсти дело все равно не пойдет.
Лизка! Это не девушка, это песня. И все те, кто знаком с ней, считают точно так же. Она очень красивая, не то что я. Стройная, русоволосая, с потрясающей фигурой. Еще умная, все схватывает на лету, у нее не мозги, а процессор. Лиза – очень серьезный человек, образованный, но порой, наблюдая за ней, кажется, что все то, чем она занимается по жизни, – мелочь по сравнению с ее любовными переживаниями.
Забыла сказать, Лиза Травина – адвокат. Она молодая, однако клиентов у нее хоть отбавляй.
– Глаша, ужасно лень, – стонет она, – но все же придется открывать свой кабинет. Покупать квартиру на первом этаже в хорошем районе, превращать ее в офис, ремонтировать… После этого надо будет нанять парочку-другую адвокатов, купить компьютеры, принтеры, сканеры…
– И велосипеды, – подсказала я.
– Какие еще велосипеды?
Разговор происходил у нее дома. Она сидела, вернее, почти лежала на своем огромном сером диване, точнее, на пышных его валиках, набитых гусиным пухом, устроив ноги на предназначенном для этого столике, курила и рассматривала гладкий белый потолок.
– Глаша, зачем велосипеды? – Она повторила свой вопрос, лениво растягивая каждое слово.
– Ты же сама говорила про здоровый образ жизни. Что, мол, все время сидишь за компьютером… то есть находишься без движения…
– Глаша, ты что-то путаешь. Это ты с утра до ночи сидишь за компьютером, а я ношусь по городу, как собака…
– Ты то в машине часами кого-то выслеживаешь, то на судебных заседаниях сидишь… опять же неподвижно… – подсказала я, медленно, но верно подвигая ее к мысли о велосипедах, которые нужны были в первую очередь, конечно, мне.
– Да. Сижу, ну и что?
– Да то, что заработаешь себе геморрой.
– Глашка! Говори яснее!
– Давай купим по велосипеду, – заныла я. – Будем вечерами кататься… Здоровый образ жизни.
– Глафира, – она слегка подняла голову, чтобы заглянуть в мои бесстыжие глаза. – Это ты весишь, моя дорогая, сто пятьдесят восемь килограммов, вот ты и катайся. А мне-то с какого припеку? У меня вообще бараний вес – сорок пять килограммов.
– Не прибедняйся. Пятьдесят пять. Но я не могу одна кататься, понимаешь? Мне скучно и неинтересно. А так… Поедем куда-нибудь за город… Подышим заодно свежим воздухом, – пропела я. – Ты легкие свои провентилируешь.
– Ладно, – она снова откинулась на мягкий валик дивана. – Уговорила. Велосипеды так велосипеды. Они на самом деле полезны. Но вообще-то я говорила о том, что нужен офис, адвокаты… Боже, как представлю себе все это…
Она тяжело вздохнула, прокручивая в голове весь процесс открытия новой адвокатской конторы.
– Я помогу, – скромно предложила я ей свои услуги как бы в благодарность за ее согласие обзавестись такими полезными вещами, как велосипеды.
Тут надо признаться, что по профессии я, как и моя мама, портниха. Но шить на красивых и стройных заказчиц в то время, как ты сама сдобная плюшка необъятных размеров, – занятие оскорбительное, приводящее в уныние. Лиза об этом знала, поэтому пару лет назад, когда я пребывала в очередной депрессии, связанной с очередными приобретенными килограммами, с легкостью пригласила меня к себе помощницей.
– Если, конечно, хочешь, – предупредила она меня самым строгим тоном, на какой только была способна. – Поскольку обязанности у тебя будут самые разные. Целый букет обязанностей, – добавила она, подумав. И стала загибать пальцы… Однако не хватило всех – на руках и ногах. Пришлось пойти по второму кругу…
– Ты же понимаешь, что я не простой адвокат. – Она, морща лоб, сосредоточенно придумывала для меня все новые и новые, казалось бы, совершенно идиотские обязанности. – Я адвокат по принципу, защитник невиновных или тех, кто поначалу производит впечатление невиновных. Мало сказать красивую речь на суде. Надо сделать так, чтобы честный человек ни в коем случае не приходил в суд с кучей улик в папке следователя и, автоматически, потенциальным приговором…
И хоть говорила она сложно и витиевато, я все понимала, поскольку знала, что она помогала многим своим клиентам еще на уровне следствия, и это в основном с ее помощью добывались улики, при помощи которых на скамью подсудимых впоследствии садились настоящие преступники, а не ее подозреваемые в преступлении клиенты. Но это случалось, когда клиент обращался вовремя, только еще почуяв нависшую над ним опасность. Когда же до суда оставалось несколько часов (бывало и такое), Лиза призывала на помощь весь свой интеллект, фантазию, опыт и интуицию, подключала к делу штат оплачиваемых «свидетелей» (тихих и преданных ей людей), которые уличали в преступлении совершенно других (как правило, несуществующих в природе) людей, и все равно выигрывала дело. Она – творческий человек, еще очень азартный, работоспособный и одновременно ленивый. Я и сама удивляюсь, как все это может совмещаться в одном человеке. Но тем не менее…
– Глаша, – говорила она тогда с жаром, очерчивая круг моих обязанностей, – ты должна постоянно быть у меня на подхвате и делать абсолютно все, о чем я бы тебя ни просила, понимаешь? Куда-то пойти, поехать, позвонить, добыть, узнать, сварить кофе, заказать столик в ресторане, сделать мне массаж, сбегать за сигаретами, пойти со мной в суд, не ходить со мной в суд, контролировать работу тех адвокатов, которых я найму, следить, чтобы все их гонорары проходили через мою кассу, вести бухгалтерию, присматривать за моей домработницей, следить, нет ли в моей квартире или в офисе тараканов, готовить нам с тобой обед, а также время от времени читать мне лекцию о вреде курения… Конечно, я многое забыла, но вспомню по ходу дела. Ну как, ты согласна?
Она поморщила свой маленький носик, словно мучительно вспоминая самую важную обязанность, но мысль, видать, от нее уже ускользнула.
– Хорошо, потом что-нибудь еще вспомню. Ты, наверное, Глаша, захочешь спросить меня о зарплате. Ты меня знаешь. Я человек экономный, деньгами разбрасываться не люблю, считаю каждую копейку.
Теперь была моя очередь заглянуть в ее глаза. Не далее как на прошлой неделе (точка отсчета приходится, разумеется, на тот памятный день, когда она сделала мне предложение работать у нее) она купила себе бальное платье – розовую балетную пачку в блестках. За две с половиной тысячи долларов. Причем зная, что никуда в нем никогда не выйдет – имидж не тот. Плюс набор французских кастрюль, которыми тоже никогда не будет пользоваться. Еще дала в долг своей ушлой домработнице пятьсот евро, подарила какому-то бомжу серебряную зажигалку («Глаха, у меня сегодня такое дарительное настроение!»). И это при том, что она постоянно считает деньги, раскладывает по конвертикам: это на еду, это на коммунальные услуги, телефон… Расточительная скряга.
– Первый месяц – испытательный срок с окладом в тысячу евро. А там – видно будет. Да! Вспомнила! Ты будешь контролировать строительство офиса!!!
Про офис она говорила и два года тому назад, но дальше разговоров дело не пошло – слишком много было у нас дел, чтобы отвлекаться на такое сложное и муторное предприятие. Я не могла не напомнить ей об этом.
– Ну и что, что говорила? Значит, эта тема сидит у меня в одном месте, как заноза. Мне трудно одной, понимаешь? Люди обращаются ко мне за помощью, а я физически не в состоянии им помочь – я не могу разорваться сразу на двадцать судебных процессов…
– Но ты разрываешься… К тому же, не забывай, тебе за это деньги платят. И немалые. И не один адвокат мечтал бы оказаться на твоем месте.
– Глаша, какая ты, однако, алчная!
Я прикусила губу, ведь я имела свой процент от гонораров, не считая твердого оклада.
– Я не алчная, просто у меня мечта.
– Да знаю я твою мечту – хочешь собственную квартиру. Ну зачем она тебе? Я же сняла тебе квартиру рядом с собой. А что? Очень даже удобно. Ты всегда под рукой. Причем это я оплачиваю ее, ты не забыла?
– Не забыла, – я взмахнула ресницами. – Но это чужая квартира. Я не могу отремонтировать ее по своему вкусу… Я знаю, что все там не мое… Лиза, да что я объясняю тебе прописные истины?
– Ну так что же ты еще не купила себе свою, собственную квартиру?
– Откуда у меня такие деньги?
– А банки на что? Идешь в банк, берешь кредит…
– … и выплачиваешь двадцать лет двойную сумму. Я не хочу. Хочу сама накопить и купить.
– Тогда почему же еще не купила? Знаешь, сколько я заплатила тебе за те два года, что ты у меня работаешь?
И тут она, кряхтя, как старая развалина, поднялась с мягчайшего дивана, добралась до шкафа, достала оттуда тоненькую папочку, раскрыла ее и положила на стол листок.
– Вот, считай сама…
Я была потрясена тем порядком, который царил, оказывается, в документах Лизы, человека, который, как мне всегда казалось, все сложное, муторное, связанное с ведением своих дел, оставляет на завтра…
И я увидела цифру, от значения которой мне стало плохо: из комбинации шести четко прорисованных цифр вырисовывалось аж две квартиры!
– Ты, Глаша, транжира, – подытожила Лиза и, вернувшись на диван, снова закинула ноги на столик. – Вот и весь расклад. Я бы на твоем месте попросила верного человека, меня, к примеру, откладывать часть твоих денег, то есть попросту прятать их от тебя, не давать тратить. И к концу года мы бы собрали для тебя нужную сумму. А тебе какую квартиру надо: трехкомнатную или, как у меня, – пятикомнатную?
– Можно и двух, – нервно сглотнула я.
– По рукам. Значит, начиная с сегодняшнего дня, я выплачиваю тебе лишь часть причитающегося тебе вознаграждения, идет? А остальное кладу на твой счет с условием, что ты не будешь оттуда ничего снимать.
Она повернула голову в мою сторону, потом сказала обреченно:
– Все равно снимешь. Поэтому я просто не дам тебе твои деньги, а спрячу в свой сейф. Ну как? Ты еще хочешь свою квартиру?
Мысль о том, что мои денежки будут томиться в ее сейфе, вызвала головную боль.
Клавишные прыжки нарастающего звучания регтайма вывели меня из задумчивости – так проявлял себя телефон Лизы. Ее рука машинально схватила трубку – жест привычный, хорошо отлаженный, как механизм. Кажется, Лиза родилась с этим порывистым, точным движением – она находила трубку молниеносно и безошибочно, где бы та ни лежала.
Пока Лиза слушала трубку, я наблюдала за выражением ее лица. Вообще-то особо эмоциональным человеком ее назвать было трудно. Эта ее черта проявлялась исключительно в делах сердечных. Зачастую работа адвоката связана с трагедиями – убийствами, смертями и тому подобными тяжелыми для человеческого восприятия вещами, я не раз видела выражение лица Лизы в момент, когда клиент рассказывал ей о своем горе, но ни разу на ее лице не было ужаса, кошмара. Сейчас же она так широко распахнула глаза, словно перед ее внутренним взором возникло ночное кладбище с покачивающимися крестами и выбирающимися из могил стонущими и матерящимися мертвецами.
– Хорошо, Вадим, я приеду. Завтра утром. Непременно. Прими мои искренние соболезнования. Да-да, адрес я помню…
– Кто-то умер? – спросила я осторожно.
– Боже, какая ужасная смерть! – прошептала, глядя на меня немигающими глазами, Лиза. – Вот ужас-то!!! Бедная Маша!
Потом, тряхнув головой, она пришла в себя и уже более спокойно объяснила мне, любопытной:
– У меня есть одноклассник. Его зовут Вадим, фамилия Орешин. Он живет в Иловатске, знаешь, город-спутник в пятидесяти километрах от нас… Представляешь, вчера ночью его жену, Машу, загрызли насмерть бродячие собаки…
– Прямо в городе? – зачем-то спросила я, как будто это что-что меняло в данной ситуации. Машу-то все равно не вернуть. Но смерть действительно ужасная.
– Я не совсем поняла. Завтра поедем с тобой туда. Одна я не могу – боюсь.
Я ей старалась никогда не возражать – себе дороже. Тем более что она на самом деле выглядела потрясенной.
– Знаешь, что еще он сказал? Одну странную фразу: не пойму, говорит, как она оказалась в Чернозубовке… Он произнес эту фразу, как мне показалось, неосознанно, как скороговорку… Я даже не уверена, что он понял, что разговаривал именно со мной. Скорее всего, перед ним просто лежала записная книжка, и он, водя пальцем по строчкам, обзванивал всех подряд… Бедный Вадим, как же мне его жалко… Они были такой замечательной парой. Глаша, так мы едем завтра? Ты же не бросишь меня?
Я кивнула, хотя вряд ли Лиза увидела это мое кивание – она находилась в это время где-то далеко, вероятно, в Иловатске или в какой-то Чернозубовке.
Что ж, подумала я тогда, план на завтра обрисовался – поедем на похороны. Я присела рядом с Лизой в ожидании ее дальнейших указаний.
– Глаша? – Она медленно погружалась в дрему. – Ты иди. Отдыхай. Передавай привет Адаму.
– Когда поедем?
– Разбуди меня в семь. Мне надо будет поработать над документами, себя привести в порядок, сделать несколько важных звонков и дождаться одного клиента, который должен привезти деньги.
– Деньги – это хорошо, – вздохнула я.
– Так мы договорились, что я буду копить для тебя твои же деньги? – вдруг довольно бодрым голосом произнесла Лиза.
– Да… – Я снова вздохнула.
– Не вздыхай, все будет хорошо, и мы поженимся. – Это была ее любимая поговорка, которая меня почему-то раздражала.
– До завтра.
Я поднялась и решительно направилась к выходу. Мне не терпелось увидеть Адама.
Глава 2
2007 г., ноябрь
Она не знала, как назвать то свое состояние, в котором находилась последнее время, быть может, это и было счастье? Ей было хорошо, тепло, сытно, удобно, комфортно, радостно, хотя немного тревожно и даже страшновато. Но все негативные эмоции она связывала с новизной ощущений и того образа жизни, на который она сама добровольно согласилась.
Мало кто знал, где она жила и с кем, да она и не особенно-то хотела это афишировать. Словно заранее знала, что ей могут сказать друзья или родственники, к мнению которых она все равно бы, конечно, не прислушалась, но выслушать которых ей пришлось бы. Они все в один голос сказали бы: Дина, ты такая молодая баба, красивая, зачем ты заперла себя в этой дыре, на этой ферме, с этим странным, нелюдимым мужиком, которого толком и не знаешь? И тогда она ответила бы: а где же были вы, такие умные чистоплюи, когда я осталась с Олей на улице, когда мою квартиру пропил сожитель, сумевший убедить меня в том, что деньги пойдут на бизнес? Когда мы с Олей в буквальном смысле оказались зимой на вокзале, промерзшие, голодные, без денег?
И это просто чудо какое-то, что их приютила совершенно незнакомая женщина, которая привела к себе домой, накормила, дала денег, которых хватило на то, чтобы снять квартиру в Иловатске и продержаться целый месяц, пока Дина искала работу. Женщина была богата, но одинока и страшно несчастна – недавно потеряла мужа, – и потому, быть может, принимала чужое горе и боль близко к сердцу. К тому же, как показалось Дине, те деньги, которые женщина дала ей, и не были для нее деньгами, так, мелочь… Четырнадцатилетняя Оля, дочка Дины, осматривая комнату, в которой их накормили вкусным ужином, просто онемела от красоты. Девочка никогда не видела ничего подобного и не ела таких вкусных котлет, сырников и пирожков. Дина же, насытившись и согревшись, решила, что хозяйка просто замаливает свои грехи, а потому не чувствовала себя особенно-то ей обязанной.
– Ма, а мы когда-нибудь будем так жить? – спросила Оля уже ночью, когда они вдвоем лежали на широкой постели, в кружевах, в теплых пижамах. – Ну, хоть когда-нибудь?
Дина обняла дочку, прижала к себе и зашептала на ухо:
– Конечно, будем. Каждому человеку отпущена порция счастья, и нам с тобой тоже. И разве не счастье то, что мы оказались с тобой здесь, в этом раю, и такая вот волшебница приютила нас? И не побоялась впустить в дом. Поняла, видать, что мы не жулики-мошенники какие-то, что у нас на самом деле большая проблема…
Про волшебницу Дина забыла быстро, стоило им с Олей начать новую жизнь в съемной квартире с удобными диванами, креслами и даже стиральной машинкой. Надо было искать работу, но не в киоске, как прежде, где она торговала пивом и лимонадом и где к ней клеилась всякая мужская шваль, а в каком-нибудь более чистом и прибыльном месте.
Но и этой мечте не суждено было сбыться. Как-то вечером, возвращаясь домой несолоно хлебавши (получить работу без какого-либо образования, да еще во время мирового экономического кризиса оказалось делом трудным, практически бесперспективным), Дина забрела без особой нужды на рынок – поглазеть, помечтать, поскольку купить что-либо уже не могла – деньги, подаренные волшебницей, почти кончились. И в мясном ряду встретилась взглядом с одним человеком. Он говорил с уставшим мясником в замызганном, побуревшем от крови животных фартуке, а сам разглядывал Дину, жадно смотрящую на разложенные на прилавке крупно порубленные куски свиной мякоти. Потом подошел третий мужчина, с большой сумкой, и мясник принялся укладывать мясо в его сумку. Дина подумала еще тогда, что в конце рабочего дня на прилавках остаются обычно одни обрезки да куски сала, которые продаются намного дешевле утреннего мяса. Видать, это отборное мясо было припасено какой-то важной шишке вроде хозяина рынка.
Дине совершенно нечего было делать на рынке, но она почему-то продолжала стоять возле прилавка и, завороженная, смотрела на мясо. Когда на прилавке не осталось ни кусочка и она ну просто должна была хотя бы отойти в сторону, к ней подошел тот самый мужчина, который разговаривал прежде с мясником, и сказал, обращаясь к ней:
– Мясо любишь?
Она, опустив глаза, кивнула. Да, мясо она любила. Очень. Но кто этот человек, чтобы задавать ей такие вопросы?
– У меня знаешь сколько свиней? Ты бы могла поработать у меня в Чернозубовке, это в семи километрах от Иловатска.
Дина потом не раз вспоминала эту встречу и этот странный разговор. Неужели у нее на лбу было написано, что она нуждается, что ищет работу? Или, быть может, она просто приглянулась Ефиму и он не знал, что сказать, чтобы заполучить ее себе и в то же самое время не обидеть. Разве можно обидеть предложением работы?
– Только сразу предупреждаю, – вдруг услышала она, – если замужем и дети – то ты мне не подходишь.
Сказал прямо в лоб. Вероятно, он всегда и все говорил в лоб. Хочет, чтобы его сразу поняли и чтобы не было потом никаких лишних вопросов.
Муж… Дети… Конечно, кому нужны чужие дети?
– Если же одна – милости просим, – он даже голову склонил набок, словно приглашая ее на танец, разве что руку не предложил. Ей показалось или у него действительно глаза заблестели? – Прямо сейчас и поедем.
